Львица не будет ждать. Она будет атаковать.
Констанс вскочила и побежала прямо на них, не производя ни звука. Оба наемника, будучи застигнутыми врасплох, не успели отреагировать до того, как она предстала перед ними. Бегом, повернувшись боком во избежание любого попадания, она вылила содержимое шприца — бесцветный поток смерти — на одного врага. Не прерывая бег, она отбросила пустой шприц, извлекла еще один, затем повернулась снова, чтобы убить второго наемника. Не останавливаясь, она отбросила и этот шприц. Наконец она добежала до дальнего конца зарослей и остановилась, оглянувшись, чтобы оценить дело своих рук.
Широкая полоса Сада азалий, приблизительно соответствующая пути, который она только что пробежала, была охвачена пламенем: целые кусты взрывались, как попкорн, вспыхивая сгустками огня, листья превращались в пепел, а ветки неистово воспламенялись. Наемники кричали, один принялся бешено стрелять из пистолета в никуда, другой закружился, как волчок, схватившись за лицо. А затем оба они рухнули на колени, и от их искалеченной плоти поднялось облако серо-розового тумана. Констанс взглянула на то, что осталось от их тел, упавших на землю и начавших биться в конвульсиях. Плоть их чернела и растворялась, как и ветви обожженных кустарников.
Констанс созерцала эту ужасную картину еще несколько секунд. А затем, отвернувшись, она быстро направилась по залитому газону к дорожке, ведущей к Пальмовой оранжерее, сверкающей в лунном свете.
— Я вернулась.
Из-за спины Барбо раздался странно старомодный голос. Он обернулся, не веря своим глазам. Перед ним стояла Констанс Грин. Каким-то образом ей удалось приблизиться к нему, не издав ни звука.
|
|
Барбо продолжал рассматривать ее с удивлением. Ее черная сорочка порвалась, тело и лицо были измазаны грязью и кровью от десятков порезов, волосы перепачкались в земле в них засело множество мелких веток и листьев. Она казалась настоящей дикаркой, выбравшейся из джунглей. Голос звучал холодно, а взгляд казался абсолютно непроницаемым. Констанс Грин стояла без оружия — с пустыми руками.
Она слегка качнулась, опустив взгляд Пендергаста, лежащего неподвижно у ног Барбо, а затем снова подняла взгляд на врага.
— Он мертв, — тихо заявил Барбо.
Констанс никак не отреагировала на это известие. Барбо попытался понять, чувствует ли эта непостижимая женщина хоть что-то? Незнание и непонимание весьма его нервировало.
— Я хочу знать название растения, — сказал он, направляя на нее свой пистолет.
Молчание. Она смотрела на пистолет совершенно бесстрастно.
— Я убью тебя, если ты не назовешь его мне. Я убью тебя самым жутким образом. Скажи мне название растения!
Теперь она заговорила:
— Вы начали ощущать запах лилий, не так ли?
Она догадалась.
— Откуда…
— Это очевидно. Зачем еще я могла быть нужна вам живой? И зачем еще вы бы так жаждали заполучить это растение — теперь, когда ваш враг мертв? — она указала на бездыханное тело Пендергаста.
Пусть это далось нелегко, но Барбо взял себя в руки, применив все навыки самодисциплины, которые воспитал в себе.
— Что с моими людьми?
— Я убила их всех.
Прислушиваясь к разговорам по рации, он, конечно, предполагал, что дела у наемников весьма плохи, но сейчас, глядя на эту девушку, он едва ли мог поверить своим ушам. Его взгляд беспомощно бродил по безумному хрупкому существу, стоящему перед ним.
|
|
— Каким образом… — начал он свой вопрос.
Она не ответила перебила его.
— Мы должны прийти к соглашению. Вы нуждаетесь в этом растении. А я хочу забрать тело моего опекуна для достойного погребения.
Барбо изучал ее мгновение. Молодая женщина ждала, чуть склонив голову. Она снова покачнулась. Казалось, она может рухнуть в обморок в любую минуту.
— Хорошо, — сказал он, поведя в воздухе пистолетом. — Мы пойдем в Водный дом вместе. Когда я буду уверен, что ты рассказала мне правду, я тебя отпущу.
— Это обещание?
— Да.
— Я не уверена, что смогу сделать это сама. Возьмите меня за руку, пожалуйста.
— Без фокусов. Показывай дорогу, — он ткнул пистолетом в ее сторону. Она была умной, но не достаточно умной. Как только он заполучит растение, девчонка умрет.
Проходя мимо тела Пендергаста, она запнулась об него, но не издала ни звука. Барбо прошагал за ней вдоль крыла в Музей бонсаи. Там Констанс Грин все же упала на пол и не смогла подняться без помощи. Наконец, они вошли в Водный дом.
— Скажи мне название растения, — потребовал Барбо.
— Phragmipedium, Огонь Анд. Активное соединение находится в его подводном корневище.
— Покажи мне.
Используя перила, чтобы поддержать себя, Констанс, спотыкаясь, обошла большой Центральный бассейн.
— Быстрее.
В дальнем конце главного бассейна стояли в ряд несколько нисходящих небольших бассейнов. Табличка на одном из них гласила, что в нем находится водное растение, называемое «Огонь Анд».
Она махнула, покачиваясь.
|
|
— Здесь.
Барбо заглянул в темную воду.
— В бассейне ничего нет, — сказал он.
Констанс опустилась на колени.
— В это время года растение находится в состоянии покоя. — Ее голос звучал медленно и хрипло. — Корень в иле под водой.
Он взмахнул своим пистолетом.
— Вставай.
Она пыталась подняться.
— Я не могу пошевелиться.
С проклятием, Барбо снял свой пиджак, встал на колени у бассейна и засунул свою руку вместе с рукавом рубашки в воду.
— Не забудьте свое обещание, — пробормотала Констанс.
Проигнорировав ее слова, Барбо начал рыться в грязи на дне. Через несколько секунд он извлек руку с удивленным ворчанием. Происходило что-то странное. Нет — что-то определенно уже произошло. Хлопковый материал его рубашки начал трещать, растворяться и сползать кусками с его руки в слабом облаке дыма.
Вдалеке стали раздаваться пронзительные и тревожные звуки полицейских сирен.
Барбо, пошатываясь, встал, развернулся с яростным ревом, левой рукой вытащил свой пистолет и поднял его — но Констанс Грин уже исчезла в буйной растительности.
Тело Барбо вдруг прошила боль — мучительная, невыносимая. Пульсируя в руке, она начала отдаваться в голове, после чего кто-то будто дал разряд прямо в мозг. За ним последовал еще один — гораздо сильнее. Барбо зашатался, размахивая дымящейся рукой, наблюдая, как кожа чернеет и скручивается, обнажая плоть под ней. Обезумев, он принялся палить из пистолета по джунглям, зрение его затуманилось. Он начал задыхаться, спазмы теперь приходили все с большей частотой. Один из них был особенно сильным — он поставил Барбо на колени, а потом и вовсе опрокинул на землю.
— Нет смысла бороться, — проговорила Констанс Грин, возникшая словно из ниоткуда. Краем глаза Барбо увидел, как она забрала пистолет и выбросила его в кусты. — Трифлатная кислота, которую я добавила в этот вторичный бассейн, не только очень въедливая, но также и очень ядовитая. После того, как она проникла через вашу кожу, она начала влиять на все ваши системы. Это нейротоксин. Вы умрете в конвульсиях от боли.
Констанс повернулась и снова бросилась прочь.
В пароксизме ярости Барбо сумел подняться и, шатаясь, отправился в погоню, но смог добраться только до дальнего крыла Пальмовой оранжереи, прежде чем снова упасть. Он попытался еще раз подняться, но обнаружил, что потерял всякий контроль над своими мышцами.
Звуки сирен стали значительно громче, а вдалеке сквозь туман боли Барбо услышал крики и топот ног. Констанс кинулась в сторону переполоха. Барбо едва ли ее заметил. Его мозг пылал огнем. Барбо, не выдерживая боли, зашелся в крике. Он продолжал кричать даже тогда, когда его дергающийся рот больше не мог произнести ни слова. Его тело начало вздрагивать и подпрыгивать, мышцы его желудка сжались так сильно, что он подумал, что они разорвутся на части, и он снова попытался закричать, но единственным звуком, вырвавшимся из его горла, был резкий выдох.
Теперь вокруг него развернулась кутерьма, и он распознал отдельные слова.
— Дефибриллятор!
— Заряжен!
— У меня есть пульс!
— Введите 5% раствора декстрозы!
— Отнесите его в скорую помощь!
Часы спустя — хотя, может, прошло всего лишь несколько мгновений? — с потрясенным выражением на лицах сотрудники полиции и работники экстренной медицинской помощи склонились над ним. Барбо ощутил, как его поднимают на носилках. Рядом оказалась Констанс Грин. Она смотрела на него. Сквозь туман боли и ломающие судороги, Барбо попытался сказать ей, что она солгала, что она нарушила их договор, но даже вздох не слетел с его губ.
Констанс все поняла. Она наклонилась вперед и произнесла так тихо, что смог расслышать только он.
— Это правда, — сказала она. — Я отступила от уговора. Впрочем, как и вы.
Работники готовились поднять носилки, и она быстро проговорила:
— И напоследок: ваша роковая ошибка заключалась в уверенности, что у вас — пожалуйста, простите грубость современного жаргона — самые большие яйца.
И до того, как невыносимая боль поглотила его, крадя зрение, Барбо увидел, как Констанс поднялась, отвернулась и помчалась прочь, в то время как носилки с Пендергастом направились к машине скорой помощи.
В течение примерно пяти минут, сцена в Бруклинском Ботаническом саду превратилась из просто сумасшедшей в совершенно невменяемую. Врачи, полицейские, пожарные и работники экстренной медицинской помощи были везде — охраняющие периметр, орущие в рации, кричащие от удивления и отвращения у каждой свежей и ужасающей находки.
Когда д’Агоста бежал в сторону центрального павильона, странная фигура вдруг пронеслась мимо него — это была грязная женщина, одетая только в разорванную сорочку, с волосами утыканными ветками и кусочками цветов.
— Все сюда! — крикнула фигура. Вздрогнув, д’Агоста признал в ней Констанс Грин. Автоматически, он начал снимать свой пиджак, чтобы прикрыть ее, но она пробежала мимо него к группе врачей. — В эту сторону! — прокричала она им, уводя их в направлении огромного Викторианского строения из металла и стекла.
Марго и д’Агоста через боковую дверь вошли в длинный холл, видимо, украшенный для свадьбы, но выглядящий так, как если бы в него нагрянула банда байкеров: столы опрокинуты, стекла выбиты, стулья разбросаны. В дальнем конце помещения, на паркетной танцевальной площадке, лежало два тела. Констанс подвела врача к одному из них. Признав в бледном покойнике Пендергаста, д’Агоста пошатнулся и схватился за спинку ближайшего стула. Он повернулся к врачам и закричал:
— Сюда! Первостепенная важность!
— О, нет, — всхлипнула Марго, прикрыв рукой рот. — Нет…
Врачи окружили Пендергаста, и началась быстрая оценка его жизненных показателей: дыхание, сердцебиение, кровотечение.
— Дефибриллятор! — через плечо рявкнул один из медиков. Работник экстренной помощи с дефибрилляционным оборудованием подбежал как раз в тот момент, когда рубашка Пендергаста разлетелась вдребезги.
— Заряжен! — прокричал работник.
Дефибриллятор сработал.
Тело дернулось. Никакого эффекта. Начался новый заряд.
— Еще раз! — приказал врач.
Еще один разряд, еще один гальванический рывок.
— У меня есть пульс! — крикнул парамедик.
Только теперь, когда Пендергаст был помещен на носилки, д’Агоста обратил внимание на второе лежащее тело. Оно интенсивно подергивалось, глаза вылезали из орбит, а рот беззвучно открывался. Этот мужчина был в рубашке, среднего возраста и солидной комплекции. Д'Агоста опознал его по фотографии на сайте «Рэд Маунтин» как Джона Барбо. Одна его рука раздулась и дымилась, кость торчала, как будто она обгорела в огне, а рубашка была разъедена почти до плеча. Несколько вновь прибывших врачей склонились над ним и начали работать.
В то же время д’Агоста увидел, как Констанс подошла к подергивающемуся телу Барбо, оттолкнула одного из врачей в сторону и склонилась ближе в его уху. Он мог видеть, как ее губы двигались, шепотом сообщая ему какую-то информацию. Потом она выпрямилась и обратилась к парамедикам.
— Он весь ваш.
— Вас тоже необходимо осмотреть, — заметил другой медик, подходя к ней.
— Не трогайте меня, — она отступила и отвернулась от него, исчезая в темных недрах тепличного комплекса. Парамедики посмотрели ей вслед, а затем вновь сосредоточились только на Барбо.
— Какого черта с ней произошло? — спросил д’Агоста у Марго.
— Я понятия не имею. Здесь... так много мертвых людей.
Д'Агоста покачал головой. Все это будет расследовано позже. Он обратил внимание на Пендергаста. Сейчас парамедики подняли носилки, держа над ними капельницу, и направились в сторону машины скорой помощи. Д'Агоста и Марго последовали за ними.
Пока они бежали трусцой, вновь появилась Констанс. В своей руке она держала большую розовую мокрую лилию.
— Сейчас я приму ваш пиджак, — сказала она д’Агосте.
Д'Агоста снял свой пиджак с плеч.
— С вами все в порядке?
— Нет, — она повернулась к Марго. — Вы достала образцы?
В ответ Марго похлопала по сумке, перекинутой через плечо.
Пара машин скорой помощи с включенными сигналами стояла на ближайшем углу стоянки для посетителей. Когда они поспешили к ним, Констанс приостановилась, чтобы забрать небольшой рюкзак, спрятанный в кустах. Санитары открыли задние двери ближайшей скорой помощи и вкатили носилки с Пендергастом, поднявшись вслед за ними. Д'Агоста тоже начал забираться, последовав за Марго и Констанс.
Сотрудники экстренной службы посмотрели на двух женщин.
— Я сожалею, — начал один, — Но вам придется воспользоваться отдельным транспортом.
Д'Агоста заставил мужчину замолчать, сверкнув своим жетоном.
Пожав плечами, медик закрыл двери. Включились сирены. Констанс протянула Марго ранец и цветок лилии.
— Что это такое? — сердито спросил один из парамедиков. — Это не стерильно. Вы не должны были приносить это сюда!
— Отойдите в сторону, — резко сказала Марго.
Д'Агоста положил руку на плечо парамедика и указал на Пендергаста.
— Вы двое — фокус на пациента. Я буду отвечать за остальных.
Тот нахмурился, но ничего не сказал в ответ.
Д'Агоста наблюдал, как Марго приступила к работе. Она распахнула отсек хранилища в задней части автомобиля скорой, выдвинула полку, открыла рюкзак Констанс и начала вытаскивать различные вещи — старые бутылки с жидкостями, ампулы, конверты с порошком, банку с неким содержимым. Она выкладывала все это быстро — одно за другим. К этому всему Марго еще добавила лилию, что Констанс передала ей, а затем несколько высушенных образцов растений из своей сумки, извлеченных ею из осколков стекла. Далее, она достала и разгладила мятую бумажку, резко схватившись за поручни, когда машина скорой помощи с визгом сирен выехала на Вашингтон-Авеню.
— Что вы делаете? — спросил д’Агоста.
— Я готовлю противоядие, — ответила Марго.
— Разве вы не должны делать это в лаборатории или где-то еще?
— Разве вам кажется, что у нас есть на это время?
— Как больной? — спросила Констанс врача.
Парамедик взглянул на д’Агосту, потом на нее.
— Плохо. Основные показатели низкие, пульс нитевидный, — нажатием он открыл пластиковый лоток со стороны носилок Пендергаста. — Я собираюсь начать вливание лидокаина.
Когда скорая помощь вырулила на Истерн-Паркуэй, д’Агоста увидел, что Марго выхватила капельницу с физраствором из соседнего ящика, достала скальпель для трахеотомии из другого ящика, а затем извлекла его из защитного серебряного покрытия. Она вспорола им капельницу, налила из нее немного в пустой пластиковый стакан, а истекающую капельницу бросила на пол.
— Эй, — воскликнул медик. — Какого черта вы делаете?
Предупреждающий жест лейтенанта снова заставил его замолчать.
Скорая проехала мимо Проспект-Парк и понеслась через Гранд-Арми-Плаза. Сумев найти равновесие, Марго взяла небольшую стеклянную баночку из содержимого сумки Констанс, быстро погрела ее руками, сняла пробку и вылила дозу в пластиковую колбу. Скорую помощь немедленно заполнил сладковатый химический запах.
— Что это? — спросил д’Агоста, отмахиваясь от запаха.
— Хлороформ.
Марго вновь закупорила банку. Взяв скальпель, она измельчила лилию Констанс, взятую в Водном доме, раскрошила ее и добавила мякоть — вместе с высушенными, измельченными кусками растения из своей сумки — в жидкость. Затем она закупорила колбу и потрясла ее.
— Что происходит? — спросил д’Агоста.
— Хлороформ действует как растворитель. Он используется в фармакологии для извлечения веществ из растительных материалов. Далее мне придется выпарить большую его часть через кипячение, так как он ядовит, если сделать инъекцию.
— Минуточку, — сказала Констанс. — Если вы вскипятите его, то совершите ту же ошибку, что и Иезекия.
— Нет, нет, — ответила Марго. — Хлороформ кипит при гораздо меньшей температуре, чем вода — около шестидесяти градусов Цельсия. Это не денатурирует белки или соединения.
— Какие соединения вы извлекаете? — спросил д’Агоста.
— Я не знаю.
— Вы не знаете?
Марго набросилась на него.
— Никто не знает, какие активные ингредиенты содержатся в этих растениях. Я действую экспромтом.
— Господи, — сказал д’Агоста.
Скорая свернула на Восьмую Авеню, приближаясь к нью-йоркской больнице Методистской церкви. В это время Марго сверилась со своим листом бумаги, добавила еще жидкости, вскрыла ампулу и смешала два вида порошка из лощеных конвертов.
— Лейтенант, — обратилась она через плечо. — Когда мы приедем в больницу, мне срочно понадобится несколько вещей. Вода со льдом. Кусок ткани для фильтрации. Пробирка. Полдюжины кофейных фильтров. И зажигалка. Хорошо?
— Вот зажигалка, — сказал д’Агоста, залезая в свой карман. — А об остальном я позабочусь.
Машина скорой помощи остановилась перед аварийным входом в больницу. Сирена смолкла. Санитары распахнули задние двери и выдвинули носилки в ожидании сотрудников скорой помощи. Д'Агоста взглянул на Пендергаста, укрытого тонким одеялом. Агент был бледен и недвижим, как труп. Констанс вышла следующей и последовала внутрь за носилками, ее одежда и налипшая грязь вызывали странные взгляды персонала больницы, но она игнорировала их. Следом вышел д’Агоста и тут же быстро направился к входу. По пути он оглянулся через плечо и взглянул на Марго, усердно работавшую ради одной единственной цели в заднем отсеке машины скорой помощи, ярко освещенной аварийными огнями.
Третий отсек реанимационного отделения скорой помощи в нью-йоркской больнице Методистской церкви сейчас напоминал сцену управляемого хаоса. Один интерн подкатывал реанимационную тележку, а рядом с ним медсестра проверяла ушные, носовые и горловые пазухи пациента. Подошла еще одна сестра и начала крепить различные провода к неподвижному телу Пендергаста: манжету тонометра, ЭКГ, пульсометр, свежую капельницу. Медицинские работники из службы экстренной помощи передали всю информацию о состоянии Пендергаста персоналу больницы, а затем ушли — они больше ничего не могли сделать.
Подошли два врача в белых халатах и быстро начали осматривать агента, тихо переговариваясь с медсестрами и интернами.
Д'Агоста огляделся вокруг. Констанс сидела в дальнем углу отсека, одетая в больничный халат. Прошло уже пять минут с тех пор, как он отнес запрошенные Марго материалы в доставившую их скорую. Неустрашимая доктор Грин была все еще там — работала, как одержимая, используя зажигалку для нагревания жидкости в пробирке, которая наполняла воздух сладковатым смрадом.
— Жизненные показатели? — спросил один из врачей.
— Давление шестьдесят пять на тридцать и падает, — ответила медсестра. — Пульс семьдесят.
— Набор для эндотрахеальной интубации, — скомандовал доктор.
Д'Агоста наблюдал, как в отсек доставили и разместили еще больше оборудования. Его захлестывали ужасные, противоречивые чувства — смесь ярости, отчаяния и надежды. Эти эмоции раздирали его на части. Не в состоянии усидеть на месте, он начал расхаживать по помещению взад-вперед. Один из врачей, который ранее пытался оставить его и Констанс снаружи, ожег его взглядом, но лейтенант проигнорировал этот красноречивый взор.
В чем был смысл всего этого?
Этот… антидот выглядел весьма неправдоподобно, если не сказать, совершенно безумно! Пендергаст медленно умирал последние несколько дней — или недель — и вот теперь настали завершающие минуты его жизни. Вся эта суета, эта бессмысленная суета, просто заставит его страдать дольше. Врачи ничего не могли сделать — никто ничего не мог сделать. Марго, при всем ее мастерстве, пыталась состряпать эликсир, о пропорциях которого могла только догадываться. А даже если у нее получится — ранее опробованный, он уже единожды не сработал. Кроме того, теперь это было неактуально — изготовление заняло у нее слишком много времени. Даже эти врачи, со всем их оборудованием, не могли найти рычаг, чтобы спасти Пендергаста. Что уж говорить о Марго?
— Пульс слабеет, состояние критическое, — сказал интерн, наблюдая за одним из экранов у изголовья постели Пендергаста.
— Отключить лидокаин, — приказал второй врач, протолкнувшись между медсестрами. — Подготовьте катетер для центральной вены. Два миллиграмма адреналина, срочно.
Д'Агоста сел в пустое кресло рядом с Констанс.
— Показатели падают, — сказал один из интернов. — Он больше не читается.
— Дайте же адреналин! — рявкнул доктор. — Немедленно!
Д'Агоста вскочил на ноги. Нет! Должно быть что-то, что он мог сделать, должно же быть...
В этот момент на входе в отсек реанимационного отделения появилась Марго Грин и, отодвинув широкую защитную ширму, вошла внутрь. Она держала в одной руке небольшой стакан, частично наполненный мутной зеленовато-коричневой жидкостью. Сверху стакан был накрыт чередующимися слоями кофейных фильтров и хлопком, который он оторвал от халата в шкафчике какого-то работника скорой помощи. В целом же весь стакан был завернут в тонкий прозрачный пластик, закрепленный резинкой.
Один из врачей посмотрел на нее.
— Кто вы?
Марго ничего не ответила. Ее взгляд обратился в сторону неподвижного тела, лежащего на кровати, и она подошла к группе медсестер.
— Черт возьми! — воскликнул доктор. — Вы не имеете права здесь находиться! Это стерильная среда.
Марго обратилась к одной из медсестер.
— Дайте мне шприц, — попросила она.
Медсестра удивленно моргнула.
— Простите?
— Шприц для инъекций. Большого диаметра. Быстро.
— Делайте, что она говорит, — сказал д’Агоста, показывая ей значок. Медсестра перевела взгляд с Марго, на врачей и д’Агосту. Затем, молча, она открыла ящик, обнажая ряд длинных предметов, завернутых в стерильную бумагу. Марго схватила один из них и сорвала обертку, обнажая большой пластиковый шприц. Порывшись в том же ящике, она выбрала иглу, оснащенную нужным адаптером для наконечника шприца. Затем она подошла к д’Агосте и Констанс, тяжело дыша, капли пота выступили на ее висках.
— Что происходит? — спросил один из врачей, отрываясь от работы.
Марго посмотрела на Констанс, потом на д’Агосту и обратно. Она держала шприц в одной руке, стакан — в другой, и ее немой вопрос повис в воздухе.
Констанс медленно кивнула.
Марго изучила противоядие под сильным светом реанимационного отсека, сорвала фильтр со стакана, погрузила иглу в жидкость, наполнила шприц, а затем вытащила, подняла вверх и встряхнула его конец, чтобы удалить лишние пузырьки воздуха. Затем, сделав глубокий вдох, она подошла к кровати.
— Довольно, — сказал доктор. — Убирайтесь к черту от моего пациента.
— Я приказываю вам дать ей доступ, — сказал д’Агоста, — под мою ответственность как лейтенанта нью-йоркской полиции.
— У вас здесь нет власти. С меня достаточно этого вмешательства. Я вызываю охрану.
Д'Агоста потянул руку к поясу, к кобуре, но, к своему удивлению, он ощутил, что табельное оружие пропало.
Он резко развернулся и увидел Констанс. Стоя за ним, она направляла его пистолет.38 калибра на врачей и медсестер. Хотя она смыла б о льшую часть грязи со своего лица и сменила рваную шелковую сорочку на длинный больничный халат, она все еще была вся покрыта царапинами и порезами. На ее лице застыло выражение, пугающее своей решительностью напряженностью. Внезапная тишина затопила отсек, и все работы прекратились.
— Мы собираемся, спасти жизнь вашему пациенту, — сказала она тихим голосом. — Отойдите от охранной сигнализации.
Ее слова, которым добавляло весомости д’Агосты, заставили сотрудников больницы отпрянуть. Действуя быстро, пока врачи были ошеломлены, Марго вставила иглу в капельницу, чуть выше ее кончика, и ввела около трех миллилитров жидкости.
— Вы убьете его! — закричал один из врачей.
— Он уже мертв, — резко ответила Марго.
Настал момент напряженного ожидания, в то время как тело Пендергаста продолжало неподвижно лежать на кровати. Различные короткие электронные звуки и сигналы машин мониторинга сливались в, своего рода, траурную фугу. Теперь на фоне этого хора, зазвучал низкий, настойчивый тон.
— Он снова читается! — воскликнул первый доктор, наклонившись к дальнему концу кровати.
Еще мгновение Марго оставалась спокойной. А затем она снова подняла шприц и поднесла его к капельнице.
— К черту, — прошипела она, вводя дозу вдвое больше, чем в прошлый раз.
Время словно возобновило прежний ход, и персонал больницы хлынул к кровати, забыв о пистолете. Марго грубо оттеснили в процессе, а шприц изъяли из ее покорной руки. Последовал шквал криков, громких приказов, а затем сработала сигнализация. Констанс опустила пистолет, смотря на развернувшуюся картину с побелевшим лицом.
— Желудочковая тахикардия, нет пульса! — один голос взлетел над остальными.
— Мы теряем его! — закричал второй врач. — Массаж сердца, срочно!
Д'Агоста, застыл в шоке, глядя, как одетые в форму фигуры лихорадочно работают вокруг кровати. Электрокардиограмма на верхнем мониторе была мертва. Он подошел к Констанс, осторожно забрал пистолет из ее руки и убрал его в свою кобуру.
— Я сожалею.
Лейтенант уставился на бесполезную суету, пытаясь припомнить, когда в последний раз Пендергаст говорил с ним. Не ту бредовую истерику в оружейной комнате, а действительно прямой разговор с ним лично, лицом к лицу. Для д’Агосты казалось очень важным вспомнить его последние слова. И насколько ему подсказывала память, это случилось за пределами тюрьмы в Индио, как раз после того, как они прекратили попытки допросить Рудда. И что же сказал ему Пендергаст, когда они стояли на асфальте парковки, под жарким солнцем?
«Потому что, мой дорогой Винсент, наш пленник — не единственный, кто в последнее время начал чувствовать запах цветов ».
Пендергаст почти с самого начала понимал, что с ним происходит. Видит Бог, что это были последние слова агента, сказанные ему...
Вдруг звуки вокруг него и громкие голоса, изменили тон и срочность.
— Есть пульс! — прокричал врач. Прямая линия ЭКГ начала мигать и подпрыгивать, возвращаясь к жизни.
— Давление растет, — отчиталась медсестра. — Семьдесят пять на сорок.
— Прекратить массаж сердца, — приказал другой врач.
Прошла минута, пока медики продолжали свою работу, а состояние пациента постепенно улучшалось. Пендергаст вдруг приоткрыл один глаз — едва-едва, но его друзья заметили это движение. Потрясенный д’Агоста увидел, что зрачок агента сместился, осматривая комнату. Констанс наклонилась вперед и сжала его руку. Д’Агоста услышал, как она сказала:
— Ты жив!
Губы Пендергаста раскрылись, и с них сорвалась короткая фраза.
— Альбан... до встречи, сын мой.
Эпилог
Д ва месяца спустя.
Бо Бартлетт свернул серебристый «Лексус» с окружной дороги на белый гравий, медленно направившись по длинному переулку, обрамленному черными дубами, заросшими испанским мхом, и выехал на круговой съезд. На горизонте появился большой и величественный дом плантатора эпохи Греческого Возрождения, и, как обычно, у Бартлетта при виде его перехватило дыхание. В приходе Сент-Чарльз стоял жаркий полдень, и окна седана Бартлетта были закрыты, а кондиционер включен. Он заглушил мотор, открыл дверь и вышел на улицу, пребывая в крайне хорошем настроении. Его светло-красная рубашка-поло приятно прилегала к телу, а в розовых брюках и туфлях для гольфа было совершенно не жарко.
На крыльцо вышли две фигуры. В одной из них он признал Пендергаста, одетого в свой привычный черный костюм. Он, как обычно, выглядел очень бледным. Рядом с ним стояла молодая женщина редкой красоты — стройная, с короткими волосами цвета красного дерева, одетая в плиссированное белое платье.
Бо Бартлетт приостановился, а затем направился к величественному особняку. Он чувствовал себя рыбаком, подсекающим рыбу своей мечты, и всячески удерживал себя от того, чтобы начать потирать руки в предвкушении. Здесь этот жест будет выглядеть неуместно.
— Ну и ну! — воскликнул он. — Плантация Пенумбра!
— Так и есть, — пробормотал Пендергаст, приближаясь. Женщина последовала за ним по пятам.
— Я всегда считал его самым красивым поместьем в Луизиане, — отметил Бартлетт, ожидая, что его представят прекрасной молодой леди, однако Пендергаст, похоже, не собирался этого делать. Он лишь склонил голову.