Здесь вялое весло бьет с новой силой.
88. Пусть разум твой к словам моим прильнет,
И будет мой урок немногословный
Тебе на отдыхе как добрый плод.
91. Мой сын, вся тварь, как и творец верховный, —
Так начал он [764], — ты это должен знать,
Полна любви, природной иль духовной.
94. Природная [765]не может погрешать;
Вторая может целью ошибиться,
Не в меру скудной иль чрезмерной стать.
97. Пока она к высокому стремится,
А в низком за предел не перешла,
Дурным усладам нет причин родиться;
100. Но где она идет стезею зла
Иль блага жаждет слишком или мало,
Там тварь завет творца не соблюла.
103. Отсюда ясно, что любовь — начало
Как всякого похвального плода,
Так и всего, за что карать пристало.
106. А так как взор любви склонен всегда
К тому всех прежде, кем она носима,
То неприязнь к себе вещам чужда.
109. И так как сущее неотделимо
От Первой сущности [766], она никак
Не может оказаться нелюбима.
112. Раз это верно, остается так:
Зло, как предмет любви, есть зло чужое,
И в вашем иле [767]вид ее трояк.
115. Иной надеется подняться вдвое,
Поправ соседа, — этот должен пасть,
И лишь тогда он будет жить в покое;
118. Иной боится славу, милость, власть
Утратить, если ближний вознесется;
И неприязнь томит его, как страсть;
121. Иной же от обиды так зажжется,
Что голоден, пока не отомстит,
И мыслями к чужой невзгоде рвется.
124. И этой вот любви троякий вид
Оплакан там внизу; но есть другая,
Чей путь к добру — иной, чем надлежит.
127. Все смутно жаждут блага, сознавая,
Что мир души лишь в нем осуществим,
И все к нему стремятся, уповая.
130. Но если вас влечет к общенью с ним
Лишь вялая любовь, то покаянных
Казнит вот этот круг, где мы стоим.
|
|
133. Еще есть благо, полное обманных,
Пустых отрад, в котором нет того,
В чем плод и корень благ, для счастья данных.
136. Любовь, чресчур алкавшая его,
В трех верхних кругах предается плачу;
Но в чем ее тройное естество,
139. Я умолчу, чтоб ты решил задачу".
ПЕСНЬ ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Круг четвертый (продолжение)
1. Закончил речь наставник мой высокий
И мне глядел в глаза, чтобы узнать,
Вполне ли я постиг его уроки.
4. Я, новой жаждой мучимый опять,
Вовне молчал, внутри твердил: "Не дело
Ему, быть может, слишком докучать".
7. Он, как отец, поняв, какое тлело
Во мне желанье, начал разговор,
Чтоб я решился высказаться смело.
10. И я: "Твой свет так оживил мне взор,
Учитель, что ему наглядным стало
Все то, что перед ним ты распростер;
13. Но, мой отец, еще я знаю мало,
Что есть любовь, в которой всех благих
И грешных дел ты полагал начало".
16. "Направь ко мне, — сказал он, — взгляд своих
Духовных глаз, и вскроешь заблужденье
Слепцов [768], которые ведут других.
19. В душе к любви заложено стремленье,
И все, что нравится, ее влечет,
Едва ее поманит наслажденье.
22. У вас внутри воспринятым живет
Наружный образ, к вам запав — таится
И душу на себя взглянуть зовет;
25. И если им, взглянув, она пленится,
То этот плен — любовь; природный он,
И наслажденьем может лишь скрепиться.
28. И вот, как пламень кверху устремлен,
И первое из свойств его — взлетанье
К среде, где он прочнее сохранен [769], —
31. Так душу пленную стремит желанье,
Духовный взлет, стихая лишь тогда,
|
|
Когда она вступает в обладанье.
34. Ты видишь сам, как истина чужда
Приверженцам той мысли сумасбродной,
Что, мол, любовь оправдана всегда.
37. Пусть даже чист состав ее природный;
Но если я и чистый воск возьму,
То отпечаток может быть негодный".
40. "Твои слова послушному уму
Раскрыли суть любви; но остается
Недоуменье, — молвил я ему. —
43. Ведь если нам любовь извне дается
И для души другой дороги нет,
Ей отвечать за выбор не придется".
46. "Скажу, что видит разум, — он в ответ. —
А дальше — дело веры; уповая,
Жди Беатриче, и обрящешь свет.
44. Творящее начало, пребывая
Врозь с веществом в пределах вещества,
Полно особой силы [770], каковая
52. В бездействии незрима, хоть жива,
А зрима лишь посредством проявленья;
Так жизнь растенья выдает листва.
55. Откуда в вас зачатки постиженья,
Сокрыто от людей завесой мглы,
Как и откуда первые влеченья,
58. Подобные потребности пчелы
Брать мед; и нет хвалы, коль взвесить строго,
Для этой первой воли, ни хулы.
61. Но вслед за ней других теснится много,
И вам дана способность править суд
И делать выбор, стоя у порога.
64. Вот почему у вас ответ несут,
Когда любви благой или презренной
Дадут или отпор, или приют.
67. И те, чья мысль была проникновенной,
Познав, что вам свобода врождена.
Нравоученье вынесли вселенной.
70. Итак, пусть даже вам извне дана
Любовь, которая внутри пылает, —
Душа всегда изгнать ее вольна.
73. Вот то, что Беатриче называет
Свободной волей [771]; если б речь зашла
О том у вас, пойми, как подобает".
76. Луна в полночный поздний час плыла
|
|
И, понуждая звезды разредиться,
Скользила, в виде яркого котла,
79. Навстречу небу [772], там, где солнце мчится, [773]
Когда оно за Римом для очей
Меж сардами и корсами садится.
82. И тень, чьей славой Пьетола [774]славней
Всей мантуанской области пространной,
Сложила бремя тяготы моей.
85. А я, приняв столь ясный и желанный
Ответ на каждый заданный вопрос,
Стоял, как бы дремотой обуянный.
88. Но эту дрему тотчас же унес
Внезапный крик, и показались тени,
За нами обегавшие утес.
91. Как некогда Асон или Исмений [775]
Видали по ночам толпу и гон
Фивян во время Вакховых радений,
94. Так здесь несутся, огибая склон, —
Я смутно видел, — в вечном непокое
Те, кто благой любовью уязвлен.
97. Мгновенно это скопище большое,
Спеша бегом, настигло нас, и так,
Всех впереди, в слезах кричали двое:
100. "Мария в горы устремила шаг, [776]
И Цезарь поспешил, кольнув Марсилью,
В Испанию, где ждал в Илерде враг". [777]
103. "Скорей, скорей, нельзя любвеобилью
Быть вялым! — сзади общий крик летел. —
Нисходит милость к доброму усилью".
106. "О вы, в которых острый пыл вскипел
Взамен того, как хладно и лениво
Вы медлили в свершенье добрых дел!
109. Вот он, живой, — я говорю нелживо, —
Идет наверх и только солнца ждет;
Скажите нам, где щель в стене обрыва".
112. Так встретил вождь стремившийся народ;
Одна душа сказала, пробегая:
"Иди за нами и увидишь вход.
115. Потребность двигаться у нас такая,
Что ноги нас неудержимо мчат;
Прости, наш долг за грубость не считая.
118. Я жил в стенах Сан-Дзено [778]как аббат,
И нами добрый Барбаросса [779]правил,
О ком в Милане скорбно говорят.
121. Одну стопу уже во гроб поставил
Тот, кто оплачет этот божий дом,
Который он, имея власть, ославил,
124. Назначив сына, зачатого злом,
С душой еще уродливей, чем тело,
Не по уставу пастырствовать в нем". [780]
127. Толпа настолько пробежать успела,
Что я не знаю, смолк он или нет;
Но эту речь душа запечатлела.
130. И тот, кто был мне помощь и совет,
Сказал: "Смотри, как двое там, зубами
Вцепясь в унынье [781], мчатся им вослед".
133. "Не раньше, — крик их слышался за нами, —
Чем истребились те, что по дну шли,
Открылся Иордан пред их сынами. [782]
136. И те, кто утомленья не снесли,
Когда Эней на подвиг ополчился,
Себя бесславной жизни обрекли". [783]
139. Когда их сонм настолько удалился,
Что видеть я его уже не мог,
Во мне какой-то помысел родился,
142. Который много всяких новых влек,
И я, клонясь от одного к другому,
Закрыв глаза, вливался в их поток,
145. И размышленье претворилось в дрему.
ПЕСНЬ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Круг четвертый (окончание). — Круг пятый. — Скупцы и расточители
1. Когда разлитый в воздухе безбурном
Зной дня слабей, чем хладная луна,
Осиленный землей или Сатурном, [784]
4. А геомантам [785], пред зарей, видна
Fortuna major там, где торопливо
Восточная светлеет сторона,
7. В мой сон вступила женщина [786]: гугнива,
С культями вместо рук, лицом желта,
Она хромала и глядела криво.
10. Я на нее смотрел; как теплота
Живит издрогнувшее за ночь тело,
Так и мой взгляд ей развязал уста,
13. Помог ей тотчас выпрямиться смело
И гиблое лицо свое облечь
В такие краски, как любовь велела. [787]
16. Как только у нее явилась речь,
Она запела так, что я от плена
С трудом бы мог вниманье уберечь.
19. "Я, — призрак пел, — я нежная сирена,
Мутящая рассудок моряков,
И голос мой для них всему замена.
22. Улисса совратил мой сладкий зов
С его пути [788]; и тот, кто мной пленится,
Уходит редко из моих оков".
25. Скорей, чем рот ее успел закрыться,
Святая и усердная жена [789]
Возникла возле, чтобы той смутиться.
28. "Вергилий, о Вергилий, кто она?" —
Ее был возглас; он же, стоя рядом,
Взирал, как эта чистая гневна.
31. Она ее схватила с грозным взглядом
И, ткань порвав, открыла ей живот;
Меня он разбудил несносным смрадом.
34. "Я трижды звал, потом оставил счет, —
Сказал мой вождь, чуть я повел очами. —
Вставай, пора идти! Отыщем вход".
37. Я встал; уже наполнились лучами
По всей горе священные круги;
Мы шли с недавним солнцем за плечами.
40. Я следом направлял мои шаги,
Изогнутый под грузом размышлений,
Как половина мостовой дуги.
43. Вдруг раздалось: "Придите, здесь ступени", —
И ласка в этом голосе была,
Какой не слышно в нашей смертной сени.
46. Раскрыв, подобно лебедю, крыла,
Так говоривший нас наверх направил,
Туда, где в камне лестница вела.
49. Он, обмахнув нас перьями, прибавил,
Что те, "qui lugent" [790], счастье обрели,
И утешенье, ждущее их, славил.
52. "Ты что склонился чуть не до земли?" —
Так начал говорить мне мой вожатый,
Когда мы выше ангела взошли.
55. И я: "Иду, сомненьями объятый;
Я видел сон и жаждал бы ясней
Понять язык его замысловатый".
58. И он: "Ты видел ведьму древних дней, [791]
Ту самую, о ком скорбят над нами;
Ты видел, как разделываться с ней.
61. С тебя довольно; землю бей стопами!
Взор обрати к вабилу [792], что кружит
Предвечный царь огромными кругами!"
64. Как сокол долго под ноги глядит,
Потом, услышав оклик, встрепенется
И тянется туда, где будет сыт,
67. Так сделал я; и так, пока сечется
Ведущей вверх тропой громада скал,
Всходил к уступу, где дорога вьется.
70. Вступая в пятый круг, я увидал
Народ, который, двинуться не смея,
Лицом к земле поверженный, рыдал.
73. "Adhaesit pavimento anima mea!" [793]—
Услышал я повсюду скорбный звук,
Едва слова сквозь вздохи разумея.
76. "Избранники, чье облегченье мук —
И в правде, и в надежде, укажите,
Как нам подняться в следующий круг!"
79. "Когда вы здесь меж нами не лежите,
То, чтобы путь туда найти верней,
Кнаруже правое плечо держите".
82. Так молвил вождь, и так среди теней
Ему ответили; а кто ответил,
Мой слух мне указал всего точней.
85. Я взор наставника глазами встретил;
И он позволил, сделав бодрый знак,
То, что в просящем облике заметил.
88. Тогда, во всем свободный, я мой шаг
Направил ближе к месту, где скорбело
Созданье это, и промолвил так:
91. "Дух, льющий слезы, чтобы в них созрело
То, без чего возврата к богу нет,
Скажи, прервав твое святое дело:
94. Кем был ты [794]; почему у вас хребет
Вверх обращен; и чем могу хоть мало
Тебе помочь, живым покинув свет?"
97. "Зачем нас небо так ничком прижало,
Ты будешь знать; но раньше scias quod
Fui successor Petri, [795]— тень сказала. —
100. Меж Кьявери и Сьестри воды льет
Большой поток [796], и с ним одноименный
Высокий титул отличил мой род.
103. Я свыше месяца влачил, согбенный,
Блюдя от грязи, мантию Петра;
Пред ней — как пух все тяжести вселенной.
106. Увы, я поздно стал на путь добра!
Но я познал, уже как пастырь Рима,
Что жизнь земная — лживая мара.
109. Душа, я видел, как и встарь томима,
А выше стать в той жизни я не мог, —
И этой восхотел неудержимо.
112. До той поры я жалок и далек
От бога был, неизмеримо жадный,
И казнь, как видишь, на себя навлек.
115. Здесь явлен образ жадности наглядный
Вот в этих душах, что окрест лежат;
На всей горе нет муки столь нещадной.
118. Как там подняться не хотел наш взгляд
К высотам, устремляемый к земному,
Так здесь возмездьем он к земле прижат.
121. Как жадность там порыв любви к благому
Гасила в нас и не влекла к делам, [797]
Так здесь возмездье, хоть и по-иному,
124. Стопы и руки связывает нам,
И мы простерты будем без движенья,
Пока угодно правым небесам".
127. Став на колени из благоговенья,
Я начал речь, но и по слуху он
Заметил этот признак уваженья
130. И молвил: "Почему ты так склонен?"
И я в ответ: "Таков ваш сан великий,
Что совестью я, стоя, уязвлен".
133. "Брат, встань! — ответил этот дух безликий. —
Ошибся ты: со всеми и с тобой
Я сослужитель одного владыки.
136. Тому, кто звук Евангелья святой,
Гласящий "Neque nubent" [798], разумеет,
Понятно будет сказанное мной.
139. Теперь иди; мне скорбь моя довлеет;
Ты мне мешаешь слезы лить, стеня,
В которых то, что говорил ты, зреет. [799]
142. Есть добрая Аладжа у меня,
Племянница, — и только бы дурного
В ней не посеяла моя родня!
145. Там у меня нет никого другого".
ПЕСНЬ ДВАДЦАТАЯ
Круг пятый (продолжение)
1. Пред лучшей волей [800]силы воли хрупки;
Ему в угоду, в неугоду мне,
Я погруженной не насытил губки. [801]
4. Я двинулся; и вождь мои, в тишине,
Свободными местами шел под кручей,
Как вдоль бойниц проходят по стене;
7. Те, у кого из глаз слезой горючей
Сочится зло, заполнившее свет, [802]
Лежат к наруже слишком плотной кучей.
10. Будь проклята, волчица древних лет,
В чьем ненасытном голоде все тонет
И яростней которой зверя нет! [803]
13. О небеса, чей ход иными понят,
Как полновластный над судьбой земли,
Идет ли тот, кто эту тварь изгонит?
16. Мы скудным шагом медленно брели,
Внимая теням, скорбно и устало
Рыдавшим и томившимся в пыли;
19. Как вдруг вблизи "Мария!" прозвучало,
И так тоска казалась тяжела,
Как если бы то женщина рожала;
22. И далее: "Как ты бедна была,
Являет тот приют, где пеленицей
Ты свой священный отпрыск повила".
25. Потом я слышал: "Праведный Фабриций, [804]
Ты бедностью безгрешной посрамил
Порок, обогащаемый сторицей".
28. Смысл этой речи так был сердцу мил,
Что я пошел вперед, узнать желая,
Кто из лежавших это говорил.
31. Еще он славил щедрость Николая, [805]
Который спас невест от нищеты,
Младые годы к чести направляя.
34. "Дух, вспомянувший столько доброты! —
Сказал я. — Кем ты был? И неужели
Хваленья здесь возносишь только ты?
37. Я буду помнить о твоем уделе,
Когда вернусь короткий путь кончать,
Которым жизнь летит к последней цели".
40. И он: "Скажу про все, хотя мне ждать
Оттуда нечего; но без сравненья
В тебе, живом, сияет благодать.
43. Я корнем был зловредного растенья, [806]
Наведшего на божью землю мрак,
Такой, что в ней неплодье запустенья.
46. Когда бы Гвант, Лиль, Бруджа и Дуак [807]
Могли, то месть была б уже свершенной;
И я молюсь, чтобы случилось так.
49. Я был Гугон, Капетом [808]нареченный,
И не один Филипп и Людовик
Над Францией владычил, мной рожденный.
52. Родитель мой в Париже был мясник; [809]
Когда старинных королей не стало,
Последний же из племени владык
55. Облекся в серое [810], уже сжимала
Моя рука бразды державных сил,
И мне земель, да и друзей достало,
58. Чтоб диадемой вдовой [811]осенил
Мой сын свою главу и длинной смене
Помазанных начало положил.
61. Пока мой род в прованском пышном вене [812]
Не схоронил стыда, он мог сойти
Ничтожным, но безвредным тем не мене.
64. А тут он начал хитрости плести
И грабить; и забрал, во искупленье,
Нормандию, Гасконью и Понти. [813]
67. Карл сел в Италии [814]; во искупленье,
Зарезал Куррадина [815]; а Фому
Вернул на небеса [816], во искупленье.
70. Я вижу время, близок срок ему, —
И новый Карл его поход повторит,
Для вящей славы роду своему.
73. Один, без войска, многих он поборет
Копьем Иуды; им он так разит,
Что брюхо у Флоренции распорет.
76. Не землю он, а только грех и стыд
Приобретет, тем горший в час расплаты,
Что этот груз его не тяготит. [817]
79. Другой, я вижу, пленник, в море взятый,
Дочь продает [818], гонясь за барышом,
Как делают с рабынями пираты.
82. О жадность, до чего же мы дойдем,
Раз кровь мою так привлекло стяжанье,
Что собственная плоть ей нипочем? [819]
85. Но я страшнее вижу злодеянье:
Христос в своем наместнике пленен,
И торжествуют лилии в Аланье.
88. Я вижу — вновь людьми поруган он,
И желчь и уксус пьет, как древле было,
И средь живых разбойников казнен. [820]
91. Я вижу — это все не утолило
Новейшего Пилата [821]; осмелев,
Он в храм вторгает хищные ветрила. [822]
94. Когда ж, господь, возвеселюсь, узрев
Твой суд, которым, в глубине безвестной,
Ты умягчаешь твой сокрытый гнев?
97. А возглас мой [823]к невесте неневестной
Святого духа, вызвавший в тебе
Твои вопросы, это наш совместный
100. Припев к любой творимой здесь мольбе,
Покамест длится день [824]; поздней заката
Мы об обратной говорим судьбе.
103. Тогда мы повторяем, как когда-то
Братоубийцей стал Пигмалион, [825]
Предателем и вором, в жажде злата;
106. И как Мидас в беду был вовлечен,
В своем желанье жадном утоляем,
Которым сделался для всех смешон. [826]
109. Безумного Ахана [827]вспоминаем,
Добычу скрывшего, и словно зрим,
Как гневом Иисуса он терзаем.
112. Потом Сапфиру с мужем [828]мы виним,
Мы рады синякам Гелиодора, [829]
И вся гора позором круговым
110. Напутствует убийцу Полидора; [830]
Последний клич: "Как ты находишь. Красе,
Вкус золота? Что ты знаток, нет спора!"
118. Кто громко говорит, а кто, подчас,
Чуть внятно, по тому, насколь сурово
Потребность речи уязвляет нас.
121. Не я один о добрых молвил слово,
Как здесь бывает днем; но невдали
Не слышно было никого другого".
124. Мы от него немало отошли
И, напрягая силы до предела,
Спешили по дороге, как могли.
127. И вдруг гора, как будто пасть хотела,
Затрепетала; стужа обдала
Мне, словно перед казнию, все тело,
130. Не так тряслась Делосская скала,
Пока гнезда там не свила Латона
И небу двух очей не родила. [831]
133. Раздался крик по всем уступам склона,
Такой, что, обратясь, мой проводник
Сказал: "Тебе твой спутник оборона".
136. "Gloria in excelsis" [832]— был тот крик,
Один у всех, как я его значенье
По возгласам ближайших к нам постиг.
139. Мы замерли, внимая восхваленье,
Как слушали те пастухи в былом;
Но прекратился трус, и смолкло пенье.
142. Мы вновь пошли своим святым путем,
Среди теней, по-прежнему безгласно
Поверженных в рыдании своем.
145. Еще вовек неведенье [833]так страстно
Рассудок мой к познанью не влекло,
Насколько я способен вспомнить ясно,
148. Как здесь я им терзался тяжело;
Я, торопясь, не смел задать вопроса,
Раздумье же помочь мне не могло;
151. Так, в робких мыслях, шел я вдоль утеса.
ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Круг пятый (окончание)
1. Терзаемый огнем природной жажды,
Который утоляет лишь вода,
Самаритянке данная однажды, [834]
4. Я, следуя вождю, не без труда
Загроможденным кругом торопился,
Скорбя при виде правого суда.
7. И вдруг, как, по словам Луки, явился
Христос в дороге двум ученикам,
Когда его могильный склеп раскрылся, —
10. Так здесь явился дух [835], вдогонку нам,
Шагавшим над простертыми толпами;
Его мы не заметили; он сам
13. Воззвал к нам: "Братья, мир господень с вами!"
Мы тотчас обернулись, и поэт
Ему ответил знаком и словами:
16. "Да примет с миром в праведный совет
Тебя неложный суд, от горней сени
Меня отторгший до скончанья лет!"
19. "Как! Если вы не призванные тени, —
Сказал он, с нами торопясь вперед, —
Кто вас возвел на божий ступени?"
22. И мой наставник: "Кто, как этот вот,
Отмечен ангелом, несущим стражу,
Тот воцаренья с праведными ждет.
25. Но так как та, что вечно тянет пряжу, [836]
Его кудель ссучила не вполне,
Рукой Клото намотанную клажу,
28. Его душа, сестра тебе и мне,
Не обладая нашей мощью взгляда,
Идти одна не может к вышине.
31. И вот я призван был из бездны Ада
Его вести, и буду близ него,
Пока могу руководить, как надо.
34. Но, может быть, ты знаешь: отчего
Встряслась гора и возглас ликованья
Объял весь склон до влажных стоп его?"
37. Спросив, он мне попал в ушко желанья
Так метко, что и жажда смягчена
Была одной отрадой ожиданья.
40. Тот начал так: "Гора отрешена
Ото всего, в чем нарушенье чина
И в чем бы оказалась новизна.
43. Здесь перемен нет даже и помина:
Небесного в небесное возврат
И только — их возможная причина.
46. Ни дождь, ни иней, ни роса, ни град,
Ни снег не выпадают выше грани
Трех ступеней у загражденных врат. [837]
49. Нет туч, густых иль редких, нет блистаний,
И дочь Фавманта [838]в небе не пестра,
Та, что внизу живет среди скитаний.
52. Сухих паров [839]не ведает гора
Над сказанными мною ступенями,
Подножием наместника Петра.
55. Внизу трясет, быть может, временами,
Но здесь ни разу эта вышина
Не сотряслась подземными ветрами. [840]
58. Дрожит она, когда из душ одна
Себя познает чистой, так что встанет
Иль вверх пойдет; тогда и песнь слышна.
61. Знак очищенья — если воля взманит
Переменить обитель [841], и счастлив,
Кто, этой волей схваченный, воспрянет.
64. Душа и раньше хочет; но строптив
Внушенный божьей правдой, против воли,
Позыв страдать, как был грешить позыв.
67. И я, простертый в этой скорбной боли
Пятьсот и больше лет, изведал вдруг
Свободное желанье лучшей доли.
70. Вот отчего все дрогнуло вокруг,
И духи песнью славили гремящей
Того, кто да избавит их от мук".
73. Так он сказал; и так как пить тем слаще,
Чем жгучей жажду нам пришлось терпеть,
Скажу ль, как мне был в помощь говорящий?
76. И мудрый вождь: "Теперь я вижу сеть,
Вас взявшую, и как разъять тенета,
Что зыблет гору и велит вам петь.
79. Но кем ты был — узнать моя забота,
И почему века, за годом год,
Ты здесь лежал — не дашь ли мне отчета?"
82. "В те дни, когда всесильный царь высот
Помог, чтоб добрый Тит отмстил за раны,
Кровь из которых продал Искарьот, [842]—
85. Ответил дух, — я оглашал те страны
Прочнейшим и славнейшим из имен, [843]
К спасению тогда еще не званный.
88. Моих дыханий был так сладок звон,
Что мною, толосатом [844], Рим пленился,
И в Риме я был миртом осенен.
91. В земных народах Стаций не забылся.
Воспеты мной и Фивы и Ахилл,
Но под второю ношей я свалился. [845]
94. В меня, как семя, искру заронил
Божественный огонь, меня жививший,
Который тысячи воспламенил;
97. Я говорю об Энеиде, бывшей
И матерью, и мамкою моей,
И все, что труд мой весит, мне внушившей.
100. За то, чтоб жить, когда среди людей
Был жив Вергилий, я бы рад в изгнанье [846]