Стр. 42: Луна (luna вместо lucna, lucina, т. е. светящаяся) от снкр. ruk — luceo; лат. luc-s, lumen (вм. luc-men), rp. λύχνος — leuchte, λενχος — белый, слав. луч. — Курциус, 130.
Стр. 48: Belbožice — в Чехах, Bĕlbožnicja — в Галиции (Часопись чешск. муз. 1863, 1, 28). В «Сборнике памяти, нар. творчества в сев.-запад. крае» (I, 115—7) напечатаны две песни, записанные будто бы в Минской губ., в которых упоминается про Черного бога; но песни эти — не более как неудачная подделка. Г. Котляревский в критической статье своей, посвященной I т. Поэт. Воз. (стр. 13), доказывает, что бамбергский истукан есть просто изображение льва, какие ставились в средние века у церковных дверей, и не имеет никакого отношения к Чернобогу.
Стр. 50: Belenus в древних надписях сопоставляется рядом с именем Аполлона; ирл. beal, beul, bel — солнце. — Галлы, соч. Георгиевск., 136—7.
На той же странице 14 и 15-ую строки снизу следует читать: «Слова свет и свят если не филологически, то по значению тождественны; ибо по древнейшему убеждению святой... » и т. д. По замечанию г. Котляревского (Разбор I т. Поэт. Воз., 17), мысль о сродстве означенных слов не может быть принята, так как в противном случае следовало бы допустить несогласуемый переход звуков: двоегласного ъ = а + i и носового а. «Нет сомнения (говорит он), что слова эти различного образования, от двух корней: çvit и çvam или çvan; оттого в Ведах употребляется cvânta, в санскр. — çveta, зенд имеет çpenta и çpâeta, Литва — szwentas и svêtas, славяне — свАт и свет».
Стр. 62: Ούρανος нельзя сближать с όρος; такому «сближению противоречит разность корней: όρος — кор. gir (древ. gar), отсюда снкр. giris, зенд. gain, слав. гора; ούραυοςο oт кор. var — покрывать». — Разбор г. Котлярев., 30.
Стр. 62: О названии горы «Anafielas» см. в Разб. Котляр., 44. Сербы думают, что обрезанные ногти следует класть за пазуху, ибо на том свете по ногтям будут судить: что делал человек во время земной своей жизни (Гласник срп. друштва 1867, V, 193). Кашубы советуют класть обрезанные ногти в мешочек и носить на груди; а не то, по смерти, придется искать их. Эти славянские поверья напоминают запрет Эдды обрезывать ногти усопшему (German. Mylhen, 630). Граф А. С. Уваров сообщил нам, что в одной из разрытых им могил (во Владимирской губ.) он нашел горшок с обрезанными ногтями.
Стр. 67: В народном заклятии (Рыбник., IV, 246) читаем: «ты Небо — отец, ты Земля — мать!»
Стр. 68: В Угорской Руси уцелели поговорки: «прабог го знае!», «иди до сто прабогов», «бес ти и сто прабози!». — Зап. Р. Г. О. по отдел, этногр., I, 692.
Стр. 70: Снкр. пâ, наст. пиб-ати — пить и пи-jáти — становиться плодородным, жиреть, пиван, пивара — жирный, тучный; сравни лой и лить. — Труды Моск. Археол. Общ., I, в. 2-й, 229.
Стр. 71: Brisinga-men, санскр. mani — gemma, margarita, monile, перс. minu, греч. μάννος, μόννος, лат. monile, рус. монисты. — Germ. Mythen, 702.
Стр. 72: Русские и чехи смачивают первым весенним дождем свои головы — для того, чтобы волоса росли так же быстро и роскошно, как майская трава. — Громанн, 52.
Стр. 73: «Земля — свята мати» (Ч. О. И. и Д. 1866, III, 706). Чехи о негодном человеке выражаются: «neni hoden, že ho zemĕ nosi!» (Гануша: Дед и Баба, 7.) При первом весеннем громе они трижды целуют землю и думают, что это спасает от удара молнии (Громанн, 40).
Стр. 75: Автор статьи «De diis samagitarum» (14, 40) рассказывает, что после сбора жатвы народ совершал жертвоприношение и обращался к земле с такою молитвою: «Наес tibi о Zemiennik deus, gratias agentes offerimus: quod nos hoc anno incolumes conseruaris, et omnia nobis abundè dederis, idem ut et in posterum facias, te oramus».
Стр. 76—77: По свидетельству Олеария (Ч. О. И. и Д. 1868, II, 65), латыши для разрешения поземельных споров выходили на поле, клали на голову глыбу торфа и произносили следующую клятву: «утверждаю, что земля, на которой я стою, есть земля, данная мне Богом; если же слова мои ложны, то да иссохнем, почернеем и пропадем, подобно этому торфу, я сам, моя семья и мой скот!»
Ромул и его товарищи, оставляя Альбу, взяли с собой по кому земли и эту священную для них землю положили в основание Рима. — Куланж, 178.
Стр. 78: В Гродненской губ. по окончании жатвы поют (Сборн. пам. нар. творч. в сев.-западн. крае, 158—9):
Выйди, пане, за ворота,
Выкупь венка з'золота!
Не з'золота венок витый,
Да й з'густаго жита...
Стр. 79: В сербской песне (сборник Петрановича, 493) встречаем следующие стихи:
Што ће мени данак без сунашца, 1
Што ли ће ми лице без очиjу?
В Восточной Сибири поселяне говорят о солнце: Бог глядит с неба (Щапов, 68).
Стр. 81: По чешскому поверью, кто указывает на звезды пальцем, тому упадет звезда на очи — и он ослепнет (Громанн, 32).
Стр. 84: В польской сказке (Глинск., IV, 44—45) Солнце, воротившись вечером домой, «rozciągnęło się na loźu koralowém» и вскоре заснуло.
Стр. 88: Сравни рус. моргать и литов. mirgu, mirgĕti — мерцать, сверкать (Дифенбах, II, 764; Зап. Р. Г. О. по отд. этногр., 1, 545).
Стр. 89: Народная песня, записанная в Гродненской губ., говорит о погибшей девице: «где ея очки упали, там свечки горели» (Сбор, памяти, нар. творч. в сев.-зап. крае, 244).
1 День без солнца.
Стр. 90: В Младшей Эдде солнцу дается поэтическое название eldr himins ok lopts (feuer des himmels und der luft) и, наоборот, огонь называется sôl hûsanna (die sonne der häuser). — Die Symbolik von Sonne und Tag, 49.
Стр. 93: «Už se s nim svečeriva», говорят чехи об умирающем. — Котляр. О погребальн. обычаях, 186. Сербы не советуют засыпать в то время, когда садится солнце (Гласник срп. друштва 1867, V, 150): поверье, возникшее из боязни, чтобы умирающее вечером (= отходящее ко сну) солнце не увлекло вслед за собою в загробное царство и того, кто при его закате пожелает отдаться безмятежному покою.
Стр. 95: По мнению чехов, после солнечного заката не следует продавать молока; кто нарушит это правило, у того коровы не будут доиться. — Громанн, 138.
Стр. 99: Период возрастания луны чехи считают самым благоприятным временем для стрижки волос, подрезывания кустов, посадки деревьев и сеяния хлеба. — Громанн, 30; болгары уверяют, что хлеб, посеянный в полнолуние, бывает крупный, золотистый и полный, как луна (сообщ. Каравеловым). См. также Труды Моск. Археолог. Общ., в. II, ст. Потебни, 157.
Стр. 103. Загадка: «мати — товсцюха, дочка — золотуха» означает: печь и огонь. — Сбор, памяти, нар. творч. в сев.-зап. крае, 295.
Стр. 105: Больных желтухою (gelbsucht) чехи заставляют смотреть в золотую чашу или носить на шее золотое кольцо. — Громанн, 154. К подобным средствам прибегали и древние индусы. Золотая чаша — эмблема солнца (Поэт. Воз., I, 177; у немцев употребительно выражение «goldne sonne». — Die Symbolik von Sonne und Tag, 30).
Стр. 109: «Свети, месячку, свети ясно, як млынске коло»; «зôйди, месячку, так, як млынске коло» — воззвания карпато-русинских песен (Ч. О. И. и Д. 1866, III, 704). В чешской сказке (Малый: Narodni bachorky a povĕsti, 180) богатырь, смотря на солнце, говорит черту: «divam se nа to kolečko, zdali bych je mohl dolů srazit».
Стр. 110: Польская сказка (Глинск., III, 7) упоминает о перстне-златодавце. — В народном заговоре (Новг. Г. В. 1866, 4) читаем: «и все частыя зведочки — белинькие камушки».
Стр. 110—111: Когда солнце, прорезывая своими лучами темные гряды облаков, озаряет их золотистым светом, — скандинавский ратник усматривал в этих облаках воинственных дев Одина (Валькирий), несущихся по воздуху на диких конях и вооруженных копьями и щитом. — Die Symbolik von Sonne und Tag, 11.
Стр. 112: Старинный хронограф сообщает следующее поверье: «одежда и венец царский на нем (солнце)... и егда зайдет солнце на запад, тогда ангелы господни совлекают с него одежду тою и венец царский на престоле господня» — Рыбник, IV, 185.
Стр. 113—4: Пряжити сближается с снскр. bradždž — assare (Radic. linguae slov., 66); слово пряжа происходит от другого корня.
Стр. 119: Заговор, напечатанный в Ч. О. И. и Д. 1867 г. (IV, смесь, 166), заменяет деву Зорю св. Анастасией: на море на окияне, на острове (на Буяне) сидит в церкви св. девица Анастасия, «держит она у себя разные иглы и шелковою нитью зашивает рану кровавую, а ране болеть и крови идти заповедывает».
Стр. 120: 28-го октября крестьянки мнут новый лен и приносят «первину» в церковь. — Ч. О. И. и Д. 1867, IV, смесь, 198.
Стр. 128: К Перкуну обращались с таким воззванием: «Perkune dëvaiti! ne muszki unt mana dirvòs, melsu, tavi palti messu» = Perkun Gottchen! schlage nicht auf mein Saatfeld, (larum) werdeich bitten, ich werde dir eine Speckseite hinwerfen. По другому чтению: «Perkune dewajle! ne muszk und mana: Tiewe meldzio tawi paltu messu» = Perkun Gottchen! schlage nicht auf das Meinige, о Vater, ich bringe dir mit Gebet das Fleisch einer Speckseite dar (De diis samagitarum, 32, 57; см. также Труды Моск. Археол. Общ., I, 47, матер, для словаря).
Стр 129: Тунару соответствует у галлов Tanarus; кимр. и армор. taran — гром, молния, блудящий огонь (Галлы, соч. Георгиев., 111). Mjolnir означает: «раздробитель» от корня mar = mal — растирать, дробить, ломать; слав. молния, молот и млеть (увядать) относятся к тому же корню (М. Мюллер, см. Филол. Записки 1868, IV—V, 306).
Русские няньки унимают капризных детей угрозою: «Бог камешком убьет!»
Стр. 131: Петрей («Истор. о вел. княжестве московском», пер. Шемякина, 48) записал народное предание, будто из камня, который держал в своей руке идол Перуна, вылетали во время грозы огненные искры.
Стр. 131—2: У кельтов, перед началом войны, вождь собственным мечом заколал козу и обагрял ее кровью обожженную в огне палку; воины носили эту палку из одного селения в другое и призывали народ готовиться к битвам (Оссиан, перев. Кострова, I, стр. XXX).
Стр. 135: Когда послышится гром, литвины говорят: «werzajs barrahs!» = старик ворчит! (Труды Моск. Археол. Общ., 1, 48, матер, для словаря.)
Стр. 136: Кто носит при себе «громовую стрелку» или осколок дерева, в которое ударила молния, тот будет здоров и силен. — Громанн, 39—40.
Стр. 148: Если на Юрьев день (23 апр.) падает крупа (мелкий град), то это предвещает хороший урожай гречихи. — Чтобы разогнать собирающуюся грозу, старухи выбрасывают за окно пест с этими словами: «иди, гроза, дальше! пестом убью» (Пошехонск. уезда).
Стр. 151: Лужичане лечат больные глаза водою, собранною утром, при восходе солнца, из брызг, летящих от мельничного колеса. — Neues Lausitz. Magazin 1843, III—IV, 327.
Стр. 156—7: Когда свистит девица, то Богородица плачет, а черт смеется (Громанн, 224; Beiträge zur D. Myth., I, 237), т. е. свистящие вихри вызывают грозу; слезы Богородицы (Фреи) = дождь, а дьявольский хохот = гром.
Стр. 162—3: По поводу названий Pogoda и Pochwist г. Котляревский (Разб. I т. Поэт. Воз., 23—24) высказал следующее мнение: «Погода и Похвист в первый раз упоминаются Длугошем. Кажется, что первое имя произошло из желания объяснить Подагу Гельмольда; Длугош для этого только переставил слоги в выражении своего источника. Имя Похвист... как собственное не древнее польского хрониста».
Стр. 163—4: Г. Микуцкий название музыкального инструмента домра (дъмна) производит от снкр. dham, литов. думти (наст, думю), др.-слав. дуги (дъму). — Зап. Р. Г. О. по отдел, этногр., I, 580.
Стр. 168: Польские сказки (Глинск., II, 33; III, 35—37) рассказывают о гуслях-самограях, что они издают такие чудные звуки, «że w całym dworze zdrowi w skoczny taniec poszli, chorzy wnet pozdrowieli, smutni śmiać się zaczęli». В миниатюрах средневековых рукописей царь Давид изображается играющим перед гробом Спасителя, дабы звуками музыки пробудить его из мертвых (Гануша: Дед и Баба, 19).
Стр. 171: Г. Котляревский (Разб. I т. Поэт. Воз., 24) приписывает скоморохам (scamari, scamaratores, σχαμάρεις) иноземное происхождение.
Стр. 177—8: Чехи называют радугу bozi duha и думают, что она убивает того, кто станет указывать на нее пальцем. — Громанн, 40—41.
Стр. 178—9: По мнению г. Микуцкого, слово радуга первоначально произносилось рай-дуга, т. е. райская, небесная дуга; звук й поглощен — точно так же, как в слове поди вместо пойди (Зап. Р. Г. О. по отд. этногр., I, 597). Чешск. оř — конь происходит от корня ru — sonum edere (ржать) и не может быть сближаемо с словами: ara, arvan, arelis и пр. — Разб. I т. Поэт. Воз., 17; Дифенбах, I, 71.
Стр. 180: Кашубск. tąga = dąga, дуга. — Зап. Р. Г. О. по отдел, этн., 1, 595.
Стр. 180. Загадка: «крашеное коромысло через реку свисло» означает радугу. — Детск. Песни, собран. Бессонов., 221.
Стр. 183—4: Чехи не позволяют указывать на радугу пальцем, ибо на ней, как на троне, восседает царица небесная Пресв. Мария (Гануша: Дед и Баба, 60).
Стр. 190—191: Автор статьи «Die Symbolik von Sonne und Tag», 68, предлагает следующее объяснение мифа об Одиновом глазе, сокрытом в источнике Мимира: небо имеет одно солнце (светило, называемое в Младшей Эдде eyglôa = augenglanz), и потому Один — одноглазый; другой глаз его сокрыт в источнике Мимира, что указывает на отражение солнца в водах земных потоков.
Стр. 192: Обычай пить на здравие и благополучие г. Котляревский объясняет из древнейшего воззрения на вино, как напиток, знаменующий амриту (О погреб. обыч., 216).
Стр. 195: Немцы дают пчеле названия Herrgottsvögel, Marienvögel. — Beiträge zur D. Myth., II, 450—1; у чехов существует поверье, что пчелы прилетали к распятому Христу и пили выступивший на его челе пот. — Громанн, 84.
Стр. 200: Скифы, заключая договор, наливали в большую глиняную чашу вино, смешивали его с собственною кровью, которая тут же добывалась из нарочно сделанных на теле порезов или уколов; затем погружали в чашу меч и стрелы и приготовленный таким образом напиток выпивали после произнесения клятвы. — Геродот, IV, гл. 70. У армян, иверцев и других древних народов цари, при заключении мира и дружественных союзов, перевязывали на своих руках большие пальцы, прокалывали их и лизали друг у друга выступавшую кровь — ibid., I, гл. 74; Annales Тацита, XII, гл. 47. О кровавых расписках, вручаемых черту, см. Киевлян. 1865, 57; Громанн, 27.
Снкр. cvas (вместо kvas) — spirare, sibilare, stridere, скан. hvasa — шипеть, чеш. кысати — находиться в брожении, киснуть. — Зап. Р. Г. О. по отд. этногр., 1, 558. В старинных славянских рукописях квас употребляется в значении хмельного напитка, квасник — пьяница. — Опис. слав. рукоп. моск. синод. библиот., отд. II, в. I, 164, в. II, 264.
Стр. 201: Чтобы вылечить больного желтухою, чехи советуют плюнуть ему неожиданно в лицо или очи. — Громанн, 154; см. также стр. 224. У народов античных произнесение заговоров сопровождалось сплевыванием. — Куланж, 282.
Стр. 215—6: По народному убеждению, если заговор произнести правильно, не изменяя ни единого выражения, — он непременно сбудется (Иллюстр. 1845, 250). Греки и римляне действовали на богов строго определенными формулами; «такая-то молитва, из таких-то слов, увенчалась тем именно успехом, о каком просили; конечно, это оттого, что бог ее выслушал, что она оказалась сильною, сильнее самого бога, так как он не смог ей воспротивиться. Вот и сберегли в памяти таинственные и священные выражения'этой молитвы. Сын повторял их вслед за отцом. Как скоро научились писать, они были записаны. У каждой семьи была книга, содержавшая в себе известные заклятия, которые произносились предками и непременно выполнялись богами. Это было оружие, употребляемое человеком против непостоянства его богов. Только не надо было изменять в заклятиях ни одного слова, ни одного звука, ни — главное — того ритма, как произносились они нараспев; тогда молитва потеряла бы свою силу, и боги были б властны ее не выполнить... Напрасно живой язык изменялся вместе с нравами и верованиями; слова и ритм священных песен оставались те же, и во время празднеств по-прежнему пели их, ничего в них не понимая». — Куланж, 221—3.
Стр. 226: См. замечания, высказанные г. Котляревским в Разборе 1 т. Поэт. Воз., 22. «Wenn ein frauenzimmer einem manne von ihrem menstrualblut beizubringen weiss, so dass ers im essen oder trinken nimmt, dann hat sie seine liebe für ewig sicher gewonnen». — Beiträge zur D. Myth., I, 210.
Стр. 252—3: В славянских сказках упоминается о воронах, облетающих весь свет и приносящих вести старцу, который записывает эти вести в книгу. — Гануша: Děwa, 19.
Стр. 254: Когда идет снег, чехи говорят, что bila pani и ангельчики перестилают свои постели; а в Моравии думают, что в это время Бог ударяет бичом и сшибает с голубей перья. — Гануша: Дед и Баба, 21, 30.
Стр. 254—5: Если вынуть из трех воронов и трех кротов сердца, пережечь их в пепел и потом смешать этот пепел с порохом и дробью, то ни один ружейный выстрел не пропадет даром. — Громанн, 208.
Стр. 256: В старинных рукописях словом ног (noh, nog) переводится «гриф». — Опис. слав. рук. синодальн. библиот., отд. II, в. II, 147.
Стр. 259: Полет орла предвещает победу (Воен. Библиот., 132—Ксенофонта: Отступление десяти тысяч, кн. VI). Когда дерутся галки и щебечут сороки, чехи ожидают скорой войны; сову они называют s mrtonoška: садясь на окно или кровлю дома, птица эта предвещает пожар и смерть. — Громанн, 65—67. Вороны своим полетом и криком пророчат болезни и мор. — Beiträge zur D. Myth., I, 250—3.
Стр. 260: Когда летит Гаруда, от удара ее крыльев восстает буря. — Beiträge zur D. Myth., II, 362.
Стр. 263: В старинный хронограф занесено следующее поверье: «и егда пойдет солнце от востока к западу, тогда огненныя птицы, нарицаемыя финиксы и ксалав, летают пред солнцем и омокают крылия свои в воде океянстей и кропят ими солнце, да не попалит лучами своими. От огня солнечьна тем птицам перие обгорает, и бывают голи... и паки купл(а)ются в океане и обновляются». — Рыбн., IV, 185. По замечанию г. Миллера (ibid., стр. XXXI), две огненные птицы, прочищающие дорогу солнцу, напоминают индийских Асвинов; «о первоначальном значении этих последних, как светоносных солнечных птиц, см. в Zeitschrift für vergl. Sprachforsch. Куна, XIII, 114; об Асвинах, как мифах зори утренней и вечерней, см. у Петерсена в его Mythologie der Griechen. Что касается того, что птицы в нашем сказании омокают крылья свои в воде океянстей и кропят ими солнце, то в этом, по-видимому, сохранилось прекрасное мифическое указание на сопряженное с зорею явление росы». С своей стороны мы думаем, что подробность эта стоит в тесной связи с мифом о купающемся солнце — см. Поэт. Воз., II, 65—69.
Стр. 265—7: Если петух остановится посреди двора и, ударяя крыльями, издаст троекратный возглас, то ожидают пожара. То же предвестие соединяют и с криком красноперой курицы. В Богемии до сих пор на церквах, часовнях, домах и придорожных крестах ставят красные или вызолоченные жестяные изображения петухов. Петух и куры считаются у чехов вещими птицами, предсказывающими хорошую погоду или ненастье, изобилие или неурожай. Курица, поющая петухом, предзнаменует разорение, пожар и близкую кончину кого-либо из домашних; чехи советуют убивать ее, а словаки — бросать в воду («ćertovi poslat»). Белый петух приносит в дом счастье и охраняет его от злых чар. — Громанн, 75—76, 229.
Стр. 269: Нечистый дух охотно принимает образ ворона. У индийцев ворон и ворона признавались зловещими птицами; по мнению чехов, они появлением своим и карканьем пророчат бедствия и распри. Коршун прилетает к чародеям, как гонец, присланный чертом. — Громанн, 65-66.
Стр. 270: По чешскому поверью, если яйцо, снесенное черною курицею в четверг, носить девять дней под мышкою, то из него вылупится šotek, который станет заботиться о счастии своего хозяина и будет исполнять все его желания. — Громанн, 16, 18; Beiträge zur D. Myth., I, 250.
Стр. 271: Когда раздастся сильный, потрясающий удар грома, прирейнские жители говорят в ужасе: do fallen alle nüng! (упали все девять кеглей!) Народная сказка заставляет героя Молнию (Blitz) играть в кегли и бросать шар (kugel), который в быстром полете светится ярким пламенем и после каждого удара, подобно Торову молоту, сам собою возвращается в руки мифического игрока. Славяне знают Перунов шар (Paroms gula), поражающий нечестивых и преданных проклятию. — Beiträge zur D. Myth., II, 120—1. По мнению чехов, молния есть круглый огненный камень, величиною с пулю или с волошский орех. Во время летней грозы ангелы, апостол Петр или сам Господь бросают эти кадмии и производят громовый грохот. — Громанн, 37, 212.
Стр. 275. Slov. povesti, изд. Škultety a Dobšin., I, 5: сказочный богатырь сражается с драконом, а голуби крыльями своими отмахивают от него змеиный пламень.
Стр. 276: Г. Микуцкий сближает слово Guth, Gud, Got (бог) с санскр. guh (вм. gudh) — tegere, occulere и думает, что первоначально оно означало небо (= кров), точно так же, как литов. дангус — небо от денгти — крыть и латыш. юмалс от юмт (с теми же значениями). — Зап. Р. Г. О. по отд. этногр., I, 591. Говоря о частых и продолжительных дождях, белорусы употребляют выражение: «небо продралося» — ibid., 361.
Стр. 281: «Облацы плавают». — Опис. слав. рук. синод, библ., отд. II, в. II, 242.
Стр. 284: «В Народ, южнорус. сказках» (изд. Рудченко, I, 123) упоминается кабан, «що носом оре, ушима cиje, а хвостом волочить». — Beiträge zur D. Myth., II, 409: «Im symposion sagt Plutarch von dem schwein, dass es rostro terram findens vestigium arationis impresserit ac vomeris opus subministra verit; und Grimm sagt auch: einen grund der heilighaltung des ebers findet man darin, dass er die erde aufwühlt und die menschen von ihm das pflügen gelernt haben». — В Гариванте боги спускают с неба плуг, булаву и лук. — Вест. Евр. 1868, II, 654.
Стр. 287—9: В Чехах уцелел обычай, по которому, при начале весенних посевов, крестьяне отправляются ночью на поле, вместе с голою девицею и черным котом, и тащат за собою плуг; там приготовляют они глубокую яму, бросают в нее черного кота и зарывают его в землю. В прежние годы плуг вывозили на поле три голые женщины. — Громанн, 143—4.
Стр. 290: В бурные летние грозы чехи выставляют над стрехою помело или кладут топор острием кверху — для того, чтобы предохранить свои нивы от града (Громанн, 38; Гануша: Дед и Баба, 55).
Стр. 290—291: Когда дождь идет при солнечном сиянии, белорусы говорят: «коробом солнце, ситом дождь!». — Зап. Р. Г. О. по отд. этногр., I, 332. По чешскому поверью, Мелюзина, осужденная носиться по воздуху в бурных вихрях, держит в руках сито и сыпет из него град и крупу. — Громанн, 3.
Стр. 292: На страстную пятницу хозяин объезжает свои поля верхом на помеле и втыкает в землю осиновые ветки; делается это с тою целью, чтобы кроты не рыли полей и не вредили посевам. — Громанн, 59.
Стр. 295: На берегах Рижского залива найдены могилы, около которых лежат камни, сложенные наподобие лодок; латыши называют эти могилы чертовыми лодками. — Археолог. Вестник 1867, 1, 33.
Стр. 296: Владимир Мономах, по его собственному выражению, писал свое поучение детям «седя на санех», т. е. на смертном одре.
Стр. 303: Отголосок древнего мифа о Фаэтоне находим в малорусской сказке (см. сборн. г. Рудченка, I, 93—94). Добрый молодец женится на солнцевой дочери и, купаясь в молоке, делается такой «ясний, неначе сонце» (сравни Поэт. Воз., II, 66). Солнце уступает ему свой стул (престол), на котором и выезжает он погулять по свету; все встречные на пути принимают его за праведное Солнце. Во время этого поезда добрый молодец попалил чуть не половину небесных виноградников.
Стр. 306: Малороссийская сказка (Рудченко, I, 138) повествует о заключенной под землею царевне: «вона вже не один цебер наплакала, так що слези jиjи аж на сей свит сходять... Як тилько сонечко зажевриjе, то по всякому дереву и по всякий билини роса и выcтyпaje. Оце ж не що, як тии слёзи!» В литовской песне (Юшкевич., 9—10) Солнце, обещаясь оплакать убитого молодца, говорит, что оно в продолжение девяти дней каждое утро будет восходить во мгле.
Стр. 307: Если в день свадьбы идет дождь, то невеста будет оплакивать свое замужество (чехи уверяют, что ей придется пролить столько же слез, сколько упало в этот день дождевых капель), а если сияет солнце, то будет смеяться, веселиться. — Громанн, 119; Die Symbolik von Sonne und Tag, 68.
Стр. 308: О дожде, идущем при солнечном сиянии, белорусы выражаются: «царевна (= богиня Фрея) плачет». — Зап. Р. Г. О. по отд. этногр., 1, 460.
Стр. 312. Народная загадка: «сива (вар. билая) кобыла весь лис пojилa» означает: пламя очага. — Сборн. памяти, нар. творч. в сев.-запад. крае, I, 298, 300.
Стр. 314: О коне Ильи Муромца народная песня (Рыбн., IV, 24) говорит:
Куда падают копыта лошадиные,
Тут становятся колодцы ключевой воды.
Стр. 324: По мнению чехов, белые кони приносят дому счастье; если свадебный поезд, ворочаясь из церкви, повстречает белую лошадь (или корову) — это знак, что Бог благословит молодую чету чадородием; напротив, встреча с черною лошадью (или быком) сулит новобрачным бездетство; громкое ржание коней предвещает войну. — Громанн, 53, 120. Дарий Истасн был избран на царство по ржанию коня. — Геродот, кн. III, гл. 84.
Стр. 325: Священное значение конской головы до сих пор имеет силу в Персии; личность преступника считается там неприкосновенною до тех пор, пока он пребывает в конюшне или держится за конскую голову. — Археол. Вестник 1867, II, 58.
Стр. 327: «Илля насюкав в реку». — Зап. Р. Г. О. по отд. этногр., I, 317. Если олень валяется на лугу или ниве — это служит предвестием урожая; по болгарскому поверью, он приносит с собою росу, которая капает из его глаз (сообщ. г. Каравеловым). По свидетельству народной саги, олень, ударяя в землю копытом, выбивает из нее водный источник. — Beiträge zur D. Myth., II, 425.
Стр. 327—8: Заяц, пробежавший через деревню, принимается у чехов за предвестника пожара. — Громанн, 57—58.
Стр. 330: Белорусы о том, кто нечаянно прожжет свою одежду, выражаются: «лисицу поймав!». — Зап. Р. Г. О. по отд. этногр., I, 338, 404. Финны северное сияние называют лисьим огнем — см. Reinhart fuchs Гримма. Г. Микуцкий слова лис, лиса производит от снкр. риш — laedere, perdere, interficere (Зап. Р. Г. О. по отделен, этногр., I, 576).
Стр. 330: Стихийные духи, посылающие на землю дожди, даруют людям хлеб насущный (урожаи). Вот почему, по южнорусскому поверью: когда гремит гром — это Господь ездит по небу в своей колеснице и возит калачи (см. Поэт. Воз., I, 265); в детской песне ворона варит кашу (т. е. заваривает в грозовом пламени зёрна дождя; сравни Поэт. Воз., I, стр. 265); наконец, и лиса приносит при начале весны вкусные гостинцы.
Стр. 331: Трехцветная кошка охраняет дом от пожара; когда кошка играет с своим хвостом — надо ожидать ветреной погоды; накануне Рождества Христова или весною чехи ловят черного кота и зарывают его в поле или в саду под деревом — для того, чтобы злые духи не вредили урожаям (Громанн, 55—56, 87. Beiträge zur D. Myth., II, 439).
Стр. 339: Литов. акис — око, глаз, означает также и водяную жилу, родник; у латышей ака — колодезь; в Карпатах и Татрах горным озерам дают название: морске око. — Зап. Р. Г. О. по отд. этногр., I, 585.
Стр. 342: Чехи во время грозы боятся дотрагиваться до молока, чтобы не убила молния. — Громанн, 38.
Стр. 349—350: Когда на небе видны белые облачка — это, по словам чехов, «св. Петр пасет овечек» или «св. Петр печет хлебы» (готовит урожай). — Громанн, 32.
Стр. 351: В Болгарии, накануне Нового года, старуха берет сухое овечье руно и выставляет его на ночь в сени; если поутру руно будет влажно (отсыреет), то наступающий год обещает изобилие, и наоборот: если руно останется сухим, то год будет несчастливый (неурожайный). — Моск. Газета 1866, Каравелова: «Святки у болгар».
Стр. 3, 64—5: В парохии Вишневской (говорит Иличь, стр. 144) есть церковь св. Георгия, куда ежегодно на Юрьев день приходят пастухи и молятся об охранении их стад от волков.
Стр. 370: По мнению г. Микуцкого (Зап. Р. Г. О. по отд. этногр., I, 606), слова хорт (хрътъ, литов. куртас) — борзая собака и хрълъ — celer одного корня.
Стр. 373: Для того, чтобы утихла буря, чехи высыпают за окно, на улицу, муку и соль. — Громанн, 36.
Стр. 375: На Исполиновых горах рассказывают о лесном охотнике, который в известные дни носится по лесам, сопровождаемый четырьмя огненными собаками. В Арнау думают, что дикий охотник является вместе с бурею и ломает деревья; кто повстречается с ним в лесу, того ожидает скорая смерть. Рассказывают еще, будто дикий охотник ездит в глухую полночь на безголовом козле, а перед ним бегут две собаки, послушные его громкому свисту. Народная фантазия дает ему зеленое платье, длинные охотничьи сапоги, ружье и кортик. Когда в полночь надвинутся черные тучи — крестьяне думают, что в их мраке скрывается дикий охотник, и, чтобы прогнать его, — советуют стрелять в облака (Громанн, 3—4). В поверьях этих нельзя не заметить значительного влияния немецких саг.