ИНСТИТУТ АРХЕОЛОГИИ РАН
На правах рукописи
Тропин Николай Александрович
ЮЖНЫЕ ТЕРРИТОРИИ ЧЕРНИГОВО-РЯЗАНСКОГО
ПОРУБЕЖЬЯ В XII – XV ВВ.
специальность 07.00.06 – археология
Автореферат
диссертации на соискание ученой степени
доктора исторических наук
Москва – 2007
Работа выполнена в Елецком государственном университете
им. И.А. Бунина
Научный консультант:
доктор исторических наук А.Д. Пряхин
Официальные оппоненты:
доктор исторических наук С.З. Чернов
доктор исторических наук Е.А. Шинаков
доктор исторических наук А.Б. Мазуров
Ведущая организация – Государственный Исторический музей
Защита состоится «_____» ноября 2007 г. в 14.00 часов на заседании диссертационного совета Д.002.007.01 в Институте археологии РАН по адресу: Москва, ул. Дм. Ульянова, 19, 4 этаж, конференц-зал.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке
Института археологии РАН.
Автореферат разослан «____» _________2007 г.
Ученый секретарь диссертационного совета,
доктор исторических наук
Е.Г. Дэвлет
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность темы. Археологией накоплен значительный материал в изучении древнерусских земель. Прежде всего, он связан с освещением проблем хозяйственного, демографического, этнокультурного развития территорий. Успехи науки в последние десятилетия объясняются эффективностью междисциплинарных исследований, основанных на комплексном изучении данных археологии и письменных источников, широком привлечении естественно-научных методов, вспомогательных исторических дисциплин.
Интерес к археологическому изучению юго-восточных пределов Древней Руси, проявившийся в 1820-1830-е гг. (К.Ф. Калайдович, В.В.Пассек), в дальнейшем получил свое развитие в трудах ведущего исследователя славяно-русских древностей второй половины XIX–начала XX вв. Д.Я. Самоквасова [1]. Однако применение археологических свидетельств эпохи политической раздробленности в общеисторическом контексте стало особенно заметным с середины XX в. В это время выходит в свет фундаментальная работа А.Н. Насонова «Русская земля» и образование территории древнерусского государства», положившая начало формированию научного историко-археологического направления в изучении княжеств и отдельных территорий [2].
Наиболее значимыми исследованиями, определившими в дальнейшем, уже в третьей четверти XX в., это направление в археологии, являются работы А.В. Арциховского [3], Б.А. Рыбакова [4], А.Л. Монгайта[5], Л.В. Алексеева [6], Т.Н. Никольской [7] и др. Авторы, используя различные источники, исследуют вопросы формирования и развития территорий, миграции населения, уделяют внимание поиску границ политико-административных структур.
В последней четверти XX в. и в настоящее время историко-археологические исследования получили особенно широкое распространение и затронули изучение древнерусских городов, феодальных центров, сельских поселений как в центральных районах Руси, так и на ее окраинах. Важнейшими из них можно назвать работы руководителя Новгородской экспедиции В.Л. Янина по истории Новгорода и северо-западных территорий Руси [8], а также ведущих специалистов экспедиции Е.А. Рыбиной [9],Б.А. Колчина [10], А. С. Хорошева [11], П.Г. Гайдукова [12] и др. Значителен вклад в изучение колонизации Русского Севера Н.А. Макарова [13]. Продолжение раскопок Старой Рязани и обследование ее округи нашло отражение в публикациях В.П. Даркевича [14], А.В. Чернецова [15]. Вопросы исторического развития древнерусских земель освещены в обобщающих работах Б.А. Рыбакова [16], В.В. Седова [17].
Значительные успехи в историко-археологическом направлении достигнуты при изучении южнорусских земель. Исследования Киева и Киевского княжества отражены в работах П.П. Толочко [18], Г.Ю. Ивакина[19], погребальный обряд Южной Руси - в трудах А.П. Моци [20]. Вопросы заселения южнорусских земель и материальной культуры населения находятся в сфере научных интересов С.А. Беляевой [21], В.А. Петрашенко [22] и других ученых. Пограничные южнорусские рубежи привлекают внимание Ю.Ю. Моргунова [23].
В рамках историко-археологического направления, еще в третьей четверти XX в., начали осуществляться микрорегиональные изыскания, которые основательно представлены в работе В.В. Седова о сельских поселениях Смоленской земли, внесшей заметный вклад в методику исследования микрорайонов памятников [24].
В настоящее время микрорегиональные исследования получили новый импульс в своем развитии, благодаря интенсивному привлечению междисциплинарных методов. Сравнительно недавно возможности этого метода были продемонстрированы при изучении структуры расселения в районе Белоозера и отражены в коллективной монографии Н.А.Макарова, С.Д. Захарова, А.П. Бужиловой [25]. Исследования аналогичного характера активно проводятся в Подмосковье (Н.А. Кренке, С.З.Чернов [26], А.А. Юшко [27]), в районе Куликова поля (М.И. Гоняный [28]), при изучении Коломны (А.Б. Мазуров [29]) и т.д.
Однако археологией по-прежнему уделяется недостаточное внимание изучению окраинных территорий и пограничных зон древнерусских княжеств, в том числе и значительных пространств Юго-востока Руси. И это, несмотря на то, что история изучения Черниговского и Рязанского княжеств насчитывает более чем полуторавековой период. В последней четверти XX в., как, впрочем, и в настоящее время, наметилась тенденция к активному изучению Юго-востока Руси. Юго-западные пределы Рязанской земли с 1980-х гг. исследуются экспедицией Воронежского госуниверситета. В работах А.Д. Пряхина, А.З. Винникова, М.В. Цыбина были отражены итоги научных изысканий: заселение территории, историческая оценка памятников и характер пограничья со Степью [30].
Для осмысления северных территорий Чернигово-Рязанского порубежья большое значение имеют результаты работ экспедиции ГИМ под руководством М.И. Гоняного. Северо-западные пределы Рязанской земли, включая Ростиславль Рязанский, изучаются В.Ю. Ковалем.
В отличие от западных рязанских окраин восточные территории Черниговской земли археологией осмыслены в меньшей степени. В их изучение заметный вклад вносят работы Е.А. Шинакова, А.В. Кашкина, А.А. Узянова, В.В. Енукова, Г.Ю. Стародубцева и др., в которых обращается внимание на систему расселения, хронологию, выделение границ локальных групп памятников.
Географические рамки работы определяются юго-восточными пределами Черниговской и юго-западными, южными территориями Рязанской земель. Юго-восточные пределы Черниговской земли занимают бассейны рек Красивая Меча и Быстрая Сосна в Верхнедонском Правобережье. Юго-западные и южные территории Рязанской земли находятся в Верхнедонском Левобережье, включая течение р. Дон и бассейн р. Воронеж. На севере данная территория ограничивается районом древнерусских памятников Куликова поля и Чур-Михайлова, маркирующих начало северных пространств Чернигово-Рязанского порубежья. На юге граница достигает устья р. Воронеж, южнее которого начинается Среднее Подонье и граница с кочевым миром.
Исследуемые южные территории Чернигово-Рязанского порубежья имеют ряд исторических особенностей. Во-первых, это наиболее удаленная периферия относительно крупных столичных центров. В силу этого письменные сведения о данном районе редкие и исключительно краткие. Вторая особенность указывает на определенную значимость изучаемой территории, поскольку на ней в XIV-XV вв. располагались известные по письменным источникам Елецкое княжество, входившее в систему Верховских земель, и крайняя юго-западная рязанская волость «Воронеж». Третья особенность региона обусловлена территориальной близостью к половецко-ордынской границе, что сказалось на ее меньшей заселенности.
Обращаясь к исследованию, необходимо пояснить политическое содержание используемых нами понятий Черниговского и Рязанского княжеств. Разделение некогда единой территории «Чернигов и всю страну восточную и до Мурома» [31] на два княжества - Черниговское и Рязанское - принято относить к 1127 г., когда в результате княжеских усобиц Всеволод Ольгович, захватывая Чернигов, изгоняет Ярослава Святославича, и тот становится основателем династии муромо-рязанских князей [32].
К концу XI в. в составе Черниговской земли особо заметным становится Новгород-Северское княжество. Однако Чернигов, бесспорно, являлся центром всего княжества, в котором сложилась относительно устойчивая политическая структура, феодальная иерархия, административное членение государственной территории. Вследствие этого под Черниговской землей XII-первой половины XIII вв. мы понимаем значительную по занимаемой площади территорию Чернигово-Северского княжества [33].
В середине XIII в. в результате монголо-татарского нашествия и разорения Южной Руси произошли крупные изменения в Чернигово-Северском княжестве, которое как единая политическая единица прекратило свое существование. На его пространствах возникают Чернигово-Брянское и Курское княжества. С середины XIII в. и до начала XIV в. под Черниговской землей мы понимаем Чернигово-Брянское княжество[34]. К середине XIV в. Чернигово-Брянское княжество перестает существовать. Еще ранее, в конце XIII в., погибает Курское княжество [35].
К середине XIV века в восточных пределах Чернигово-Брянской земли, расположенных в бассейне Верхней Оки, сформировались самостоятельные верховские княжества [36]. Их владения выходили непосредственно в Правобережье Верхнего Дона. С начала XIV в. эта территория рассматривается нами в контексте исторических процессов, происходящих в верховских землях.
Что же касается Рязанского княжества, то до середины XII в. оно известно как Муромо-Рязанская земля, согласно старейшему городу и столице Мурому, обособление которого происходит в середине XII в. Рязань превращается в столицу княжества, и несмотря на возникающие уделы, к примеру Пронское княжество, она сохраняет до 1521 г. свою политико-территориальную целостность [37].
Предметом исследования является решение научной проблемы, связанной с изучением особенностей исторического развития пограничной территории юга-востока Черниговской и юго-запада Рязанской земель, составляющих целостное понятие южных земель Черниго-Рязанского порубежья, определение их места и значимости в системе самих княжеств, а также на значительных юго-восточных пространствах Руси. Под этим мы понимаем возникновение, этапы развития, специфику заселения и хозяйственного освоения территории, формирование политико-административных структур и границ княжеств.
Основная цель исследования заключается в воссоздании, преимущественно на археологическом материале, наиболее полной картины исторических процессов, происходивших на южных территориях Чернигово-Рязанского порубежья в XII-XV вв. Подобный подход осуществляется впервые.
В работе решаются следующие задачи:
· введение в научный оборот материалов, не получивших освещения в литературе;
· изучение системы расселения, определение специфики заселения территории;
· выявление истоков заселения и основных этапов хозяйственного и политического развития региона;
· выяснение исторической оценки укрепленных поселений, в том числе и наиболее значимого в нашем исследовании памятника Лавского археологического комплекса;
· изучение материальной и духовной культуры населения;
· определение границ княжеств в Верхнедонском бассейне и их изменения в XII-XV вв.
Хронологические рамки диссертации охватывают период XII-XV вв., соответствующий времени политической раздробленности на Руси. В пределы рассматриваемой территории на рубеже XI-XII вв. проникает новая миграционная волна, и постепенно происходит формирование границ княжеств в Верхнем Подонье. В XV в. в результате татарских набегов обозначенная территория приходит в запустение, и естественный процесс этнокультурного развития прерывается. Однако на земли в Верхнедонском Правобережье претендует Московское княжество, а территории по р. Дон и р. Воронеж до 1521 г. по-прежнему остаются в составе Рязанского княжества.
Источники и методы исследования. Источниковая база основывается преимущественно на результатах археологических экспедиций Елецкого и Воронежского госуниверситетов за последние двадцать лет. На рассматриваемой нами территории известно 450 памятников XI-XIV вв.: 13 городищ, 397 селищ, 8 могильников и единичных погребений, 9 монетных кладов и 10 местонахождений ордынских монет. Раскопками изучено 19 памятников. Общая площадь, вскрытая раскопками, составила более 22 тыс. кв.м.
На р. Дон исследовано семь памятников: Долговское, Стрешневское и Семилукское городища, поселения у сс. Новоникольское, Яблоново, Невежеколодезное, д. Замятино. На р. Воронеж – шесть памятников: поселения у с. Крутогорье, хут. Полозово, с. Шиловское, городища у сел Ст. Животинное, I и II у Романово. На р. Матыре – два поселения, одно из которых расположено у пос. Казинка, а другое – у с. Каменное. На р. Быстрая Сосна – Лавский археологический комплекс, поселения 1 и 5 у с. Аргамач-Пальна, Александровское городище.
Результаты раскопок выявили характер застройки памятников, дали сведения о жилых, хозяйственных, производственных постройках. Массовый вещевой материал позволил установить локальные отличия памятников в Верхнедонском Правобережье от Верхнедонского Левобережья. Значительно расширено представление о торговых связях в Верхнедонском бассейне.
Основная часть памятников известна по разведочным данным. Они картированы и привязаны к топооснове 1:100. Это расширило информационную базу в их исследовании и позволило в итоге выйти на вопросы изучения характера расселения, топографии, размеров, датировки поселений. Были повторно обследованы ранее известные памятники, которые также включены в анализируемую систему расселения. В итоге впервые была получена наиболее полная картина древнерусских памятников на интересующей нас территории, учитывающая при этом динамику заселения.
В работе была предпринята попытка осмысления памятников на микро- и макроуровнях. При этом учитывался опыт, накопленный рядом исследователей по археологическому изучению сельских поселений Древней Руси (Н.А. Макаров, В.В. Седов, С.З. Чернов, М.И. Гоняный, А.А. Юшко). При изучении самого памятника нами фиксировались его точные размеры с учетом распахиваемой поверхности и топографической ситуации, вешками отмечались места скоплений находок, принималась во внимание ландшафтная характеристика объекта. В отдельных случаях обследовались водораздельные участки, не выявившие древнерусские памятники.
На микрорегиональном уровне отмечались локальные группы памятников с попыткой определения их условного центра. На макроуровне нами выделялись группы концентраций памятников (ГКП), объединяющие локальные группы и тяготеющие к определенной речной системе. Предпринятое столь детальное изучение памятников позволило ввести их в общеисторический контекст региона: определить истоки его заселения, динамику вычленяемых нами «волостей», уточнить границы княжеств в Верхнем Подонье.
В работе активно используются сведения письменных источников: летописей, литературных памятников, актовых материалов, источников иностранного происхождения. Их сопоставление с археологическими данными позволяет полнее осветить вопросы исторической географии, границ княжеств и других политико-административных структур.
Интересную группу источников представляет ордынская нумизматика, которая отражает хозяйственные связи, периоды нестабильной внешнеполитической обстановки на русско-ордынском пограничье. Несомненна ее важная роль в датировке памятников и отдельных объектов.
Важное место в диссертации занимает картографический материал, отражающий залесенность территории Подонья по данным «генерального межевания» конца XVIII в. [38] Его экстраполяция на период средневековья во многом оправдана тем, что антропогенное воздействие на растительный покров в XVI-XVIII вв. в исследуемом регионе было незначительным. Сопоставление данных залесенности с картой археологических памятников, а также их привязка к зонам распространения леса во многом перспективны и способствуют определению специфики заселения территории.
В исследовании используются результаты естественно-научных анализов. Металлографический анализ находок с древнерусских памятников выполнен В.И. Завьяловым в лаборатории естественно-научных методов ИА РАН; остеологический - А.Н. Глазуновой (ИА РАН) и Е.А. Цепкиным (каф. ихтиологии МГУ). На Лавском археологическом комплексе взяты пробы почв на определение фитолитов и содержание С 14 в связи с датировкой объектов: культурных напластований на укреплениях городища и костных останков двух погребений Лавского селища. Анализы сделаны Э.П. Зазовской и А.А. Гольевой в лаборатории почв (Институт географии РАН). Изделия из стекла идентифицировались Ю.Л. Щаповой (МГУ), импортная керамика – В.Ю. Ковалем (ИА РАН), Н.А. Кокориной (ИА РАН), И.В. Волковым (НИИ культуры и природного наследия).
Научная новизна работы заключается в предпринятой впервые попытке целостного освещения на основе междисциплинарных методов исследований истории региона площадью около 10 тыс. кв. км, специфика которого обусловлена его окраинным расположением. Рассматриваемая нами южная территория Чернигово-Рязанского порубежья показана в системе исторических процессов, происходящих как в самих княжествах, так и на Юго-востоке Руси в целом – огромном пространстве, занимающем лесостепь Днепро-Донского бассейна, а также в пограничье со Степью.
На основе объемного археологического материала выделяются этапы исторического развития исследуемой территории, устанавливаются истоки и особенности ее заселения, предпринимается попытка интерпретации многих археологических памятников. В работе нашли отражение результаты сплошного обследования региона при изучении «волостей» и границ княжеств. По сути, впервые столь широко применены естественно-научные методы в изучении вопросов хозяйственного развития и датировки памятников.
Основное положение, выносимое на защиту, состоит в том, что в период политической раздробленности обозначенная территория входила в состав древнерусских земель. Р. Дон являлась границей, разделяющей юго-восточные земли Черниговского княжества и юго-западные владения Рязанского княжества. Политико-экономическая, культурная эволюция данной территории находилась в русле общих закономерностей развития Руси.
Апробация результатов работы. Результаты диссертационного исследования были изложены на конференциях в рамках работы Регионального совета Центрально-Черноземных областей Российской Федерации по комплексной программе Отделения истории РАН «Ранние общества: взаимодействие со средой, культура и история» в городах: Белгород (1990), Курск (1991), Липецк (1992, 1999), Воронеж (1994, 1999), Елец (1998; 2005); а также конференциях, проводимых совместно с Государственным Историческим музеем и музеем-заповедником «Тульские древности», посвященных изучению Куликова поля (1999, 2000, 2001, 2002, 2003, 2004).
С докладами по тематике диссертации автор выступал на Всесоюзной конференции «Сельское расселение в Древней Руси» (1991), Международной конференции «Русь в IX-XIV веках: взаимодействие Севера и Юга» (2002), научной конференции «Археология Северо-Востока Руси: проблемы и материалы» (2004), Международной научной конференции «Сельская Русь в IX-XIV вв.: от новых методов изучения к новому пониманию» (2005), проводимых Институтом археологии РАН, а также на Всероссийском археологическом съезде «Современные проблемы археологии России» (2006) в СО РАН.
Отдельные положения диссертации обсуждались на заседаниях Отдела славяно-русской археологии Института археологии РАН в 2002, 2003, 2006 гг.
Практическая значимость работы. Результаты исследований используются автором в читаемом им курсе «Археология», спецкурсах «Археологические памятники Липецкой области», «Чернигово-Рязанское порубежье в системе Юго-востока Руси», спецсеминаре «Древнерусские города: история и культура» в Елецком госуниверситете. Активное применение результаты исследований могут найти в научно-прикладной программе «Елец и его историческая округа – уникальная территория России» (руководитель А.Д. Пряхин), а также при оформлении археологических экспозиций в краеведческих музеях.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, библиографии, приложения.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во введении раскрывается актуальность темы, степень ее изученности, определяются научная новизна диссертации, цель, задачи, предмет и методы, практическая значимость исследования, обосновываются географические и хронологические рамки работы.
Первая глава «История изучения и письменные источники», состоящая из двух параграфов, включает вопросы историографии, истории полевых исследований, письменные свидетельства. В изучении Чернигово-Рязанского порубежья выделяется три этапа. На первом этапе – XVIII–до середины XX вв. – историки опирались на различную, часто противоречивую, интерпретацию письменных источников в оценке юго-восточных окраин Руси (С.М. Соловьев, Д.И. Иловайский, Н.П. Барсов, П.В. Голубовский, М.К. Любавский, Ю.В. Готье, С.М. Кучиньский и др.). На этом этапе археологические сведения не были задействованы, использовались лишь немногочисленные данные письменных источников. Их неполнота и некритическое отношение к информации часто приводили исследователей к противоречивым суждениям в оценках заселения, политической принадлежности территории. По существу сама проблема Чернигово-Рязанского порубежья ими и не ставилась. В центре внимания историков были попытки выяснить границы княжеств и Руси в целом со Степью.
С середины ХХ в. начинается второй этап в изучении Чернигово-Рязанского порубежья, продолжавшийся до рубежа 1970-1980-х гг. Основным его содержанием явился опыт, накопленный исследователями при критическом анализе письменных источников, и, прежде всего, Никоновской летописи (А.Н. Насонов, А.Г. Кузьмин, Б.М. Клосс). В это время наиболее заметное влияние на круг исследовательских вопросов оказало наследие А.Н. Насонова, в котором отчетливо была сформулирована проблема Чернигово-Рязанского порубежья и предложено ее решение (А.Л. Монгайт, А.К. Зайцев, В.А. Кучкин, В.Л. Егоров и др.). К концу этого этапа появляются работы регионального характера (В.П. Загоровский, А.А. Шенников и др.), которые более детально прослеживают события и процессы в зоне Чернигово-Рязанского порубежья. По-прежнему письменные источники оставались основными в решении вопросов. Однако использование в работах А.Л. Монгайта, С.А. Плетневой, Г.А. Федорова-Давыдова других видов источников (археологических, нумизматических) продемонстрировало перспективность изучения проблемы.
Начало третьего этапа в изучении Чернигово-Рязанского порубежья относится к концу 1970-х–началу 1980-х гг. Он ознаменовался целенаправленным выявлением и изучением древнерусских памятников (работы экспедиций Воронежского госуниверситета под руководством А.Д.Пряхина, ГИМ под руководством М.И. Гоняного). В дальнейшем, на рубеже 1980-1990-х гг., к исследованиям подключился Елецкий госуниверситет (рук. Н.А. Тропин). Рассматриваемая территория становится объектом специального изучения. Появляются монографические работы А.Д. Пряхина, А.З. Винникова, Н.А. Тропина. Защищаются кандидатские диссертации М.В. Цыбина, Н.А. Тропина, Е.Ю. Кудрявцевой, С.И. Андреева.
Характерной особенностью третьего – современного - этапа исследования Чернигово-Рязанского порубежья стал археологический контекст. Благодаря ему удалось раскрыть сущность древнерусских городищ – опорных пунктов в освоении территории, определить истоки, выявить степень, характер и этапы заселения.
Анализ используемых письменных свидетельств показал их немногочисленность и почти полное отсутствие по периоду XII–первой половины XIII вв.
Во второй главе «Памятники и система расселения», включающей четыре параграфа, изложена характеристика памятников, отражена степень их информативности, исследуется система расселения. Глава демонстрирует объемный археологический источник, способный решить поставленные задачи. В ней дается историческая оценка памятников, систем и особенностей заселения территории в динамике.
В связи с тем, что ландшафт оказывает влияние на характер освоения территории, нами применяется географическая терминология (например, понятие «парагенетический комплекс» - ландшафтный отрезок и участок - системы смежных, взаимодействующих между собой, региональных и типологических единиц, обладающих общностью происхождения [39]). Среди ландшафтных отрезков выделяются: Галичьегорский, Семилукский, подрайон первой и второй надпойменных террас р. Воронеж, Соснинский и район Северо-Запада Известнякового Севера. Некоторые ландшафтные отрезки нами рассматриваются более детально на уровне ландшафтных участков (узлов): к примеру Задонский ландшафтный узел.
На обозначенной территории Чернигово-Рязанского порубежья известен приречной тип расселения. Исключение представляют верховья Красивой Мечи и р. Ельчик, где наряду с приречным типом присутствует и овражно-балочный. Для их оценки на восточнославянских территориях нужно отметить, что до XIV в. господствующим типом расселения являлся приречной. Во второй половине XIII-XIV вв. происходит освоение водоразделов, причиной которого явились появление новой системы земледелия и плуга [40].
Древнерусским населением были освоены как участки надпойменных террас, так и склоны коренных берегов. Расположение селищ зависело от ландшафта. В пределах южных территорий Рязанской земли сначала осваивалась первая надпойменная терраса. Как известно, ландшафтной особенностью задонского участка течения р. Дон и бассейна среднего, верхнего течения р. Воронеж является развитая первая надпойменная терраса. На ней расположена значительная часть селищ (47 % и 67 % соответственно). Активное освоение пойменных пространств и первой надпойменной террасы в древнерусское время отмечено как наиболее характерное и для сопредельных с нами территорий: районов Куликова поля [41], Среднего Подонья [42]. В иных случаях, к примеру на Данково-Лебедянском участке течения р. Дон, первая надпойменная терраса слабо выражена, вследствие этого основная часть селищ (66 %) расположена на склоне коренного берега.
Характерной особенностью расселения является преимущественное тяготение селищ к крупным лесным массивам. Этот факт не находит своего подтверждения среди памятников района Куликова поля, расположенных севернее от рассматриваемой нами территории. Однако наблюдается их приуроченность к небольшим пойменным лесам. В отличие от Куликова поля на территории Среднего Подонья вполне отчетливо прослежено тяготение поселений к залесенным участкам речных долин [43]. Данное сходство рассматриваемой нами территории и Среднего Подонья мы объясняем близостью русско-половецкой границы.
Прибрежно-рядовая планировка селищ является преобладающей. Лишь однажды зафиксирована двухрядная застройка селищ (Каменное).
В большинстве своем селища были небольшими по площади. Установлены размеры 169 поселений. По р. Дон и р. Воронеж селища площадью до 1 га составляли 60 %, среди них селища 0,1-0,5 га - до 45 %. В бассейне нижнего течения Быстрой Сосны поселения площадью до 1 га составляли 85,4 %, среди них селища 0,1-0,5 га – 75 %. Более крупные поселения известны реже. По р. Дон и р. Воронеж памятников площадью 1-2 га насчитывалось 19 %, свыше 2 га – 21 %. В бассейне нижнего течения Быстрой Сосны поселения площадью 1-2 га составили 10,4 %, а свыше 2 га – 4,2 %. Преобладание небольших по размерам поселений (до 1 га) свидетельствует об их малодворном характере. Такой тип был широко распространен на значительных пространствах Руси. Во второй половине XII–первой половине XIII вв. на Чернигово-Рязанском порубежье система малодворных поселений только начинала складываться (21 селище). Во второй половине XIII-XIV вв. она становится господствующей (115 селищ). Это является результатом изменений в сельском хозяйстве.
В целом отмечено около 40 локальных групп памятников, которые можно связать с территориальными общинами. Для них характерно расположение сравнительно компактной группой на участке протяженностью 3-7 км. Между группами отмечено незаселенное пространство протяженностью 2-3 км и более. Как правило, одно из поселений заметно выделяется своими размерами. Кроме того, многочисленны примеры и таких памятников, которые сами по себе являлись общиной и общинным центром одновременно. В основном они имели сравнительно крупные размеры (Полозово – не менее 15 га, Яблоново 1 – 10 га, Липовка (Бехтеевка) – 3,5 га и др.). На них отмечены признаки ремесленного производства и могильники.
Локальные группы образуют группы концентрации памятников (ГКП). В ряде случаев промежуточной группой между ними является «куст памятников». ГКП соответствовали крупным административным единицам того времени или ее составным частям. На северном участке Галичьегорского ландшафтного отрезка (Данково-Лебедянский участок течения р. Дон) выявлены три ГКП, состоящие из 81 памятника XII-XIV вв. Они отождествляются нами с Романцевом, известном по договорной грамоте 1496 г. рязанских князей. В пределах Задонского ландшафтного узла, где зафиксирована одна ГКП из 31 памятника XII-XIV вв., располагается известный по той же грамоте Тешев. В бассейне среднего и верхнего течения р. Воронеж выявлены четыре ГКП, в которые входят 136 памятников XII-XIV вв. Их историческая оценка тесно связана с летописной областью Воронеж, упоминаемой под 1177 г. в Лаврентьевской летописи. В бассейне нижнего течения Быстрой Сосны известно 95 памятников XII-XV вв. В XII-XIII вв. здесь располагалась одна из крайних восточных волостей Чернигово-Северского княжества. С конца XIII–третьей четверти XIV вв. – волость Новосильского княжества. В конце XIV–начале XV вв. – самостоятельное Елецкое княжество. Изученная единственная в нижнем течении Быстрой Сосны ГКП в междуречье Воргла и Пальны нами рассматривается как основное ядро формирующейся Елецкой земли.
В пределах Чернигово-Рязанского порубежья мы выделяем шесть поселенческих моделей. Поселенческая модель возникает в результате хозяйственного освоения ландшафта. Как правило, она состоит из нескольких близрасположенных памятников. На формирование и функционирование поселенческой модели оказывали влияние факторы социально-экономического и политического характера. Наши знания о поселенческих моделях всегда будут зависеть от масштабов исследований и их результативности. Поэтому соотнесение конкретных памятников с выделяемыми поселенческими моделями является относительным.
Критерии выделяемых поселенческих моделей определяются типами памятников (городище, селище, открытое торгово-ремесленное поселение и др.) и их количеством в условной «локальной группе». Исследование отдельного памятника представляется нам наиболее оптимальным для выяснения исторической оценки поселенческой модели в целом. В дальнейшем нами учитываются признаки, включающие в себя размеры памятника; степень интенсивности жизни и характер застройки (данный критерий можно установить не только для памятников, подвергшихся раскопкам, но и имеющих распаханную поверхность); количественные и качественные показатели находок; ландшафтная привязка памятника и его связь с близлежащими поселениями.
Из известных 450 памятников с конкретными поселенческими моделями соотнесены 263 или 58, 4 % от их общего количества.
Приводимая далее таблица показывает статистическую выборку памятников и выделяемых поселенческих моделей по парагенетическим комплексам.
| Тип памятника Параге-нетический Комплекс | Городища | Селища | Могильники и одиночные погребения | Клады | Отдельные монетные находки | Всего памятников | Количество памятников в поселенческих моделях |
| 1. | |||||||
| 2. | - | ||||||
| 3. | - | ||||||
| 4. | - | ||||||
| - | |||||||
| - | |||||||
| Итого |
Таблица. Статистические данные типов памятников по парагенетическим
комплексам.
Примечания:
1- Северный участок Галичьегорского ландшафтного отрезка; 2- Задонский ландшафтный узел; 3- Семилукский ландшафтный отрезок; 4- Подрайон первой и второй надпойменных террас р. Воронеж; 5- Северо-восток Известкового Севера (верхнее течение Красивой Мечи); 6 – Соснинский ландшафтный отрезок.
Как видно из таблицы, наибольшее количество памятников, включаемых в поселенческие модели, отмечается на трех участках: Северном участке Галичьегорского ландшафтного отрезка, Задонском ландшафтном узле, Соснинском ландшафтном отрезке, что свидетельствует о большей результативности исследований.
Нами выделяются шесть поселенческих моделей. Первая из них предполагает наличие центра в виде городища или открытого торгово-ремесленного поселения с прилегающей сельской округой. Причем функции центра могут быть разными (к примеру административные, сторожевые или хозяйственные, не исключается при этом сочетание нескольких), и нами они определяются как варианты данной модели. Вторая модель представляет собой одиночное селище, территориально обособленное от остальных на 3-5 км. Как правило, его площадь превышает 1 га. Нередко на таких селищах фиксируются следы ремесленного производства. Третья модель, являющаяся производной от первой, представлена «основным» селищем и расположенным вблизи еще одним селищем незначительной площади - выселка. «Основное» селище выделяется своими размерами, признаками ремесленного производства, расположенным рядом могильником. Четвертая модель предполагает локальную группу селищ, состоящую из трех и более памятников. Иногда в такой локальной группе можно выделить основное селище, отличающееся большими размерами и иногда вещевым комплексом. Пятая поселенческая модель включает в себя несколько локальных групп селищ, концентрирующихся на небольшой по площади территории и образующих «куст памятников». Шестая модель представлена промысловыми поселениями.
Рассмотрим динамику поселенческих моделей
| Памятники Тип поселенческой модели | XII–первая половина XIII вв. | Вторая половина XIII-XIV вв. |
| - | ||
| - | ||
| Всего в поселенческих моделях: | ||
| Общее количество памятников |
Таблица. Статистические данные по соотношению памятников
с поселенческими моделями
В домонгольское время на исследуемой территории встречены пять поселенческих моделей, объединяющих 92 памятника. Наиболее типичными являются первая и четвертая модели, в которые суммарно входят 78 памятников. Причем первая поселенческая модель встречается только в это время и насчитывает 57 памятников, к которым относятся городища и селища. Она же известна в трех вариантах. Ее первый вариант является наиболее ран