Пендергаст кивнул и поднялся.
— Благодарю вас, джентльмены.
Полковник Азведо окинул его оценивающим взглядом.
— Сеньор Пендергаст, я боюсь предположить, каков будет ваш следующий шаг.
— Мои дипломатические инструкции запрещают мне сопровождать вас, — заметил агент ЦРУ. В ответ Пендергаст просто кивнул и направился к двери.
— Если б вы направлялись в любую другую зону, мы могли бы обеспечить вам военный конвой, — с досадой сказал полковник. — Но не в случае с этой фавелой. Единственное, что я могу для вас сделать, это дать простой совет: уладьте все свои дела прежде, чем войдете туда.
Пендергаст — все еще в уличной одежде — лежал на огромной кровати в своем номере в отеле «Копакабана Палас». Комнату, несмотря на полуденный час, окутывал тяжелый полумрак. За закрытым на ставни окном слышался едва различимый шум прибоя с пляжа Копакабана.
Лежа неподвижно, Пендергаст чувствовал, как его то и дело охватывают волны сильной, почти парализующей дрожи. Они накатывали раз за разом со все б о льшим рвением. Он сильно зажмурился и сжал руки в кулаки, пытаясь с помощью силы воли заставить это внезапное наваждение исчезнуть. Через несколько минут сильнейшая дрожь начала уменьшаться, однако не прошла полностью.
— Я справлюсь с этим, — прерывисто прошептал Пендергаст, стараясь увериться в своих силах.
Когда он только начал замечать симптомы отравления, в нем еще теплилась надежда, что эффект эликсира его предка можно обратить вспять. Не найдя решения в прошлом, он принялся искать в настоящем, все еще веря в возможность раскрыть замыслы своего мучителя. Но чем глубже он постигал коварные сложности построенного заговора, созданного с целью отравить его… чем чаще размышлял об истории своего предка Иезекииля и его обреченной жены, тем больше понимал, что его надежды на исцеление были жестоким самообманом. Теперь у него не осталось никаких иллюзий. Он знал, что времени у него мало. Единственное, что заставляло его держаться на плаву — это жгучая потребность довести до конца это расследование, которое, скорее всего, станет его последним делом.
|
|
Он заставил свой разум снова вернуться к вопросам утреннего совещания. «Если предположить, что этот человек все это время находился в Бразилии, то было только два места, где он мог скрываться: джунгли… или фавелы », — сказал полковник об Альбане.
Пендергаст невольно вспомнил напутственные слова своего сына, которые тот произнес полтора года назад, отправляясь — нагло и неспешно — в гущу бразильских джунглей: «У меня впереди долгая и увлекательная жизнь. Как говорится, весь мир у меня в руках. И я обещаю, что со мной он станет намного более интересным». Пендергаст не мог забыть образ сына в день расставания, вспоминал каждую деталь той встречи, воскрешая ее во всех подробностях, насколько позволяли его интеллектуальные возможности.
Он понимал, что какое-то время из тех восемнадцати месяцев его сын провел в джунглях Бразилии — Пендергаст своими глазами видел, как Альбан растворился в непрерывной череде деревьев. Но, как он уже говорил полковнику, при этом он был совершенно уверен, что Альбан не остался в джунглях надолго. И дело было не в трудностях выживания — ему попросту было нечем там заняться, нечем себя развлечь, и, что самое главное, негде было бы спланировать всю эту сложную схему. Нет, он, разумеется, не вернулся в свой родной Нова-Годой (который ныне находился под властью правительства Бразилии под видом объекта с военным режимом) — для Альбана там уже ничто не представляло ценности. Комплекс был разрушен, ученые, солдаты и молодые лидеры погибли, получили тюремный срок или были депортированы. Нет, чем больше Пендергаст размышлял об этом, тем тверже убеждался, что Альбан довольно быстро покинул джунгли и тайком проскользнул в фавелу. Это место стало бы его идеальным полигоном. Там не нужно было беспокоиться о полиции, камеры слежения отсутствовали, как и разведчики, которые могли бы последовать за Альбаном. А он, в свою очередь, с его острым умом криминального гения и мировоззрением социопата, мог бы предложить нечто ценное наркобаронам, стоящим у власти в фавеле. Все это дало бы Альбану время и пространство, столь необходимое ему, чтобы разработать свои планы на будущее.
|
|
«Весь мир у меня в руках — и я обещаю, что со мной он станет намного более интересным».
Пендергаст не сомневался в том, какую именно фавелу выбрал его сын. Разумеется, самую большую и опасную. В деле появлялись новые детали, но при этом вопросов не становилось меньше. Что случилось с Альбаном в Городе Ангелов? Что за путь он проделал от бразильской фавелы до порога особняка на Риверсайд-Драйв? И какова связь между ним и нападением на Пендергаста на берегу Солтон-Си?
«Я боюсь предположить, каков будет ваш следующий шаг », — сказал ему полковник. Что ж, его следующий шаг, конечно, был весьма очевиден.
|
|
Пендергаст сделал несколько глубоких, судорожных вдохов. Затем он приподнялся с кровати и опустил ноги на пол. Комната закачалась перед глазами, и дрожь превратилась в болезненный, раздирающий нервы мышечный спазм, который медленно и неохотно утихал. Пендергаст начал принимать курс самостоятельно назначенных лекарственных препаратов, в том числе сульфат атропина[79], энтеросорбенты[80] и глюкагон[81] наряду с болеутоляющими, которые поддерживали его в течение всех приступов, которые начали изводить его почти беспрерывно. Но это было подобно слепой стрельбе в темноте — он не знал, как излечиться от последствий эликсира своего предка. Все его попытки до сих пор не принесли ощутимой пользы.
Он почувствовал, что тело готовится к очередному приступу боли… хотя вряд ли к подобному можно было хоть как-то подготовиться. Опустив голову и стиснув челюсти, он переждал, пока минует новая волна, затем подошел к столу у дальней стены. На столешнице лежали его туалетные принадлежности и служебная кобура с «Лес Баером».45 калибра, рядом с которым покоилось несколько дополнительных обойм. Агент сел за стол и извлек оружие из кобуры. Провезти его в Бразилию не составило особого труда — в аэропорту Кеннеди его досмотрело АТБ[82], следуя стандартному протоколу, и у него были при себе все сопроводительные разрешения для въезда в несколько иностранных государств. Ему не пришлось проходить через сканер или проходить рентгеновский досмотр. Впрочем, даже если бы пришлось, это бы мало что изменило.
Уняв дрожь в пальцах, Пендергаст поднял пистолет, разобрал ствол и достал ногтями небольшую резиновую заглушку. Перевернув пистолет, он позволил миниатюрному шприцу и нескольким иглам для подкожных инъекций аккуратно выскользнуть из ствола на стол. Он поднял одну из игл для шприца и вставил ее с одной стороны цилиндра.
Далее он переключил внимание на одну из запасных обойм. Пендергаст снял верхнюю часть, и, достав миниатюрный набор плоскогубцев из кармана своего пиджака, осторожно извлек патрон из гильзы. Расстелив на столе лист бумаги из бюро, он аккуратно перевернул гильзу над ней и позволил содержимому высыпаться на бумагу. Вместо пороха оттуда хлынул белый порошок.
Пендергаст отодвинул пустую гильзу и ставший бесполезным патрон тыльной стороной ладони. Дотянувшись до своего набора туалетных принадлежностей, он, пережидая очередную мучительную волну боли, извлек оттуда две баночки с лекарствами. Одна из них содержала смесь двух полусинтетических опиатов[83], используемых для облегчения боли, а другая — миорелаксант[84]. Вынув по две таблетки из каждой баночки, он положил их на лист бумаги и, используя ложку из рядом стоящего подноса для обслуживания номеров, растолок каждую из них в мелкий порошок.
Теперь на листе бумаги возвышалось три маленьких холмика. Пендергаст тщательно смешал их и ссыпал порошок в ложку. Взяв зажигалку из своего туалетного набора, он поместил ее под ложку и зажег пламя. При нагревании смесь начала темнеть, пузыриться и разжижаться.
По окончании процесса Пендергаст позволил зажигалке просто упасть на стол. Он держал заветную ложку обеими руками, пока новый болезненный спазм терзал его тело. Подождав минуту и позволив токсичной, опасной смеси остыть, агент погрузил иглу в жидкость и наполнил шприц. Теперь и ложка со звоном упала на стол — самая сложная часть процесса завершилась.
Пендергаст в последний раз потянулся к своему туалетному набору и достал оттуда упругий жгут. Закатав рукав, он обвязал жгут вокруг своего плеча, туго затянул его и сжал кулак.
На внутренней стороне локтя набухла голубая вена.
Осторожно держа жгут зубами, Пендергаст поднял шприц свободной рукой. Рассчитав свои движения между судорогами рук, он ввел иглу в вену. Подождав секунду, он слегка расслабил челюсти, ослабляя жгут. Медленно и осмотрительно он нажал на плунжер и ввел жидкость в вену до конца.
Пендергаст позволил своим глазам закрыться и просидел так несколько минут, выронив пустой шприц на пол. Затем сделал неглубокий вдох — осторожно, почти боязливо, как купальщик проверяющий температуру воды.
Боль ушла. Спазмы прекратились. Он был слаб и дезориентирован, но вполне функционировать.
Полусонно, как старик, пробудившийся от дремоты, он поднялся со стула и повесил кобуру на плечи. Распрямившись, он аккуратно извлек свой жетон ФБР и удостоверение личности и запер их в сейфе, оставив при себе только паспорт и бумажник. В последний раз оглянувшись, он медленно вышел из гостиничного номера.
Вход в Город Ангелов лежал в конце узкой извилистой улицы в северном районе Рио. На первый взгляд, сама фавела ничем не отличалась от соседней области Тижука. Она состояла из серых бетонных коробок высотой в три-четыре этажа, плотно жавшихся друг к другу в лабиринте почти средневековых улиц — кривых и запутанных. Первые здания фавелы были серыми, но издали маячили зеленые и даже терракотовые строения по мере того, как обширные трущобы поднимались по крутым склонам, простираясь на север и волоча за собой размытые, колеблющиеся на солнце столбы дыма от костров для готовки еды. Лишь заметив двух молодых людей, по-хозяйски восседавших на пустых бензиновых бочках в шортах и гавайских сандалиях с автоматами наперевес, Пендергаст понял, что находится у ворот в совершенно другой — теневой — мир Рио-де-Жанейро, охраняемый его верными дозорными.
Агент остановился в переулке, чуть покачнувшись. Принятые наркотические лекарства, обойтись без которых он теперь не мог, уже притупили его разум и замедлили реакции. В его нынешнем состоянии было бы слишком рискованно пытаться проскользнуть в фавелу незамеченным.
По-португальски Пендергаст мог связать всего несколько слов… к тому же, он был уверен, что в фавелах доминировали особые местные наречия, освоить которые он был не в состоянии. Если б он попытался выдать себя за кого-то другого, местные наркобароны и их охранники мигом приняли бы его за полицейского под прикрытием и расстреляли на месте без суда и следствия. Итак, единственно верным вариантом было не маскироваться вовсе, чтобы обратить на себя внимание.
Он подошел к юношам, которые смотрели на него прищуренным взглядом, застывшим без движения. Над их головами тянулся поток электрических проводов и телевизионных кабелей, смыкающихся над улицей так плотно, что почти погружал ее в вечный мрак. Линии передач провисали под собственным весом, напоминая зловещую, опасную паутину. Сама смрадная улица походила на горячую духовку: воздух здесь провонял мусором, гарью, собачьими экскрементами и едким дымом.
Когда Пендергаст приблизился, дозорные — пока не поднимаясь со своих насестов — позволили своим автоматам соскользнуть с плеч в руки. Пендергаст не предпринял никаких попыток обойти их. Вместо того он подошел к старшему из двух сторожей. Мальчик — ему было не больше шестнадцати — осмотрел агента сверху вниз со смесью любопытства, враждебности и презрения. В знойную жару одетый в черный костюм, белую рубашку и шелковый галстук, Пендергаст выглядел, как пришелец с другой планеты.
— Onde vock vai [85] , gringo [86]? — спросил дозорный угрожающим тоном по-португальски. Пока он произносил эти слова, другой юнец — повыше, с бритой головой — соскользнул со своей бочки, вскинул автомат и небрежно прицелился в Пендергаста.
— Meu filho [87] , — сказал Пендергаст. — Мой сын.
Мальчишка загоготал в голос, обменявшись взглядами со своим напарником. Без сомнения, для них обоих эта ситуация была не нова: отец, ищущий в трущобах Рио своего блудного сына. Бритоголовый приготовился выстрелить в Пендергаста без лишних расспросов, однако низкорослый мальчишка, который, казалось, был настроен поговорить, остановил напарника. Стволом своего автомата он жестом приказал Пендергасту поднять руки. Агент выполнил это указание, и бритоголовый юнец обыскал его. И паспорт, и бумажник были сурово изъяты. Небольшое количество денег из кошелька мальчишки отобрали и тут же поделили между собой, однако над «Лес Баером».45 калибра у них возник горячий сор. Коротышка выхватил пистолет у бритоголового и потряс им перед лицом Пендергаста, принявшись сыпать на него потоком каких-то гневных вопросов по-португальски.
Пендергаст пожал плечами.
— Meu filho, — повторил он.
Спор продолжился, и вскоре вокруг собралась небольшая толпа любопытствующих зевак. Казалось, что бритоголовый, в конце концов, добьется своего. Опустив руку в секретный внутренний карман пиджака, Пендергаст извлек оттуда пачку денег — тысячу реалов — и предложил низкорослому дозорному. — Meu filho, — повторил он еще несколько раз, тихим, не угрожающим голосом.
Подростки посмотрели на деньги, но не взяли их.
Пендергаст снова полез в карман, вынул еще тысячу реалов и добавил их к пачке, которую уже протягивал. Две тысячи реалов — тысяча долларов — в этих кругах явно считались большой суммой.
— Por favor [88], — произнес Пендергаст, аккуратно размахивая деньгами перед дозорными. — Deixe‑me entrar [89].
Лицо низкорослого юнца исказилось нелепой гримасой, и он жадно выхватил деньги.
— Porra! [90] , — пробормотал он.
Это вызвало еще один взрыв негодования его бритоголового напарника, который был явно настроен просто убить Пендергаста и забрать деньги. Но коротышка заткнул его потоком проклятий. Он передал паспорт и бумажник обратно Пендергасту, удержав пистолет.
— Sai da aqui [91] , — сказал он, пренебрежительно махнув агенту, — Fila da puta [92] .
— Obrigado [93] .
Пока Пендергаст проходил мимо импровизированного поста охраны, он заметил краем глаза, как бритоголовый отделился от собравшейся толпы и исчез в переулке.
Теперь Пендергаст двигался по центральной улице фавелы. Впереди она расщеплялась и превращалась в запутанный лабиринт более узких улочек, которые множество раз пересекались, поворачивались под странными углами и иногда оканчивались тупиками. Местные жители молча провожали его глазами, когда он проходил мимо них — они с любопытством, другие с подозрением. Время от времени Пендергаст останавливался, чтобы снова обратиться к кому-нибудь с простой фразой: «Meu filho », однако получал быстрый молчаливый отказ, сопровождаемый покачиванием головой и торопливым уходом. Похоже, большинство местных принимали его за бормочущего себе под нос сумасшедшего.
Медикаменты усиливали и без того накатывавшую вялость, и Пендергасту с огромным трудом удавалось заставлять себя двигаться и не терять концентрацию. Он всячески пытался заставить свои чувства работать на пределе своих мощностей, ему было необходимо полное, четкое восприятие окружающей обстановки.
В переулках было безлюдно, на глаза попадались лишь редкие бродячие курицы или исхудалые бездомные псы. Оружие за все это время Пендергаст видел только у дозорных на посту охраны. В самой же фавеле, казалось, ни у кого не было оружия, здесь не велась открытая торговля наркотиками или другая уголовщина. Де-факто, фавела, казалось, демонстрировала куда больше порядка, чем весь остальной город за ее пределами. Здания были украшены диким изобилием ярких разноцветных плакатов и листовок — по большей части отслоившихся и болтающихся. Из открытых окон лилась почти оглушающая музыка бразильского фанка, слышались разговоры или громкие споры. Изредка до Пендергаста долетали отдельные восклицания, вроде «Caralho! » [94] или других экземпляров местной брани.
В воздухе нестерпимо пахло жареным мясом. Казалось, этот запах проникал в ноздри со всех сторон.
На улице почти не было транспорта, изредка попадались на глаза лишь мопеды и ржавые велосипеды. На каждом перекрестке был хотя бы один «barzinho» — угловой бар с грязными пластиковыми столами, и десятками мужчин, собравшихся вокруг древнего телевизора с бутылками пива «Skol» в руках. Они были поглощены просмотром футбольных матчей, и, когда команда-фаворит забивала гол, улица разражалась оглушающими ликующими криками болельщиков.
Пендергаст остановился, чтобы перевести дух, на силу сориентировался в пространстве и выбрал направление, начав взбираться по одному из склонов, разбросанных по всей территории Города Ангелов. Пока он поднимался по извилистым улочкам, внешний вид зданий изменился. Трехэтажные бетонные сооружения уступили место лачугам и баракам поразительной ветхости: рейки и деревянные доски, скреплялись проволокой или просто были связаны вместе веревками и покрыты — если они вообще были покрыты — крышами из гофрированного железа. Теперь почти повсюду встречался разбросанный мусор, в воздух проникли миазмы вони протухшего мяса и гниющего картофеля. Здания, стоявшие близко, заметно косились и опирались друг на друга, словно для поддержки. На невозможном, устрашающем клубке переплетенные бельевых веревок висела постиранная одежда, безвольно болтавшаяся на нестерпимой жаре.
Миновав небольшое, самодельное футбольное поле на пустыре, огороженное остатками забора из звеньев цепи, Пендергаст смог рассмотреть намного ниже величественные очертания многоэтажных жилых зданий северного района Рио-де-Жанейро. Они находились всего в миле или двух отсюда, но с его точки обзора казалось, словно они отстояли на тысячи и тысячи миль.
По мере того, как склон становился все круче, окружающий пейзаж менялся до запутанного сумбура террас или ветхих общественных лестниц, состоящих из плохо залитых бетоном деревянных реек и узких дорог, напоминающих американские горки. Через колючую проволоку или дыры в фанерных листах выглядывали чумазые, грязные подростки, подозрительно косившиеся на агента ФБР. Музыка здесь утихла, крики смолкли… сама жизнь — смолкла. Тишина нищеты и отчаяния инфицировала собой душный воздух. Связанные друг с другом постройки поднимались вокруг Пендергаста со всех сторон. Теперь нельзя было понять какую-либо логику в архитектуре — каждое здание возвышалось на разную высоту, склонялось под неопределенным углом и распространяло вокруг некую странную пренебрежительность по отношению ко всему окружающему миру. Теперь фавела стала трехмерным лабиринтом глухих переулков и проходов, мест общего пользования и крошечных площадей. Встречая любого местного жителя, Пендергаст бормотал все те же жалкие фразы, с которыми он сюда прошел: «Meu filho. Por favor. Meu filho».
Когда агент миновал небольшой обветшалый магазин, помятый и битый четырехдверный пикап «Тойота Хайлюкс» вдруг остановился напротив него. По ширине автомобиль был едва ли меньше, чем сам проулок, поэтому, замерев, он фактически заблокировал проход. Водитель оставался за рулем, а из машины вышли трое молодых парней в штанах цвета хаки и ярких трикотажных футболках. Они буквально выпрыгнули из остальных трех дверей, держа в руках винтовки АР-15. Каждый из них, не колеблясь, направил ствол на Пендергаста.
Один из незнакомцев молниеносно подскочил к агенту, пока двое других держались позади.
— Pare! [95] — потребовал он, — стоп!
Агент на миг послушно замер. В воздухе зазвенело напряжение. Пендергаст сделал шаг вперед, но один из незнакомцев остановил его прикладом ружья, толкнув в спину. Двое других приблизились, прицелившись своим оружием ему в голову.
— Coloque suas maos no carro! [96] — закричал по-португальски первый вооруженный, развернув Пендергаста и толкнув его на пикап. Пока двое других прикрывали его, тот обыскал агента на предмет оружия. Затем он открыл ближайшую заднюю дверцу пикапа.
— Entre [97] , — сказал он грубо.
Пендергаст не спешил исполнить указание, он лишь рассеянно моргнул, сощурившись от яркого солнечного света. Досмотрщик схватил его за плечи и буквально втолкнул на заднее сидение пикапа. Двое других последовали за ним и сели по обе стороны от агента, по-прежнему держа его на прицеле. Первый незнакомец скользнул на переднее пассажирское сидение, водитель переключил передачу, и пикап пополз вниз по грязной улице, поднимая за собой облака пыли, размывавшие их отбытие в туманной дымке.
Один из дежурных полицейских просунул голову в офис д’Агосты.
— Прошу прощения. Вы ожидаете звонка от кого-то по фамилии Спандау?
— Просто передайте мне его сообщение, я сейчас слишком занят.
— Да, но он сказал, что это важно.
Д'Агоста посмотрел на сержанта Слейда, сидящего в кресле посетителя. Что бы там ни было, д'Агоста был благодарен случаю за возможность сделать перерыв. Слейд — мальчик на побегушках из команды Англера — пришел по велению своего начальника, чтобы «поддержать связь» между двумя расследованиями: убийством в музее и убийством Альбана Пендергаста, труп которого был найден на пороге дома его отца. Д’Агоста не знал наверняка, сколько общего было у этих дел и сколько из этого общего уже известно Англеру. Уверен он был в одном — Англер из тех, кто держит свои карты закрытыми до последнего. И одной их таких карт как раз являлся сержант Слейд. Он затребовал копии всех материалов дела в музее — абсолютно всех — и хотел, чтобы ему предоставили их немедленно. Д'Агосте не нравился Слейд... и дело было не только в противных лакричных ирисках, которыми от него пасло за милю. Дело было, скорее, в том, что он напоминал д’Агосте подхалима-школьника, который, если бы увидел, как его одноклассник делает что-то вразрез с указаниями учителя, тут же донес бы на него, желая таким образом получить одобрение. Такие школьники обычно не отличаются пытливостью ума, однако Слейд здесь существенно отличался от представителей этого типа, что лишь усугубляло ситуацию.
Д'Агоста поднял телефонную трубку.
— Прошу прощения, мне придется ответить на звонок. Это может занять некоторое время, поэтому я встречусь с вами чуть позже.
Слейд взглянул на него, потом на дежурного полицейского, и поднялся.
— Конечно, — он вышел из кабинета, унося с собой шлейф аромата лакрицы.
Д'Агоста проводил его глазами и поднес телефон к уху.
— В чем дело? Наш мальчик выздоровел и вернул свои шарики и ролики на место?
— Не совсем, — послышался сухой тон Спандау на том конце провода.
— Что же тогда?
— Он мертв.
— Мертв? Как? Я имею в виду, парень выглядел больным, но не настолько же больным!
— Один из охранников обнаружил его в камере не более получаса назад. Самоубийство.
Самоубийство. Тот еще фрукт — это чертово дело…
— Господи, я не могу в это поверить! — разочарование проскользнуло в его голосе, хотя он и не хотел показывать его. — Вы разве не организовали надзор за ним?
— Конечно, организовали. Полный объем работ: психиатры, кожаные ремни, пятнадцатиминутные осмотры. Просто во время последней проверки он выпутался из ремней, в процессе сломав ключицу, откусил себе большой палец левой ноги, а потом... просто подавился.
На секунду д’Агоста замер. Он был шокирован настолько, что не смог произнести ни слова.
— Я звонил агенту Пендергасту, — продолжал Спандау, — но дозвониться ему не смог, поэтому решил связаться с вами.
Это была правда: Пендергаст снова растворился в воздухе, не сказав ни слова. Это буквально приводило д’Агосту в бешенство, но сейчас он не собирался поддаваться своим чувствам.
— Понятно. А с момента нашего ухода у него хоть прояснялось сознание?
— Как раз наоборот. Когда вы ушли, та малая часть осознанности, что еще сохранялась в нем, исчезла. Он продолжил бредить, говоря одни и те же слова снова и снова.
— Какие слова?
— Вы слышали некоторые из них. Он продолжал упоминать запах гниющих цветов. Перестал спать, шумел день и ночь. Он жаловался на боль… не на локальную боль, но такую, что, казалось, пронзала все его тело. После того как вы ушли, ему стало еще хуже. Тюремный врач сделал несколько анализов, назначил лекарства, но ничто не помогло. Они даже не смогли диагностировать болезнь. В последние двадцать четыре часа его состояние действительно стало резко ухудшаться. Он безостановочно бредил, стонал и плакал. Я вел переговоры, чтобы его перевели в больничное учреждение, когда до меня дошла новость о его смерти.
Д'Агоста глубоко вздохнул и испустил долгий, медленный выдох.
— Вскрытие запланировано на сегодня. Я пришлю вам доклад, когда получу его. Я могу помочь вам еще чем-нибудь?
— Пока мне ничего не приходит в голову, но если что, я дам вам знать, — растерянно ответил он и добавил вдогонку, — спасибо.
— Мне жаль, что у меня не оказалось хороших новостей для вас, — сказав это, Спандау отключился в один клик.
Д'Агоста откинулся на спинку кресла. Его взгляд медленно, нехотя, скользнул по списку файлов, которые покрывали весь его письменный стол. Все эти файлы должны были быть скопированы для Слейда.
Здорово. Просто чертовски здорово.
Сигнальный клаксон «Хайлюкса» терроризировал узкие улочки фавелы, пока машина, как слон сквозь заросли сахарного тростника, пробивала себе путь к цели. У торговцев на тротуаре не было другого выбора, кроме как отступить внутрь фасадов зданий. Пешеходы и велосипедисты были вынуждены прижиматься к стенам, нырять в аллеи или жаться в подворотнях. Не один раз боковые зеркала пикапа скреблись по стенам зданий, стоявших с обеих сторон дороги.
Похитители Пендергаста за время дороги не проронили ни слова. Винтовок они тоже не опустили. Пендергаст отметил, что автомобиль постоянно вез его вверх по склону, решительно продвигаясь по узким улочкам мимо строений, охватывавших фланги холма подобно разноцветным грибам.
Наконец «Хайлюкс» остановился у небольшого комплекса в самой высокой точке фавелы. Рядом показался еще один вооруженный дозорный. Он открыл импровизированные ворота из ограждающих цепей, пропуская пикап на небольшую стоянку. Все четверо мужчин вышли из машины, один из них жестом винтовки приказал Пендергасту сделать то же самое.
Агент вышел, щурясь от яркого дневного света. Бесконечное скопление покосившихся сараев и самодельных домов раскинулось внизу, на склоне, протягиваясь вдаль и, в конце концов, уступая место более упорядоченным улицам самого Рио и сверкающей голубой бухте Гуанабара. Стоящий же впереди комплекс включал в себя три одинаковых — с функциональной точки зрения — здания, отличавшихся от остальной фавелы лишь недавним ремонтом. Несколько больших рваных дыр в центральном здании были залатаны и перекрашены. Во дворе работал небольшой генератор. По крайней мере, дюжина кабелей различных цветов, наброшенных петлями, крепилась к различным точкам крыши.
Двое из мужчин жестом указали Пендергасту на вход в центральное здание. Он направился, куда ему приказали.
Внутри строение оказалось темным и прохладным, обстановку можно было охарактеризовать как спартанскую.
Стволами своих винтовок охранники протолкнули агента вперед по кафельному полу, провели через два лестничных пролета и довели до большого зала, переделанного в офис. Как и все остальное здание, это помещение было обставлено с почти монашеской аскетичностью. Какой-либо декор полностью отсутствовал. Наличествовал стол из какого-то неприметного дерева, вокруг которого стояли вооруженные охранники, и несколько жестких деревянных стульев. Единственной примечательной деталью было простое распятие, висевшее на одной из шлакоблочных стен. На противоположной висел плоский телевизор, транслировавший с приглушенным звуком футбольный матч.
За столом сидел мужчина примерно тридцати лет — смуглый, с непокорными вьющимися волосами. Нижнюю часть лица равномерно покрывала трехдневная щетина. Одет он был в шорты, майку и пару популярных в Бразилии сланцев «Хаваянас». На шее висела толстая платиновая цепочка, а на запястье красовались золотые часы «Ролекс». Несмотря на относительную молодость и неформальную одежду, он излучал уверенность и авторитет. Когда вошел Пендергаст, мужчина осмотрел его блестящими черными глазами и сделал большой глоток чешского пива из бутылки, стоявшей на столе. В следующий миг он обратил внимание на людей, похитивших агента, и заговорил с ними по-португальски. Услышав команду, один из них обыскал Пендергаста, забрал у него паспорт и бумажник и положил их на стол. Молодой мужчина лишь взглянул на них небрежным взглядом, явно не собираясь изучать документы своего заложника.
— Pasporte [98] , — нахмурился он. — Sу isso? [99] Это всё?