Начать подготовку к турне по Европе было нелегко. С самого начала моей предварительной тренировки к Токио я настроил себя на сверхтрудную работу и в конечном счете выполнил ее. И теперь после семи месяцев интенсивной работы я мог отдыхать, имея на это полное право. Однако переключиться на отдых было не так просто. После Токио я уговорил себя подождать с отдыхом, пока не поставлю еще два мировых рекорда, а теперь после двух рекордных забегов я снова стал задумываться, нужна ли мне передышка.
Когда мозг и тело давно настроены на желанный отдых, очень трудно продолжать напряженную работу и принять как неизбежное, что передышки впереди не предвидится.
Если не считать нерегулярной работы в конце 1964 года, по-настоящему организованная тренировочная программа началась для меня в день Нового года в молодежном автокемпинге в Островной бухте, известной на весь мир как место глубоководной ловли рыбы и развлечений.
Я начал многообещающе, пробегая каждое утро пять и каждый вечер десять миль по скучной дороге, ведущей в лагерь. Между тренировками я загорал или выуживал несметное количество рыбы.
Сосредоточиться на тренировке при отсутствии партнеров – дело весьма нелегкое. Все бегуны были сейчас заняты в соревнованиях на дорожке, и не раз в своих одиноких пробежках я с благодарностью думал о том стимуле, который мне дал в тренировках перед Токио Барри Мэги. Теперь мне его недоставало.
Еще раньше я ясно дал понять, что не собираюсь участвовать в сколько-нибудь важных соревнованиях новозеландского летнего сезона, исключая разве некоторые. Возможно, я сделал стратегическую ошибку, не устояв перед искушением в последний раз выступить на закрытой дорожке в Лос-Анджелесе и присоединиться к Биллу и Джону, совершавшим там турне. В начале февраля я вылетел на прощальную встречу, организованную «Лос-Анджелес Таймс».
|
|
Эта поездка была примечательна прежде всего тем, что я отправился из Новой Зеландии без менеджера. Наконец-то новозеландская администрация пришла к выводу, что нет никакой опасности выпустить меня за границу одного!
В день встречи новозеландская команда имела огромный успех. Как обычно, соревнования привлекли множество звезд из СССР, Польши, Чехословакии, Румынии, стран Британского содружества, Канады. И среди этого обилия талантов новозеландцы оказались победителями трех беговых дистанций. Билл уверенно выиграл две мили у Джорджа Янга, Джон в борьбе с Билли Миллзом и Витольдом Бараном вышел победителем на милю, а я обыграл Билла Крозерса на 1000 ярдов.
Однако после выступления в Лос-Анджелесе мне стало трудно отказываться от участия в соревнованиях, как я первоначально решил, и игнорировать непрерывно поступающие приглашения. Большая часть новозеландских легкоатлетических клубов считает свои соревнования не менее важными, чем международные встречи за границей. Их руководители не могут понять, что клубные соревнования на самом деле налагают на приглашенного бегуна еще большие требования, чем международные. Публика идет посмотреть на прибывшую в их город звезду, и звезда обязана угодить ей, показав хорошее достижение. Если гость проваливается, вместе с ним проваливается и вся встреча. Кроме того, ему нужно встречаться с гораздо большим числом соперников, чем в международных встречах, менее похожих на показательное выступление одного спортсмена. И уж само собой разумеется, потратив уйму времени на эти маленькие соревнования, вы оказываетесь уже не столь боеспособными перед лицом более ответственных встреч.
|
|
Все же, несмотря на необходимость выступать по разным поводам и требованиям, я довольно успешно тренировался, и хотя не прошел еще через 100 миль в неделю, как перед Токио, не был этим обеспокоен. Я чувствовал, что могу до некоторой степени опираться на огромную работу, проделанную в 1964 году.
Последний раз перед турне я выступал в Хастингз-эт-Истер. Третий год подряд я пробегал здесь милю в пределах 4.00,0–4.01,0. Это говорило о хорошей подготовленности к турне, несмотря на то, что тренировку приходилось сочетать с участием в соревнованиях. Я продолжал тренировку на выносливость вплоть до отъезда в мае из Новой Зеландии. Я не тренировался на холмах и выполнил лишь очень небольшой объем скоростной работы. Турне предстояло длительное, со многими соревнованиями, и было ясно, что выносливость сыграет в нем особенно важную роль. Сознавая это, я рассчитывал войти в беговую форму на ранних состязаниях турне, если она не обнаружится сразу.
Мне говорили, что мой подход к тренировке перед турне неправилен, однако с этим уже ничего поделать было нельзя. Возможно, я не был предельно усердным, но я имел достаточное представление о своем самочувствии с самого начала. Физическое состояние – реальность, и сколько бы вы ни думали изменить его в критический момент, вам это не поможет. Психическое усилие может помочь за 200 ярдов до финишной черты, но не за круг.
|
|
За две недели до начала турне я столкнулся с единственной серьезной помехой в тренировке. Я начал с неохотой пробежку на 18 миль в сырую погоду вечером. Я не прошел еще и половины пути, как вдруг, перебегая с тропинки на шоссе, поскользнулся на мокрой траве и упал, ударившись о землю правым локтем, бедром и боковой частью колена. Оглушенный, я все-таки втайне порадовался, что теперь можно прекратить надоевший мне бег.
Вечером на следующий день я вышел на тренировку прихрамывая и покрыл свои обычные 10 миль. Эта пробежка показала, что при травмах подобного рода все неприятности происходят из-за чрезмерных напряжений, испытываемых здоровыми мышцами, если вы стремитесь сберечь пораженную. Из-за того, что я оберегал правую ногу, моя левая нога слишком напрягалась, и в конце концов бегать стало невозможно. Возникла угроза, что сорвется моя и без того скудная программа скоростной тренировки.
Убежденный, что мне так или иначе придется сделать передышку, я решил вечерами вместо тренировок ходить на массаж к Кейту Скотту. Я не терял оптимизма, решив, что если мне не удастся провести в достаточной мере скоростную тренировку в американской части турне, то для этого все же останется время перед более важной частью турне – европейской. В Европе я хотел попытаться побить несколько рекордов.
За неделю перед вылетом я уже смог тренироваться на дорожке из известняка в Александр-парке. Я начал короткую скоростную подготовку с серии 20 по 200 ярдов – точно такая же работа открывала программу скоростной тренировки к Токио. В среднем я показал на каждом отрезке 28 секунд, однако в последние пять пробежек мне пришлось вкладывать энергичные усилия, и это меня немало обеспокоило. Я бежал стиснув зубы и по-настоящему выкладывался. Перед Токио я пробежал всю серию 20 по 220 сильно и энергично. Сейчас во время бега непрекращающаяся боль в левой ноге хотя и была крайне острой, все же не заставила меня прекратить тренировку. Я отталкивался левой ногой так же сильно, как и правой, хотя и тревожился, не причинит ли мне это не приятностей в будущем.
В остаток недели я продолжал выполнять разнообразные скоростные упражнения, надеясь к первым большим соревнованиям в Лос-Анджелесе войти в форму. Это должна была подтвердить прикидка на полмили, которую я планировал провести в Гавайях, по дороге в Соединенные Штаты. В конце концов, рассуждал я, в Истере я уже пробежал милю на траве за четыре минуты, поэтому пик спортивной формы не так уж далеко.
Я забыл сказать, что кроме моего несколько вялого подхода к тренировке было и другое осложнение.
Начиная с января я был занят покупкой дома для нас с Салли. Скоро этой проблеме пришлось уделять столько времени, что я не мог без помех готовиться к предстоящему турне. Неоднократно мы хотели бросить это дело, но всякий раз, прочитав очередное объявление о продаже дома, снова впадали в искушение.
Наконец узнав из одного объявления, что владелец идет на неслыханные уступки, я решил прогуляться в последний раз, и, само собой разумеется, дом был куплен. Теперь, прежде чем переехать в новый дом, нужно было продать наш старый в порту Шевалье, купить новые и упаковать старые вещи. От всего этого я избавился лишь перед самым отлетом в Америку.
Победный бросок
Мы вылетели из Окленда с Артуром 29 мая, и на аэродроме в Гавайях нас встретил как всегда приветливый Генри Ямасаки и отвез в отель в Хилтон Гэвейен-Виллидж. Мы прибыли туда в половине одиннадцатого утра и затем отправились поплавать в океане. После этого был ленч, и с двух до пяти мы спали. Вечером мы провели легкую тренировку.
Мы бегали трусцой вокруг Форт де Расс, и не прошло и четверти часа, как в поле зрения появился бегун в шортах. Когда он приблизился, мы с удивлением обнаружили, что это Боб Шюль. Что ему надо на Гавайях? Вскоре выяснилось, что он приехал сюда, чтобы соревноваться со мной в разминочной прикидке. Мы договорились, что Шюль и его жена Шэрон пообедают вместе с нами – после второго купания в этот день,– и благодаря дружеским отношениям, которые Шюль завязал с помощником управляющего отелем, молодым Джоном Фукида, нам предоставили один из лучших столиков в знаменитом зале отеля Тэйпа-Рум.
На следующий день Шюль разбудил нас в половине седьмого, и мы вместе двинулись в Капиолани-парк на 55-минутную пробежку. С некоторым удивлением я за метил, что Артур не так хорош на пробежках, как обычно. Мы иногда забывали, что ему уже 48 лет. После полудня я провел хорошую тренировку на гаревой дорожке в Пьюкехоу Александр-Филд. Мои ноги были несколько «забиты», и навыки Артура в массаже были весьма кстати, хотя он массирует несколько грубо.
Генри Ямасаки организовал соревнования в понедельник, вызвав с материка Джима Грелле для участия на миле и поставив Боба Шюля против меня на полмили. Утром я час побегал трусцой и выкупался в океане, хотя день был хмурый и беспрерывно лил дождь. Перед началом соревнований, однако, погода прояснилась, и стадион заполнила многочисленная толпа зрителей. Среди них была большая группа моих сторонников. Я об этом узнал, когда они заревели, ободряя меня на последнем вираже. Оказалось, это были новозеландские зеленщики из Фо-сквер.
Я приехал на стадион как раз, чтобы увидеть соло Грелле за 4.03,0. Результат казался непостижимым, если учесть состояние дорожки. В своем забеге на полмили я рассчитывал показать около 1.50,0 и начал, как мне показалось, довольно быстро. Однако пробегая мимо секундометристов на первом круге, я услышал: «Пятьдесят шесть, пятьдесят семь...». Никакого вдохновения не было. Я замедлил бег на вираже, и за 220 ярдов до финиша Шюль вышел вперед и увеличил темп. Я озабоченно преследовал его, настигнув лишь у самого финиша, и выиграл с небольшим преимуществом, показав 1.53,8.
Остаток дня принес мне гораздо большее удовлетворение, потому что мы встретили старых друзей, Стэна Хэтти с женой, и они взяли нас с Артуром в главное отделение Аутриггер каноэ-клуба, которое теперь помещалось в прекрасном месте вблизи Дайамонд-Хед. В пляжных костюмах мы пили пиво на солнце, перемежая это занятие разговорами о серфинге и каноэ. Потом мы в клубной сауне за полчаса выпарили все, что поглотили.
Оттуда мы направились в дом Хэтти, из которого открывался захватывающий дыхание вид на Гонолулу. Не в первый раз я почувствовал, что мужчине нужно приехать с женщиной, чтобы по-настоящему оценить Гонолулу. И, разумеется, наоборот.
Во вторник погода была облачной и моросил дождь. Тем не менее, прежде чем упаковаться, мы провели почти часовую пробежку. Мы вылетели в Соединенные Штаты в 7.45 утра. Во время полета я познакомился с последним нововведением летного сервиса. В салоне под вешалками были вмонтированы телевизионные экраны, снабженные наушниками (гарантированно стерилизованными) и кнопочным управлением. Это позволяло индивидуально выбирать программу телевидения или одну из девяти радиопрограмм, по которым велись самые разнообразные передачи, начиная от трансляции популярной и классической музыки и кончая беседами для женщин и сводками для путешествующих бизнесменов. Было очень приятно дремать под музыку.
Мое состязание в Лос-Анджелесе было назначено на 4 июня, и когда 2 июня мы прибыли на место, реклама предстоящих соревнований достигла своего апогея. Нас вместе с другими спортсменами-гостями снимали по пяти телевизионным каналам сразу. Операторы установили свои камеры перед самым входом в ресторан, и мы по очереди переходили от одного репортера к другому. Прохожие то и дело наталкивались на нас и часто оказывались между интервьюером и его очередной жертвой.
4 июня я отправился на соревнование, чувствуя сильную нервозность – состояние обычное для меня перед стартом, когда я не уверен в своей форме. Мне предстояло бежать вместе с юным Джимом Райаном, Грелле и Йозефом Одложилом. Из этих главных моих противников самым серьезным казался Райан, который обыграл Грелле и Йозефа в Модесто две недели назад. Боб Шюль тоже участвовал в забеге и выглядел весьма самоуверенным. Он даже перед стартом сказал Рону Кларку, что чувствует себя способным справиться со мной. Не сомневаюсь, что это заявление было вызвано его выступлением против меня на Гавайях.
Готовясь к предстоящей миле, впервые в жизни я не столь сосредоточенно проводил разминку, чтобы как следует посмотреть другое состязание. Это был забег Кларка на три мили, в котором Невилл Скотт бежал, что бы поддерживать для Рона быстрый темп, насколько его хватит. Это был фантастический бег, и Рон показал на финише 13.00,4. Наблюдая, как бежит Кларк, я испытывал странное чувство, что мое соревнование не идет ни в какое сравнение с этим блестящим выступлением, и заметил Шюлю, что был увлечен зрелищем длительного бега.
Как прошла моя миля? Вот время на промежуточных отрезках. Первые 440 ярдов – 58 секунд, 880 – 1.59,0, 3/4 мили – 3.01,0, окончательный результат – 3.56,8. Я почувствовал себя уставшим на втором круге, и третий круг, мне казалось, я пробежал быстрее, чем это было на самом деле. Затем, хотя я и предполагал в этом забеге отсиживаться, я оказался рядом с лидером Кэри Вейзигером. За 300 ярдов до финиша, когда я обычно вкладываю в свой бег дополнительные резервы, я почувствовал, что начинаю слабеть. В этот момент я быстро прикинул, что Райан, Грелле и Одложил показали в Модесто 3.58,0 и это мне будет на руку, если сейчас я сделаю вызов. Я перешел на спринт.
Перед входом в последний вираж я понял, что до конца спринт не доведу. Мгновенно заново оценив положение, решил сбавить на вираже, подождать, пока меня не настигнут, а затем снова увеличить скорость, если останутся силы.
Дела пошли именно так, как я и предполагал. На выходе из виража бегун в белой форме сделал энергичный вызов. Я мотнул взгляд в его сторону, но разобрать как следует, кто меня атакует, не мог и решил, что, наверное, это Райан. Я выложил остатки своей энергии, но тотчас увидел, что ничего этим не добился. Я пошел вперед на пределе. Казалось, мы бежали грудь в грудь, и я не мог оторваться от своего противника ни на дюйм, хотя и не отступал перед ним. Появилась лента. Я сделал отчаянный нырок и снял ее не уверенный, что он не сделал этого раньше меня.
На следующий день на фотографии, сделанной репортером, было видно, что я выиграл у Грелле (это был он) примерно шесть дюймов. Мы оба показали одно и то же время.
Даже в самых яростных схватках с Джорджем Керром мне никогда не приходилось так трудно на послед ней прямой. Обычно здесь я, хотя и в незначительной степени, сбавлял усилия, но теперь мне не удалось сделать этого ни разу.
Чувствуя сильную усталость от состязания, я присоединился к Невиллу Скотту и еще одному канадскому трехмилевику в их полуторачасовой пробежке вокруг Южнокалифорнийского университета по траве. В час дня я вылетел в Торонто рейсом через Чикаго. Здесь было еще одно новшество для пассажиров – астровидение. Были те же телевизионные экраны, но на этот раз пилот приглашал вас посмотреть взлет и приземление его глазами. На носу самолета была установлена телевизионная камера.
В Чикаго мы встретились с Биллом Крозерсом и его тренером Фредом Футом, а в Торонто – с ныне там работающим новозеландцем Доном Смитом. Смит выступал за нас на 800 м в Риме. Тогда он учился в Оксфорде.
На следующее утро я провел тренировку в Хай-парке вместе с группой местных юных бегунов. Мы бегали по песчаным дорожкам среди деревьев, вокруг которых было полным-полно белок и бурундуков. Коммерческий директор Ротменов Джим Тэйлор пригласил нас в курортное место на озере Гурон, где мы поиграли в теннис, совершили 35-минутную пробежку и выкупались в воде, с которой сошел лед лишь три недели назад.
Соревнования в Торонто, организованные пивозаводчиками, осуществлялись их руководителем Кеном Твиггом с энтузиазмом, и мне пришлось побегать для прессы более лихорадочно, чем когда бы то ни было раньше.
Эти соревнования были большим стимулом для развития легкой атлетики в Канаде, интерес к которой в этой стране никогда не был особенно высок, и организаторы встречи испытывали немалое беспокойство за финансовый успех предприятия.
Предстоящая схватка между Биллом Крозерсом и мной на полмиле, дуэль между Джоном Дэвисом и Грелле на миле, а также сольное выступление Рона Кларка обеспечили распродажу билетов.
Я нашел Билла очень симпатичным парнем. Общаясь с ним, я еще раз почувствовал, насколько трудно представить себе человека только по тому, что о нем пишут. Крозерс был дипломированным химиком и работал в Маркхэме, городке, расположенном недалеко от Торонто. Билл увлекался гольфом настолько, насколько ему позволяла его тренировка в беге, и за два дня до нашего состязания мы с ним устроили встречу. До этого мы поехали на ленч к нему домой. Семья Билла жила в кирпичном доме, который выглядел как типично новозеландский. Мне сразу же бросилась в глаза замечательная коллекция призов – таких дивных я еще не видел никогда. Они были выставлены его отцом. Меня несколько удивило, что в этой блестящей коллекции Билл более всего ценит маленькую серебряную медаль за 800 м в Токио.
Богатая отделка этих трофеев – их Билл получил главным образом в Соединенных Штатах, где он более всего и выступал,– навела меня на мысль, что американцы не имеют привычки рассматривать призы как нечто символическое, не зависящее от величины и оформления. Все, что они выпускают, как правило, слишком громоздко.
Мы играли в гольф на местном поле в Маркхэме и не успели покончить со второй лункой, как нас обнаружил первый из фоторепортеров. Было жарко, я снял брюки и играл в пляжных трусах. А на следующий день я прочитал в газете, что пытался психически подавить Билла, выставив напоказ свои икры. Кстати, в этой игре я набрал 90 очков, а Билл 96.
Новозеландский посол в Канаде сэр Леон Готц и его жена, оказавшиеся в Торонто во время своего путешествия, любезно предложили нам с Артуром съездить на Ниагарский водопад. Мы уже были готовы отправиться, как вдруг меня потребовали к телефону. Звонил Дик Бэнкс из Лос-Анджелеса, который, как и Берт Нельсон из «Америкэн Трэк энд Филд Ньюс», был одним из ведущих спортсменов клуба «Трэк Натс». Убедившись, что он говорит со мной, Дик сказал: «Жази только что пробежал милю за 3.53,6. Скажи что-нибудь». Я лишь громко вздохнул.
Я сразу почувствовал себя опустошенным. Думаю, вполне объяснимо почему; однако сейчас же это чувство заменила решимость принять вызов с поднятой головой. Сказав Бэнксу несколько слов, я повесил трубку и, зная, что теперь начнется, сказал в отеле, что до восьми утра следующего дня отвечать на звонки не буду, а сейчас уезжаю на Ниагару. В конце концов, думал я, что страшного, если Жази побил мой рекорд? Рекорды устанавливаются с единственной целью – чтобы их били.
Мне говорили, что знаменитый водопад производит меньшее впечатление, чем когда читаешь о нем. И все же я рад, что увидел это потрясающее зрелище. Водопад являет собой такое захватывающее величие, что у меня нет достойных слов, чтобы передать свое впечатление на бумаге. Когда наступили сумерки, мы отправились в ресторан, расположенный на третьем этаже башни Сигрэм. Сэр Леон пошел договориться насчет столика, и оказалось, что все столики уже заказаны. Мы стояли неподалеку, когда он разговаривал с метрдотелем. Наконец он вернулся и достаточно громко, так, чтобы мы слышали, сказал своей жене: «Если бы с нами не было Питера Снелла, стола бы мы не получили».
Не успели мы занять свои места, как ко мне подошел служащий ресторана и попросил к телефону. Я сказал ему, что меня здесь нет. Кто бы ни звонил сюда, было очевидно, что меня снова спросят, что я думаю насчет нового рекорда Жази.
На следующий день ровно в 8 часов утра начались телефонные звонки. Сначала позвонили из Лондона. Как насчет Жази? Что вы намереваетесь теперь делать? И снова я предупредил служащих, что на звонки отвечать не буду. Сэр Леон предложил перевезти меня на своем кадиллаке в его апартаменты в парке Плаза, чтобы я мог прятаться там в течение дня. Я вышел из своего убежища на 20-минутную пробежку в Хай-парке, а когда возвратился обратно, одетый в тренировочные брюки и безрукавку, то сменившийся в мое отсутствие служащий, не знавший о том, что я временно поселился здесь, отказался меня впустить в дом. Мне пришлось улаживать недоразумение с помощью помощника управляющего, прежде чем я был пропущен в роскошные покои.
Я думаю, мое одеяние, хотя и не неопрятное, вряд ли соответствовало мраморным стенам и толстым коврам резиденции в парке Плаза.
Собравшиеся на стадионе 18 тысяч человек стали свидетелями моего поражения. Билл Крозерс выиграл у меня две десятые секунды, показав 1.48,4. Я был расстроен предыдущим выступлением против Грелле, где увидел, что бегу без всякого воодушевления, и поэтому не решился установить быстрый темп на первой половине дистанции. Когда мы прошли первый круг за 55 секунд, я уже чувствовал, что у меня мало шансов выиграть у более быстрого в спринте Крозерса. На предпоследнем вираже я не подстегнул лидера и вышел вперед лишь за 300 ярдов до финиша, стараясь осложнить бег для Билла.
Однако Билл без труда подтянулся и спокойно ждал, когда можно будет атаковать меня. В начале последней прямой я был еще впереди, однако услышав глухой шум толпы, понял, что мое дело плохо. Билл обошел меня, и я, пытаясь достать его, снова почувствовал огорчение, как и в беге против Грелле, что не могу бежать с нужным подъемом.
Рон Кларк вновь уверенно выиграл три мили, показав около 13.04,0. Билл Бейли был пятым, далеко сзади. Грелле победил Джона Дэвиса. Это поражение повлияло впоследствии на решение Джона переключиться на более длинные дистанции.
На следующий день после бритья и завтрака мы с Артуром выехали в Калгари, а Джон и Билл в Польшу. Три дня спустя Артур присоединился к ним. В аэропорту нас встретил один из управляющих Ротменов – Боб Ллойд и организовал там же восемь различных интервью.
Я сидел за столом с таким чувством, словно интервьюировал вереницу парней, ищущих работы.
После ленча мы проехали на автомобиле 75 миль до туристического курорта Бэнфф. Там мы остановились в знаменитом отеле Бэнфф-Спрингз, чудесном месте, напоминающем средневековый замок, заполненном студентами университета. Там была отличная трасса для гольфа, где я смог провести несколько ударов.
В Калгари, известном своими ежегодно проводящимися праздниками скотоводов, нас развлекали многочисленными анекдотами из ковбойской жизни, вроде того, в котором рассказывается, как один парень просыпается в отеле и видит у себя в спальне, на четвертом этаже, лошадь.
Теперь перелет через скалы в Ванкувер. После центральных канадских прерий этот город, красивый и зеленый, показался нам особенно привлекательным. Жители Британской Колумбии (Провинция в Канаде. - Прим. ред.) очень гордятся красотой своих мест. Они так и пишут на автомобильных номерах – «Прекрасная Б. К.»
Нас поместили я отель Бей-Шор, и я срезу почувствовал облегчение. В ближайшем большом Стэнли-парке можно было бегать более часа и не возвратиться на старое место.
На следующее же утро я отправился на пробежку с группой местных бегунов. Во время этой тренировки я почувствовал себя превосходно и теперь смотрел на предстоящее состязание на милю уверенно, хотя и решил не терять бдительности.
Плоды неудачи
Милю в Ванкувере я настроился бежать исключительно на выигрыш, хотя в газетах без конца обсуждались мои шансы на возвращение в этом соревновании мирового рекорда, поскольку это была моя первая миля после выступления Мишеля Жази. Предстоящее соревнование было дополнением к моей программе, и я не хотел перенапрягаться. Я надеялся сберечь силы для штурма рекордного результата Жази в Сан-Диего.
Я выразил свои намерения достаточно ясно, однако в городе, помнящем об исторической дуэли Лэнди – Баннистер, жаждали новых достижений, и поэтому из Соединенных Штатов были приглашены Грелле и Вейзигер на дополнительно организованное состязание. Чтобы люди не ждали ничего сенсационного, в дополнение ко всему я заметил, что дорожка находится в неудовлетворительном состоянии – она была рыхлой.
Однако ничего поделать было нельзя, и на стадион привалила 15-тысячная толпа. Из всех звезд канадских было лишь две – спринтер Гарри Джером и Билл Крозерс.
Вечером накануне соревнования я принял предложение присутствовать на обеде, организованном сэром Джоном Ормондом и новозеландским советом скотопромышленников.
Перед обедом я беседовал с большой группой из числа собравшихся, когда официант, расхаживавший по залу с подносом напитков, спросил меня, без всяких предварительных «простите» или «разрешите узнать», собираюсь ли я побить мировой рекорд Мишеля Жази. Он вмешивался в нашу беседу со своими вопросами раза три и на третий раз от нетерпения похлопал меня по плечу. Вопрос был настолько идиотским и задавался в такой грубой форме, что я не счел нужным на него ответить. Ванкуверский журналист, Джек Вассерман, вертевшийся около нас где-то с краю, надеясь поговорить со мной, позднее написал в своей газете о моем «бесцеремонном обращении с маленькими людьми» и при этом добавил, что по этой причине он радуется моему поражению.
На следующее утро у меня обнаружилось расстройство кишечника. Мое самочувствие в общем было хорошим, и я съел фунт абрикосов. Немедленно после этого у меня начались позывы рвоты, но, чувствуя себя в остальном хорошо, я тем не менее вышел на 30-минутную пробежку, после которой позавтракал. Если не считать непрекращающихся и неконтролируемых визитов в туалет, я чувствовал себя превосходно и, решив, что до соревнования не буду ничего принимать, кроме чая, больше о своем состоянии не беспокоился.
Разминку перед милей я провел без хлопот – лишь позднее я узнал, что упражнения разминки и соревнования в совокупности привели к еще большему обострению моих недомоганий.
Первый круг соревнования я пробежал чувствуя себя вполне нормально. Невилл Скотт установил высокий темп бега, и я прошел четверть мили за 59 секунд, отсиживаясь в хвосте. На втором круге я немного отстал. Расстроенный этим, попытался войти в контакт с лидерами. Однако эта задача показалась мне чрезвычайно тяжелой. Полмили я прошел за 2.02,0 и на третьем круге еще больше отстал. Я был настолько огорчен своей неспособностью бежать, что даже не услышал времени на три четверти мили.
Четвертый круг был ужасным. Примерно за 220 ярдов до финиша меня обошли двое юниоров. Последнюю прямую я волочился, все более замедляя бег, под непрекращающиеся неодобрительные выкрики толпы. Наконец, совершенно потеряв всякую способность поддерживать ритм и скорость бега, я финишировал с результатом 4.15,0. За моей спиной была пустая дорожка.
Я сразу понял, что зрители на стадионе, судя по их поведению, наверное, думают, что я не пытался бежать как следует или специально решил пробежать плохо. Это меня очень раздражало. Я подошел к Грелле и поздравил его с победой. Он выиграл забег, показав около 3.55,0 и я думаю, мог пройти бы значительно быстрее, если бы его кто-нибудь подстегнул на финише. После этого я остановил одного из судей и сказал ему, что хочу выступить перед публикой через микрофон. Я чувствовал, что мне необходимо внести ясность. Совершенно не стесняясь, я сказал зрителям следующее:
«Дамы и господа, прежде всего я хочу поздравить Джима Грелле с замечательной победой. Затем я хочу заверить вас, что я отдаю себе отчет в том, что большинство из вас пришло сюда, чтобы посмотреть на милю высшего класса, чудесную милю из четырех минут, в исходе которой, мне как бывшему рекордсмену мира, без сомнения, предстояло сыграть большую роль. Возможно, это было мое первое соревнование за рубежом, в котором я пробежал милю так плохо, и не сомневаюсь, пройдет немало времени, прежде чем я оправлюсь от стыда за то, что пришел последним.
Оправдываться не в моих правилах, но я могу вам честно сказать, что сегодня, этим утром, у меня, наверное, случилось расстройство желудка. Такая вещь произошла со мной однажды в моем городе Окленде в 1964 году, и перед переполненными трибунами я пробежал милю за 4.07,0, заняв только третье место. После этого болельщики в моем родном городе едва не списали меня со счета. Чтобы пробежать классную милю, у вас должно быть все. В течение соревнования я чувствовал себя крайне плохо, и со стороны могло показаться, что я не пытаюсь бороться. На самом деле мне пришлось еще труднее, чем в некоторых моих более крупных соревнованиях».
В своей речи я намеренно слегка подчеркнул, на сколько мне тяжело переживать свою неудачу перед лицом столь многочисленных зрителей. Я думаю, что национальная форма, в которой я бежал в этом соревновании, и мои признания, что мне стыдно за свое поражение, сделали понятными мои переживания для тех, кто освистал меня во время бега.
Ответом на мое выступление была овация. От этого я огорчился еще больше, чем от неодобрительных выкриков во время бега. Я отвернулся от микрофона и сделал несколько шагов в сторону. Я не знал, что мне теперь делать. Невилл прорвался ко мне, и его благородные попытки успокоить меня раздосадовали еще больше. Я бесцельно шатался в середине поля, потому что некуда было идти, чтобы избавиться от пристальных взоров. Я не мог покинуть стадион, так как через десять минут должен был вручать приз Питера Снелла победителю мили среди юниоров.
Вспоминая об этой миле, могу сказать, что моя неудача в соревновании была вызвана угнетенным состоянием желудка. До того времени я не сознавал, насколько большую роль играет желудок в беге. Я не чувствовал себя очень слабым и в ногах не было усталости, однако мои ноги не могли работать, как им полагается. Сила целиком куда-то иссякла. На следующее утро мы с Невиллом начали легкий бег. Я пробежал мили полторы, а затем бросился в ближайшие кусты. После этого я пошел пешком обратно, в отель. Всю остальную часть дня я удил лососей и ничего не выловил. Я чувствовал себя вполне прилично до тех пор, пока не начинал бежать. Тогда меня скрючивало, я мог пробежать максимум 10 минут, и это было все.
Я намеревался провести десять дней в очаровательных окрестностях Ванкувера, однако после того, что случилось, у меня пропал всякий интерес к этому. Авторы большинства статей, появившихся в газетах, считали, что я знал перед стартом, что болен, и все же побежал. Это было не так. Я чувствовал себя хорошо и поэтому вышел на соревнования. Я думал, моя способность быть на высоте положения позволит мне выйти из любой затруднительной ситуации. И в самом деле, я, должно быть, начал думать, что не могу быть побит.
Миля в Ванкувере была как холодный душ, тем более что она была после поражения от Билла Крозерса и рекордного выступления Мишеля Жази. Теперь все было не так хорошо. Будет чудесно, размышлял я, если мне удастся прийти в форму, но если болезнь затянется, она может довести меня до истощения.
Я уехал из Ванкувера вместе с Невиллом. Мы перелетели сначала в Лос-Анджелес, а оттуда добрались в Лагуну-Бич, в кроссовый клуб, куда нас пригласил погостить Бен Браун.
Штатный сотрудник журнала «Лайф» и его фотограф уже занимали первоклассные комнаты клуба, а мы поселились в апартаментах с плавательным бассейном и трассой дли гольфа.
Я продолжал легкие пробежки, однако никаких признаков возвращения силы не наблюдалось в течение пяти дней. Затем я пробежал 12 миль. Это заняло 75 минут, и я, полный решимости показать что-то стоящее, работал как одержимый до самого финиша. Тренировка была панической, но после нее мне стало лучше.
Мне не хотелось уезжать из Лагуны. Ребята из «Лайфа» были дружелюбными и интересными компаньонами. Не думаю, что они использовали какой-либо собранный обо мне материал. Однако приближалась миля в Сан-Диего, и я должен был выехать. Я остановился в отеле Кинг'з Инн и мог тренироваться на стадионе Государственного колледжа Сан-Диего, в 15 минутах ходьбы.
Я был подвергнут докторами физиологическим тестам на местном тредмилле. Физиолог, бывший среди них, провел тщательную проверку моего организма и выписал лекарства, чтобы излечить меня от моей болезни. Он диагнозировал ее как воспаление толстой кишки из-за неумеренного потребления нежелательной пищи. В Торонто и Ванкувере в моем номере никогда не переводились фрукты. Мне каждый день ставили на стол целую вазу, и в добавление к этому я покупал абрикосы, поглощал в огромных количествах виноград, персики, сливы, бананы, груши, яблоки, вишни.
Результаты физиологических испытаний меня порадовали. Группа докторов классифицировала меня как наиболее подготовленного легкоатлета из тех, кого им довелось исследовать. Уровень моей выносливости лишь незначительно был ниже уровня выносливости «королей» – группы гонщиков-лыжников.
После ванкуверской мили многие присылали мне письма. Письма поступали от тех, кто видел эту милю своими глазами. Приведу такое типичное письмо:
«Питер. Простишь ли ты меня? Я был один из тех, кто был на стадионе, видел твой бег и освистал тебя. Когда ты закончил свое обращение к нам после соревнования, я едва не заплакал от стыда. Стыда за то, что так бессмысленно и неоправданно осудил тебя. Один, когда он учит многих, всегда страдает. В прошлый вечер тем одним был ты, а мы были твоими мучителями. Но мы поняли урок. Ты преподал тысячам из нас урок искренности и взаимопонимания, и за это мы благодарны тебе. Мы будем вспоминать о тебе не только как о чемпионе. Мы будем помнить, как ты стоял в одиночестве у микрофона все еще во славе своего величия. Искренне, Пэт».
Это письмо показывает, как многие люди думали после этого соревнования. Их поддержка помогла мне избавиться от отчаяния, охватившего меня после жестокого поражения.
Забеги были проведены 26 июня на твердой дерновой дорожке на стадионе «Бальбоа». Чтобы как можно лучше предохранить ноги от ударов о твердый грунт, под пятки я подложил губки. Я вышел в финал, показав в своем забеге 4.11,0, причем последний круг я пробежал за 55 секунд. Однако я еще не знал, какой вред я причинил себе даже с губками под пятками.
В день финала, подруливая к стоянке и отыскивая свободное место, я вдруг услышал нарастающий шум на трибунах и голос диктора, взволнованно сообщавшего, что в забеге на шесть миль Билли Миллз и Джерри Линдгрен идут с рекордным графиком. Считая, что речь идет об американском рекорде, я продолжал отыскивать место, куда можно было бы поставить автомобиль. Когда я появился на стадионе, было уже поздно. Я пропустил сказочное выступление, в котором оба американца побили мировой рекорд Рона Кларка.
В беге на милю ничего выдающегося показано не было. Я решил, что буду держаться за Грелле всю дистанцию и не позволю себе ранний спурт, стараясь оттянуть его до финишной прямой. За 560 ярдов до финиша Йозеф Одложил вышел вперед и оторвался от нас. Я бежал между Грелле и Райаном и решил ради своей безопасности не преследовать Йозефа и оставаться там, где я был.