Глава двенадцатая, в которой «пять предателей» подписывают протекторат, Ито Хиробуми переодевается в ханбок, а Ли Сын Ман остается ни с чем.
Русско-японская война 1904 -1905 гг на территории Кореи
Решение начать войну у Японии возникло не мимолётно – она целенамеренно готовилась к ней на протяжении нескольких лет, и война всё равно бы случилась рано или поздно – некоторые, в том числе Витте, предсказывали её ещё в начале 1901 года.
24 января (6 февраля) 1904 г. Япония официально объявила о разрыве дипломатических отношений с Россией, а два дня спустя начались военные действия, в ходе которых японцы сразу же стали прибирать к рукам Корею. В стране разместились японские войска и были введены военное положение и декрет о смертной казни для корейцев, обнаруженных в районе военных коммуникаций.
Мы не будем здесь подробно останавливаться на ходе русско – японской войны. Он подробно описан в обширной исторической и художественной литературе. Отметим только, что территорию Кореи война практически не захватила, и в трудах корейских историков она отражения не нашла, - даже о подвиге крейсера «Варяг» они практически не упоминают.
Сражение «Варяга» и «Корейца» с эскадрой адмирала Уриу Сотокити описано во многих источниках, и потому будем краткими. Российские суда находились в Чемульпо в качестве стационеров, задачей которых была защита дипломатических представительств в случае ухудшения обстановки. Отконвоировав транспорты и высадив десант, и Уриу объявил, что ждет сражения на внешнем рейде, либо будет вынужден атаковать порт, где находились и иные иностранные военные корабли. Как пишет Х. Хальберт, «Стоя на якоре, они могли лишь преуспеть в вовлечении Франции, Италии, Великобритании и Соединенных Штатов. И, конечно, были те, кто были готовы обвинить Россию в трусости. Если это было поводом для начала войны, то по крайней мере должно было доказать бесстрашие царских подданных. Поэтому командир Варяга приказал расчистить палубу и приготовиться к сражению. Было установлено, что он предпочел бы оставить Корейца пришвартованным, а быстрый Варяг, сделав резкий рывок, смог бы ускользнуть от японцев и удачно пройти сквозь строй. Но командир Корейца не хотел слушать какие-либо предложения. Он не собирался отказываться от своей доли чести, и если единственный путь получить ее заключался в отчаянной атаке, то он отправится вместе с Варягом и потонет, если понадобится».
По его мнению, «Русские собирались идти на верную смерть. Кто-то назовет это безрассудством, а не храбростью, но они неправы. Корабли были обречены в любом случае. Офицеры и экипаж были обязаны идти вперед и в предсмертной схватке нанести удар врагу. Идти на битву с равными шансами на победу и поражение - поступок смелого человека; отправиться в объятия смерти, имея за собой ничего, кроме явного поражения, – поступок, достойный героя. Японцы бы были последними, кто отрицал доблестный подвиг русских»[1].
Далее, в результате короткого боя, сведения о потерях в каковом существенно разнятся в зависимости от ангажированности источников, лишенные возможности продолжать бой русские корабли вернулись в порт, после чего «Кореец» взорвался, а «Варяг» открыл кингстоны и затонул[2].
Помимо этого, на территорию Кореи был совершен казачий рейд, дошедший 28 февраля до северных ворот Пхеньяна и отступивший после перестрелки с охраной [3]. Небольшое сражение на корейской территории произошло только 28 марта под Чонджу, где российский отряд «занял позицию на холме к северо-западу от города и держал ее в течение трех часов. Но даже здесь максимальные потери достигали лишь 15 человек с каждой стороны»[4].
25 апреля Владивостокская эскадра появилась в устье гавани Вонсана. На причале стоял лишь один японский корабль, Гоё Мару, вскоре потопленный миноносцем. Это и последующий обстрел[5]. спровоцировало некоторую панику, но у русских не было намерений атаковать город, и вскоре они отплыли. За несколько часов до этого был потоплен японский транспорт Кинсю[6].
Итоги русско-японской войны и первый этап закабаления Кореи
Прибирание страны к рукам началось еще до окончания войны, когда Сеул был занят войсками, Ли Ён Ик арестован и увезен в Японию, а 23 февраля 1904 г. правительство было вынуждено подписать протокол, который подтверждал предоставление Японии военных концессий, после чего в Корее были размещены шесть с половиной батальонов, начавших прокладывать железные дороги и взявших под контроль телефонную и телеграфную сеть. К середине марта 1904 г. общая численность японских солдат в Корее составила более 100 тыс. человек.
В марте 1904 г. пришел конец гильдии побусанов[7]. В мае 1904 г. были подписаны «Принципы предоставления льгот в Корее», которые давали японцам право размещения воинского контингента, экспроприации земель в военных целях, руководства внешней и финансовой политикой. Каждый японский солдат на корейской территории чувствовал себя полноправным господином, и войска творили там все, что им заблагорассудится[8].Х. Хальберт приводит много примеров чинимого японцами произвола (в том числе в отношении граждан США и принадлежащего им имущества), безразличия японских официальных лиц и бессилия корейских властей[9].
22 августа 1904 г. было подписано «Соглашение о советниках», предусматривающее, что у корейского правительства будут советники - финансовые (японцы) и дипломатические (граждане третьих стран по рекомендации японского правительства). При этом определенное количество американцев было японскими агентами влияния. К ним относят как упомянутого ранее Вильямса, выступавшего против Со Чжэ Пхиля, так и Дурхама Стивенса, который был личным другом Рузвельта и консультантом при министерстве иностранных дел.
Началось активное экономическое закабаление. Ставший главным консультантом по финансовым вопросам чиновник министерства финансов Японии Мэгата Танэтаро обесценил корейскую вону на 20-50 %, облегчив экспорт из страны, и под предлогом наведения «порядка» в финансах конфисковал средства императорской семьи (по сути, наконец положив конец практике, когда император воспринимал государственный карман как личный).
По его же инициативе в январе 1905 г. был опубликован, а с июля 1905 г. начал действовать, так называемый «Указ о денежной реформе», согласно которому запрещалось обращение корейской медной монеты и вводились обмен и обращение японской валюты, причём низкокачественные корейские деньги из обмена исключались. В результате у корейских торговцев истощались денежные ресурсы, а корейские национальные финансовые учреждения быстро разорялись. Японские же банки приобрели контроль над денежным оборотом страны.
17 июня 1904 г. к корейскому правительству обратился японский финансист Нагамори, который предложил предоставить ему 50-летнюю концессию на ВСЕ пустующие или необрабатываемые земли Кореи. При этом первые 5 лет концессия не должна была облагаться налогами. Против такого проекта подняли голос и помещики, и высокопоставленные чиновники, образовавшие общество Поанхве (Общество охраны и безопасности), члены которого сочетали сопротивление конкретным действиям японцев на местах с давлением на двор при помощи петиций и демонстраций. Хотя. 6 июля общество было разогнано[10], концессию Нагамори не получил.
Кроме того, Япония усилила хватку путем раздачи ссуд и принудительных займов, начиная с предоставления займа в 3 млн. иен в 1905 г. К 1910 г. сумма японского кредита уже превысила 45 млн. иен, и Корея была не в состоянии расплатиться с долгами. Страна оказалась на краю банкротства.
Условия Портсмутского мирного договора, заключенного по итогам войны, были довольно мягкими[11], но его вторая статья однозначно определяла статус Кореи: «Императорское российское правительство, признавая, что Япония обладает в Корее главными политическими, военными и экономическими интересами, обязывается не препятствовать никаким вмешательствам, мерам административным, протекторатным и контрольным, принятие которых в Корее Япония сочтет необходимым»[12].
Тем не менее, хотя Портсмутский мир подтвердил приоритет Японии в Корее и ее право контролировать ситуацию в стране, с формальной точки зрения ее независимость и территориальная неприкосновенность уничтожены не были. Поэтому Б. Д. Пак считает пятилетнюю отсрочку потери Кореей своей независимости определенной победой российской дипломатии[13].
Ильчинхве – собрание негодяев и/или наследник Общества независимости?
На фоне успехов Японии значительную активность развила и прояпонская фракция при дворе. Она практиковала создание массовых обществ, аналогичных Тоннип хёпхве, но направленных на привнесение в страну прогресса через потворство деятельности Японии. Эти настроения были усилены тем, что в русско-японской войне «Азия одержала победу над Европой». Интересно, что достаточно большое число представителей этой группы происходило из низших классов, ранее принимавших участие в движении тонхак.
Наиболее видным политическим лидером прояпонской фракции был Сон Бён Чжун, который начинал как мальчик на побегушках при семье Мин. Г. Хендерсон считает его первым крупномасштабным политическим деятелем новой формации, какого бы мнения ни придерживалась по этому поводу официальная южнокорейская историография[14]. В 1885 г. он был отправлен в Японию для того, чтобы убить Ким Ок Кюна, но вместо этого подпал под его влияние. Вернувшись в Корею, был арестован подозрительной королевой, но сумел выкрутиться, и в 1894 г. сопровождал корейского принца во время его поездки в Японию, где остался на 10 лет, вернувшись в качестве военного переводчика японской армии во время русско-японской войны. В Японии он сблизился с Утида Рёхэй, руководителем Общества Черного Дракона, в котором усмотрел родственную душу: Утида тоже был представителем низших классов, националистом и сторонником модернизации, а Сон Бён Чжун - достаточно искренним в понимании модернизаторской роли японской империи[15].
В Корее Сон Бен Чжун стал серым кардиналом Ильчинхве (Общества единения и прогресса), которое было основано бывшим военным Юн Си Бёном (председатель) и высокопоставленным чиновником Ли Гон Хо[16]. В ноябре 1904 г Ильчинхве слилось с Чинбохве (Обществом прогресса), созданным бывшими членами тонхак Сон Бён Хи(спасаясь от правительственных преследований, он уехал в 1901 г. на учебу в Японию)[17] и Ли Ён Гу [18], ставшим официальным руководителем Общества
В программу Ильчинхве входили почитание императорского дома, требование административных реформ и улучшения внутреннего управления. Борясь с традиционной структурой, ему даже удалось осудить несколько губернаторов. Члены Ильчинхве были сторонниками прогресса, в знак чего носили короткую стрижку. В области внешней политики они выставляли основным врагом Россию, выдвигали идею федерации Японии и Кореи и придерживались японского лозунга «Азия – для азиатов!», считая, что Япония стоит в одном ряду не с угнетателями, а с угнетенными нациями Востока, и имеет с другими народами Азии общие интересы, обусловленные расовой и культурной близостью. Это важно, так как Общество не только занималось прояпонской пропагандой, но и отстаивало идею о прогрессивном развитии Кореи, выдвинуло программу административной реформы, связанной с преобразованиями в области государственного управления и экономики и подчеркивало свою верноподданническую позицию по отношению к корейскому монарху[19].
Поначалу Ильчинхве было популярно только в южных, сельскохозяйственных регионах страны, остававшихся под влиянием тонхак. Но уже через несколько месяцев после своего создания вовлекло в сферу своего влияния свыше 200 тыс. крестьян и было в состоянии мобилизовать 270 тыс. человек на организованное Японией строительство железных дорог Северной Кореи и Маньчжурии, а в течение 1905 г. неоднократно выступало с декларациями, поддерживающими Японию и требующими протектората. Собственно, эти декларации затем активно использовались японскими властями как доказательство того, что значительная часть корейского населения сама выступает за протекторат. Как отмечает И. А. Толстокулаков, «японцы позволили Ильчинхве монополизировать право выступать от имени всей нации и видели в нем единственного законного представителя корейской общественности»[20].
Ильчинхве имело право на внешние сношения, устраивало развернутые демонстрации у стен королевского дворца и, по его собственным данным, насчитывало миллион человек. Оно организовывало массовые митинги и было способно собрать на митинг 10 тыс. человек даже в таком небольшом городе, как Сувон. Ячейки общества существовали не только в Корее, но и в Китае и России[21].
Ильчинхве активно занималось практическими делами, имело свою газету Кунмин Синмун, что можно перевести как «Народная газета», и свои собственные отряды самообороны, которые не только играли роль силовых структур, но и боролись с Ыйбён, причем последние считали их бόльшими врагами, чем японцев. Правда, политические методы Ильчинхве были далеки от чистоты. Члены Ильчинхве активно практиковали рэкет, шантаж, клевету, политическое давление, устраивали аресты и погромы, что стало причиной снижения их популярности. Похоже, техники массовых демонстраций, террора и запугивания придерживались представители всех корейских политических организаций, являвшихся помесью политической организации европейского типа с классическим дальневосточным тайным обществом наподобие небезызвестной китайской Триады.
После окончания войны Ильчинхве получило от японских властей 200 тыс. иен[22], и этот аргумент обычно используют как доказательство его «проплаченности». Однако следует отметить, что никакие финансовые вливания сами по себе не могут создать серьезное общественно-политическое движение, если для него нет базы.
В 1906 г. Ильчинхве окончательно размежевалось с тонхак, и его численность стала падать. Если в 1906 г. в нем насчитывалось около миллиона членов, то в 1910 г. – чуть больше 140 тыс. После аннексии Кореи в 1910 г. Ильчинхве было расформировано, а самых видных его членов наградили японскими орденами[23]. Тем не менее, Г. Хендерсон считает, что решающую роль в демонтаже корейской традиционной политической системы сыграло именно оно[24].
С точки зрения Хендерсона, это была первая успешно действующая политическая партия, которую отличало выдвижение достаточно четкой политической платформы и издание общенациональных газет и журналов для ее массовой пропаганды.
Ильчинхве сыграло важную роль и в модернизации общественного сознания Кореи. Оно применяло такие техники современной политической культуры, как массовые митинги, публичные выступления, листовки, декларации (при желании их можно воспринимать как модификацию традиционного петиционного движения), организация широкомасштабной финансовой поддержки своей деятельности, лоббирование, публичное и весьма результативное давление на власть от имени народа и т. п., еще активнее, чем Общество независимости[25].
Все это заставляет несколько пересмотреть бытовавший в советской и российской традиционной историографии взгляд на Ильчинхве как на кучку продажных политиканов и марионеточную организацию, созданную японцами для прикрытия своих планов по захвату страны. Хотя Общество, безусловно, спонсировалось японцами и имело в своих рядах японских советников, его, похоже, следует воспринимать не как небольшую группу прояпонских агентов влияния, как считали у нас раньше, а как достаточно массовую организацию, состоящую из сторонников идеи «Великого Востока» как Азии для азиатов под духовным главенством Японии.
На взгляд автора, многочисленность Ильчинхве и его популярность среди прогрессистов объясняется несложно, особенно если помнить состояние дел, описанное в предыдущей главе. Видя весь тот масштаб разрухи, косности и коррупции, который существовал в стране, сторонники прогресса считали, что ее собственные власти не способны на решительные действия, способные привести Корею к цивилизации и процветанию, и, более того, озабочены лишь собственным благополучием. В этой ситуации многие из них были готовы опираться на кого угодно, лишь бы изменить нынешнее положение дел.
К тому же, не следует забывать, что мы анализируем события с позиции послезнания, откуда хорошо видно, чем характеризовалось правление японцев. Но те, кого привыкли называть прояпонскими элементами, отнюдь не собирались менять плохое на худшее и не до конца представляли себе, чем обернется ситуация – неслучайно к деятельности Ильчинхве имели отношение не только прямые пособники японских захватчиков, но и патриоты из умеренного крыла просветительского движения. Советская историография очень любила выставлять на первое место «японского прислужника Сон Бён Чжуна», но Сон Бён Хи, который имел в Ильчинхве не меньший вес, впоследствии оказался одним из авторов Декларации независимости.