Священник Атоний Семилет
Водою и Духом
Записки сельского попа
Таинство общения: совесть крестного – совесть «требного»
Уже около 14 столетий Церковь крестит в подавляющем большинстве только младенцев. Редко – людей, пришедших к Богу в сознательном возрасте. Как мы знаем, младенцев крестят верой их духовных родителей, которых Церковь называет восприемниками. В свою очередь, крестные тоже крещены в детстве. А теперь прибавьте к сказанному советское прошлое наших людей, породившее формальность в отношении к таинству, и мы увидим следующую картину.
К батюшке приходят бабушки и просят окрестить своих внуков или правнуков. Потом в сюжетной линии появляются родители и начинают в своеобразном стиле вести деловые переговоры о предстоящем крещении их дитяти. Если повезет, то с родными родителями придут и будущие духовные. Но в жизни все не так. И потому общение заинтересованных сторон будет приблизительно по такой схеме: приедут или позвонят (чего сейчас в большинстве, хотя такие вопросы по определению не стоит решать по телефону!) родители, проведут переговоры, после них поступят звонки от потенциальных крестных, которым будет назначены встречи для собеседования и они приедут на встречу к священнику.
Для последнего задачей при встрече с духовными родителями в этой ситуации станет попытка понять - есть ли у них совесть. Оглашай не оглашай, а если нет ответственности за происходящее, то тут только роман Н.В.Гоголя «Мертвые души» и не более того. Ответственность христианская, совесть, нынче в дефиците. Нет, конечно, есть ответственные люди, которые со страхом (может и не Божиим, но хотя бы страхом человеческим перед всяким официальным мероприятием) ведут себя внешне заинтересовано. И потому в беседе хотя бы с такими людьми появляется огромный шанс донести страшную истину: крещение для духовных родителей – это клятва перед Богом.
|
|
Оглашение – тот момент, где крестные трижды отрекаются от сатаны и всех его служителей от имени малыша. То, что это происходит в форме клятвы, говорят сами за себя слова из текста Крещения и внешнее их исполнение: «И обращает священник крещаемого (в нашем случае крестного – от авт.) на запад, раздетого (малыша – от авт.) и с поднятыми руками, и спрашивает: «Отрекаешься ли от сатаны, и от всех дел его, и от всех ангелов его, и от всего служения его, и от всей гордыни его?» Поднятие руки в наших традиционных рамках было элементом клятвы, обещания, гарантом истинности намерений. И если, поклявшись, человек совершает противоположное, продолжает от имени малыша служить сатане своими деяниями, воспитывая отрицательным примером опекаемого, то последствия несут в мир только плоды безразличия и цинизма. Грех порождает грех.
С этими же самыми последствиями встречается священник, ведя собеседование с крестными родителями, которых в детстве не воспитали их же крестные. И как же тут говорить о высоких материях, если изначально перед тобой, возможно, тот, кто готов претерпеть странные и высокие разговоры о некоем Боге, Который в его жизни стоит последним в списке: так, на всякий случай, вдруг смерть или болезнь, а еще проще старость или потому что «так все».
И все же не все так плохо. Да, среди меркнувших лампад человеческих душ сложно отыскать понимание. Однако его можно породить через слово, через общение. Даже через явный риск поделиться «своим» с другим: своим Богом, своей верой, своей «уютной» верой. Ведь проблема и в этом. Мы часто попадаем в состояние уюта и быта в вере. Все спокойно и тихо, я работаю в церкви, я избран и иду ко Творцу, я достиг новых высот в Христианстве – я знаю историю, я умею толковать Писание или, что еще интересней, я разъясняю богословие, я — миссионер.
|
|
Уют порождает леность, нежелание себя раскрыть. Вот она матушка неискренность. Ее не скроешь дежурными фразами на собеседовании «выучите молитвы», «выпишите грехи», «причаститесь». Сухость и деловитость произнесенных слов не трогает сердце человека, который и без того спрятал его от людских глаз. Один почтенный седовласый священник в диалоге со мной отметил самое главное, что любовь дает основание для плодотворного общения священника и восприемника. Но, как же сложно увидеть в современном крестном живую личность, с ее прикрасами и недостатками. И мы продолжаем: «Выучите «Отче наш» и «Символ веры», подготовьтесь к исповеди» и т.д.
Но и без них куда? Святые всегда отмечали важность внешних действий в воспитании «внутреннего меня». Это тренажер, без которого не будет и воли, и силы идти дальше к цели. А цель человечества отстоит от человечества настолько, насколько оно отстоит от нее. Это как сообщающиеся сосуды. Но только Божественный сосуд, в отличие от физического, всегда полон, и содержимое в нем не уменьшается. Бог открыт людям в полноте и без остатка. В этом смысле наша цель – достичь уровня полноты любви, равного Божественному, раскрыв себя Богу через открытость соседу по Земле, причем и крестному, и священнику.
|
|
Крещение в таком видении становится чем-то большим, чем просто обряд. И оно перестает быть в простонародном понимании средством от сглаза. Оно становится процессом, в котором принимают живое участие все стороны. Крещение становится таинством общения. Тайной, объединяющей клятвенно и навсегда детскую душу с душой духовных родителей.
Таинство доверия
В условиях гонения крещение рассматривалось, как таинство доверия. Это объясняет столь долгую подготовку к принятию таинства в те времена. Но чем менее наши предки были притесняемы, тем меньше становился и предкрещальный период. Здесь речь о доверии общины.
Крещение – момент доверия Бога человеку. Но крещение не принесет «плодов добрых», если доверие в таинстве общения будет исходить только от одной стороны. Поэтому крещение – это также тайна доверия Богу того, кого крестят.
Крещение
Какие бы ни были у современных людей представления о таинстве, невозможно, говоря о внутренней, содержательной составляющей Крещения, не очертить его четкие внешние границы. Они – тело таинства.
В разрез представлению многих, крещение не начинается словами «Крещается раб Божий». Ими оно продолжается и на них акцентируется. Первой частью таинства служит молитва в первый день после родов женщины. Этой молитве 9 веков. И все это время церковь с заботой и лаской родителя оберегает здоровье малыша и матери с самого первого дня их встречи. И даже сейчас, когда кто-то читает эти строки, звучит молитва о ниспослании Божьей силы для укрепления здоровья мамы и ребеночка.
Молитва церкви никогда не предаст и не остановится на полпути. Церковь стремится быть с человеком в каждом событии его жизни. А дать кому-то имя — разве не событие?! Такая молитва, посвященная наречению имени младенцу – второй этап целого таинства. И хотя по содержанию молитва, существующая с VIII века, не говорит об имени малыша, но о том, чтобы неизменно пребывало на нем имя Божье, хочется видеть в данном призыве Церкви освящение Богом призвания малыша. Призвания, потому что имя дается в честь святого, жизнь которого – пример и подражание в будущем совершенстве ребенка и телом и душой.
Есть и третья группа молитв, вводящих в таинство Крещения. Ее название «О оглашенных». Вопрос оглашения – это вопрос принципиальный. Его суть неизменна, а внешнее исполнение исторически разнообразно. Но в наших условиях эта проблема стоит еще более остро. Ведь оглашаем кого? Не малыша. Не он же на собеседовании слушает слова священника. Но тех, кто станет духовным родителем при крещении. И вот парадокс, крестными могут быть только крещенные в православии. В то время как оглашенный – тот, кто только еще готовится через изучение истин веры стать христианином, приняв благодать в таинстве. Так кто же эти оглашенные крестные? Ответ на такой вопрос заметен не сразу. Содержанием он уходит в проблему совести крестных. Оглашая крещенных, современному обществу данной церковной молитвой предлагается реабилитация духовных сил. Но лично мне, ситуация с оглашением представляется как то, что уже было.
«Это уже было с тобой, когда ты был маленький. Да и не с тобой, а с крестным, но оно же было?! Потому что крестили меня. Но никто так и не передал мне в опыт того, что было со мной, а не с крестным. Надо мной было совершено крещение – принятие в общество христиан по внесенному залогу верой моих духовных родителей. Они за меня походатайствовали перед Богом и дали слово, что я останусь в обществе христиан, что буду Божьим, и больше не чьим. Однако всего этого я так и не получил. Но ведь оно же было?».
И опять время, события и их центр, человек, становятся во главу угла, когда речь идет о собственно крещении, четвертом молитвословии таинства. Чем меньше было крещенных и чем больше лютость палачей, тем дольше готовили к принятию просвещения, как еще по-другому говорят о крещении святые отцы. В первые времена гонения христиан давали повод крестить оглашенных только в Великую субботу за вечерним богослужением в соединении с Крещальной литургией. Но чем больше появлялось оглашенных, а гонения прекращались, доверие общины и государственность веры в статусе делали крещение менее продолжительным по оглашению и более частым по исполнению. Так, уже к X веку крещения за литургией святого Василия Великого происходили в избранных случаях, а массовые же просвещения происходили уже в Лазареву субботу перед литургией и в Великую субботу с утра.
Предпоследней молитвой таинства крещения, как это не парадоксально прозвучит, является самостоятельное таинство. Речь о миропомазании, когда крещаемого мажут отваром из масел и благовоний. Миропомазание можно определить, как крещение Духом. Крестящегося помазывают со словами: «Печать дара Духа Святого». В древности помазывали только лоб. В современной практике - лоб, глаза, ноздри, уста, уши, грудь, руки и ноги. Видимым действием нанесения кисточкой мира в виде креста церковью закрепляется, как печатью Духа, «крещальное соглашение» Бога и человека.
В конце крещения, а лучше сказать миропомазания, над тем, кого крестят, совершается обряд пострижения волос. Это действо является «православной конфирмацией», подтверждением принятого решения быть Божьим. В древности оно не было соединено с Крещением. Пострижение волос происходило в отрочестве. Но так как и эта молитва в современной практике соединена с крещением, то и совершается после миропомазания в соединении с действием под названием «омовение мира в восьмой день».
Как крестится?
Такой вопрос возникнет у тех, кто дочитает статью до этого момента. Почему я так уверен. Не знаю. Быть может, потому что он появился и у меня. Когда мои пальцы перестали жать на клавиатуру, не поспевая за скоростью мысли, я вдруг необъяснимым образом почувствовал себя читателем журнала и задал вопрос автору: «Вы так все тут высоко рассказали, но как же нам быть, как нам крестить своих детей и внуков? Разве виноваты мы, что родились в обществе без Бога? Что долгие годы рабства воспитали поколения, которые до сих пор учатся на своих ошибках пользоваться полученной свободой выбора?» «Конечно, не ваша», - хочется сказать в ответ.
Просто рожденный во мне вопрос, он, как лакмусовая бумажка идентифицирует кислотность, свидетельствует своим появлением о проблеме. Уже воспитаны поколения тех, кто вроде бы крещен и верит. Но их родители не по своей вине, став с рождения заложниками той культурной среды, и оказавшись с великим крахом советов в состоянии духовной невесомости, до сих пор с трудом исцеляются от заразы. Свой опыт они передали детям, получившим крещение в храме по советскому образцу. Ни тебе собеседований, ни исповеди и причастия.
На приходе села Коптевка, где имею великую честь служить, пожилые прихожане рассказывали, как они крестили деток у протоирея Василия Красникова (настоятель прихода в 1955-1971гг.): «В ночной мгле, глубоко за полночь, на дому, в корыте – лишь бы председатель или его стукачи не заметили!» Какое там просвещение. Но эти поколения выросли. И у них дети и внуки, и они продолжают по инерции учить их крестить по-отцовски «стесняясь», крестить быстро, крестить «на всякий случай», крестить по-магазинному.
В этом смысле крещение в современных условиях становиться шансом для священника, переродившись самому, передать опыт древних – крестить в просвещении, крестить в молитве и покаянии, для возврата старших и введения молодых к жизни прихода. И все это через общение сторон, не в спешке и суете, но в терпении, желании лучшего духовного состояния своим детям и внукам, в молитве друг о друге. Крестить в исповедовании своей веры. Крестить для того, чтобы участвовать в таинствах Церкви, в которых человек встречается с Богом. Крестить для будущего своего и Церкви.
Врезка из Описаний Этерии
И о том должна была я написать, как поучаются те, которые приемлют крещение на Пасхе. Заявляющий свое имя делает это до дня четыредесятницы, и имена всех записывает пресвитер: это бывает за восемь недель, в течение которых, как я сказала, продолжается четыредесятница. Когда пресвитер запишет имена всех, на другой день четыредесятницы, то есть с которого начинаются восемь недель, поставляется для епископа кафедра посреди большой церкви, то есть в Мартириуме: по ту и по другую сторону садятся на кафедры пресвитеры, и становятся все клирики; затем приводятся по одному ищущие крещения: если это мужи, то приходят со своими отцами, если жены, то со своими матерями. И затем епископ поодиночке расспрашивает соседей вошедшего, говоря: доброй ли он жизни, почитает ли родителей, не пьяница ли и хвастун, и расспрашивает обо всех пороках, которые более тяжки в человеке. И когда он убедится, что тот безупречен во всем, о чем спрашивал епископ в присутствии свидетелей, то он собственноручно записывает его имя. Если же тот в чем-нибудь обвиняется, то епископ велит ему выйти, говоря: пусть он исправится, и когда исправится, пусть приступает к купели. Так он говорит, расспрашивая о мужах, и о женах. Если же кто чужестранец, то он не так легко приступает к крещению, если только не представить свидетельства лиц его знающих.
Этерия IV в. Паломничество, 45