Наконец его сверхъестественная острота чувств восстановилась.
Человек ничего не говорил. И не шевелился. Но Пендергаст мог видеть, как его тело чуть-чуть расслабилось, его чувство крайней готовности смягчилось, в то время как Пендергаст продолжал передать всем языком своего тела, что он был под контролем этого человека.
— Что происходит? — спросил он с покорными, ноющими интонациями в голосе, изображая техасский акцент. — Зачем вы ударили меня?
Человек промолчал.
— Я всего лишь коллекционер артефактов, и хотел проверить это место, — почти заискивая, Пендергаст пригнул голову и сделал шаг ближе к незнакомцу, как будто желая преклонить колени перед ним. — Пожалуйста, только не убивайте меня, — он снова поклонился и упал на колени с нарочито натужно сдерживаемыми рыданиями. — Пожалуйста!
Монтировка из его жилетки оказала небольшое содействие и с грохотом упала на кафельный пол. И в эту миллисекунду отвлекающего маневра, Пендергаст подскочил в одном взрывном движении и поразил правое запястье мужчины, ломая его и отправляя пистолет в полет.
Но вместо того, чтобы рвануть за упавшим оружием, мужчина, присел на одной ноге, а другой нанес удар по груди Пендергаста в стиле каратэ настолько быстро, что тот не успел вытащить свое оружие. Он снова упал на пол, только в этот раз агент осознал, что нападавшего уже не застать врасплох. Он развернулся снова — как раз вовремя, чтобы парировать очередной жестокий удар, и вскочил на ноги, едва успев уклониться в сторону от удара с разворота. Он врезался пяткой в точку под правым коленом мужчины и сделал шаг назад, услышав, как лопнуло сухожилие. Нападавший пошатнулся, попытался парировать атаку с запозданием. Пендергаст отскочил в сторону, затем потянул противника на себя, обратив силу инерции против него, и мужчина сумел лишь нанести удар по воздуху. Пендергаст дернулся назад, и ответил ударом в лицо пальцами кунг-фу в позиции «лапа тигра». Мужчина отклонился назад, затронутый этой атакой меньше чем на дюйм, и одновременно с хорошего размаха утопил кулак в животе Пендергаста, почти выбив из него весь воздух.
Это сражение, проходившее в полной темноте, было весьма странным — молчаливым и особенно жестоким. Незнакомец не проронил ни звука, лишь периодически фыркал от боли. Он двигался с такой быстротой, что не давал Пендергасту времени извлечь «Лес Баер». Неизвестный боец обладал удивительными навыками, и в схватке, которая длилась уже больше минуты, они с агентом ФБР шли на равных. Но Пендергаст обладал весьма обширным набором движений из разнообразных боевых искусств, включая довольно редкие методы самообороны, которым он обучился в тибетском монастыре. Наконец, с помощью одного из таких движений, называемого «клювом ворона» — молниеносным, как меч, ударом двумя соединенными, словно в молитве руками — он сбил с противника очки ночного видения. Это дало ему мгновенное преимущество, и он не преминул им воспользоваться, обрушив на противника шквал ударов, поставивших его — запыхавшегося и уставшего — на колени. В следующий миг Пендергаст извлек свой «Лес Баер».45 калибра и направил его точно в живот мужчине. Бегло обыскав своего поверженного врага, он нашел нож, который тут же отбросил в сторону.
— ФБР, — сказал он. — Вы арестованы.
Мужчина не ответил. Фактически, он не произнес ни слова на протяжении всей встречи.
— Откройте дверь.
Тишина.
Пендергаст развернул мужчину и сковал его руки за спиной наручниками, поискал взглядом изгиб трубы и, найдя один, пристегнул своего арестанта к нему.
— Что ж, я сам открою.
Мужчина все еще не произнес ни слова и даже не подал признаков того, что он вообще хоть что-то услышал. Он просто сидел на полу, пристегнутый к трубе, с ничего не выражающим лицом.
Пендергаст подошел к двери, собираясь выстрелить несколько раз в замок, но его остановило нечто неожиданное: комната вдруг наполнилась странным ароматом, похожим на нежный и сладковатый запах лилий. Пендергаст огляделся в поисках источника флёра. Похоже, он доносился из вентиляции в потолке прямо над тем местом, где агент приковал нападавшего. И впрямь, вентиляционное отверстие, которое раньше было закрыто, сейчас открылось, и из него с тихим шелестом спускался странно пахнущий туман. Молчаливый нападавший, ослепленный потерей очков ночного видения, беспокойно озирался по сторонам, пока облако сладковатого тумана окутывало его лицо. Вскоре он сильно закашлялся и начал трясти головой, словно это могло помочь сбить дурман.
Пендергаст быстро снял предохранитель и нажал на курок. Звук буквально взорвался в замкнутом пространстве, отразившись от металла и буквально оглушив. Но, уже приготовившись стрелять снова, Пендергаст вдруг почувствовал, что его конечности отяжелели, а движения стали вялыми и ленивыми. Странные ощущения затопили его с головой — осознание сытости и чувство благополучия, спокойствия и усталости. Черные пятна начали танцевать перед зеленым полем его зрения. Он покачнулся, устоял, снова покачнулся и, наконец, выронил пистолет. Мгновенно его поглотила темнота, и он рухнул на пол, услышав, как потолочные решетки начали снова закрываться. И вместе с этим звуком прозвучал шепот:
— Ты должен благодарить за это Альбана...
***
Позже — он не мог сказать, насколько позже — Пендергаст медленно всплыл на поверхность из темных снов и вынырнул в сознание. Он открыл глаза в зеленой дымке. Пару мгновений он чувствовал себя дезориентированным, не понимая, что с его глазами. Затем он все же осознал, что с него так и не сняли очки ночного видения, а прямо перед ним показалась зеленоватая вентиляционная труба…
Теперь осознание случившегося вернулось к нему.
Он поднялся на колени, а затем — болезненно — на ноги. Тело ломило от последствий недавней борьбы, хотя в остальном, надо признать, Пендергаст чувствовал себя хорошо: его окутывало ощущение свежести, он заметил за собой странный прилив сил. Запаха лилий больше не было. Его противник все еще лежал на полу без сознания.
Пендергаст оценил обстановку. Он осмотрел комнату через очки — на этот раз более внимательно. Мозаичная керамическая плитка с розами поднималась на четыре фута вверх по стенам, выше которой шла нержавеющая сталь. Вентиляционная решетка в потолке была открыта, высоко в стене показался ряд разбрызгивателей, но слив в полу был запечатан цементом. Это помещение напомнило Пендергасту другую, совсем другую комнату, которую некогда использовали для непередаваемо варварских целей. Тишина, темнота и странное назначение комнаты пробрали его до дрожи. Он полез в карман, извлек свой сотовый телефон и стал набирать номер. В это время до него донесся другой звук: замок свободно щелкнул, и металлическая дверь, качнувшись, приоткрылась, демонстрируя за собой небольшой коридор, в котором не было никого, и единственными следами присутствия были следы, отпечатавшиеся в пыли.
Лейтенант д’Агоста пришел ровно к часу дня. Как только он тихо закрыл за собой дверь, Марго махнула ему рукой и указала на стул.
— Что у вас? — нетерпеливо поинтересовался он, присаживаясь и с любопытством разглядывая стол, усеянный костями, прямо перед собой.
Марго присела рядом с ним и посмотрела на экран открытого ноутбука.
— Помните, что было сказано в сопроводительной записке? Готтентот, мужчина, в возрасте примерно тридцати пяти лет.
— Как я могу такое забыть? Он мне уже снится, этот чертов скелет.
— Фактически мы имеем здесь дело со скелетом белой женщины, скорее всего, американки, и, вероятно, не старше шестидесяти лет.
— Господи. Откуда вы это знаете?
— Взгляните на это, — Марго потянулась, осторожно подняв тазовую кость. — Наилучший способ определить пол скелета, это изучить его таз. Видите, какой широкий пояс малого таза? Потому что он предназначен для родов. В мужском тазу строение полости было бы совсем другим. Также обратите внимание на плотность костей и на то, как крестец отклонен назад, — она положила тазовую кость на стол и взяла в руки череп. — Взгляните на форму лба и относительно небольшие надбровные дуги — это дополнительные показатели пола. Еще оба шва, стреловидный и венечный, полностью слились: здесь, и здесь, видите? Доказано, что это характерно для людей старше сорока лет. Я осмотрела зубы под стереомикроскопом, и износ указывает на больший возраст — по крайней мере, шестьдесят… может, шестьдесят пять лет.
— Белая женщина?..
— Это не настолько очевидно и понятно, но сделать обоснованные выводы о расовой принадлежности скелета можно по черепу и челюсти, — она перевернула череп в руках. — Обратите внимание на форму носовой впадины. Треугольная. Наклон глазниц небольшой. Это согласуется с европейской родословной, — Марго указала на пазух в нижней части черепа. — Видите вот это? Арка верхней челюсти параболическая. Если б это был так называемый готтентот, она имела бы гиперболическую форму. Конечно, следовало бы сделать расшифровку последовательности ДНК, чтобы быть абсолютно уверенными, но я бы поставила на кон семейную Библию, что это была белая женщина шестидесяти лет.
Через окно в закрытой двери комнаты осмотров Марго заметила, как кто-то прошел по коридору мимо двери, затем остановился и вернулся. Доктор Фрисби. Он взглянул сквозь окно сначала на Марго, затем на д’Агосту, и лицо его резко исказилось неприязненной гримасой. Фрисби посмотрел на доктора Грин снова, после чего отвернулся и демонстративно двинулся дальше по коридору. Марго поежилась. Она никогда не нравилась этому куратору, но недоумевала, что такого мог сделать д’Агоста, чтобы так сильно разозлить его.
— А как вы определили, что она американка? — спросил лейтенант.
Марго снова обратила взгляд на него.
— Это, скорее, предположение. Зубы равномерно изношенные и ухоженные. Здоровые кости без видимых заболеваний. Химические тесты могут рассказать вам гораздо больше. Знаете, в зубах есть изотопы, которые могут показать, когда человек жил и даже сказать, чем он питался.
Д'Агоста присвистнул.
— Познавательная у меня работа: узна ю что-нибудь новое каждый день.
— Есть еще одна вещь. В сопроводительной записке говорится, что скелет полный. Но сейчас у него не хватает длинной трубчатой кости.
— Считаете, это канцелярская ошибка?
— Ни в коем случае. Запись «полный» была сама по себе необычна. Но даже если отбрасывать в сторону странность этой записи, длинная трубчатая кость является одной из самых больших в организме, и так ошибиться было просто невозможно.
Комната осмотров погрузилась в тишину. Марго принялась возвращать кости в лоток, пока д’Агоста осматривался, сидя в кресле, ссутулившись, с задумчивым выражением на лице.
— Как, черт побери, этот скелет оказался здесь? У музея, что, собраны коллекции маленьких старушек?
— Нет.
— Есть хоть малейшее предположение, сколько лет этот скелет находится здесь?
— Основываясь на внешнем виде зубов, я бы сказала, что он здесь с конца XIX века. Но мы должны провести радиоуглеродный анализ, чтобы быть уверенными. Это может занять недели.
Д'Агоста пытался осмыслить услышанное.
— Для начала давайте исключим возможность ошибки: может, недостающая кость оказалась в соседних лотках. Я попрошу нашего друга Сандовала, чтобы он вытащил все скелеты из окружающих ящиков. А еще те, у которых похожие номера. Вы не откажетесь вернуться и взглянуть, не найдется ли среди этих скелетов того, кто будет… гм… больше похож на тридцатипятилетнего готтентота?
— С удовольствием. Есть и другие тесты, которые я и так хотела провести с этим скелетом.
Д'Агоста рассмеялся.
— Если б Пендергаст был рядом, могу поспорить, что он сказал бы нечто вроде: «Эта кость имеет решающее значение для раскрытия этого дела », — лейтенант поднялся. — Я позвоню вам, чтобы договориться о следующей встрече. Держите это все в секрете, ладно? Особенно от Фрисби.
***
Пока Марго возвращалась назад по центральному коридору отдела остеологии, Фрисби, казалось, материализовался рядом с ней из тусклого пыльного бокового коридора, чтобы последовать за ней.
— Доктор Грин? — поравнявшись с ней, он не стал переводить на нее взгляд, а продолжал смотреть прямо перед собой.
— Да, здравствуйте, доктор Фрисби.
— Вы разговаривали с полицейским.
— Да, — она старалась говорить спокойно.
Фрисби продолжал смотреть вперед.
— Чего он хотел?
— Он попросил меня изучить скелет.
— Какой скелет?
— Один из тех, что Вик Марсала извлекал для того… хм… приезжего ученого.
— Он попросил вас изучить его? Почему именно вас?
— Мы знакомы с лейтенантом уже давно.
— И что вы нашли?
Эта беседа начала напоминать инквизиторский допрос, но Марго старалась сохранять спокойствие.
— По данным сопроводительной записки, мужчина готтентот, добавлен в коллекцию в 1889 году.
— И какое вероятное отношение стодвадцатипятилетний скелет может иметь к убийству Марсалы?
— Я не могу сказать, сэр, это конфиденциальная информация. Я просто помогаю лейтенанту по его личной просьбе.
Фрисби фыркнул.
— Это невыносимо. Полиция идет по ложному следу. Как будто они хотят втянуть мой отдел еще глубже в это бессмысленное дело об убийстве, в этот скандал. Все эти ковыряния — меня уже тошнит от них, — Фрисби остановился. — Он просил вас о какой-то еще помощи?
Марго замешкалась.
— Он упомянул об осмотре еще нескольких скелетов из коллекции.
— Понятно, — теперь, наконец, Фрисби посмотрел на нее. — Помнится мне, у вас здесь высокий научный уровень привилегий.
— Да, и я очень благодарна за это.
— Что, если эти привилегии будут отменены?
Марго пристально посмотрела на него. Это было возмутительно. Но она не собиралась терять хладнокровие.
— Это захоронит мои исследования. Я могу потерять работу.
— Какой же это будет позор, — он больше ничего не сказал, лишь развернулся и зашагал дальше по коридору, оставив Марго стоять и смотреть на его высокую, юркую удаляющуюся фигуру.
В номере-люкс гостиницы «Хилтон» в городе Палм-Спрингс на третьем этаже, тускло освещенном настенными бра, полулежал в кресле в дальнем углу комнаты агент Пендергаст. Занавешенные шторами панорамные окна номера выходили на коктейльную хижину у бассейна, воды которого мерцали в лучах позднего утреннего солнца. На столике перед Пендергастом покоилась чашка чая. Под вытянутыми, скрещенными в лодыжках ногами стояла кожаная оттоманка.
Пендергаст изредка потягивал чай во время своего телефонного разговора:
— Его содержат в тюрьме Индио без возможности выхода под залог, — сообщил он своему собеседнику. — Лицо не проходит ни по одной базе данных, идентифицировать его личность не представляется возможным. По отпечаткам пальцев тоже никакой информации.
— Он сказал, почему напал на тебя? — раздался в трубке голос Констанс.
— Он был безмолвен, как монах.
— Вас обоих усыпили с помощью какого-то наркотического дурмана?
— По крайней мере, так я склонен полагать.
— С какой целью?
— Для меня это до сих пор остается загадкой. Я не преминул сходить на осмотр к врачу, но лишь удостоверился, что я в полном здравии — за исключением травм, полученных во время борьбы. Механических. Никаких следов яда или последствий отравления в организме не обнаружено. Также на мне нет никаких следов уколов или чего-то подобного, что указывало бы на вмешательство в мой организм, пока я пребывал в бессознательном состоянии.
— Тот, кто напал на тебя, должно быть, был в сговоре с теми, кто распылил наркотик. Тем удивительнее, что они погрузили в наркотический сон и своего сообщника, бросив его на произвол судьбы.
— В этой истории удивительной можно назвать всю последовательность событий. У меня складывается впечатление, что этого человека обманули так же, как и меня. Но пока он не заговорит, его мотивы останутся для меня тайной. Есть, однако, вещь, которая представляется мне вполне понятной. И именно она — глубоко меня дискредитирует.
Он замолчал.
— О чем ты?
— Все случившееся — бирюза, рудник «Золотой паук», «Солтон Фонтенбло», неудачно стертые следы шин, сама карта шахты, и, возможно, даже старик, который со мной говорил — западня. Все было тщательно срежиссировано, чтобы заманить меня именно в ту конкретную комнату для ветеринарных процедур, где этот газ мог быть выпущен. Эта камера была построена годы назад именно с целью введения наркотических газов опасным животным.
— Так что же именно так сильно тебя дискредитирует?
— Я думал, что нахожусь на шаг впереди своих противников, а в действительности все обстояло с точностью до наоборот: это они опережали меня не на один, а на несколько шагов.
— Ты говоришь «они». Ты действительно веришь, что Альбан был вовлечен во все это, так или иначе?
Пендергаст ответил не сразу. Некоторое время он молчал, а затем тихим, упавшим голосом повторил то, что слышал перед тем, как впасть в беспамятство:
— «Ты должен благодарить за это Альбана ». Довольно недвусмысленное заявление, тебе так не кажется?
— Так и есть.
— Весь сложный механизм, который продемонстрировали мне в «Солтон Фонтенбло», был спроектирован так, чтобы исключить и предвидеть любые возможные неудачи. Хитросплетение интриг указывает на то, что это — постановка Альбана. Постановка, которой он наслаждался. И при этом — именно его убийство запустило ловушку.
— Полагаешь, он выбрал столь вычурный способ покончить с собой? — спросила Констанс.
— Сомневаюсь. Самоубийство не вписывается в стиль Альбана.
На том конце провода некоторое время звучала лишь тишина. Затем Констанс заговорила снова:
— Ты рассказал лейтенанту д’Агосте?
— Я никого об этом не информировал. Особенно лейтенанта д’Агосту. Он уже и так знает об Альбане больше, чем стоило бы. Что касается полиции вообще, то я не верю, что они способны оказать мне какую-либо посильную помощь в этом вопросе. Во всяком случае, если они и могли что-то найти, то лишь с самого начала. Сейчас они уже затоптали все неочевидные улики и нанесли только больший ущерб. Мой план состоит в том, чтобы вернуться в тюрьму Индио сегодня днем и посмотреть, смогу ли я вытащить что-либо из этого… человека, — Пендергаст прервался. — Констанс, я ужасно огорчен, что с самого начала позволил заманить себя в эту ловушку.
— Он был твоим сыном. Ты не мог ясно мыслить.
— Это не может служить ни утешением, ни оправданием, — и с этими словами Пендергаст завершил разговор, вернул сотовый телефон в карман пиджака и остался неподвижной, смутной, задумчивой фигурой в темной комнате.
Терри Бономо был экспертом САПИ — Системы Автоматизированного Проектирования Идентификации — нью-йоркской полиции. Он слыл умником в лучшей итальянско-джерсийской традиции, и это делало его в глазах лейтенанта д’Агосты одним из лучших сотрудников. Просто сидя в отделе криминалистики среди компьютеров, дисплеев, графиков и лабораторного оборудования, д’Агоста ощущал, как его настроение повышается. Он чувствовал себя просто прекрасно, выбравшись из затхлых и тусклых пределов музея. Его состояние улучшалось еще сильнее от осознания настоящей деятельности. Сейчас перед ним стояла задача идентификации фальшивого «профессора», пока его команда судмедэкспертов исследовала кости и лоток на наличие отпечатков, ДНК, волос и волокон. Создание фоторобота ложного Уолдрона было следующей зацепкой. Как только у них будет портрет преступника, это станет большим шагом вперед. И никто не мог показать себя в деле составления фотороботов лучше, чем Терри Бономо.
Д’Агоста заглянул через плечо Бономо, наблюдая за его работой. Через стол от него сидел Сандовал, техник из отдела остеологии. Всю эту работу можно было провести и в музее, но д’Агоста предпочитал приглашать свидетелей в участок для задач такого рода. Сам факт присутствия в полицейском участке создавал стрессовую ситуацию для свидетеля и заставлял его сосредотачиваться и напрягаться. По крайней мере, на Сандовала эта атмосфера действовала именно так.
— Эй, Вини, — обратился Бономо со свойственным ему акцентом жителя Нью-Джерси, — помнишь, как я составлял портрет подозреваемого в убийстве по свидетельствам самого убийцы?
— О, да! Легендарная история, — усмехнулся д’Агоста.
— Хесус Х. Кристофер. Парень решил выставить себя свидетелем собственного убийства и сыграть милашку. Задумал составить бредовый фоторобот, чтобы сбить нас с толку, но я сразу заподозрил неладное, как только мы с ним начали, — во время рассказа Бономо не отрывался от работы, продолжая стучать по клавишам и двигать мышью. — У многих свидетелей плохая память. Но этот клоун давал нам подробнейшее описание человека, который внешне был полной противоположностью его самого. У него был большой нос — так он сказал, что у плохого парня был маленький. Его губы? Тонкие. Так что губы у преступника были полными. Его челюсть? Узкая. Преступник якобы был с массивной челюстью. Он сам лысый — значит, у преступника были длинные волосы.
— Да, я никогда не забуду, как ты раскусил его и начал составлять портрет из противоположностей тому, что он говорил. Когда вы закончили, на нас с экрана смотрел наш свидетель. Пытаясь обвести нас вокруг пальца, он скормил нам собственную уродливую рожу.
Бономо взревел от смеха. Д'Агоста смотрел, как Терри грубо создал овал лица, на основе ответов Сандовала, как новое окно выскочило здесь, а дополнительный слой появился там.
— Серьезная программа, — тоном знатока констатировал лейтенант, — и она явно улучшилась с момента моего последнего визита.
— Ее постоянно модернизируют. Она похожа на Photoshop, только у нее единственная цель. Мне понадобилось три месяца, чтобы освоить ее, а потом они ее переделали, и пришлось доучиваться. Но теперь я подкованный сукин сын. Винни, помнишь те старые времена: все эти маленькие карточки и шаблоны пустых лиц?
Д'Агоста вздрогнул. Бономо с размахом нажал последнюю клавишу, и повернул ноутбук так, чтобы Сандовал мог видеть экран. Большое центральное окно отображало цифровой эскиз мужского лица, с мелкими окнами, окружавшими его.
— Насколько это близко к истине? — спросил он Сандовала.
Лаборант долго вглядывался в него.
— Он… на него похож.
— Мы только начали. Давайте перейдем к особенностям. Начнем с бровей.
Бономо нажал на окно с каталогом черт лица и выбрал строку «брови». Появилась горизонтальная прокрутка маленьких ячеек, содержащих изображения бровей. Сандовал выбрал наиболее подходящий вариант, программа выдала ему множество других, чтобы улучшить качество соответствия, и лаборант сосредоточенно выбрал нужные брови. Д'Агоста наблюдал, как дотошно Бономо проходит весь процесс уточнения внешнего вида бровей по форме, толщине, конусности, расстоянию и всему остальному. Наконец, когда и он, и свидетель остались довольны результатам, они перешли непосредственно к глазам.
— Так что этот преступник натворил? — обратился Бономо к д’Агосте.
— Он подозревается в убийстве лаборанта в Музее Естественной Истории.
— Да? Интересно. И как он это сделал?
Д’Агоста улыбнулся: Бономо был чрезвычайно любопытен, и обожал узнавать истории тех, чьи портреты создавал.
— Он использовал фальшивое удостоверение личности, получил доступ к коллекциям музея, а затем — возможно — убил специалиста. Его фальшивая личность, на самом деле, принадлежала профессору колледжа в Брин-Маур, Пенсильвания. Болтливому старому пердуну с трифокальными очками. Он чуть не испачкал трусы, когда узнал, что кто-то украл его личину и теперь разыскивается по подозрению в убийстве.
Бономо захохотал еще громче.
— Могу себе это представить.
Д'Агоста впал в задумчивость, наблюдая за тем, как Бономо проходил через бесконечный процесс вытачивания носа, губ, челюсти, подбородка, скул, ушей, волос, цвета кожи и пигмента и еще с десяток других черт лица. Но у него был хороший свидетель в лице Сандовала, который видел поддельного ученого больше одного раза. Наконец, Бономо нажал кнопку, и программа моделирования портретов подняла целый ряд сгенерированных компьютером вариаций для создания итогового лица среди ранее выбранных Сандовалом образов. Немного затенения и выравнивания, несколько дополнительных настроек, а затем Бономо откинулся назад с удовлетворением, как художник, закончивший портрет.
Компьютер, казалось, завис.
— Что он сейчас делает? — поинтересовался д’Агоста.
— Визуализирует композицию.
Несколько минут спустя компьютер жалобно защебетал, и на экране появилось небольшое окно, которое гласило: «Процесс визуализации завершен». Бономо нажал кнопку, и принтер, вызванный к жизни, выплюнул лист, содержащий черно-белое изображение. Бономо сорвал его с лотка, взглянул на него, а затем показал Сандовалу.
— Это он? — спросил он.
Сандовал уставился на рисунок с изумлением.
— Боже мой! Это тот самый парень! Невероятно. Как вы это сделали?
— Нет, это сделали вы, — качнул головой Бономо и похлопал лаборанта по плечу.
Д'Агоста взглянул на изображение, созданное Бономо. Портрет на ним был четким, как фотография.
— Терри, ты мужик, — пробормотал он.
Бономо засиял от столь лестного комплимента, затем напечатал еще полдюжины копий и передал их лейтенанту.
Д'Агоста выровнял листы, постучав ими по столешнице, и положил их в папку с делом.
— Пришли мне изображение по почте, ладно?
— Сделаю, Винни.
Когда д’Агоста вышел из участка с Сандовалом на буксире, он подумал, что теперь раскрытие этого дела стало лишь вопросом времени. Осталось найти человека, соответствующего полученному фотороботу, среди двенадцати тысяч тех, кто был в музее в день убийства, и можно праздновать победу. Работы было чертовски много, но теперь у нее хотя бы было направление. Что ж, это будет весело.
Камера для допросов «Б» изолятора временного содержания в тюрьме города Индио, штат Калифорния была просторной, с бежевыми стенами из шлакоблоков, одним столом и четырьмя стульями: тремя с одной стороны стола и одним — с другой. С потолка, не скрываясь, свисал микрофон, а в двух углах помещения стояли видеокамеры. Дальнюю стену занимал темный прямоугольник одностороннего зеркала.
Специальный агент Пендергаст сидел на среднем из трех стульев. Его руки лежали на столе, пальцы были сцеплены. В комнате для допросов стояла совершенная тишина. Бледно-голубые глаза агента были устремлены в некую далекую, невидимую точку пространства, сам Пендергаст не шевелился и походил на мраморную статую.
Вскоре по коридору разнеслись звуки шагов. А еще до чуткого слуха Пендергаста донесся звук качения. Что-то везли по коридору на колесиках. Через несколько мгновений засов отодвинулся, и дверь комнаты открылась внутрь. Пендергаст взглянул на Джона Спандау, старшего офицера, вошедшего в помещение. Обменявшись с ним взглядами, агент поднялся — немного неловко из-за ноющих ушибов, оставленных недавней дракой — и протянул руку:
— Мистер Спандау, — поздоровался он.
Спандау слегка улыбнувшись, кивнул.
— Он готов.
— Он ничего не говорил?
— Ни слова.
— Я понял. В любом случае, заводите его.
Спандау вышел обратно в коридор, перемолвился с кем-то парой слов шепотом, после чего в комнате появился недавний нападавший из «Солтон Фонтенбло». Сейчас на нем был оранжевый тюремный комбинезон. Он казался спокойным и не опасным, однако его все равно сопровождали два охранника. У мужчины на запястье плотно сидел гипс, а на колене — бандаж. Шел он медленно, заметно прихрамывая, при этом тюремщики не стали облегчать ему задачу и не сняли с него ни наручников, ни ножных оков. Охранники направили его на одинокий стул в дальнем конце стола, и усадили.
— Вы хотите, чтобы мы присутствовали? — спросил Спандау.
— Нет, спасибо.
— Охранники будут снаружи, если вам что-нибудь понадобится.
Спандау кивнул, после чего все трое тюремщиков покинули комнату для допросов. Засов скользнул в паз, а затем в замке повернулся ключ.
Взгляд Пендергаста на мгновение уперся в закрытую дверь. Затем он сел и повернулся, чтобы внимательно рассмотреть задержанного. Мужчина вернул ему взгляд, но выражение его лица оставалось абсолютно бесстрастным. Он был высоким и мускулистым, с широким лицом, высоким лбом и тяжелыми бровями.
Долгое время двое мужчин просто молча смотрели друг на друга. Наконец, Пендергаст нарушил тишину:
— Я в состоянии помочь вам, — сказал он. — Если только вы позволите мне.
Мужчина не ответил.
— Вы стали такой же жертвой, как и я. Вы были не меньше моего удивлены, когда в ту комнату закачали седативный препарат, — его тон стал мягким, понимающим, чуть ли не заискивающим. — Вас сделали, попросту говоря, козлом отпущения. Шестеркой. Могу догадаться, что это не очень приятно. Сейчас я не знаю, почему вы взялись за эту работу, почему вы согласились напасть на меня и какое вознаграждение должны были за это получить. Я знаю лишь то, что это было для вас работой, а не способом отомстить за некие личные обиды, ведь я никогда не видел вас прежде, и перейти вам дорогу тем или иным образом просто не мог. Сейчас для меня ясно и то, что вас подставили, обманули, использовали, а потом бросили на съедение волкам, — он немного помолчал, дав этой мысли повисеть в воздухе. — Я сказал, что могу помочь вам. И я помогу, если вы скажете мне, кто вы и на кого работаете. Это все, что я хочу услышать от вас. Два имени. И я сделаю для вас все остальное.