— Sim [100] .
Пендергаста снова обыскали — на этот раз более тщательно. Нашли оставшуюся пачку реалов и положили ее на стол. Но когда они закончили, Пендергаст подбородком указал на подол своего пиджака — на что-то еще, что они пропустили.
Похитители поискали там и наткнулись на зашитый внутрь хрустящий сложенный лист бумаги. Выругавшись, один их них раскрыл выкидной нож и разрезал подол, откуда извлек фотографию. Это был один из снимков Альбана, сделанный уже после его смерти. Пендергаст слегка подретушировал его, чтобы сын на фото казался живым. Похитители развернули фотографию и положили ее рядом с бумажником и паспортом.
Стоило молодому мужчине рассмотреть снимок, по его лицу разом пробежались выражения от раздраженной скуки до удивления и шока. Он схватил фотографию и уставился на нее.
— Meu filho, — в который раз за этот день сказал Пендергаст.
Мужчина несколько секунд недоверчиво переводил взгляд с фотографии на агента, словно пытался найти соответствие. Теперь паспорт и бумажник, лежавшие перед ним на столе, наконец, привлекли его внимание. Он поднял вещи своего заложника и тщательно изучил их. В конце концов, он нарушил повисшую в помещении тишину, обратившись к одному из своих людей.
— Guarda a porta [101] , — сказал он. — Niguen pode entrar [102].
Тот подошел к двери кабинета, закрыл и запер ее, а затем встал перед ней с оружием наперевес.
Человек за столом поднял взгляд на Пендергаста.
— Итак, — заговорил он с едва слышным акцентом на превосходном английском языке. — Ты и есть тот странный вооруженный человек, вошедший в Город Ангелов, одетый, как гробовщик, который бродил по округе и всем рассказывал, что ищет своего сына.
Пендергаст не ответил, продолжая молча стоять перед столом, слегка покачиваясь от принятых лекарств и усталости.
— Я удивлен, что ты выжил. Впрочем, возможно, тебя спасло твое безрассудство: дозорные решили, что никто в здравом уме не станет вот так соваться в Город Ангелов, поэтому решили, что вреда от тебя не будет. Но теперь, — он постучал пальцем по фотографии, — я понимаю, что ты вовсе не безвредный.
Мужчина взял паспорт и фотографию, после чего встал со своего места. Из-за пояса его шорт показался крупнокалиберный пистолет. Он обошел стол и с вызовом замер прямо перед Пендергастом.
— Ты плохо выглядишь, cada [103] — отметил он, по-видимому, принимая во внимание бледность Пендергаста и бисеринки пота, выступившие на его висках. Он еще раз посмотрел на паспорт и фотографию Альбана. — Тем не менее, удивительное сходство, — сказал он, обращаясь, скорее к себе, чем кому-либо еще. В молчании прошла минута. — Когда ты в последний раз видел своего сына? — спросил он.
— Две недели назад, — ответил Пендергаст.
— Где?
— Мертвым. На пороге моего дома.
Взгляд потрясения или боли — а возможно, смеси и того, и другого —проскользнул в глазах молодого человека, после чего выражение его лица на мгновение исказилось. Прошла еще минута, прежде чем он снова заговорил:
— И зачем ты здесь?
Короткая пауза.
— Чтобы выяснить, кто убил его.
Мужчина кивнул. По-видимому, эту причину он мог понять.
— И поэтому ты решил прийти сюда, в нашу фавелу и расспрашивать о нем всех и каждого?
Пендергаст прикрыл глаза ладонью. Его рука чуть подрагивала. Действие лекарств стало ослабевать, и боль начала возвращаться.
— Да. Мне нужно... знать, что он здесь делал.
Комната погрузилась в молчание. Наконец, мужчина вздохнул.
— Caralho [104] , — пробормотал он.
Пендергаст ничего не ответил.
— И ты хочешь отомстить его убийце?
— Я ищу только информацию. Что произойдет после этого... я не знаю.
Казалось, мужчина на мгновение задумался над его словами. Затем он махнул рукой в сторону одного из стульев.
— Пожалуйста. Садись.
Пендергаст опустился на ближайший стул.
— Меня зовут Фабио, — продолжил мужчина. — Когда мои разведчики сообщили, что странный мужчина пришел в мой город, бормоча что-то о своем сыне, я даже не подумал об этом. Но когда они описали человека высокого, как каланча, с руками, похожими на нервных белых пауков, с кожей бледной, как мрамор и глазами, как серебряные ракушки — я был удивлен. Надеюсь, ты понимаешь, что я не мог убедиться в том, кто ты, никаким другим способом? Теперь я прошу прощения, что так грубо доставил тебя сюда, — он пожал плечами и пристально взглянул на Пендергаста. — То, что ты говоришь — правда? Трудно поверить, что кто-то мог убить такого, как он.
Пендергаст кивнул.
— Значит, он не напрасно опасался, — с тоской сказал человек по имени Фабио.
Пендергаст взглянул на него через стол. Он знал наверняка, как одевались наркобароны в Рио, как они жили, как они были вооружены. Он силился вспомнить слова полковника Азеведо: «Город Ангелов — это самая крупная, самая жестокая, и самая мощная из фавел. Наркобароны, которые управляют ею, не только самые безжалостные, но и самые бесстрашные люди на свете ».
— Мне нужна информация, — сказал Пендергаст.
— И ты ее получишь. На самом деле, я просто обязан тебе ее дать. Я расскажу тебе историю. Историю твоего сына Альбана.
Вновь заняв место за своим столом, Фабио допил бутылку «Богемии» и отставил ее в сторону. Охранники немедленно заменили ее на новую. Фабио взял фотографию Альбана со стола, и слегка — почти ласково — коснулся ее кончиками пальцев. Затем он тяжело вздохнул, положил снимок обратно и серьезно посмотрел на Пендергаста. Тот кивнул, заявляя, что готов слушать.
— Когда ты в последний раз видел своего сына живым?
— Восемнадцать месяцев назад, в поселении Нова-Годой. Он скрылся в джунглях.
— Тогда я начну рассказ с этой самой точки. Во-первых, твой сын Альбан некоторое время жил с маленьким племенем индейцев в глубине тропических лесов Амазонки. Это был трудный для него период, и он провел его в процессе восстановления, и — как говорится это слово? — перегруппировке. У него были разработаны планы для себя, планы для всего мира. И планы для тебя, rapiz [105] , — на этих словах Фабио заметно кивнул. — Альбану не потребовалось много времени, чтобы понять, что он не сможет реализовать все свои планы посреди джунглей. Поэтому он приехал в Рио и быстро растворился в нашей фавеле. Этого он достиг без труда. Ты не хуже меня знаешь, o senhor [106], что он был мастером маскировки и обмана. И он прекрасно говорил по-португальски, как и на множестве его диалектов. В Рио существуют несколько сотен фавел, но он сделал правильный выбор. И нашел идеальное место, чтобы укрыться, не боясь обнаружения.
— В Городе Ангелов, — кивнул Пендергаст.
Фабио улыбнулся.
— Правильно, rapiz. Это место отличается от остального города. Прибыв, он убил здесь кого-то — какого-то бродягу, одиночку — украл его дом и его личность. Так он превратился в бразильского гражданина по имени Адлер двадцати одного года и с легкостью вписался в жизнь фавелы.
— Это так похоже на Альбана, — Пендергаст нахмурился.
На мгновение глаза Фабио сверкнули.
— Не суди его, cada, пока не услышал всю его историю. Пока не пожил в таком месте, как это, — и он вытянул руку так, как будто хотел обвести ею всю фавелу. — Он начал здесь свое дело, занимался импортом и экспортом, что давало ему возможность путешествовать по всему миру, — Фабио открыл бутылку пива, и сделал глоток. — В то время Городом Ангелов управлял бандит известный как О'Пунхо — Кулак — и его отряд. О'Пунхо получил свое прозвище за очень жестокие методы, которыми пользовался, чтобы истреблять своих врагов. Альбана — Адлера — не впечатлили О'Пунхо и его банда. Их дезорганизованные способы ведения бизнеса противоречили самому смыслу того, что было воспитано в нем. Тому, чему он обучался, чуть ли не с рождения. Правильно, senhor?
Он заговорщицки улыбнулся Пендергасту.
— Адлер развлекал себя, просчитывая, насколько было бы лучше, если б он участвовал в организации и работе фавелы, если бы он управлял ею. Но он не спешил реализовывать свои мысли, потому что на уме у него были более насущные планы. А потом все изменилось.
Фабио умолк. Пендергаст почувствовал, что мужчина выжидает, желая получить от своего слушателя какую-то реакцию.
— Вы, кажется, много знаете о моем сыне, — сказал он.
— Он был... моим другом.
Пендергаст не выказал на это никакой реакции.
— Альбан встретил девушку, дочь норвежского дипломата. Ее имя было Даника Игленд, но она была известна всем, как «Anja das Favelas».
— «Ангел Фавел», — перевел Пендергаст.
— Она получила это имя за то, что бесстрашно вошла в фавелы, чтобы обеспечивать их лекарствами, раздавать продукты и деньги и проповедовать образование и независимость угнетенных. Лидеры фавел, конечно, не доверяли ей. Но они должны были мириться с нею из-за ее огромной популярности среди своих граждан и ее могущественного отца. Даника произвела сильное впечатление на Адлера. Она обладала ст а тью, смелостью и красотой, которая была очень... она была очень... — и Фабио сделал серию жестов, указывая на лицо Пендергаста.
— Нордической, — подсказал агент.
— Да, именно это слово. Но в то время, про которое я говорю, Адлер был занят другими делами. Он тратил много времени, проводя исследования.
— Исследования чего именно?
— Я не знаю. Но бумаги, которые он читал, были старыми. Научные и химические формулы. А потом он уехал в Америку.
— Когда это было? — спросил Пендергаст.
— Год назад.
— Почему он ушел?
В первый раз уверенный взгляд Фабио дрогнул.
— Вы явно не хотите рассказывать мне об этом, — осторожно прощупал почву Пендергаст. — Вы сказали, что у Альбана были планы. И эти планы были связаны со мной, не так ли? Месть?
Фабио ничего не ответил.
— Нет никаких причин сейчас это отрицать. Он собирался убить меня.
— Я не знаю подробностей, o senhor. Но, да, я считаю, что это как-то связано с... возможностью не просто убить вас. А что-то похуже. Он очень тщательно скрывал свои планы.
В последовавшей тишине послышалась череда металлических щелчков: один из охранников возился с винтовкой. Фабио продолжил рассказ:
— Когда Адлер вернулся, он изменился. Гора, казалось, упала с его плеч. Он направил свое внимание на две вещи: руководство фавелой и Даника Игленд. Она была старше него, ей исполнилось двадцать пять лет. Но он восхищался ею, его тянуло к ней. А ее к нему, — Фабио пожал плечами. — Кто знает, как эти вещи происходят, cada? Однажды они поняли, что влюблены.
Услышав последнее слово, Пендергаст резко выдохнул через нос, что прозвучало, как усмешка.
— Отец девушки узнал о ее работе в фавелах и решительно не одобрил ее, потому что опасался за ее жизнь. Она держала свой роман в секрете от всей своей семьи. Сначала Даника не спешила переезжать к Адлеру, но она провела много ночей в его доме, далеко от особняка своего отца, в закрытой общине в центре города. И тогда Адлер узнал, что Даника беременна.
— Беременна, — повторил Пендергаст вполголоса.
— Они втайне поженились. Между тем, Адлер стал одержим идеей захвата власти в фавеле. Он считал, что под его руководством она могла бы стать чем-то совершенно иным, перестать быть неорганизованными трущобами. Он верил, что может превратить ее в нечто экономичное, эффективное… и организованное.
— Я не удивлен, — отозвался Пендергаст. — Фавела была прекрасным местом, чтобы организовать и запустить в ней свой план по обретению господства. Это была неплохая замена тому, что было разрушено в городе Нова-Годой. Государство в государстве, лидером которого, разумеется, должен был быть он.
Глаза Фабио снова сверкнули.
— Я не знаю, что тогда происходило в его голове, senhor. Все что я могу сказать тебе, так это то, что за очень малое время он создал хитроумный план переворота в Городе Ангелов. Но кто-то передал его план О'Пунхо и его банде. Кулак знал, что Ангел Фавел была любовницей и женой Адлера, и он решил действовать. Однажды ночью он и его люди окружили дом Адлера и подожгли его. Сожгли его дотла. Сам Адлер в тот момент был далеко... но его жена и нерожденный ребенок погибли в огне.
Пендергаст ждал в тишине, чтобы услышать остальную часть истории, от которой его отвлекала и собственная боль. Последние слова о том, что жена Альбана и его нерожденный ребенок сгорели заживо, не выходили из его головы.
— Я никогда не видел такой всепоглощающей кровожадности, как у Адлера, — продолжил Фабио. — Притом, кровожадность эта была лишь внутри — внешне с ним, как будто, и вовсе ничего не произошло. Но я знал Адлера и мог прочесть, что все его существо стремится к мести. Он хорошо вооружился и направился к укрепленному комплексу О'Пунхо в одиночку. Я был уверен, что его убьют. Но там… там все было иначе. Он устроил там настоящую кровавую баню, и она была такой жуткой, что я никогда даже вообразить себе не мог ничего такого. Альбан убил Кулака и всех его прихвостней. В одну ночь он в одиночку уничтожил все руководство фавелы. От того комплекса кровь бежала вниз по уличному водостоку более чем на полмили. Это была ночь, которую фавела никогда не забудет.
— Естественно, — сказал Пендергаст. — Он пожелал превратить фавелу во что-то бесконечно большее — и бесконечно худшее — нежели то, чем она уже была.
На лице Фабио отразилось удивление.
— Нет. Нет, ты совсем не понял то, что я пытался тебе объяснить. Что-то в нем сломалось, когда его жена и ребенок были убиты. Я не говорю, что я смог понять его, но что-то внутри него изменилось.
Очевидно, Пендергаст продолжал буквально излучать недоверие, потому что Фабио продолжил с возросшей горячностью:
— Я считаю, причина крылась в добросердечности его жены и в том, какой жестокой была ее смерть. Все это изменило его. Он вдруг понял, что правильно и что неправильно в этом мире.
— Не сомневаюсь, — ответил Пендергаст с сарказмом.
Фабио встал из-за стола.
— Это правда, rapiz! И доказательство этого лежит сейчас вокруг тебя. Да, Адлер взял под контроль Город Ангелов. Но он переделал его. И переделал к лучшему! Больше нет той жестокости, наркотиков, голода, произвола банд. Конечно, для тебя фавела все выглядит неблагополучно. И, без сомнения, у нас все еще есть оружие — все виды оружия. Нам все еще нужно защищаться от грубого и бесчувственного мира: от конкурирующих банд, армий, коррумпированных политиков, которые тратят миллиарды на постройку футбольных и Олимпийских стадионов, в то время как люди голодают. В Городе Ангелов внутри все еще присутствует насилие. Но мы продолжаем идти по пути трансформации. Мы... — Фабио подыскивал слова, — мы заботимся о наших гражданах. Мы расширяем их возможности. Да, именно этот термин он использовал. Люди могут здесь жить свободными от коррупции, преступности, налогов и полицейского произвола, которые мешают остальному Рио. У нас все еще есть проблемы, но благодаря Адлеру ситуация улучшилась.
Внезапно Пендергаст почувствовал, что его начинают покидать силы. Перед глазами вдруг все поплыло, и боль пронзила все кости. Он сделал глубокий вдох.
— Откуда вы все это знаете? — спросил он, наконец.
— Ведь я был лейтенантом твоего сына в Новом Городе Ангелов. Я — человек, который стоял по его правую руку. Только Данника знала его лучше, чем я.
— И почему вы мне все это рассказываете?
Фабио опустился обратно на свое место и чуть помедлил, прежде чем ответить.
— Я сказал тебе, у меня есть долг. Три недели назад Адлер покинул фавелу во второй раз. Он сказал мне, что едет в Швейцарию, а затем в Нью-Йорк.
— Швейцарию? — вдруг встревожившись, переспросил Пендергаст.
— После смерти Даники Адлер — Альбан — заставил меня пообещать, что, если с ним когда-нибудь что-нибудь случится, я должен буду разыскать его отца и рассказать ему историю его спасения.
— Искупление! — догадался Пендергаст.
Фабио продолжил.
— Но он никогда не называл мне свое полное настоящее имя и не объяснял, как я могу связаться с тобой. Он пропал три недели назад... я больше ничего о нем не слышал. И теперь приехал ты, чтобы сказать мне, что он мертв, — Фабио сделал большой глоток пива из бутылки. — Я рассказал тебе эту историю, потому что он хотел, чтобы я это сделал. Теперь я выполнил свой долг.
Наступила долгая пауза.
— Ты не веришь мне, — наконец, сказал Фабио.
— Этот дом Альбана, — задумчиво пргоизнес Пендергаст, — тот, который сгорел. Какой у него был адрес?
— Тридцать один, Рио-Параноа.
— Могут ли ваши люди отвезти меня туда?
Фабио нахмурился.
— Там ничего не осталось, кроме руин.
— Тем не менее, я настаиваю.
Через мгновение Фабио кивнул.
— И этот О'Пунхо, о которой вы говорили. Где жил он?
— Где? Здесь, конечно, — Фабио пожал плечами, как будто это было очевидно. — Что-нибудь еще, senhor?
— Я хочу, чтобы мне вернули мой пистолет.
Фабио обратился к одному из своих охранников.
— Me da a arma [107] .
Через минуту «Лес Баер» Пендергаста был возвращен. Агент сунул его в свой пиджак. Медленно — очень медленно — он забрал со стола свой бумажник, паспорт, фотографию и пачку денег. И тогда, поблагодарив Фабио прощальным кивком, он развернулся и вышел из кабинета вслед за вооруженными людьми, а затем спустился по лестнице и оказался на раскаленной солнцем улице.
Д'Агоста вошел в комнату видеонаблюдения охраны музея ровно в четверть второго пополудни. Хименес просил его о встрече, и д’Агоста надеялся, что она не займет больше пятнадцати минут. Он знал, что прибыл в промежутке между демонстрациями в планетарии, и хотел поскорее отсюда убраться: он не был уверен, что сможет еще раз выдержать экскурсию в космос с громкостью в восемьдесят децибел.
Хименес и Конклин сидели за маленьким столиком, печатая на ноутбуках. В полумраке обойдя стойки с аппаратурой, д’Агоста подошел к ним.
— Что случилось? — спросил он.
Хименес выпрямился.
— Мы закончили.
— Да неужели?
— Мы просмотрели все записи с камер наблюдения, которые охватывают вход в музей, начиная с 12 июня — дня убийства Марсалы — и вплоть до 6 апреля.
— 6 апреля? Это же на неделю раньше, чем очевидцы начали упоминать о том, что видели убийцу в музее.
— Мы решили посмотреть этот промежуток тоже, чтобы быть уверенными в результате, — Хименес показал на свой ноутбук. — Мы идентифицировали его на видео еще в тот раз, когда вы впервые его заметили: он проникал в музей поздним вечером после закрытия 12 июня. У нас также есть запись его входа и выхода из музея 20 апреля, и еще один его приход и уход 14 апреля.
Д'Агоста кивнул. 20 апреля — этот день совпадает с датой, когда был составлен запрос на скелет Паджетта. И, без сомнения, 14 апреля был днем, когда убийца под видом приезжего ученого впервые встретился с Марсалой, чтобы организовать экспертизу скелета. 12 июня Марсала был убит.
Лейтенант опустился в кресло, стоящее рядом с креслами коллег.
— Хорошая работа, — заметил он.
И он имел в виду именно то, что сказал. Это было невероятно утомительное занятие — просматривать зернистое видео, ощущать, как глаза медленно становятся сухими и мутными… и все это под звуки Большого Взрыва. Хименес и Конклин нашли две более ранние даты, когда убийца посещал музей, вкупе с его приходом в день убийства. Но они до сих пор не нашли, как он выбрался после убийства.
Какая-то часть разума д’Агосты задавалась вопросом, почему он, лейтенант, имея в подчинении команду профессионалов, до сих пор не потрудился свернуть эту работу. Подозреваемый в убийстве был мертв — самоубийство. Теперь разработанная ранее стратегия не сработает: нет никакого смысла готовить и собирать доказательства к судебному заседанию. Д’Агоста понимал, что попросту хочет докопаться до сути. В нем говорил старомодный коп, а он требовал расставить все точки над «i» и уточнить все детали.
Самоубийство. Образ убийцы в том изоляторе в Индио запечатлелся в памяти лейтенанта. Его бормотание по поводу вони гниющих цветов, его волнение и рассеянность. Не говоря уже о том, как он стремительно напал на Пендергаста. Это все не так легко забыть. И, Господи Боже, убивать себя, откусив свой собственный палец, и подавившись им? Человек действительно должен хотеть свести счеты с жизнью, чтобы сделать нечто подобное. Это, казалось, никак не согласуется с липовым профессором Уолдроном, мужчиной, который явно был спокоен, умен и достаточно рационален, чтобы убедить Виктора Марсалу и других сотрудников музея в том, что он был настоящим ученым.
Д'Агоста вздохнул. Что бы ни случилось с тем мужчиной после убийства Марсалы, один факт оставался фактом: 12 июня, в день убийства, он наверняка находился в здравом уме. Он был достаточно умен, чтобы заманить Марсалу в отдаленное место, убить его быстро и эффективно и замаскировать убийство под паршивое ограбление, которое, якобы, пошло не по плану. И скорее всего, ему потом каким-то образом удалось выбраться из музея, не будучи замеченным какой-либо камерой.
Может быть, это не имело значения, но как, черт побери, он это сделал?
Мысленно д’Агоста вернулся в тот день, когда проводил осмотр места убийства с охранником Уиттакером. Это было в алькове Брюхоногих Моллюсков, в дальнем конце Зала Морских Обитателей, рядом с выходом в подвал и не далеко от Зала южноамериканского золота...
Вдруг д’Агоста подскочил в кресле.
«Ну, конечно».
Он не мог поверить, насколько оказался глуп. Он встал, прошелся взад и вперед, а затем повернулся к Хименесу.
— Марсала был убит в субботу вечером. В какое время музей открывается по воскресеньям?
Хименес покопался в куче бумаг на столе и нашел сложенный путеводитель по музею.
— В одиннадцать часов.
Д'Агоста подошел к одному из терминалов записей камер видеонаблюдения и сел за него. В три часа в планетарии запустили шоу, но он не обратил на это никакого внимания. Лейтенант прокрутил ряд меню на экране терминала, и обратился к длинному списку файлов, а затем выбрал один, который его заинтересовал: видеозапись Большой Ротонды, южный ракурс, одиннадцать часов утра, воскресенье, 13 июня.
На экране появилась знакомая панорама с высоты птичьего полета. Пока Хименес и Конклин подходили к нему сзади, д’Агоста начал проигрывать видео на нормальной скорости, а затем — как только его глаза адаптировались к размытым образам — с двойной скоростью, и, наконец, увеличил ее в четыре раза. Час записи прошел перед ними ускоренным темпом: поток людей, входящих в музей и проходящих через посты безопасности хаотично двигался на маленьком экране слева направо.
Есть! Одинокая фигура, устремилась справа налево, в направлении, противоположном основному потоку, как пловец, борющийся с приливом. Д'Агоста остановил запись с камеры и запомнил метку: одиннадцать тридцать четыре утра. За полчаса до того, как д’Агоста вошел в музей, чтобы открыть дело. Он увеличил фигуру, затем запустил видео еще раз на нормальной скорости. Ошибки быть не могло: лицо, одежда, наглая и медленная походка — это убийца.
— Черт, — пробормотал Конклин над плечом д’Агосты.
— Там есть выход, ведущий в подвал, сразу за альковом Брюхоногих Моллюсков, — объяснил д’Агоста. — Тот подвал представляет собой лабиринт из тоннелей и складских помещений. Видеоохват в том месте, в лучшем случае, будет обрывочным. Он спрятался там на ночь, чтобы дождаться открытия музея на следующее утро, а затем просто смешался с толпой на выходе.
Д‘Агоста откинулся на спинку стула, сидя за терминалом. По крайней мере, они наконец-то нащупали эту особенную потерянную ниточку. Вход и выход убийцы из музея теперь были задокументированы.
Сотовый телефон д’Агосты настойчиво зазвонил. Он вынул его из кармана и взглянул на экран. Там отображался незнакомый номер с кодом региона Южной Калифорнии. Он нажал «ответить».
— Лейтенант д’Агоста слушает.
— Лейтенант? — раздался голос с другого конца страны. — Меня зовут доктор Сэмюэлс. Я патологоанатом из Государственного Департамента Исправительных Учреждений в Индио. Мы проводили вскрытие Джона Доу, совершившего самоубийство недавно, и наткнулись на кое-что интересное. Офицер Спандау подумал, что мне следует вам позвонить.
— Продолжайте, — ответил лейтенант.
Обычно, д’Агоста гордился своим профессионализмом офицера полиции. Он не терял самообладание, держал оружие в кобуре, не использовал ненормативную лексику с гражданскими лицами. Но когда коронер заговорил, д’Агоста забыл свой последний личный принцип.
— Чертов сукин сын, — пробормотал он, по-прежнему прижимая телефон к уху.
«Тойота Хайлюкс» повернула за угол и, скрипнув тормозами, остановилась. Охранник, сидевший на заднем сидении, открыл дверь и вышел. Примечательным было то, что теперь его полуавтоматическая винтовка смотрела только в землю и не угрожала пассажиру при каждом удобном случае. Оказавшись на улице и осмотревшись, он подал знак агенту, показывая, что тот может выходить.
Пендергаст с облегчением выбрался из пикапа. Охранник кивнул на здание прямо перед ними. Оно когда-то мало отличалось от остальных близлежащих строений, но теперь это узкое трехэтажное здание больше напоминало сгоревший замок без крыши, его верхний этаж провалился, тяжелые полосы черной копоти пятнали штукатурку над пустующими подоконниками. Обугленные останки входной двери были усеяны несколькими рваными дырами, как если бы спасатели пытались проложить себе путь тараном.
— Obrigado, — сказал Пендергаст. Охранник кивнул, вернулся в пикап, и через несколько секунд «Хайлюкс» уехал.
Некоторое время Пендергаст просто стоял в узком переулке, провожая удаляющийся автомобиль глазами. Затем он оглядел близлежащие здания. Этот район Города Ангелов ничем не отличался от тех, что ему уже доводилось видеть: дома были построены как попало, плотно жались друг другу, окрашенные в яркие краски, с безумными наклонами крыш (в зависимости от рельефа склона). Пендергаст заметил, что несколько человек с любопытством выглядывают из окон и разглядывают его.
Он снова повернулся к дому своего погибшего сына. Хотя здесь и не было указателя с адресом — что для фавелы считалось делом обычным — на покрашенной разбитой двери можно было различить призрачные очертания числа «31». Пендергасту пришлось применить дюжую силу, чтобы попасть внутрь — дверь сильно исказилась и покосилась, не желая теперь поддаваться, а замок лежал на кафельном полу внутри дома, проржавевший и покрытый копотью. Справившись с этой задачей, агент перевел дух и медленно, как смог, прикрыл за собой дверь.
Внутри было душно и даже сейчас, столько времени спустя, сильно пахло горелой древесиной и расплавленным пластиком. Пендергаст огляделся по сторонам, давая глазам время приспособиться к темноте и стараясь не замечать боль, которая захлестывала его медленными, настойчивыми волнами. В потайном кармане его пиджака лежал пропущенный обыскавшими его охранниками Фабио пакетик с болеутоляющими. Остановившись на мгновение, Пендергаст даже задумался над тем, чтобы проглотить несколько таблеток, но быстро отмел эту идею: слишком много еще предстояло сделать, он не мог позволить себе еще сильнее потерять концентрацию под действием сильных обезболивающих.
Похоже, пока что придется терпеть.
Он обошел весь первый этаж. Планировка узкого дома напоминала небольшие оружейные склады в дельте Миссисипи. Здесь была гостиная со столом, превратившимся после пожара в груду оплавленных палок, здесь же стоял каркас дивана, из которого гротескно торчали черные, обугленные пружины. Сгоревший ковер из полиэстера слился с бетонным полом. Следом за гостиной располагалась небольшая кухня. Пендергаст увидел эмалированную плиту с двумя горелками и поцарапанную чугунную раковину. Все ящики и полки были открыты настежь, пол усеивала разбитая посуда, осколки стекла и дешевые оплавившиеся столовые приборы. Дым и огонь оставили устрашающие посмертные узоры на стенах и потолке.
Пендергаст остановился в дверях кухни. Он попытался представить, как его сын Альбан входит в дом и направляется в эту комнату, приветствует свою жену, как между ними происходит обычная беседа, затем они вместе смеются, обсуждая их будущего ребенка, и строят совместные планы на семейную счастливую жизнь.
Образ отказывался формироваться в его голове. Это было невероятно. После минуты или двух он бросил все попытки.
Слишком многое в этой истории казалось лишенным смысла, выбивалось из общей схемы, но разум Пендергаста был недостаточно ясен, чтобы вычленить искаженные детали в рассказе Фабио. Альбан спрятался в фавеле, убил какого-то одиночку и украл его личность — в это Пендергаст еще вполне мог поверить. Затем, тайно вернувшись в Штаты, Альбан привел в действие какой-то план мести, чтобы наказать своего отца — в это верилось с не меньшей легкостью. Чуть позже Альбан устроил переворот и захватил фавелу во имя собственных корыстных целей. Эта деталь звучала правдоподобнее всего.
«Ты должен благодарить за это Альбана...»
Но любящий отец и примерный семьянин? Альбан-Адлер, тайно женившийся на Ангеле Фавел? Этого Пендергаст не мог представить. Не мог он вообразить Альбана и великодушным лидером трущоб, очистившим Город Ангелов от произвола и принесшим сюда эпоху мира и процветания. Конечно же, Альбан обманул Фабио, как он обманул и всех остальных.