Открыв глаза, спавшая на правом боку Гермиона тут же увидела рядом Драко, который лежал на спине и напряжённо смотрел в потолок, думая о чём-то своём. Он бегал по нему глазами и лишь изредка моргал; его лицо выражало огорчение и нервозность. Несколько минут она наблюдала за ним, и за этот промежуток времени ничего не менялось, как вдруг Драко протянул руку к медальону и принялся покручивать его в пальцах. Ещё с минуту он был задумчив, а затем раскрыл его рукой, которой держал, и только было хотел заглянуть внутрь, но отчего-то передумал и, всё также не отводя взгляда от потолка, грубым движением захлопнул медальон. Опустив его назад на грудь, Драко запрокинул голову и шумно выдохнул, продолжив буравить взглядом никак неповинный в его бедах белоснежный потолок.
- Кому принадлежала эта вещица? – негромким сонным голосом поинтересовалась Гермиона, напомнив о себе. Медленно повернув голову и посмотрев в её лицо, Драко отвернулся от неё, снова обратил взгляд к потолку и прищурил глаза.
- Узнаешь, - бесцветным голосом проговорил он и ушёл в свои мысли. Перевернувшись на живот, Гермиона стала поглаживать Драко по груди и наблюдать за ним. И всё же вскоре он вновь посмотрел на неё, выйдя из тягостных раздумий.
- Зелье приняла или всё то же ещё помогает? – неожиданно поинтересовался он.
- Всё то же, - коротко ответила Гермиона и посмотрела прямо в серые глаза. Драко проснулся далеко не в лучшем расположении духа, что было неудивительным с учётом того, какие его тайны она вчера раскрыла и сколько неприятных и даже болезненных для него тем затронула. – Сегодня продолжим? – решила она уточнить его планы.
- Да, мне пора возвращаться к своей армии, - решительно произнёс Драко и принялся накручивать на палец локон её длинных, слегка вьющихся на кончиках волос.
- Раскроешь заранее секрет: что мне предстоит увидеть сегодня? Хочется хотя бы морально подготовиться к новым открытиям, - вскинув брови, спросила Гермиона.
- Сама всё увидишь, - сухо ответил он, и на губах Гермионы появилась кривая усмешка, что не ускользнуло от внимания Драко.
- Тебе проще показать, чем говорить обо всём этом, - подытожила для себя она, но Драко пропустил её реплику мимо ушей, будучи занятым наблюдением за её губами. Только когда девушка прекратила усмехаться, он перевёл взгляд на её глаза.
- Не замечаешь за собой?
- Что именно? – нахмурилась Гермиона, не понимая, о чём он решил заговорить.
- Свои новые привычки, - пояснил Драко без уточнения, словно бы это являлось само собой разумеющимся. Вместо ответа Гермиона недоумённо пожала плечами и нахмурилась. Оставив в покое её волосы, Драко провёл большим пальцем правой руки по её нижней губе. – Тебе прицепилась моя усмешка, та самая кривая усмешка. Часто за тобой её стал замечать, - наконец рассказал Драко, и, услышав такую новость, Гермиона возмущённо хмыкнула.
- Ничего подобного! Пару раз только такое случалось, - рьяно постаралась она опровергнуть эти слова, словно бы это было безумно важно. Её поведение только посмешило Драко.
- Да нет, Грейнджер, далеко не пару раз, - выделив интонацией последние слова, он приподнялся на локтях и приблизился к её лицу. – Прицепилась она тебе, есть за тобой теперь такое.
- Что ж, с кем поведёшься – от того и наберёшься! - с долей гриффиндорского высокомерия Гермиона вскинула подбородок, и это заставило криво усмехнуться уже Драко. Прижавшись своими губами к её губам, он прикрыл глаза и поцеловал её, но не прошло и десятка секунд, как Гермиона отстранилась и беззвучно рассмеялась, с удивлением разглядывая его лицо. – У тебя щетина появилась, да ещё и какая колючая! – поморщила она носик, и это вновь позабавило Драко.
- Не поверишь, Грейнджер, я тоже оказывается человек! Так удивляешься, будто вчера её не ощущала, - откинувшись на подушки, в шутливой форме прищурил правый глаз Драко.
- Ощущала, но она словно не по дням, а по часам у тебя растёт! – покачала головой Гермиона и перевела взгляд уже на серые глаза. – Да и тебя я со щетиной в жизни не видела! – усмехнулась она, и губы Драко искривились. Было заметно, что его распирало рассмеяться над ней, но он сдержался.
- Можно подумать, ты долгое время близко меня знаешь или когда-либо особо присматривалась к моей внешности! – растянул он губы в улыбке, и этот комичный момент заставил Гермиону тоже неловко заулыбаться.
- Можно подумать, ты мало светился и не привлекал к себе внимание в школе! – в его же манере ответила Гермиона. Резко приподнявшись, Драко повалил её на спину и принялся быстрым движением покусывать то её шею, то левый бок, то сам животик. Причём вся эта игра, быстро доведшая изумившуюся его поведению Гермиону до смеха и визга вперемешку с криками, чтобы он прекратил, была нацелена на то, чтобы посильнее уколоть её щетиной, что у парня получалось с немалым успехом.
- Да прекрати ты, хватит! Малфой, чёрт бы тебя побрал! – не выдержав, несильно оттолкнула его Гермиона, когда Драко додумался приспустить бюстгальтер и укусить её за сосок левой груди, а заодно вновь хорошенько уколоть нежную кожу щетиной. Таки прекратив своё шаловливое занятие, он тоже рассмеялся, причём уже в голос, над Гермионой, которая никак не ожидала, что он выкинет нечто такое. Лишь через минуту, за которую они, не переставая смеяться, глядели друг на друга, Драко вновь поцеловал её, потянувшись к застёжке бюстгальтера. Однако вдруг отвернувшаяся от него и сильнее вжавшаяся спиной в кровать Гермиона с раздражением проговорила: - Ну да, тебе же всё равно, кого трахать: свою же тётку, первую встречную или грязнокровку.
Только резко высказавшись, Гермиона осознала, что куда правильней было смолчать, тем более сейчас, когда Драко наконец повеселел. Но, словно назло себе же, она проговорила эти слова, которые моментально стёрли улыбку с его лица. Какое-то время в комнате было тихо: никто из них не прерывал напряжённого молчания. Гермиона ощущала, насколько сбилось его дыхание. Драко всё ещё нависал над ней, а она лежала, стараясь не смотреть ему в глаза. Обида за его вчерашние слова: «Какая разница, кого трахать?!», а также за то, что он довольно жестковато взял её вечером, причём тогда, когда она просила не делать этого, всё же дала о себе знать. Как бы Гермиона не пыталась сдерживаться, её неуёмная натура была сильнее голоса разума, из-за чего ей порой с трудом удавалось контролировать свой пыл. А в этот раз она вовсе не сумела воздержаться от такого ненужного, едкого комментария.
- Полагаешь, я горжусь тем случаем или мне доставляет какое-либо моральное удовольствие то, что я полез на Беллатрису? – на удивление спокойно, хоть в его тоне и ощущалась жёсткость, проговорил Драко.
- Без понятия, знаешь ли. С твоим-то рвением везде поспеть и выделиться, не удивлюсь, если это действительно так, а выкинуть нечто этакое для тебя - в пределах нормы, - заставив себя в упор посмотреть на него, решила уже не отступать Гермиона. Облизав пересохшие губы, он слегка наклонил голову набок.
- Что-то мне подсказывает, что всё упирается даже не в неё: скорее в других. А Белла – лишь повод ко мне придраться! Если уж говорить начистоту: так укололо многочисленное количество моих связей, а, Грейнджер? Не забывайся, я тебе не Поттер или Уизли! Я старался жить на всю катушку.
«Что и продолжаешь делать по сей день…» - чуть не вырвалось у Гермионы, но она вовремя успела прикусить язык. Произнести это вслух было равносильно тому, чтобы утвердительно ответить на его обвинения и в полной мере доказать Драко, что первопричиной её сегодняшнего поведения является именно ревность. И как бы Гермионе не хотелось отрицать для себя эту, казалось бы, глупость, это чувство имело место быть. В особенности после того, как за вчерашний день она повидала множество его связей, случившихся с различными девушками, счёта которым, как ей показалось, не было. Потому вместо ответа Гермиона продолжила молчать, упрямо глядя на него.
- Научись видеть разницу между тем, что значит обычная ёбля: трахнул и забыл как звали – и влечение. К тебе, дурынде, я тянусь, а их тупо хотел и получал. Дела до этих дырок мне никогда не было, да и не будет, - договорив свою беспощадную, но прямолинейную речь, Драко поднялся с кровати, захватил с пола свои разбросанные с вечера вещи и покинул комнату.
Оставшаяся в одиночестве Гермиона поправила бюстгальтер, откинулась на подушки и также, как и Малфой прежде, уставилась в потолок. Отчасти она корила себя за то, что затронула эту тему, но с другой стороны… Неожиданно даже для неё самой, ей стало бальзамом на душу услышать от него такие слова. С кем Малфой только не был, как только себя не развлекал, вплоть до группового и извращённого секса. Смотреть на это ей было всё-таки неприятно: что-то в душе ощутимо ёкнуло от тех жарких сцен из прошлого Малфоя. До чего же привычным сделалось то, что он также становился лишь её, что приходил к ней и был с ней одной. А как Гермиона ненароком за последние дни выяснила: ещё и отказался от былых связей, не стал сближаться с той проституткой и сам же признался ей, что хотел теперь только её. Но вчера она увидела всю личную жизнь Малфоя как на ладони, и даже лицезрела самую гадкую из его связей – с Беллатрисой, что вовсе взорвало ей мозг. Он не являлся её собственностью, они не состояли ни в каких отношениях, помимо сексуальной связи, но всё же стали сближаться, причём довольно сильно и резко. И как бы Гермионе не хотелось всеми силами отрицать факт того, что Драко Малфой стал ей небезразличен - её поведение говорило само за себя… Тяжело вздохнув, она быстро поднялась и стала заправлять кровать, дабы отвлечься от абсурдных мыслей. Вскоре им предстояло позавтракать и приступить к возврату Малфою памяти, и тратить время на чушь - как она именовала для себя все эти неправильные чувства и мысли – Гермионе было некогда…
* * *
Утро прошло в полнейшем молчании. Даже за завтраком Драко и Гермиона не проронили больше ни слова, хотя и не игнорировали друг друга. Настроение после конфликта у обоих напрочь испарилось, и теперь казалось, что они были бы рады в ближайшее время совсем не видеться и не пересекаться, да только их планы диктовали другое. Из-за отсутствия аппетита вновь перекусив мизерными порциями, при том что стол неизменно ломился от изобилия вкуснейших блюд, Драко принял зелье и отправился в гостиную, куда с нескрываемой неохотой поплелась следом Гермиона. Усевшись на диван, он протянул девушке её волшебную палочку, которую та приняла уже без былой радости и энтузиазма. Меньше всего ей хотелось снова лезть в его голову и наблюдать кошмарные сцены, однако клятва, данная под Непреложным обетом, вынуждала отбросить свои желания и действовать, исходя из понятия необходимости. Глубоко вобрав грудью воздух, Гермиона пытливо посмотрела на своего молодого господина.
- Начнём? – едва слышно спросила она и тяжело опустилась в кресло.
- Приступай! – поджав губы, холодно отозвался Драко и откинулся на спинку дивана.
В глубинах его памяти осталось нетронутым всего одно воспоминание: когда он стоял перед какой-то дверью и едва мог дышать, в то время как из-за неё доносилось множество криков боли. Теперь Гермиона уже догадалась, что это воспоминание и было связано с убитыми детьми, ведь ни единого фрагмента этой трагедии ей не довелось увидеть ранее, а именно этот случай сломал его. Она не представляла, как это произошло, что именно он сотворил с погибшими детьми, и потому решила не мучить их обоих тяжким ожиданием и разделаться, наконец, с воспоминанием, видеть которое, вне всяких сомнений, Малфою будет слишком тяжело. Прикусив губу, с десяток секунд она молча смотрела то на Драко, то на цепочку висевшего у него на груди медальона, которая виднелась возле воротника рубашки. Как бы Драко ни хотелось оттянуть этот момент, выбора у него также не было, кроме как раскрыть ей свою память и показать всё то, что оставило шрамы в его душе. Гермиона взмахнула палочкой и проговорила сначала длинное заклятие на латыни, дабы установить связь между их разумами, а после заклинание проникновения в память - «Мэмориа профундум максима». Не теряя времени, уже разобравшаяся, как обходиться с его памятью, Гермиона сразу перешла к нужному воспоминанию. Оно началось совсем с другого момента: перед ней предстал Драко под оборотным зельем – его внешность она сразу узнала, ведь именно в таком облике он предстал перед ней и леди Малфой, когда объявился в мэноре. Места, где он находился, она не знала, но предположила, что это был Хартпул, и не ошиблась в своей догадке. Его армию, ожесточённое сражение, смерть воинов – всё это она наблюдала теперь своими глазами. Но в первую очередь Гермиона присматривала за ним – за Малфоем. Какое-то время он простоял на месте, а после привлёк к себе внимание Блейза и отправился куда-то. Вместе с ним она брела мимо домов, опустевших магазинчиков, и наблюдала за теми единицами людей, что убегали прочь, подальше от места бойни. Затем Драко заметил хартпульских дезертиров и вошёл в какой-то магазинчик, который оказался ателье. Он осмотрелся внутри и направился в подсобку, которую также обследовал и где вдруг обнаружил мощную защиту на стене. Этот слой магии был в десятки раз сильнее и прочнее того, который был наложен на её дом. Внезапно позади, в центральном зале, раздались голоса. То, что происходило после, стало для Гермионы сущим кошмаром… Его смертоносное, ужасающее заклятие, дети, которые вопили за стеной, Драко, которого лихорадило за закрытой дверью… Больше всего ей хотелось остановить просмотр воспоминания и прервать их мыслительную связь, да только для того, чтобы вскрыть оставшиеся частицы стёртого воспоминания, ей было необходимо добить это до конца и вобрать его мощь… Гермиона и сама не заметила, как её стало трясти наравне с Драко из воспоминания, который ничерта уже не мог поделать – только вслушивался в голоса заживо сгорающих мальчишек, не отводя взгляда от этой чёртовой двери, благодаря которой он, в отличие от них, оставался жив, цел и невредим. Уже вскоре Гермионе пришлось наблюдать и сцену с трупами погибших: с обуглившимися телами детей, священников и женщины, с истерзанной огнём комнатой… И с одним единственным, чудом выжившим, но, как оказалось, ненадолго, мальчиком. Она видела, как Малфой пытался спасти его, как ему было чертовски хреново, как он боялся за этого ребёнка и горел желанием ему помочь, да только и здесь он оказался бессилен. Гибель Аарона и последующий срыв Драко были наиболее эмоциональными, из-за чего глаза Гермионы стали мокрыми. Она с трудом досмотрела это страшное и до ужаса тяжёлое воспоминание до конца: ровно до того момента, как Драко переместился из шатра, который, как выяснилось, принадлежал ему, в мэнор. Отвернувшись от него, Гермиона закрыла лицо руками. Ей было непросто прийти в себя, её нормализованное зельем состояние опять оказалось подкошено. Главная тайна Малфоя наконец раскрылась ей, всё было как на ладони – без преукрас, недоговорок. Она всё увидела своими глазами от начала и до конца…
- Так вот чьё имя ты выкрикивал той ночью, когда сорвался, - лишь спустя пару минут через силу заговорила Гермиона, мимоходом взглянувшая на Драко. Было хорошо заметно, что это воспоминание нарушило и его душевный покой, вновь подкосило его наравне с тем сном. Лицо парня было искажено болью, его мучили сильные угрызения совести, и ему сейчас было не менее плохо, чем самой Гермионе. Он так и не ответил ей, упрямо невидящим взглядом всматриваясь в выключенный телевизор, и настаивать она не стала. С губ так и срывалась гневная фраза: «Зачем, зачем ты произнёс тогда заклинание «Адеско Файр»?!» - да только её упрёки ни на что бы не повлияли. Так или иначе, но это была история из прошлого, и ничего изменить, как бы Малфою того не хотелось, он уже не мог. Не менее пяти минут в комнате царило молчание, да только эта тишина была звенящей, бьющей по ушам и разрывающей душу на куски. Всё это время Гермиона неотрывно смотрела на цепочку медальона и медленно моргала. Перед глазами всё ещё стоял тот ребёнок, Аарон, тело которого было нещадно изломано. Страшно было даже представить, какие муки он перенёс, как хотел умереть – он, маленький мальчик, ничем не заслуживший страшной смерти. Впервые в жизни Гермиона не подвергала сомнению необходимость применения Авады Кедавры, и понимала, что в данном конкретном случае заклятие было спасительным. Никогда прежде она не смела допустить мысли о том, что смертоносное заклятие может принести пользу, но в случае с тем ребёнком всё вышло с точностью наоборот: мучавшегося в агонии Аарона было уже не спасти, его можно было только освободить от нескончаемой ужасной боли… Смерть упрямо стояла над ним, не оставляя мальчику ни единого шанса на выживание и твёрдо решив забрать из той комнаты жизнь каждого, кто так не вовремя угодил в это ателье.
- Я пытался их спасти, но это оказалось бесполезно – им суждено было умереть, - всё же переведя на неё отрешённый взгляд, вдруг признался Драко. Подняв на него глаза, Гермиона с недоверием спросила:
- Как?
Поначалу Драко не спешил говорить, подбирал слова, но после рассказал надтреснутым голосом, с трудом и отнюдь неестественно делая вид, будто у него всё в порядке, и он вполне спокоен.
- Думаешь, вернувшись в мэнор, я сидел на пятой точке и убивался от горя? Я искал маховики времени, она были у нас, аж две штуки. Они зачарованы, и обычным «Акцио» их не призовёшь: так мы защитили ценные вещицы от кражи, ведь в замке раньше много кто бывал. Я проверил кабинет отца, каждую тайную комнату, каждый ебучий ящик, сундук, полку, сейф, но нихера! - на этих словах он нервно рассмеялся, и его ледяной смех заставил Гермиону вздрогнуть. – Лишь почти через час, обратившись к Тауру, я выяснил, что один маховик был у отца на руках, а вот другой сломался ещё полгода назад. Эльфы пытались починить его своей магией, но это было бесполезно: маховики слишком хрупкие вещицы - любая поломка, даже малейшая, способна привести к серьёзному сбою в работе, что и случилось. Вот только я не был в курсе того, что с ним стало: у меня не возникало в них ранее никакой необходимости. Тогда я переместился к отцу в Милдсборо, проверил его шатёр, но ровно также ничерта не обнаружил! Отец в это время находился в городе и участвовал в ожесточённой битве, и я обратился к домовику, что прислуживает ему там. Увы, ситуация оказалась ровно та же: второй маховик был разбит вдребезги заклятием напавшего на отца повстанца, когда он прибег к его помощи ещё в предыдущем городе, на захват которого посылали его армию. Эльф пытался помочь восстановить вещицу, но даже его магия небезгранична. Наши маховики оказались уничтожены, а отец из-за загруженности и отсутствия в них ранее необходимости не оповестил меня об этом: все наши мысли были тогда сосредоточены на другом, военные дела были гораздо важнее. У Блейза маховика, о чём я точно знал, никогда не было, лишь у отца Эйдена имелся таковой. Да только найти мистера Фоули, когда он находится в Ланкастере, да ещё и под обороткой и под пристальным наблюдением Лестрейнджей, было сродни тому, чтобы отыскать иголку в тонне сена - даже не стоге, как обычно говорят!
- Он бы не помог. Маховик невозможно использовать для воскрешения кого бы то ни было, - напомнила Гермиона, ощутившая, как тяжело ей стало дышать.
- Я готов был рискнуть! – упрямо, даже понимая принцип работы зачарованной вещицы, заявил на это Драко.
- А приобрести его в кратчайшие сроки… - начала было Гермиона, и он сходу ответил на её вопрос, даже не дав договорить:
- В наше-то время, когда практически все маховики уничтожены? Лишь контрабандой, да и то доставить их смогут, как минимум, через пару недель, если вовсе не через месяц-другой.
- Ну а у Лестрейнджей их разве нет? – не без осуждения проговорила она. Драко лишь рассмеялся её наивному вопросу.
- Ты серьёзно что ли?! Во-первых, они были на битве, и никто не стал бы прерываться ради моих прихотей. Во-вторых, даже если бы я заявился в город или послал домовика со словами, что это вопрос жизни и смерти, Беллатриса не отдала бы маховик просто так, а заставила ждать её, а при встрече выпытывала, пока не добилась правды, для чего он мне сдался. Обмануть эту женщину не так легко - уж я-то знаю её мастерство по добыванию информации любой ценой. А соврать ей в том состоянии, в котором я находился, я бы вряд ли сумел. Если бы она только узнала, для чего мне маховик - ещё хорошенько бы оглушила, дабы убедиться, что я не попытаюсь придумать что-то ещё. В её интересах не спасение вражеского народа, кто бы и какого возраста это ни был, а с точностью противоположное: ей нужны трупы, и чем больше – тем лучше! Как видишь, даже Малфои со своими обширными связями, несметными богатствами и огромными возможностями способны далеко не на всё. В итоге я вернулся на место и избавился от тел – ничего больше мне не оставалось… - Потупив голову, Драко облизал пересохшие губы, а затем поднялся и отошёл к панорамному окну. Гермиона молча подняла на него глаза. Сейчас ей действительно не хотелось ничего говорить, она ощущала небывалое опустошение, и избавиться от этого состояния, пока разбор воспоминания продолжался, она не могла. Простояв к ней спиной около минуты, Драко снова негромко заговорил: – Я не какой-то бездушный монстр, Грейнджер, я никогда не трогал детей. Старался, чтобы в расход не пошли также старики и женщины, но именно мне «посчастливилось», блять, - выплюнул он и засунул руки в карманы брюк, - стать тем, кто отнял жизни всех тех детей, женщины и священников. Такой список, словно кто-то сверху мне назло же решил меня ими наказать! - Поморщившись, он посмотрел вниз и безо всякого интереса стал наблюдать за тем, как живёт своей жизнью маггловский Лондон.
- И что ты сделал с телами? – Гермиона едва заставила себя проговорить этот тяжёлый вопрос.
- Похоронил их в море.
Судорожно втянув ртом воздух, Гермиона снова закрыла лицо руками. Она полагала и даже надеялась, что его вчерашние воспоминания про изнасилование и убийство женщины и про связь Малфоя с Беллатрисой станут самыми тяжкими из того, что ей придётся увидеть, но, как выяснилось, это были ещё цветочки… Тяжело дыша, Гермиона слушала, как учащённо билось и сжималось её сердце. До чего же тяжело ей далось это воспоминание, как же больно было видеть гибель всех этих людей, но в особенности детей… И ведь, насколько бы виновным Малфой ни был, он действительно пытался их спасти и даже сильно терзался от того, что так и не сумел ничего сделать. Уж она-то самолично видела, что с ним творилось, когда он сорвался…
- Стёртое воспоминание по своему содержанию навряд ли будет таким же жестоким, так что маловероятно, что оно подорвёт твоё состояние, - вдруг проговорил он и лишь после обернулся, но Гермиона даже не взглянула на него. Всеми силами она старалась обратиться к своему зелью, отчаянно призывала его на помощь, но оно в который раз оставило Гермиону один на один с её бедами. Перед глазами всё ещё стоял тот мальчик Аарон, из-за чего её так и тянуло дать волю эмоциям и сорваться на рыдания. Малфой не трогал её, не приближался и не заговаривал: он на удивление терпеливо ждал, пока она оправится, а заодно также пытался взять себя в руки. Почти десять минут Гермиона потратила на призыв заколдованной жижи, что растекалась в её жилах, и уже было хотела плюнуть на всё и сдаться, как вдруг зелье всё же пришло ей на выручку, и в голове, как когда-то прежде, прокрутилось воспоминание о до безобразия развратном и сладостном утре, когда Малфой доставил ей на кухне массу удовольствия. Ощутив, что ей стало легче, и нервы больше не были натянуты, как струна, Гермиона убрала руки от лица и взглянула на Драко. – Хорошее зелье, не правда ли? - только сейчас приблизившись к дивану и облокотившись на его спинку, произнёс он.
- Если бы ещё не подводило порой – было бы идеальным, - сухо ответила она и внимательно посмотрела в серые глаза. И всё-таки Малфой действительно был сильным и стойким - она не могла не признать этого сейчас: приученный с детства всё держать в себе и контролировать свои эмоции, лишь в редчайших случаях он мог сорваться и вывернуть душу наизнанку. Всё остальное время он вполне умело держал себя в руках, и даже сейчас, несмотря на то, что его снова лихорадило, он делал вид, будто бы с ним всё было относительно в порядке. – Ты готов продолжить? – осторожно спросила Гермиона, твёрдо решившая не возвращаться больше к теме погибших детей, дабы не мучить впредь ни себя, ни Малфоя.
- Дерзай! – дав ей добро, он поджал губы, вскинул голову, но отнюдь не от высокомерия, и сделал глубокий вдох, а после, осознавая, что сейчас ему будет неимоверно больно, с силой впился пальцами в спинку дивана. – Возвращай уже воспоминание, и покончим со всем этим.
- Покажи сначала всё! – вдруг потребовала Гермиона, что вызвало у него немалое удивление.
- О чём ты? – недоумённо проговорил Драко, хотя в его лице она сходу увидела, что он лукавил и на самом деле отлично понимал, о чём идёт речь.
- Я же не дура! Мне не обязательно видеть подсказки заклятия, чтобы понять, что есть то, что ты продолжаешь прятать гораздо глубже, чем все остальные, даже самые, казалось бы, кошмарные воспоминания. – Услышав это, он хмыкнул и отвёл от Гермионы взгляд, на что она снисходительно улыбнулась уголками губ. – Я ведь ни единого раза не видела, чтобы ты вспоминал о тех временах, когда тебя истязала Беллатриса. И это притом, что этот период твоей жизни длился почти два года. Но эти воспоминания, в чём я уверена, слишком гнетущие для тебя, может даже самые тяжёлые. И по этой причине ты запрятал их в своём сознании настолько далеко, насколько только мог, чтобы даже заклятие без твоего на то ведома не сумело вырвать из него отрывка.
- Надеюсь, ты не оба года во всех подробностях решила осилить и просмотреть? – найдя в себе силы, пошутил вскинувший брови Драко, но Гермиона на это лишь серьёзно ответила, решив дать ему понять, что всё сейчас будет зависеть лишь от него самого:
- Только то, что ты сам сочтёшь нужным показать. Конечно, можно бы было сначала попробовать просмотреть стёртое воспоминание, но, - вздохнула она, - боюсь, без сцен тех пыток мы не обойдёмся, ведь они частично будут перекрывать воспоминание о Фишерах, и оттого нам всё равно придётся к ним вернуться. Будет намного проще, если я сразу всё увижу: хочется верить, что управимся так быстрее, да и тебя при восстановлении фрагментов памяти не придётся тогда по нескольку раз мучить, – с долей надежды пояснила Гермиона.
- Если бы! – Готовясь встретиться со своим страшным прошлым, Драко сжал пальцы в кулаки так, что захрустели, а следом и побелели костяшки. Взглянувшая на него Гермиона ощутила отголосок сожаления. Из рассказов Иримэ она уже знала, что тот период жизни был для него слишком тяжёлым, болезненным и отчаянным, ведь тогда Малфой сам являлся жертвой, и именно это однажды сломало его, ожесточило и вынудило раз и навсегда измениться. Именно Беллатриса вылепила из него того монстра, который совсем недавно нещадно мучил саму Гермиону, и в котором лишь спустя время она с трудом сумела разглядеть человека.
- Мэмориа профундум максима!
На этот раз Гермиона не имела ни малейшего представления, ни с чего начнётся это воспоминание, ни на какой ноте оно завершится. Однако место, в котором она вдруг очутилась, её совершенно не удивило: это был зал для пыток в мэноре, в котором ей также довелось побывать. Около стены полулежал Драко лет шестнадцати на вид, который был весь изранен, истекал кровью и скулил от боли. Над ним возвышалась Беллатриса Лестрейндж, с безумным смехом насылавшая на него Круциатус и утверждавшая, что он слишком слаб, и лишь боль поможет вытесать из него нового человека… Почти сразу перед мысленным взором Гермионы появился другой кадр: как Драко трясущимися ручками исцеляли домовики, не сводившие с него перепуганного взгляда, а сам он совершенно бледный лежал на постели и практически не шевелился. Его взгляд был потухшим, он умирал у них на глазах… Библиотека, в которой Драко, спрятавшись за самыми отдалёнными стеллажами, хлестал огневиски, но уже вскоре, вскочив с места и схватившись за голову, не просто кричал - вопил, как израненный зверь, в пустоту, и не мог никак остановиться, как-то унять свою боль. В этот момент поблизости появилась Иримэ, большие глаза которой стремительно стали наполняться слезами… И снова был зал для пыток, в котором Беллатриса ломала Драко кости: все до единой, поочерёдно, даже не скрывая нездорового наслаждения этим процессом… На протяжении почти десятка минут Гермиона наблюдала, как его истязали, ломали, резали; как Беллатриса собственноручно душила племянника и приказывала задерживать дыхание, чтобы научиться стерпливать любую, различнейшей степени боль; как насылала на него один за другим лучи Круциатуса, не давая ни секунды на то, чтобы оправиться; и как Драко практически умирал на её глазах, а безумная Пожирательница Смерти, и пальцем не пошевелив, чтобы спасти его, продолжала вторить, пока он захлёбывался кровью из-за перерезанного горла, что всё это пойдёт ему же во благо… И снова была боль, сводившая его с ума, крики, которые Драко лишь иногда чудом вынуждал себя сдерживать во время занятий с Беллой, хотя, казалось бы, это было уже сверх человеческих возможностей, с учётом того, что она творила с ним, как истязала его тело и душу… Иногда мелькал и он сам - опустошённый, вконец обессилевший, сидевший на полу возле стены в библиотеке после того, как его чудом возвращали к жизни домовики, которые теперь с жалостью и беспокойством исподтишка поглядывали на него… И вновь был новый день, проведённый им в пыточном зале, когда всё его тело было переломано, изрезано, исколото, и он содрогался на полу от непростительного пыточного заклятия, не в силах прекратить этот кошмар наяву.
Наконец круговорот воспоминаний завершился, и Драко отвёл взгляд в сторону и поморщился. Сейчас ему не хотелось ни говорить, ни думать о том, что Гермионе довелось увидеть: его слабость, нестерпимую, нечеловеческую боль, то, как страдал когда-то он сам. В карих глазах больше не было осуждения, в них отчётливо читались скорбь, жалость, понимание, да только видеть эти позорные для него эмоции он совершенно не желал. Очередное воспоминание заставило Гермиону содрогнуться, только в этот раз она через силу вовремя взяла себя в руки, не позволив эмоциям поглотить её, довести до крайности и привести к новому срыву. Ни разу в жизни она не видела Малфоя таким слабым, измученным, забитым. Теперь перед её глазами стоял уже он сам, только этот Драко был немного моложе, был весь изломан и перепачкан кровью: его левый глаз был выколот, живот – вспорот, тело и лицо покрывало множество глубоких, гнойных ран, на шее и руках виднелись сильные ожоги, несколько пальцев на руках были отрезаны, ноги были вывернуты под неестественными углами, и он вздрагивал от прямого воздействия лучей сильнейшего Круциатуса и стискивал зубы, дабы не взвыть. Зажмурив на мгновение глаза, Гермиона постаралась перевести дыхание. Эта сцена напомнила ей пытки её самой и покойного Артура Уизли, да только если ей пришлось столкнуться с таким всего пару раз в жизни, то Драко проходил через это ежедневно, стоило ему оказаться в стенах родного дома… И так изо дня в день на протяжении двух адских лет, самых чёрных и страшных лет в его пока ещё недолгой жизни.
– Мне жаль, - негромко выговорила она и медленно опустила глаза. К её ужасу, рассказы Иримэ были в полной мере правдивы, и оттого становилось даже страшно: что такое имело место быть в этой жизни, к тому же между близкими родственниками. Безумная Беллатриса Лестрейндж не то что не щадила его - даже, скорее, наоборот, ещё рьяней истязала племянника и пускала в ход всё своё мастерство инквизитора, будучи свято уверенной, что это пойдёт только во благо. Да только пошло ли? По сей день Драко со стыдом и горечью вспоминал те дни и даже вздрагивал от лицезрения этих кровавых сцен с его участием, словно снова каждой клеточкой кожи ощущал всю ту нестерпимую боль. Гермиона всерьёз надеялась и хотела верить, что, быть может, со временем ему наконец удастся забыть их, приглушить эту боль и, вместе с тем, стать другим человеком, но пока что такие воспоминания были для него слишком живыми и страшными. Осторожно посмотрев на Малфоя, по-прежнему продолжавшего упрямо молчать и всеми силами делать вид, что эти воспоминания ему ни по чём, хотя его состояние выдавало иное, Гермиона вдруг задумалась над тем, что зверь в нём был отнюдь не чудовищем: он был израненным, затравленным, зарождённым в боли и необходимости выживать любыми путями. Не стань он жестоким, беспощадным, он бы мучился по сей день и, наверняка, уже загнулся – если не от рук Беллатрисы, так на поле боя уж точно. Малфой действительно стал опасным человеком, хладнокровным, способным на многое – уж Гермиона знала это не понаслышке. Оправдывать его поступки она не собиралась, однако теперь она в действительности куда лучше понимала, что заставило его стать таким, что сломало в нём однажды человека, и что на то были не просто весомые, но даже значимые причины.
«Либо убьёшь ты – либо убьют тебя. И ты стал убивать, не оглядываясь ни на кого и похоронив в себе всё то хорошее, что когда-то жило в твоей душе. Ведь только так возможно было выжить…»
- Все мы в чём-то сильны, а в чём-то слабы, - наконец заговорил Драко, который за это время, бесспорно, нашёл в себе силы искоренить подавленность, дабы не демонстрировать Гермионе больше свою слабую сторону. Она подняла на него глаза и забегала внимательным, даже взволнованным и участливым взглядом по лицу парня. – Я уже говорил тебе: мне не нужна жалость! Я тот, кто я есть, кем я стал.
- Но какой ценой! – прошептала она и перевела взгляд на его шею. Ещё совсем недавно перед глазами Гермионы стояла ужасающая сцена: как Беллатриса перерезает ему глотку. Именно она и заставила её в какой-то момент схватиться за сердце.
- У каждого свой путь, своя дорога. Это была моя, и я её осилил. Обсуждать тут больше нечего, - поджав губы так, что они превратились в тонкую ниточку, упрямо отрезал Драко. Помолчав немного, Гермиона коротко кивнула ему.
- Как скажешь.
- Продолжай, возвращай воспоминание! – почуяв, что в комнате вскоре повиснет напряжённое молчание, решительно потребовал Драко, но Гермиона на это лишь хмыкнула.
- А всё ли ты мне показал?
- Вполне.
В его интонации Гермиона уловила едва заметную фальшь, отчего даже сама поразилась тому, что хоть в чём-то настолько хорошо успела изучить Малфоя. Она ни на мгновение не сомневалась, что он всё-таки укрыл от неё часть правды. Поднявшись с кресла, она подошла к дивану и с осуждением посмотрела на Драко, который несколько удивился её поведению.
- Малфой, ты, похоже, забываешь, что иной раз я провожу рядом с тобой много времени, и в такие периоды я наблюдаю тебя отнюдь не за обеденным столом с равнодушным выражением лица за чашкой чая и с утренней газетой. Я видела, как ты ломался, как срывался, как терзался. - Слушая её, Драко оттолкнулся от дивана и скрестил руки на груди, прищурив глаза. – Я уже научилась улавливать изменения в твоём поведении, чувствовать тебя, различать фальшивые нотки в голосе и понимать, когда ты нагло врёшь мне в лицо! И этот раз – не исключение! – Стоило ей договорить, причём тоном строгой и требовательной преподавательницы, как он рассмеялся в голос.
- И впрямь, слишком уж близко я тебя подпустил! – наклонив голову на бок, грубо заметил он, на что Гермиона не менее резко ответила:
- Да, и это был твой выбор. Скажи, ты так жаждешь, чтобы наше копание в твоей голове затянулось ещё на пар