Диакон напоминает о начале священнодействия словами: «Благослови, владыко!» И священник начинает словами: «Благословен Бог наш всегда, ныне и присно, и во веки веков», и приступает к боковому жертвеннику. Вся эта часть служения состоит в приготовлении нужного к служению, то есть в отделении от приношений, или хлебов-просфор, того хлеба, который должен вначале образовать тело Христово, а потом пресуществиться в него.
Так как вся проскомидия есть не что иное, как только приготовление к самой литургии, то и соединила с нею Церковь воспоминание о первоначальной жизни Христа, бывшей приготовленьем к его подвигам в мире. Она совершается вся в олтаре при затворенных дверях, при задернутом занавесе, незримо от народа, как и вся первоначальная жизнь Христа протекала незримо от народа. Для молящихся же читаются в это время часы – собранье псалмов и молитв, которые читались христианами в четыре важные для христиан времена дня: час первый, когда начиналось для христиан утро, час третий,– когда было сошествие Духа Святого, час 6‑й, когда Спаситель мира пригвожден был к кресту, час девятый, когда Он испустил дух свой. Так как нынешнему христианину, по недостатку времени и беспрестанным развлеченьям, не бывает возможно совершать эти моления в означенные часы, для того они соединены и читаются теперь.
Приступив к боковому жертвеннику, или предложению, находящемуся в углублении стены, знаменующему древнюю боковую комору храма, иерей берет из них одну из просфор с тем, чтобы изъять ту часть, которая станет потом телом Христовым – средину с печатью, ознаменованной именем Иисуса Христа. Так он сим изъятьем хлеба от хлеба знаменует изъятье плоти Христа от плоти Девы – рождение Бесплотного во плоти. И, помышляя, что рождается Принесший в жертву себя за весь мир, соединяет неминуемо мысль о самой жертве и принесении и глядит на хлеб, как на агнца, приносимого в жертву, на нож, которым должен изъять, как на жертвенный, который имеет вид копья в напоминание копья, которым было прободено на кресте тело Спасителя. Не сопровождает он теперь своего действия ни словами Спасителя, ни словами свидетелей, современных случившемуся, не переносит себя в минувшее,– в то время, когда совершилось сие принесение в жертву: то предстоит впереди, в последней части литургии; и к сему предстоящему он обращается издали прозревающею мыслию, почему и сопровождает все священнодействие словами пророка Исаии, издали, из тьмы веков, прозревавшего будущее чудное рождение, жертвоприношение и смерть и возвестившего о том с ясностью непостижимою. Водружая копье в правую сторону печати, произносит слова Исаии: «как овечка ведется на заколение»; водрузив копье потом в левую сторону, произносит: «и как непорочный ягненок, безгласный перед стригущими его, не отверзает уст своих»; водружая потом копье в верхнюю сторону печати: «Был осужден за свое смиренье в смиреньи Его суд Его взятся». Водрузив потом в нижнюю, произносит слова пророка, задумавшегося над дивным происхождением осужденного Агнца,– слова: «Род же его кто исповесть?» И приподъемлет потом копьем вырезанную средину хлеба, произнося: «яко вземлется от земли живот Его»; и начертывает крестовидно, во знамение крестной смерти Его, на нем знак жертвоприношенья, по которому он потом раздробится во время предстоящего священнодействия, произнося: «Жертвоприносится Агнец Божий, вземлющий грех мира сего, за мирской живот и спасение». И, обратив потом хлеб печатью вниз, а вынутой частью вверх, в подобье агнца, приносимого в жертву, водружает копье в правый бок, напоминая, вместе с заколеньем жертвы, прободение ребра Спасителева, совершенное копьем стоявшего у креста воина; и произносит: «един от воин копием ребра Его прободе, и абие изыде кровь и вода: и видевый свидетельствова, и истинно есть свидетельство его». И слова сии служат вместе с тем знаком диакону ко влитию в святую чашу вина и воды. Диакон, доселе взиравший благоговейно на все совершаемое иереем, то напоминая ему о начинании священнодействия, то произнося внутри самого себя: «Господу помолимся!» при всяком его действии, наконец вливает вина и воды в чашу, соединив их вместе и испросив благословенья у иерея. Таким образом приготовлены и вино, и хлеб, да обратятся потом во время возвышенного священнодействия предстоящего.
И во исполненье обряда первенствующей церкви и святых первых христиан, воспоминавших всегда, при помышлении о Христе, о всех тех, которые были ближе к Его сердцу исполнением Его заповедей и святостью жизни своей, приступает священник к другим просфорам, дабы, изъяв от них части в воспоминание их, положить на том же дискосе возле того же святого хлеба, образующего самого Господа, так как и сами они пламенели желанием быть повсюду с своим Господом. Взявши в руки вторую просфору, изъемлет он из нее частицу в воспоминание пресвятыя Богородицы и кладет ее по правую сторону святого хлеба, произнося из псалма Давида: «Предста Царица одесную тебя, в ризы позлащенны одеяна, преукрашенна». Потом берет третью просфору, в воспоминанье святых, и тем же копьем изъемлет из нее девять частиц в три ряда, по три в каждом. Изъемлет первую частицу во имя Иоанна Крестителя, вторую во имя пророков, третью во имя апостолов и сим завершает первый ряд и чин святых. Затем изъемлет четвертую частицу во имя святых отцов, пятую во имя мучеников, шестую во имя преподобных и богоносных отцов и матерей и завершает сим второй ряд и чин святых. Потом изъемлет седьмую частицу во имя чудотворцев и бессребреников, восьмую во имя Богоотец Иоакима и Анны и святого, его же день; девятую во имя Иоанна Златоуста или Василия Великого, смотря по тому, кого из них правится в тот день служба, и завершает сим третий ряд и чин святых и полагает все девять изъятых частиц на святой дискос возле святого хлеба по левую его сторону. И Христос является среди своих ближайших, во святых Обитающий зрится видимо среди святых своих – Бог среди богов, человек посреди человеков. И принимая в руки священник четвертую просфору в поминовенье всех живых, изъемлет из нее частицы за священноначалие (патриарха, митрополита), за богохранимую страну во имя всех живущих повсюду православных христиан и, наконец, во имя каждого из них поименно, кого захочет помянуть, о ком просили его помянуть. Затем берет иерей последнюю просфору, изъемлет из нее частицы в поминовение всех умерших, прося в то же время об отпущении им грехов их, начиная от патриархов, царей, создателей храма, архиерея, его рукоположившего, если он уже находится в числе усопших, и до последнего из христиан, изъемля отдельно во имя каждого, о котором его просили или во имя которого он сам восхочет изъять. В заключение же всего испрашивает и себе отпущения во всем и также изъемлет частицу за себя самого, и все их полагает на дискос возле того же святого хлеба внизу его. Таким образом, вокруг сего хлеба, сего агнца, изобразующего самого Христа, собрана вся Церковь Его, и торжествующая на небесах, и воинствующая здесь. Сын человеческий является среди человеков, ради которых Он воплотился и стал человеком. Взяв губку, священник бережно собирает ею и самые крупицы на дискос, дабы ничто не пропало из святого хлеба, и все бы пошло в утверждение.
И, отошедши от жертвенника, поклоняется иерей, как бы он поклонялся самому воплощению Христову, и приветствует в сем виде хлеба, лежащего на дискосе, появление Небесного Хлеба на земле, и приветствует его каждением фимиама, благословив прежде кадило и читая над ним молитву: «Кадило Тебе приносим, Христе Боже наш, в воню благоухания духовного, которое принявши во превышенебесный Твой жертвенник, возниспосли нам благодать пресвятаго Твоего Духа».
И весь переносится мыслию иерей во время, когда совершилось рождество Христово, возвращая прошедшее в настоящее, и глядит на этот боковой жертвенник, как на таинственный вертеп, в который переносилось на то время небо на землю: небо стало вертепом и вертеп – небом. Обкадив звездицу (две золотые дуги с звездою наверху) и постановив ее на дискосе, глядит на нее, как на звезду, светившую над Младенцем, сопровождая словами: «И, пришедши, звезда стала вверху, иде же бе Отроча»; на святой хлеб, отделенный на жертвоприношение,– как на новородившегося Младенца; на дискос – как на ясли, в которых лежал Младенец; на покровы – как на пелены, покрывавшие Младенца. И, обкадив первый покров, покрывает им святой хлеб с дискосом, произнося псалом: «Господь воцарися, в лепоту облечеся… и проч.» – псалом, в котором воспевается дивная высота Господня. И, обкадив второй покров, покрывает им святую чашу, произнося: «Покрыла небеса, Христос, Твоя добродетель, и хвалы Твоей исполнилась земля». И, взяв потом большой покров, называемый святым воздухом, покрывает им и дискос, и чащу вместе, взывая к Богу, да покроет нас кровом крыла своего. И, отошед от предложения, поклоняются оба святому хлебу, как поклонялись пастыри – цари новорожденному Младенцу, и кадит пред вертепом, изобразуя в сем каждении то благоухание ладана и смирны, которые были принесены вместе с златом мудрецами.
Диакон же по-прежнему соприсутствует внимательно иерею, то произнося при всяком действии: «Господу помолимся», то напоминая ему о начинании самого действия. Наконец, принимает из рук его кадильницу и напоминает ему о молитве, которую следует вознести ко Господу о сих для Него приуготовленных дарах, словами: «О предложенных честных дарах Господу помолимся!» И священник приступает к молитве. Хотя дары эти не более как приуготовлены только к самому приношению, но так как отныне ни на что другое уже не могут быть употреблены, то и читает священник для себя одного молитву, предваряющую о принятии сих предложенных к предстоящему приношению даров. И в таких словах его молитва: «Боже, Боже наш, пославший нам небесный хлеб, пищу всего мира, нашего Господа и Бога Иисуса Христа, Спасителя, Искупителя и Благодетеля, благословляющаго и освящающаго нас, сам благослови предложение сие и приими во свыше-небесный Твой жертвенник: помяни, как благой и человеколюбец, тех, которые принесли, тех, ради которых принесли, и нас самих сохранив неосужденными во священнодействии божественных тайн Твоих». И творит, вслед за молитвой, отпуск проскомидии; а диакон кадит предложение и потом крестовидно святую трапезу. Помышляя о земном рождении Того, кто родился прежде всех веков, присутствуя всегда повсюду и повсеместно, произносит в самом себе: «во гробе плотски, во аде же с душою, яко Бог, в раю же с разбойником и на престоле был еси, Христе, со Отцем и Духом, вся исполняли Неописанный». И выходит из олтаря, с кадильницей в руке, чтобы наполнить благоуханием всю церковь и приветствовать всех, собравшихся на святую трапезу любви. Каждение это совершается всегда в начале службы, как и в жизни домашней всех древних восточных народов предлагались всякому гостю при входе омовения и благовония. Обычай этот перешел целиком на это пиршество небесное – на тайную вечерю, носящую имя литургии, в которой так чудно соединилось служение Богу вместе с дружеским угощением всех, которому пример показал сам Спаситель, всем услуживший и умывший ноги. Кадя и поклоняясь всем равно, и богатому, и нищему, диакон, как слуга Божий, приветствует их всех, как найлюбезных гостей Небесному Хозяину, кадит и поклоняется в то же время и образам святых, ибо и они суть гости, пришедшие на тайную вечерю: во Христе все живы и неразлучны. Приуготовив, наполнив благоуханием храм и возвратившись потом в олтарь и вновь обкадив его, полагает наконец кадильницу в сторону, подходит к иерею, и оба вместе становятся перед святым престолом
.