ИЗ ДРЕВНЕРУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

«Чадо, собери разум сердца своего и внимай словам породившего тебя, ибо не во вред душе твоей, но во укрепление разума...» — эти строки от­цовского наставления из Изборника 1076 года звучат как обращение к потомкам. Вне этой духовной преемственности, этой животворной связи времен невозможно «самостоянье человека» (Пушкин).

Литература Древней Руси одна из старейших в Европе, часть само-бытнейшей культуры русского народа, и по сей день остается храни­тельницей духовных основ, или архетипов¹, народного национального сознания.

Средневековье — эпоха формирования наций и языков, оставившая нам многочисленные памятники архитектуры, живописи, литературы, тесно связанные с религиозной традицией. Пришедшее на Русь христи­анство (X в.) сформировало определенные эстетические каноны и со­здало ценности, без которых невозможно понять особенности сознания человека того времени. Так, в древнерусской культуре вершиной архи­тектурного творчества являлся христианский храм (Дом Господень), в живописи главное место отводилось иконе, а в литературе господство­вало религиозное содержание. Таким образом, русский человек осозна­вал себя частью единого славянского мира, общей веры. «...Славяне, приняв христианскую веру, заимствовали с нею новые мысли, изобрели новые слова, выражения, и язык их в средних веках, без сомнения, так же отличался от древнего, как уже отличается от нашего», — писал Н.М. Карамзин в своей «Истории государства Российского».

Перенесение достижений византийской культуры на славянскую почву способствовало интенсивному распространению христианской книжности на Руси, начиная с самого плодотворного «киевского» пе­риода ее истории. Зримым, «буквенным» носителем живого слова русских книжников явилась славянская азбука — «кириллица», созданная в 863 году просветителями Кириллом и Мефодием, тогда как духовные истоки летописного творчества кроются в народных преданиях и поэти­ческом фольклоре. И в многосоставной, представляющей «Русь изна­чальную» «Повести временных лет», и в «местных» летописях запечат­лены важнейшие вехи отечественной истории.

Сами книги являлись своего рода произведениями искусства, украшающими монастырские и княжеские библиотеки. Но главная их ценность заключалась в их духовном содержании, имеющем нравст­венно-воспитательное значение. «Подобно тому как разум растет от ис­токов своих, так праведник — от читаных книг: воина красота — в ору­жии, а корабля — в парусах, но праведника — в чтении книг» — эти слова принадлежат безымянному старцу, чья мудрость запечатлена в одном из книжных поучений XI века. В «Повести временных лет» книги сравниваются с реками, которые «напоят вселенную» и являют­ся «уздой воздержания».

Приступая к изучению произведений древнерусской литературы, необходимо учитывать их специфику, и прежде всего рукописный характер их изначального бытования. Текст произведения мог иметь несколько списков, причем переписчики нередко вносили в первоис­точник изменения, продиктованные потребностями своего времени, новыми художественными и идейными установками. Вместе с тем пишущие исходно следовали строгим книжным канонам, обязательно­му литературному этикету, ориентированному на библейские тексты и византийские образы с их красочным и замысловато-поэтичным языком, опирающимся на определенные трафаретные конструкции и формы. При этом сам автор, бегущий от греха гордыни, оставался не­известным, что является еще одной характерной чертой древнерусской литературы, по сути анонимной. Древнерусский автор отличается осо­бой скрупулезностью в изложении исторических событий, воспроиз­водя их в строгой последовательности и не выходя за рамки сюжетной канвы. В оценке излагаемых событий он следует провидческому прин­ципу: ход истории в его представлении направляется волей Божьей, нередко вступающей в поединок с бесовской силой, толкающей чело­века на преступление (таков, например, сюжет об ослеплении князя Василька Теребовльского собственными братьями, делящими власть).

Рассказывая о том или ином событии русской истории, древний автор прибегает к различным аналогиям, сравнивая, например, побе­ду войска Дмитрия Донского на Куликовом поле с победами Алексан­дра Македонского или поединком Давида и Голиафа («Сказание о Ма­маевом побоище»).

Известный исследователь древнерусской литературы В.В. Кусков называет это принципом «ретроспективной исторической аналогии», который опирается на стремление авторов следовать в оценке событий определенным устоявшимся нормам. Традиционность древнерусской литературы следует понимать не как упрощенность и творческое без­личие, а как мировоззренческую целостность, определяющую для на­шего древнего соотечественника русскую картину мира. Следование традиции направляло творчество художника, влияя и на выбор им об­разной символики, и на нравственную оценку изображаемого.

Ранее вы знакомились с произведениями древнерусской литерату­ры («Поучение» Владимира Мономаха, фрагменты «Повести времен­ных лет» и др.) и не могли не отметить ее жанровое разнообразие. Речь идет о целой жанровой системе, включающей жанры церковные (жития, поучения, проповеди, легенды о святых и монахах) и летопи­си, разного рода исторические хроники. Особо следует выделить жанр хожения, традиционно повествующего о путешествиях паломников по святым местам, но в ряде случаев выходящего за пределы церковной тематики (например, «Хожение за три моря» Афанасия Никитина). В целом можно говорить о литературе церковной и литературе мирской, светской, которые существовали не изолированно, а постоянно взаимо­действуя друг с другом. Например, уникальный памятник русского Средневековья «Слово о полку Игореве» (XII в.), вобравший многие особенности современной ему литературной эпохи и одновременно об­наруживший черты литературного новаторства. Изучая любое древне­русское произведение, необходимо привлечь знания отечественной ис­тории, обратиться к историко-культурному и историко-бытовому комментарию. Чтобы понять художественную специфику изучаемого текста, постарайтесь по возможности прочитать некоторые его фраг­менты в оригинале, а затем — в переводе или поэтическом переложении.

Обратившись хотя бы к одному произведению из огромного пласта великой литературы, мы можем, как в капле воды, разглядеть в нем от­ражение целого — культуры страны, явившей миру образцы художест­венного воссоздания действительности и человека с высоких гумани­стических позиций.

 

«СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ»

У подлинных творений искусства нет срока давности...

В начале 90-х годов XVIII века собиратель русских древностей граф А.И. Мусин-Пушкин приобрел в Спасском монастыре в Ярославле интереснейшую рукопись — сборник XVI века, включающий поэму о походе князя Игоря Новгород-Северского против половцев. Копия списка была изготовлена для Екатерины Великой, ранее отдавшей распоряжение Святейшему Синоду о необходимости изучения древ­них рукописей, представляющих историческую ценность. О найден­ном сборнике как о пока еще «частном» факте в 1797 году упомянул

поэт и драматург М.М. Херасков в примечании к тексту своей поэмы «Владимир»: «Недавно отыскана рукопись под названием: «Песнь о полку Игореве», неизвестным писателем сочиненная. Кажется, за многие до нас веки, в ней упоминается Баян — российский песнопе­вец». В том же году писатель и историк Н.М. Карамзин высоко отзывался о художественных достоинствах обнаруженного памятника, сравнив его с легендарными поэмами кельтского барда Оссиана. И 1812 году древний список с входящим в него «Словом о полку Игоре­ве» погиб в огне московского пожара, сгорело и большинство экземпля­ров первого издания поэмы, подготовленного Мусиным-Пушкиным...

Каковы же источники сохранившегося текста поэмы? Это уже упомянутая екатерининская копия и издание 1800 года с имеющими­ся в них неточностями и «темными» местами. Именно с них начинает­ся вторая жизнь этого удивительного творения безымянного русского гения, побудившего к сотворчеству многих отечественных поэтов — от В.А. Жуковского и А.Н. Майкова до К.Д. Бальмонта и Н.А. Заболоц­кого (эти и многие другие авторы явились своеобразными «перевод­чиками» «Слова...», воплотив его в современном поэтическом слове). Так читатель обрел еще один шедевр отечественной поэзии — поэму о русских князьях и Русской земле, о далеком XII веке с его битвами, распрями, поражениями и победами. Ее пафос проникает в самое сердце, минуя непривычную орфографию, и с самого начала чтения побуждает к единению с автором, к сопереживанию той великой беде, что заставила его взяться за перо:

Не льпо ли ны бяшетъ, братие, Начяти старыми словесы Трудных повьстий о пълку Игоревь, Игоря Святъславлича?

По былинам сего времени

Сюжет «Слова...» связан с событиями Игорева похода от Десны к Дону в 1185 году. Известна точная дата выступления войска новгород-северского князя, его сына и племянника — 23 апреля. По пути войско Игоря соединилось с дружиной брата Всеволода («Оба мы — Свято­славичи»), укрепив свои ряды.

Что же заставило Игоря выступить в поход против половцев — сильного и грозного врага, много лет не дававшего покоя Рус­ской земле? Не участвовавший в битве объединенных княжеских поиск с половцами в 1184 году, Игорь искал возможности доказать свою преданность Святославу Киевскому и стремился прославить свое оружие. Когда-то, во времена противостояния Ольговичей и Мо-иомаховичей, Игорь, будучи приверженцем первых, был в союзе со Степью, но позже, в период объединения русских сил, решительно ра­зорвал с половцами.

Ключевые эпизоды Игорева похода описаны в Ипатьевской (нач. XV в.) и Лаврентьевской (1377) летописях, согласно которым Игорь приблизился к Донцу 1 мая и был застигнут солнечным затмени­ем («Игорь же возрев на небо и виде солнце стояще яко месяць»). Успо­коив дружину, воспринявшую произошедшее как грозное предупрежде­ние, Игорь перевел войско на другой берег реки. После воссоединения с князем Всеволодом русичи двинулись на юг и вскоре получили сооб­щение разведчиков о том, что половцев не удалось захватить врасплох и они готовы к бою. Пройдя ночным маршем, русские полки к утру ата­ковали половцев, которые, не приняв боя, бежали, оставив неприятелю богатые трофеи. Вместе с тем, углубившись в Половецкую степь, вой­ско Игоря оказалось в весьма уязвимом положении, что вскоре под­твердилось во втором акте военной драмы: утром половцы объединен­ными силами окружили Игорево войско, отрезав его от Донца («бысть бо их бещисленое множество»). Итогом жестокой сечи на реке Каяле стало полное поражение русских и пленение раненого Игоря, за которо­го поручился хан Кончак, когда-то бывший союзником князя. Но еще более тяжким следствием неудачи Игоря стало ответное вторжение по­ловцев на русские земли, ободренных столь внушительной победой (были осаждены Переяславль, Римов, разорены путивльские земли). Сам Игорь, охраняемый двадцатью стражами, тем не менее стремился совершить побег, который осуществился благодаря относительной сво­боде передвижений князя и помощи половчанина Овлура. Сумев ото­рваться от погони, Игорь спустя одиннадцать дней достиг погранично­го города Донца, а затем и родного Новгорода-Северского.

Что стоит за скупыми сведениями летописной хроники? Горяч­ность храброго князя, не пожелавшего посчитаться не только с небес­ным предзнаменованием, но и с законами военной стратегии. Необы­чайное мужество русских, отрезанных половцами от воды и испытывавших сильнейшую жажду, но продолжавших биться до последнего. Героизм и богатырская сила Всеволода, обломавшего ору­жие о врагов и отбивавшегося от половцев голыми руками. Половец­кий плен и горестные размышления князя о случившемся, страстное желание возвратиться на родину. Наконец, чувства, переполнявшие Игоря, встреченного в Новгороде-Северском, Чернигове и Киеве с ра­достью и ликованием. Чтобы -описать это, нужно было обратиться к другому жанру и описать произошедшее иными словами. Так роди­лась удивительная поэма, об авторстве которой по сей день не утиха­ют споры и которая поражает художественной зрелостью и глубиной поэтической мысли.

Ознакомившись с событийной канвой истории об Игоревом похо­де, обратимся к словесно-образной ткани поэмы, заставляющей сопе­реживать событиям более чем восьмисотлетней давности.

На землю Половецкую за землю Русскую

Тогда Игорь взглянул

на светлое солнце и увидел воинов своих

тьмою прикрытых.

Символическая картина солнечного затмения, построенная на удиви­тельном совмещении «точек видения», делит поэму на две неравные части — своего рода запев к основному повествованию и рассказ о со­бытиях трагического похода. Следует обратить внимание на исходную авторскую характеристику главного героя: Игорь «скрепил ум силою своею и поострил сердце свое мужеством». Это сказано о заведомо не­верном, единоличном решении, приведшем к тяжким последствиям для русского воинства! Но не стоит забывать о законах героического эпоса, оправдывающего героя в тех поступках, которые продиктованы ратным духом, стремлением к подвигу (известно утверждение о том, что воин несет свое бытие на кончике собственного меча и сам ищет возможности сразиться за общее дело — позже это прозвучит в гого­левском «Тарасе Бульбе»). С этой точки зрения поступок Игоря предопределен, исполнен высокого, героического звучания, хотя ав­тор и не снимает с героя вины за стремление к личной славе и нежела­ние внять доводам разума и недобрым предзнаменованиям.

Обратите внимание на речевую характеристику героя. Что преобладает в репликах Игоря, обращенных к войску? Подтверждаются ли оценки, данные князю автором в начале поэмы?

Сам поход Игоря представлен чередой ярких, запоминающихся картин. Движение войска в ночной мгле сопровождается мощным многоголосием живой степи («свист звериный стал», «волки грозу подымают по оврагам», «лисицы брешут на червленые щиты»). Природа одушевлена, очеловечена, наделена вещей силой: солнце не просто предупреждает, а «заступает путь» Игоревой дружине (примечательно, что, по замечанию Д.С. Лихачева, солнце в поэме само является источником затмения, выступая в роли покровителя русичей). Все это обилие языческих образов, включая упоминание о Даждьбоге и Трояне, напоминает о славянских корнях автора и героев поэмы, о древних традициях «общей жизни» человека и природы.

В контексте сюжета поэмы этот живой диалог может обретать тра­гически-зловещий смысл: хищные звери и птицы нередко сопровож­дают войско в расчете на богатую добычу (эта тема широко представ­лена в произведениях русского фольклора). Вместе с тем в поэме отчетливо проступают черты Руси христианской, ведь войну она ведет с «погаными» (это слово употреблено в древнем значении — «язычес­кие»). Так в «Слове...» соседствуют упоминание о церкви Богородицы Пирогощей и многочисленные «дохристианские» образы и персонажи вроде фантастической птицы Дива и аллегорических Карны и Жели — олицетворения кары и жалобного плача.

Но вернемся к событиям похода.

О Русская земля! Уже ты за холмом!

Этот рефрен звучит как грустное предупреждение тем, кто отпра­вился искать славы в степную даль, самонадеянно оставив позади род­ные города и веси. Первое столкновение с половцами и легкая победа русского войска описаны автором с большим поэтическим мастерством: перечисляя богатые трофеи, захваченные дружиной Игоря, он пе­редает то восторженное состояние, которое испытывали русичи, «по­топтавшие» (рассеявшие) половецкие полки («стали мосты мостить по болотам... всякими узорочьями половецкими»). Исход второго сра­жения, состоявшегося на следующий день, предсказан кровавыми зо­рями и пришедшими с моря черными тучами с синими молниями, стремящимися «прикрыть четыре солнца» (речь идет о четырех кня­зьях — Игоре, его брате Всеволоде, сыне Владимире и племяннике Святославе Ольговиче Рыльском). На неравное соотношение сил и решающей схватке указывает выразительная антитеза:

Дети бесовы кликом поля перегородили,

а храбрые русичи перегородили червлеными щитами.

Половцы столь многочисленны, что пытаются мощью своего кри­ка напугать противника, подавить его волю. Но объединенная, безли­кая сила степи уравнивается храбростью и необыкновенной силой представителей русского воинства. Вот как представлен автором брат Игоря, «ярый тур» Всеволод:

Стоишь ты на обороне, прыщешь на воинов стрелами, гремишь о шлемы мечами булатными!

Употребление множественного числа в этом описании укрупняет, гиперболизирует богатырскую фигуру князя, заставляя вспомнить о былинных приемах изображения воинских подвигов русских витя­зей («Куда, тур, поскачешь, своим златым шлемом посвечивая, там ле­жат поганые головы половецкие»). И все же, восхищаясь силой и от­вагой Всеволода Святославича, автор поэмы бросает упрек тому, кто «забыл честь и богатство, и города Чернигова отцов золотой стол».

Подумайте: почему повествование о решающей битве русских с полов­цами прерывается воспоминаниями автора о «веках Трояна», «годах Ярославовых» и «походах Олеговых»? Чем ознаменовались названные периоды в истории Руси?

Поражение Игорева войска болью откликается во всей Русской зем­ле. «Что мне шумит, что мне звенит — издалека рано до зари?» — вопро­шает автор поэмы, передавая свое ощущение разыгравшейся трагедии. «Никнет трава от жалости, а дерево с горем к земле приклони­лось» — так откликается природа на случившееся у реки Каялы.

Раны Игоревы

«Тут Игорь-князь пересел из седла золотого в седло рабское» — эта выразительная авторская метафора заключает в себе всю горечь пле­на, этого унизительнейшего для воина исхода битвы (вспомним слова Игоря в начале поэмы: «Лучше ведь убитым быть, чем плененным быть»). Не меньшую горечь испытывают те, для кого поражение рус­ских на Каяле является личным несчастьем. Среди них — легендарный Святослав Киевский, когда-то нанесший половцам сокрушительное по­ражение и пленивший половецкого хана Кобяка. Рассказ Святослава о смутном сне, виденном им в Киеве на горах, — один из поэтичнейших эпизодов «Слова...». Сон Святослава полон тревожных предзнаменова­ний, описанных в духе народных поверий: здесь и черное покрывало, и синее вино, «с горем смешанное», и жемчуг, символизирующий слезы. Терем без князька (т.е. перекладины, служащей опорой потол­ка) — к большому несчастью, как и серые вороны — вестники беды.

Сон героя в литературном произведении - всегда больше, чем обыч­ная бытовая подробность. Наполненные яркой, необычной символи­кой, сны укрупняют и заостряют те стороны жизни персонажей, кото­рые скрыты от окружающих (в этом отношении поразительны сны героев Ф.М. Достоевского). Они могут заключать в себе целую концеп­цию мира (сны героев Л.Н. Толстого), а могут пророчески предсказывать дальнейшее развитие событий, придавая им определенную окраску (сон Гринева в повести А.С. Пушкина «Капитанская дочка» и сон Татьяны в «Евгении Онегине»). Сон и явь как бы взаимодополняют друг друга, являя жизнь в ее различных «измерениях», материальном и духовном, видимом и запредельном. Очевидно, что уже в литерату­ре русского Средневековья сон выступает как художественный прием, придающий повествованию дополнительную эмоциональную окраску.

Бояре подтверждают пророчество: «два солнца», Игорь и Всеволод, уже померкли, призвав беду на Русскую землю. Но истолкование веще­го сна Святослава шире конкретного события, связанного с походом Игоря. Речь идет об общей для всех беде, незаживающей ране Ру­си — усобице, которая разъединила русских князей и ослабила славян­ское единство. Сон Святослава — еще одно напоминание о великой от­ветственности князей, грозное предупреждение о последствиях княжеского «неспособия», неготовности к мудрым решениям. Только один Святослав Киевский обратился к соплеменникам с «золотым сло­вом, со слезами смешанным».

Составьте свой комментарий к речи Святослава, опираясь на текст при­мечаний к «Слову...» (любые издания по выбору). Что составляет глав­ное содержание обращения киевского князя к «сыновцам»? Что добав­ляет к этой- речи автор поэмы? Каково идейно-композиционное значение этого «слова в «Слове...»?

Гибель дружины Игоря, его ранение и плен представляют для автора-повествователя «обиду сего времени», требуют отмщения, ко­торое возможно лишь при объединении усилий князей, составляю­щих гордость Русской земли. Само поражение Игоря должно стать, по мнению автора поэмы, объединяющим фактором, стимулом к воз­рождению прежнего, сильного Киева, не ослабленного княжескими «крамолами». Вместе с тем судьба самого Игоря Святославича не забы­та, не заслонена политическими воззваниями: центром изображения был и остается человек.

Именно к конкретному человеку обращены нежные слова Яро­славны, для которой раны мужа вполне осязаемы, «приняты на се­бя». Плач Ярославны в Путивле — еще одна кульминация поэмы, вновь возвращающая нас к фольклорным истокам «Слова...». Яро­славна заклинает природные силы помочь горячо любимому мужу вернуться домой, она и сама готова лететь «кукушкою по Дунаю», чтобы быть рядом с ним. Ее мольбы, обращенные к «ветру-ветри­ле», Днепру Славутичу и «трижды светлому солнцу», наполнены внутренней поэзией, вносящей в «трудные повести» об Игоревом походе глубокий лиризм (не от него ли берет начало пушкинская «светлая печаль» или плачи некрасовских женщин?). Между тем, как отмечает О.В. Творогов, даже в «интимном» лирическом плаче героини обнаруживаются общественные мотивы, столь важные для автора поэмы (Ярославна вспоминает о воинах Игоря, о походах ле­гендарного Святослава Киевского на хана Кобяка).

«Плач Ярославны», выделяясь в поэме своим неповторимым зву­чанием, одновременно сливается с общим хором русских женщин, оп­лакивающих своих мужей:

Жены русские восплакались, приговаривая:

«Уже нам своих милых лад

ни мыслию не смыслить,

ни думою не сдумать,

ни глазами не повидать...»

Плач Ярославны, горе Русской земли словно пробуждают Игоря от тяжкого оцепенения, укрепляя его решение бежать из половецкого плена: «Игорь спит, / Игорь бдит, / Игорь мыслью поля мерит...» С удивительной психологической точностью автор передает состоя­ние князя, мысленно измеряющего пространство, которое отделяет его от родной земли. И как стремительно набирает темп повествова­ние, когда Игорь начинает свой путь к Донцу («Кликнула, стукнула земля...»).

И вновь мы наблюдаем смешение христианских и языческих мо­тивов: изначально «Игорю-князю Бог путь указывает», тогда как в до­роге ему помогает вмешательство природных сил, участвующих в судьбе беглого пленника (органичное соединение традиций и веро­ваний в художественной ткани «Слова...» создает объемную «точку зрения» на героев и события в поэме).

Обратите внимание на детали, сопровождающие описание бегства Игоря из плена. Сопоставьте этот эпизод «Слова...» с сюжетами русских народных сказок и песен. Какова роль приема психологического парал­лелизма (соотнесенность человеческой жизни с жизнью природы) в этом и других эпизодах поэмы (например: «Солнце светится на не­бе, — а Игорь - князь в Русской земле»)?

Ясный, человечески понятный мотив бегства Игоря из неволи противопоставлен в поэме хитрости и коварству половцев: желая удержать «сокола» (Игоря) в своих руках, Гзак с Кончаком решают судьбу «соколенка» (сына Игоря Владимира), которого надо либо «расстрелять золочеными стрелами», либо «опутать красною деви­цей». И все же ничто не может помешать возвращению князя-сокола в родимое гнездо, ибо «тяжко голове без плеч... так и Русской земле без Игоря».

Книжник или воин?

Вопрос об авторстве «Слова...» до сих пор остается открытым. Версии ученых разнообразны и подчас неожиданны: автором поэмы мог быть и один из дружинников Игоря, и киевский тысяцкий, летописец Петр Бориславич, и даже княгиня Мария Полоцкая, жена Святослава Все­володовича — одного из главных героев поэмы... При отсутствии пря­мых доказательств эти предположения остаются лишь гипотезами, имеющими равное право на существование. Но, не зная имени автора «Слова...», можно многое сказать о нем, о его отношении к героям и событиям, о тех взглядах, которые он исповедует на страницах поэмы.

Обратимся к вступлению. Противопоставляя собственную манеру повествования «замышлению» Бояна, автор заявляет о своем стрем­лении следовать тем реальным событиям, свидетелем которых он был и суть которых нашла свое обобщенное выражение в истории неудач­ного похода Игоря Святославича. По замечанию Д. С. Лихачева, вступительная часть «Слова...» навеяна книжной традицией, тогда как дальнейшее повествование свободно от каких-либо канонов и пред­ставляет собой живой, взволнованный рассказ современника-очевидца об «обиде сего времени». Определяя хронологические границы заду­манной им «трудной повести», автор упоминает «старого Владимира» (Владимира I Святославича) и «нынешнего Игоря», что свидетельст­вует о широте знаний писателя, взявшегося за историческое повество­вание, требующее обращения к многочисленным именам и фактам. Обширная эрудиция автора, его осведомленность в политических во­просах позволяют предполагать, что он занимал достаточно высокую ступень в социальной иерархии. И все же не это определяет главное в авторской фигуре, явно не «умещающейся» в рамки традиционной летописной литературы.

Один из наиболее часто повторяющихся образов в «Слове...» — образ Русской земли. Родная земля чутко реагирует на происходящие в по­эме события: она «стонет», «гудит», грустит и радуется, ей присуще родительское охранительное начало. Автор поэмы кровно связан с этой землей, ее бескрайними просторами и великими реками («Девицы поют на Дунае, — вьются голоса их через море до Киева»). Сила и мощь Ру­си заключаются в ее единстве, способности русского мира противосто­ит!) внешним угрозам. Авторскому идеалу единого государства не суждено сбыться, пока на Русской земле царит раздробленность, име­нуемая усобицей (в словаре В.И. Даля усобица — распря, простираю­щаяся от «взаимной, домашней вражды, драки до раздора среди наро­да»). Поэтому так важно само обращение автора: «Начнем же, братья, повесть эту...» Мотив близости, родства русских "князей пронизывает рассказ автора о «невеселом времени» взаимных обид и претензий:

...ибо сказал брат брату: «Это мое, и то мое же».

Авторская позиция в «Слове...» выходит за пределы, диктуемые узкосословными интересами или приверженностью какому-либо кня­зю, — это позиция общерусская, патриотическая. Соборный, «антиусобичный» пафос поэмы делает ее грандиозным памятником эпохи, не теряющим своего значения и в наши дни.

Говоря об особенностях авторского «я» в «Слове о полку Игореве», не следует сводить их к сфере идеологической, забывая о том, что автор поэмы прежде всего художник, поэт, стремящийся в песенном слове воспроизвести события русской истории. Масштабность их историчес­кого видения не исключает внимания автора к деталям, мельчайшим проявлениям природного и человеческого бытия, например, эпизод по­бега Игоря из плена, насыщенный зрительными и звуковыми образами:

Тогда вороны не граяли, галки примолкли, сороки не стрекотали, только полозы ползали.

Шуршание степных змей может быть расслышано лишь в полной тишине, и это тревожное безмолвие передано повествователем с пора­зительной художественной точностью. Автором упомянуты и пугли­вые чайки, по поведению которых Игорь мог заранее знать о прибли­жающейся погоне, и стук дятлов, указывающий на близость реки. Все это создает «эффект присутствия»: вслед за Игорем и Овлуром мы вслушиваемся, всматриваемся в степную даль, призывая в помощь при­родную и Божью силу. И как долгожданный и радостный исход опасно­го пути звучат строки: «Солнце светится на небе, — а Игорь — князь в Русской земле».

Кто же он, автор талантливейшей древнерусской поэмы? Книж­ник-златоуст, превзошедший в песенной славе легендарного Бояна? Воин-защитник, словом и мечом служивший родной земле? Ясно одно: это человек, видящий смысл жизни в служении Святой Руси, в приумножении ее славы и могущества:

Здравы будьте, князья и дружина,

борясь за христиан

против нашествий поганых!

Князьям слава и дружине! Аминь.

Немеркнущее слово

Великие тексты литературы обретают вторую жизнь в многочислен­ных исследованиях, новых прочтениях и интерпретациях. В этом от­ношении «Слово о полку Игореве» — одно из наиболее «трудных» и загадочных произведений отечественной классики. Можно ли с од­нозначностью определить жанр «Слова...»? Это и героическая поэма, и воинская повесть, и историческая песнь, «укладывающиеся» в еди­ное авторское определение — «слово». Что характеризует стилистику поэмы — эпическое, монументальное начало или авторский лиризм, придающий «Слову...» неповторимое эмоциональное звучание? Эти и другие вопросы, включая проблему авторства «Слова...», требуют бережного прочтения древнерусского литературного шедевра. Пред­метом научной полемики стали даже отдельные слова и фрагменты текста «Слова...», в первых копиях которого изначально были допуще­ны ошибки и неточности. Вот лишь некоторые «темные места» поэмы, вызывающие различные толкования:

«...А ты буйный Роман и Мстислав!» - «...Именитые Роман и Мсти­слав!»

(«а ты» — обращение) (тюркское «аты буй» — «именитый»)

«...Рыскал до петухов («куръ»)

«...Рыскал до стен Тмутороканя»

Тмутороканя» (тюркское «кура» — стена, (древнерусское «курок»

— ограда) петух)

«...под трубами повиты...» «...под трубами рождены...» («повити»)

(лат. vita — жизнь)

Одной из причин смысловых «затемнений» в поэме явилась и ошибочная разбивка текста оригинала (в древнерусских рукописях текст писался в сплошную строку), и разночтение при определении значения имен и названий.

Особого внимания заслуживает имеющая свою историю поле­мика вокруг вопроса о подлинности «Слова...». Гибель рукописи-памятника в пожаре 1812 года явилась основанием для сомнений и существовании древнего списка (именно такую позицию заня­ли представители так называемой скептической школы ученых-источниковедов начала XIX века).

А.С. Пушкин отмечал в своей заметке 1836 года, посвященной анализу некоторых «темных мест» «Слова о полку Игореве»: «Неко­торые писатели усумнились в подлинности древнего памятника на­шей поэзии и возбудили жаркие возражения». М.Г. Каченовский, О.И. Сенковский и П.И. Давыдов выдвинули идею о позднейшем происхождении поэмы (к этому времени еще не была открыта «Задонщина» — другой русский памятник, обнаруживающий явные пе­реклички с созданным ранее «Словом...»). Пушкинский ответ «скеп­тикам» явился примером феномена художественной интуиции, присущей гениальным художникам: «Других доказательств нет, как слова самого песнотворца. Подлинность же самой песни доказывается духом древности (выделено мной. — С.З.), под который невозможно подделаться». Более поздние попытки опровергнуть древность и под­линность «Слова...» (работы французских ученых Л. Леже и А. Мазопа) так и не смогли поколебать «вненаучного» пушкинского доказа­тельства. Вместе с тем само возникновение подобной полемики безусловно стимулировало многостороннее изучение «Слова...», вне­сшее вклад в отечественную науку и культуру.

«Слово о полку Игореве» — не просто уникальный литературный памятник, а одна из вершин отечественной поэзии, ярчайшее проявле­ние национального гения. В этой связи уместно вновь сослаться на Пуш­кина, утверждавшего, что многие писатели XVIII века «не имели все вместе столько поэзии, сколько находится оной в плаче Ярославны, в описании битвы и бегства». Современный казахский поэт О. Сулейменов, кропотливо изучавший «Слово...», высказался так же опреде­ленно: «Стиху учит «Слово...». Годами вчитываясь в него, получаешь поэтическое образование».

 

ВОПРОСЫИ ЗАДАНИЯ

1. Каковы сюжетно-композиционные особенности «Слова о полку Игореве»? В чем смысл авторского противопоставления собст­венной художественной задачи «замышлению Бояню» во вступлении, «запеве» к поэме?

2. Какими чертами характера наделен в поэме ее главный ге­рой — князь Игорь Новгород-Северский? Сравните авторские характеристики с летописными источниками об Игоревом похо­де: в чем совпадают и чем отличаются задачи летописца и поэта?

3. Раскройте роль пейзажа и функцию образов живой и неживой природы в «Слове о полку Игореве». Как автор использует прием контраста, описывая природные явления по отношению к выступившим в поход русичам? Приведите аналогичные примеры из известных вам произведений русского фольклора.

4. Какими средствами создается в поэме собирательный образ Рус­ской земли? Прокомментируйте утверждение Д.С. Лихачева о том, что «Слово о полку Игореве» посвящено всей Русской земле в целом».

5*. Как соотносится в «Слове...» эпическое и лирическое начала? Проанализируйте с этих позиций ритмику поэмы, подбирая со­ответствующие примеры из текста «Слова...».

6. Рассмотрите проблематику поэмы с точки зрения ее подчиненно­сти главной идее — призыву к единению всех русских сил перед ли­цом внешней угрозы. Почему автор выбрал для воплощения своей идеи сюжет о неудачном походе новгород-северского князя?

7. Раскройте роль поэтических средств в художественной структу­ре «Слова...». Какова функция сравнений, эпитетов, метафор, психологического параллелизма и т.п. в конкретных эпизодах поэмы? Приведите соответствующие примеры.

8*. Как сочетаются в поэме элементы языческой и христианской культуры? Охарактеризуйте с этих позиций образ автора в «Слове о полку Игореве».

ОСНОВНЫЕ ПОНЯТИЯ

Древнерусская литература.

Летопись.

Героическая поэма.

Историческая песнь.

Плач.

Психологический параллелизм.

Олицетворение.

СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ

ТЕМЫСОЧИНЕНИЙ

Героическая тема и приемы ее воплощения в «Слове о полку Игореве».

Образ князя Игоря и тема Русской земли в поэме «Слово о пол­ку Игореве».

Роль природного мира в образной системе «Слова...».

«Что мне шумит?..» (Образ автора и авторская позиция в «Сло­ве о полку Игореве».)

Поэтические страницы «Слова...». (Анализ одного эпизода.)

ДОКЛАДЫИ РЕФЕРАТЫ

1. «Слово о полку Игореве» в древнерусской литературе.

2. Поэтические переложения поэмы «Слово о полку Игореве».

РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

Дмитриев Л.А. История первого издания «Слова о полку Игоре­ве». М.; Л., 1960.

Лихачев Д.С. Слово о походе Игоря Святославича // Слово о полку Игореве. Л., 1967. (Библиотека поэта.)

Адрианова-Перетц В.П. «Слово о полку Игореве» и памятники русской литературы XI - XIII веков. Л., 1968.

Рыбаков Б.А. Русские летописцы и автор «Слова о полку Игоре­ве». М., 1972.

Прокофьев Н.И. Бессмертная поэма Древней Руси // Русская речь. 1975. № 5.

Осетров Е. Мир Игоревой песни. М., 1977.

Тихомиров МЛ. Русское летописание. М., 1979. Сулейменов О. A3 и Я. Алма-Ата, 1975.