Дорогая.
Теперь это было официально. Я по уши влюбилась.
☼☼☼
Дьюс наблюдал за Одноглазым Джо из Серебряных Демонов, отчалившим с дочкой Проповедника, перекинутой через его плечо, она улыбалась ему и, как сумасшедшая, махала рукой. Он покачал головой и улыбнулся. Когда девчонка исчезла из виду, улыбка пропала с его лица, и он повернулся к своему старику.
Он тоже более не улыбался.
- Милый ребенок, - проворчал Потрошитель, - лучше бы растил одну девчонку, чем вас двоих придурков.
Дьюс смотрел на отца, не отрываясь, и не упустил долгий момент, когда тот улыбался девочке и говорил с ней так, как должен был говорить со своими детьми. Он никогда этого не делал. Был слишком занят, избивая его и его брата.
Хорошие времена были.
- Проповедник в деле, - прорычал он, - заключает эту ебаную сделку с русскими прямо под твоим носом. Почему, мать твою, ты не разобрался с этим дерьмом, когда у тебя был шанс?
Ага, вот и оно. Он был вице-президентом, и собственно это всё, чем он был для своего старика. Он был кем-то, кому можно передать клуб, когда Потрошитель – и это могло произойти очень скоро – снимет с себя всю ответственность.
- Его люди опередили меня. Разрулили это дерьмо еще до того, как я впервые услышал о сделке.
От Потрошителя повеяло холодом.
- Ты такой ебаный мудак. Надо было назначить вице-президентом Кэса, надо было избавиться от тебя, пока ты еще был в пизде у этой шлюхи.
Его мать была шалавой. Не из тех, кого снимают на улице, а клубной шлюшкой. Ей было шестнадцать, когда отец подцепил ее. Кажется, ему было около тридцати тогда. Когда он родился, отец выгнал ее на улицу ни с чем, не считая той одежды, что она носила. Все воспоминания о матери заключались в нечеткой картинке: юная девушка сидит на Харлее его старика, на ее спине написано «Оливия Мартин».
Ему нравилось думать, что она начала новую жизнь где-то еще, с кем-то, кто не был похож на его отца. Обрела мир и семью, которая ее любила.
Его младший брат Кэс был результатом связи с еще одной подцепленной шлюхой. Та же история, но в разные времена.
Двадцать три года он справлялся с этим дерьмом. С него было достаточно. Он оттолкнулся от стула, уперся ладонями в стол и подался вперед.
- Никого, и когда я говорю никого, я имею в виду вообще блядь никого, не ебет, что с тобой случилось, убогое ты дерьмо. Клуб уважает своего Президента, но нет ни одного среди твоих парней, кому не было бы похуй - жив ты или сдох. У тебя есть лишь жизнь, старик, а я разбираюсь со всем прочим дерьмом в твое отсутствие. И как посмотреть – я разгребаю это все намного лучше тебя. Я не обязан навещать тебя, но я блять делаю это из гребаного уважения, и сейчас я потерял последний его клочок.
- Ты маленький говнюк, - прошипел Потрошитель, - ты заплатишь за…
- Нет. Это ты заплатишь. Я предложу цену сразу, как только уйду отсюда.
Страх промелькнул в глазах его старика. Дьюс никогда не видел ничего приятней.
- Помни, говнюк, когда ты будешь истекать кровью, это я - тот, кто заказал тебя.
Он отвернулся, прежде чем старик успел сказать хоть слово, и зашагал через комнату посещений, тяжело дыша. Его сердце бешено колотилось в груди, и он принял решение покончить с этим.
- Дьюс! – пропищал тонкий голос. Он обернулся.
Ева Фокс не поспевала за ним. Едва догнав его, она притормозила, отдышалась и протянула ему руку.
- Не сообразила поделиться с тобой, - сказала Ева, все еще задыхаясь.
Он присел и забрал маленький пакетик орешков.
Дьюс сглотнул.
Этот ребенок, этот маленький чертов ребенок, едва познакомившийся с ним, только что вручил ему его первый подарок, ничего не ожидая взамен, никаких благодарностей, никаких условий, вообще ничего. Он ошибался. Было нечто намного более приятное, чем видеть страх в глазах его старика. Ева Фокс была намного лучше этого. Если когда-нибудь у него будет ребенок, пусть он будет таким, как эта девочка.
- Спасибо, дорогая, - его голос был сиплым.
- Увижу ли я тебя снова? – она склонила голову в сторону, глаза расширены, ожидая его ответа. Он не отрывался от ее глаз. От ее охрененно необычных глаз, слишком больших для ее лица. Большие, дымчато-серые, как грозовое небо. Охуенно красивые.
- Надеюсь, так и будет, милая, - он улыбнулся.
Она ответила ему убийственно милой улыбочкой и пошла обратно к ее старику и дяде, впившимися в него взглядами и в негодовании трясущими хвостами на их затылках.
Запихнув орешки в карман, он ушел. В первом же увиденном уличном таксофоне он написал цель. Понадобился час, чтобы нашелся покупатель. Тремя днями позже его старик истек кровью на полу душевой.
Вторая глава
Прошло семь лет, прежде чем наши с Дьюсом пути снова пересеклись.
В течение этих лет мой отец вышел из тюрьмы, и я получила старшего брата и занозу в заднице – Фрэнки.
Фрэнклин Дэлува-старший был Дорожным Капитаном моего отца. Он погиб в лобовом столкновении с грузовиком-тяжеловозом несколько лет назад, а его подруга умерла несколькими годами раньше от рака груди. Как и в случае со многими другими детьми байкеров, у Фрэнки не было другой семьи, готовой позаботиться о нем. Поскольку у моего отца не было сына, он взял Фрэнки под свое крыло и планировал его будущее, как байкера из Серебряных Демонов. Мой отец дал ясно ему понять: если Фрэнки не собьется с курса и не выкинет что-нибудь, то однажды он передаст ему власть в клубе. Это все было замечательно, просто обалденно, правда была одна большая проблема – Фрэнки был зол. Все время.
Разъярен настолько, что все, что он делал, вело к дракам. В школе, в клубе, на улице, в бакалейной лавке. Фрэнки стал бы драться даже с кирпичной стеной, если бы она вывела его из себя. И вы не поверите, сколько раз стены выводили Фрэнки из себя.
Его худое пятнадцатилетнее тело было покрыто шрамами от уличных драк. С того момента, как он жил с нами, он был шестнадцать раз госпитализирован по самым разным причинам: переломы, ножевые раны и бесчисленные сотрясения.
У Фрэнки были и другие серьезные заброшенные проблемы.
Когда он только въехал к нам с отцом, у него были жуткие ночные кошмары. Он просыпался в ужасе, покрытый потом, крича во всю мощь легких. Кошмары оборачивались ночными приступами, в которых Фрэнки метался во сне, бил себя по голове кулаками, крича и плача. Мой отец удерживал его, пока он не успокаивался или не приходил в себя.
Однажды, когда отец отсутствовал ночью по своим делам, Фрэнки пробрался в мою комнату и залез ко мне в кровать. Впервые с того момента, как он жил с нами, Фрэнки спал крепко. С тех пор он всегда был в моей кровати.
И жизнь шла дальше.
Через две недели после моего двенадцатого дня рождения отец решил, что для Фрэнки настало время ехать в колонне клуба на своем байке. Когда Фрэнки узнал, что я не поеду, он был в ярости и срывался до тех пор, пока отец не прогнулся. Когда дело доходило до Фрэнки, отец всегда сдавал.
Сидя за спиной Фрэнки, на его байке, я покидала Манхэттен, следуя в Северный Иллинойс. Нашей первой остановкой должна была стать тыквенная ферма. Если твой отец и его когорта вовлечены в нелегальный бизнес и нуждаются в неприметных местах для встреч, уголовные посиделки на тыквенных фермах – дело намного более распространенное, чем можно было бы подумать.
Такие встречи обычно занимали пару дней. Взрослые оставались внутри, дети снаружи. Всегда было много криков, много драк и много выпивки. И много распутных женщин.
Я начала развиваться рано и выглядела неуклюжей – тощая и высокая, с острыми локтями и коленками. Несколько мальчишек, сопровождавших своих отцов на встречах, болтались за мной по округе, дергая меня за лямки бюстгальтера и называя меня «Пуш-аперша»[5]. Вот так я и оказалась спрятавшейся на дереве, воткнув наушники и слушая Роллинг Стоунз, болтая ногами, качая головой и распевая.
Я почувствовала, что меня тянут за носок чаксов и отдернула ногу.
- Вали отсюда, Фрэнки!
Фрэнки снова потянул меня за чаксы, я сняла наушники и посмотрела вниз на него.
Это был не Фрэнки.
Не считая его волос, которые теперь были густыми, светло песочного оттенка, спускавшимися на его плечи, он выглядел точно также. По-прежнему убийственно красив.
Он ухмылялся, и я снова увидела эти ямочки.
- Слышал, что ты где-то здесь, дорогая. Помнишь меня?
- Дьюс, - прошептала я, глядя на него, - из Рикерс.
Он захохотал.
- Вообще я не оттуда. «Дом, любимый дом» у меня в Монтане. Я просто навещал своего старика, как и ты. Помнишь?
- Потрошитель, он мне понравился, - кивнула я.
Его улыбка исчезла.
- Он умер.
Никогда не знала, что говорить людям, которые потеряли близких. Никакие слова не будут звучать правильно.
Видя отсутствующий взгляд в синих глазах Дьюса, я обязана была что-нибудь сказать.
- У него была потрясающая улыбка, - сказала я мягко, - совсем, как твоя.
Его глаза сфокусировались на мне, и он улыбнулся.
И я улыбнулась.
- Знаешь, - сказал он, вытаскивая тонкую золотую цепочку из-под грязной белой футболки и снимая ее через голову, - ты должна носить это.
Он взял мою руку и положил в нее цепочку.
- Она принадлежала моему старику. Никто и никогда не сказал ничего хорошего об этом ублюдке. Ни разу. Даже его собственная мать. До этого момента. Думаю, это теперь твое.
Я держала цепочку и рассматривала маленький круглый медальон, висящий на ней. Эмблема Всадников была на одной стороне. Слова «Всадники Ада» окружали мрачную фигуру в капюшоне, оседлавшую Харлей и сжимавшую косу в руке.
На обороте значилось «Потрошитель».
- В этот день, семь лет назад, я впервые увидел, как этот мудак улыбается. Это же был и последний раз.
Я не знала, что сказать. Поэтому ничего не ответила, просто надела цепочку на шею.
- Спасибо, - сказала я и спрятала медальон под мою футболку с Джимми Хендриксом, - мне нравится.
Кивнув, он посмотрел вдаль.
- Прогуляюсь по ферме, дорогая. Присоединишься?
Я повесила наушники вокруг шеи, засунула свой Walkman[6] в карман джинсов и спрыгнула вниз.
Не слишком задумываясь, я просто положила свою руку в его, как если бы это был отец или Фрэнки. Он посмотрел на меня сверху вниз, но не отдернул руку, его большие теплые пальцы охватили мои, и мы пошли.
Пока мы шли, Дьюс смотрел на облачное серое небо, выкуривая одну за другой сигареты, ничего не говоря.
- Тебе грустно? – спросила я.
Он взглянул на меня, нахмурившись. Я прикусила губу. Я сказала что-то не то? Может, он не хотел, чтобы кто-нибудь знал, что ему грустно. Мое сердце начало биться быстрее и быстрее, я чувствовала, как моя ладонь становится влажной, и, поскольку, моя рука была в руке Дьюса, я смутилась, и пот выступил еще сильнее.
- Младший брат умер, дорогая. Несколько дней назад.
Я остановилась и обняла его за талию так крепко, как могла.
- Мне очень, очень жаль, - прошептала я.
- Дорогая, - Дьюс отрывисто вздохнул.
Затем он опустился на колени и обнял меня так, что стало тяжело дышать, но мне было все равно, это было так здорово, и я знала – он нуждался в этом.
- Ты славный ребенок, дорогая. Славный, милый ребенок, - он прошептал мне на ухо.
Он отодвинулся и посмотрел мне в глаза.
- Обещай, что такой и останешься, хорошо? В этой гребаной жизни ты и я, малыш, были взращены дорогой и колесами. Это то, что мы знаем и то, чему мы принадлежим, но это еще не значит, что такая жизнь не возьмет с нас своё. Обещай мне! Неважно с чем ты столкнешься, неважно какая херня случится с тобой, не дай этой жизни сломать тебя и озлобить.
Я смотрела в его ледяные синие глаза, очарованная, чувствуя себя в безопасности и комфорте, окутывавшем меня, согревавшем меня. Я не могла оторваться. Хотелось спрятать это чувство в задний карман, принести домой и спрятать под подушкой, пока не наступит момент, когда я буду в нем нуждаться.
В конце концов, когда я вернулась к его словам, я кивнула.
Он провел костяшками пальцев по моей щеке и встал. Я взяла его обратно за руку, и мы продолжили прогулку. Дьюс курил, а я показывала на удивительно большие тыквы.
- Ты когда-нибудь смотрела «Это огромная тыква, Чарли Браун»[7]? – спросил Дьюс, - Этот придурок всегда меня смешит.
Я решила, что тоже очень люблю этого придурка, Чарли Брауна, и должна непременно посмотреть все, что найду о нем, как только доберусь до дома.
- Ты собираешься переодеваться в костюм на Хэллоуин, дорогая?
- Еще не решила, - ответила я ему, - Хэллоуин – тот еще праздник. Раз в год можно переодеться и притвориться кем-то или чем-то, не имеющим к тебе отношения. Другой такой возможности не будет. Не хочется, чтобы все пошло наперекосяк, понимаешь? Нужно выбирать осторожно, чтобы потом остались великолепные воспоминания, а не сожаления.
Дьюс остановился и посмотрел на меня.
- И кем ты подумываешь быть?
- Майя Энджелоу[8], - тут же ответила я, - или Элеонора Рузвельт[9].
Он подавился дымом.
- Но, - поспешно продолжила я, - чтобы переодеться в Майю Энджелоу, мне нужно как-то сделать кожу черной, не оскорбив при этом афроамериканское сообщество. Наверное, я все-таки остановлюсь на Элеоноре Рузвельт. Но я не имею в виду ничего такого. Майя была потрясающей женщиной.
- Сколько тебе лет? – спросил он резко, постукивая себя кулаком по груди.
- Двенадцать.
- Двенадцать?
В замешательстве он покачал головой.
- Я подумал, что ты очаровательный и умный ребенок, когда впервые встретил тебя, но теперь я в этом точно уверен.
Я покраснела. Дьюс – Президент, учитывая смерть его брата, «Всадников Ада» – считал, что я умная. Что могло быть круче?!
- Сколько тебе лет? - спросила я.
- Тридцать, дорогая, - он посмотрел сверху вниз на меня, поморщив нос, - староват?
Я пожала плечами.
- Папе тридцать семь. И он все еще классный.
Его глаза были близки к тому, чтобы полезть на лоб.
- Давай-ка уточним. Тебе двенадцать, скорей всего на Хэллоуин ты оденешься Элеонорой Рузвельт, и ты считаешь, что твой старик классный?
Я кивнула.
- Вот черт, - он снова покачал головой, ухмыляясь.
У меня внутри что-то рухнуло. Он смеялся надо мной.
Я выдернула свою ладонь и скрестила руки на груди.
- Я знаю, что я странная. В школе мне все это говорят. Все кроме моей подруги Ками. Они ненавидят музыку, которую я слушаю, потому что она старая. Они ненавидят мою одежду, потому что она мальчишечья. Они все считают меня уродом. Ну, давай, скажи это. Ты тоже думаешь, что я такая?
Дьюс встал на колени передо мной.
- Дорогая, ты не странная. Тебе двенадцать. И они не ненавидят тебя, даже близко нет. Девчонки завидуют, потому что ты чертовски очаровательна. Парни остаются парнями – пытаются флиртовать, но понятия не имеют, как это делается.
Ты чертовски очаровательна.
- Очаровательна?
Его губы искривились в усмешке.
- Всего двенадцать, а уже закидываешь удочки. Да, дорогая, ты очаровательна. Станешь красивой однажды. Любой парень рядом с тобой будет счастливей, чем свинья, валяющаяся в дерьме.
Я ухмыльнулась. Кто бы подумал, что слова свинья и дерьмо, использованные в одном предложении, могут сделать девушку блаженно счастливой?
- Вот так, - сказал он тихо, - вот это мне нравится видеть. Нет ничего лучше, чем очаровательная улыбающаяся девочка.
Я смотрела на него, он смотрел сверху вниз на меня. Его твердый взгляд смягчился, и я ощутила мягкость и слабость в своем теле. Что-то происходило со мной, что-то важное, почти монументальное.
Сдвиг – от ребенка к подростку. Хотя я этого и не поняла, пока не стала старше, что случилось и почему это случилось. Стоя здесь посреди тыквенного поля, я точно знала одно – я изменилась бесповоротно. И причиной тому был этот мужчина.
- ЕВА! ЧТО ЗА НАХЕР!
Я повернулась. Фрэнки несся прямо к нам, пиная на своем пути несчастные, ни в чем неповинные тыквы.
- Прекрасно, - я простонала, - Фрэнки нашел меня.
- Твой парень? – спросил Дьюс, с интересом наблюдая за тем, как Фрэнки теряет самообладание.
Я закатила глаза.
- Фуу! Он мне, как брат.
Длинные темные волосы Фрэнки были растрепаны, его карие глаза потемнели, выдавая растущую ярость. Всего пятнадцать лет, а он уже почти шесть футов ростом, и телосложением с квоттербека[10]. Он не был таким огромным, как Дьюс, но станет однажды.
- Я тебя знаю? – прошипел Фрэнки, останавливаясь всего в нескольких дюймах от Дьюса.
Дьюс поднял брови и ухмыльнулся.
- Нет, малыш. Боюсь, не имел удовольствия познакомиться раньше.
Фрэнки ненавидел, когда его называли малышом, особенно в моем присутствии. Я заметила, что его руки сжались в кулаки.
Дьюс больше не улыбался.
- Хочешь вляпаться? Я не проглатываю все это дерьмо от взрослых, и, будь уверен, не проглочу от такого мудака, как ты, прикидывающегося взрослым, только для того, чтобы стянуть с девчонки трусы.
Я закрыла глаза. Дьюс не знал Фрэнки и не был в курсе, что он просто пытается впечатлить меня, что это было обычное для него поведение.
Не дожидаясь, пока Фрэнки кинется на Дьюса и останется в итоге с надранной задницей, я встала между ними и положила руки Фрэнки на грудь.
- Я потеряла тебя, - сказала я торопливо, - искала тебя везде и не могла найти. Я попросила Дьюса помочь мне поискать тебя.
Фрэнки обнял меня и его крепкое тело обмякло, соприкоснувшись с моим. Одна его рука потерялась в моих волосах, другая крепко обнимала талию.
- Извини, - он пробормотал, - я просто думал… я не знал.. ты должна оставаться рядом со мной. Я ни хрена не способен защитить тебя, если не знаю, где ты. Если с тобой что-то случится, малышка, я сдохну. Не могу без тебя в этом мире. Блять, меня сводит с ума даже мысль о том, что ты можешь уйти.
- Фрэнки, - прошептала я, - тебе надо перестать беспокоиться. Со мной ничего не случится, и я никогда тебя не покину.
☼☼☼
Дьюс колебался, оставляя Еву наедине с этим маленьким чокнутым говнюком. Но, похоже, она была единственным человеком, способным влиять на него. И он оставил ее разбираться с этим самой.
Он знал таких, как Фрэнки, когда рос. Ударенные на голову, никому неподконтрольные, слетавшие с катушек в секунды и не доживавшие обычно до своего тридцатилетия.
Дать ему право на клуб в будущем было огромной ошибкой со стороны Проповедника. Он сам не понимал, насколько сильна была его любовь к этому мальчишке. В тот момент, когда сраные проблемы полезут одна за другой, а они полезут, как и всегда, ему будет нужен сильный лидер, чтобы вести клуб дальше.
- Давай, потрогай ее за сиськи.
Дьюс остановился рядом с захудалым сараем на границе фермы.
- Или лучше трахни ее.
- Проповедник убьет тебя, если узнает.
Он замер. Маленькие засранцы говорили о Еве.
- Я не боюсь Проповедника. К тому же она тут единственная сучка, которую уже можно трахать.
- Она же блять страшная. Ну, не считая ее сисек, да, у этой сучки отличные сиськи. Я бы трахнул ее просто, чтоб посмотреть на них.
Дьюсу будто махнули красной тряпкой. Он был в бешенстве. Еве двенадцать лет. Да, сиськи у нее уже были. Сиськи двенадцатилетней девочки. А этим уебкам уже по шестнадцать или семнадцать лет. Он щелкнул суставами на пальцах и шагнул в сарай.
Пять мелких говнюков расселись, привалившись к пустым лошадиным загонам, и курили, изображая из себя взрослых парней.
- Дьюс, - сказал один из говнюков, - в чем дело, приятель?
Он не ответил, просто приблизился к первому из них и пнул его в лицо, затем двинулся к следующему. Держа за шиворот говнюка номер два, он плюнул ему в лицо, наградил ударом в живот и отбросил в сторону.
Оставшиеся три забрались на спрессованные тюки сена.
- Спускайте сюда свои задницы, - сказал Дьюс, доставая из-за спины пистолет, - и принимайте свое ебаное наказание, как мужчины, которыми вы не являетесь. В противном случае у меня есть несколько пуль с вашими ебаными именами на них.
- Какого хрена мы сделали? – взвизгнул один них, прыщавый нескладный засранец.
- Спускайтесь. Блять. Вниз, – Дьюс указал пистолетом на место, где они сидели всего несколько минут назад.
Они спустились.
- Я слышал, вы болтали о Еве. Увижу, что вы смотрите на нее, увижу вас ближе, чем за сотню футов от нее, считайте, что вы все – покойники. Доступно?
Вытаращив глаза, они закивали.
- Я собираюсь найти ваших отцов после, чтобы рассказать, каких ублюдков они растят. И я ожидаю, что они выбьют все это дерьмо из вас, но для начала вы будете иметь дело со мной.
Он схватил третьего говнюка за его маслянистые волосы и ударил его головой о свое колено. Сохраняя спокойствие, он отшвырнул его в сторону.
Номер четыре нассал под себя в тот момент, когда Дьюс сделал шаг к нему. Смеясь, он двинулся к последнему. Тот, что назвал Еву страшной. Сжимая его шею, Дьюс засунул ствол пистолета в рот мальчишке.
- Точно знаю, что у тебя есть пара сестер. Еще знаю, что одна из них всего на год старше Евы. Может, найдем твою младшую сестренку и трахнем ее? Как думаешь, мне стоит позвать кого-нибудь из своих ребят, тоже трахнуть ее? Мы могли бы делать это одновременно. Выебать ее в рот, в ее киску, в ее задницу? Звучит неплохо?
Плача, парень мотал головой.
- Ты будешь уважать женщин, маленькое дерьмо. Это блять была женщина, что заботилась о тебе, когда ты был в ее теле, когда рожала тебя и блять любила тебя, и это будет женщина, что согреет тебя ночью, допустит к своему телу, и это снова будет женщина, что позаботится о твоих ебаных детях. Прояви гребаное уважение, понимаешь? Прояви гребаное уважение к каждой из них, или я прикончу тебя.
Он ослабил хватку, и парень упал на колени, сдерживая рвотные спазмы.
- Маленькие уебки, - пробормотал Дьюс. Он уходил, убирая пистолет обратно за джинсы.
Третья глава
Мне было шестнадцать. Это было лето на Манхэттене. И это было первое воскресенье месяца.
Посередине, между баром «Мориссей» и Восточным продуктовым магазином, на крыше пятиэтажного здания, построенного из портлэндского песчаника и принадлежавшего клубу Демонов, в самом разгаре было ежемесячное «семейное» барбекю клуба. Подруги и жены, дети, кузены, друзья семей и бизнес-партнеры, все они болтали и смеялись, пили и танцевали, а хотдоги и бургеры переворачивались на гриле также быстро, как опустошались кеги пива.
Во главе общего стола сидели я и Фрэнки, прислонившись друг к другу, разделяя пару наушников. Мой плеер был зажат между нами, наши головы соприкасались, пока мы кайфовали под Лед Зеппелин. Моя рука повисла на широких плечах Фрэнки, его рука скользила вверх-вниз по моему бедру, и его пальцы отбивали ритм песни.
- Держим ухо востро, братья, Всадники здесь!
Я повернула голову направо.
- Прячьте своих женщин! - последовал еще один крик, на этот раз сопровождаемый громким хохотом и женским хихиканьем.
Я смотрела, как большая группа мужчин, одетых в кожу, присоединялась к толпе на крыше. На их спинах были нашивки с символикой клуба Всадников Ада.
В точности такая же была на моем медальоне.
Мое сердце забилось сильней. Был ли Дьюс среди них? Я просматривала толпу, но Всадники уже растворились в море людей.
Фрэнки сжал мое бедро, привлекая внимание. Я вытащила наушник и встретилась с ним взглядом.
- Хочешь, принесу выпивки на потом? Может сигарет?
Барбекю Демонов были известны тем, как безумно они заканчивались. Чаще всего последние из оставшихся байкеров вырубались до полуночи. В это время их потомство начинало свою вечеринку, довольствуясь остатками выпивки и дури.
- Ага, - я улыбнулась ему.
Фрэнки поднялся, пробежался пальцами по моим длинным темным волосам и притянул мою голову к своему твердому животу.
- Скоро вернусь, - прошептал он. - И Ева?
Я посмотрела наверх.
- Никуда блять не уходи, пока я не приду.
Закатив глаза, я воткнула наушники и продолжила качать головой, отстукивая ритм ногами, слишком громко распевая и счастливо игнорируя открытые рты, появлявшиеся в ответ на мое пение.
Средняя школа была непростым временем для меня, но я оставалась собой вместе со всеми своими странностями. Я приняла себя и была в согласии вместе со всеми своими сдвигами. Я была тем, кем была, и меня не заботило, что на этот счет может прийти в головы окружающих. Старшие классы, в итоге, были удачными для меня. Я была очаровательной, я была популярной, и у меня была прорва друзей. Я полагала, что большинство моих подружек терлись рядом только из-за Фрэнки, пытаясь захомутать его. Фрэнки был хорош собой, крупный, с аккуратными мелкими чертами лица. Он был чистокровного итальянского происхождения со своими карими глазами цвета темного шоколада и густыми растрепанными волосами, которые он не обрезал.
Девчонки стекались к нему, и он коллекционировал их, никогда не повторяясь с одной и той же. Так что, не считая необходимости слушать, как все девчонки в школе ноют и чахнут по Фрэнки, жизнь была хороша. Все было весело и незамысловато, и я была счастлива.
Мой взгляд блуждал по напольному покрытию, на меня упала тень, и пара кожаных ботинок вошла в поле моего зрения. Я разглядывала их. Черная зернистая кожа, прорезиненная подошва. Ближе к лодыжкам обнаружились металлические пряжки, их контуры были резкими, четкими. Сексуально.
Я посмотрела наверх.
- Вижу, все еще носишь чаксы и поешь, не попадая в ноты.
Да. Резкие и сексуальные. В точности, как мужчина, носящий их.
Дьюс улыбался, показывая ямочки, и все было идеально в нем – его ледяные синие глаза, его светлые волосы, собранные в короткий хвост. Он был таким же крупным, каким я запомнила его, широкоплечим, прекрасно сложенным, и он возвышался надо мной, став, наверное, вполовину мощнее. В обтягивающей белой футболке, отделанных кожей, низко сидящих джинсах, он выглядел возбуждающе. Когда я улыбнулась ему в этот раз - это не был восторг маленькой девочки. Это было сексуальное влечение моих шестнадцати лет.
- Ева, мать ее, Фокс, – протянул он. - Ты выросла.
- Дьюс, - ответила я, озорно улыбаясь, - ты постарел.
Он засмеялся, закинув голову назад. Его смех – низкий, гулкий, как гроза – заставил мой желудок сжаться, и мои соски затвердели. Я была не единственной сраженной женщиной. Несколько дамочек на крыше открыто и заискивающе смотрели на него.
Пошарив под жилетом, Дьюс вытащил пачку сигарет. Он не отводил взгляда от меня, пока закуривал.
- Сколько тебе сейчас лет, дорогая? Восемнадцать, девятнадцать?
- Шестнадцать, - прошипел Фрэнки, появляясь рядом со мной, - шестнадцать гребаных лет.
Глаза Дьюса впились в Фрэнки, и я наблюдала, как постепенно в них появляется узнавание. Радости в этом узнавании не было.
- «Чокнутый нахрен Фрэнки», - сказал Дьюс, ухмыльнувшись. – Такой блять молодой собрат, и уже такая впечатляющая репутация.
Фрэнки уже заклеймили «Чокнутым Фрэнки» несколько лет назад… потому что он был чокнутым.
- Лучше отъебись от Евы, Всадник, - Фрэнки смотрел на Дьюса, сжав руки в кулаки.
Я подергала его за жилет.
- Остынь. Они с папой друзья.
Фрэнки перевел взгляд на меня.
- Нет, детка, не друзья. Они вместе в деле. А это охуенно большая разница. Ты не должна с ним общаться, он блять опасен. Если бы Проповедник мог, то давно отправил его в могилу.
Я изумленно уставилась на Фрэнки.
- Так, как оно есть, малыш, - пожал он плечами.
Совершенно не впечатлённый болтовней Фрэнки о его смерти Дьюс глубоко затянулся и выпустил длинную струю дыма прямо в лицо Фрэнки. Тот побагровел от ярости.
- Грохнул двоих парней Бэннона на прошлой неделе, да, Фрэнки? Слухи быстро разлетаются. Говорят, он охотится на тебя. Ты все время держишь Еву рядом, пораскинь, может теперь это опасно для нее?
Я разинула рот.
- Ты убил кого-то? - прошептала я, шокированная тем, что Фрэнки был способен на убийство. Я знала, такое случалось, когда в делах клуба все шло не очень гладко, но напрямую об этом мне никто не говорил, и я едва могла представить, что мой девятнадцатилетний брат мог в такое вляпаться.
- Уебок, - тихо и яростно сказал Фрэнки, сфокусировав потемневшие глаза на Дьюсе и раздув ноздри.
- Так, как оно есть, собрат, - Дьюс бросил Фрэнки обратно его же слова, пожимая плечами.
- Фрэнки, - прошептала я, - Бэннон убьет тебя.
Микки Бэннон был плохим парнем. Настолько плохим, насколько плохой была ирландская мафия. Большей частью своего бизнеса он распоряжался в Питтсбурге, но его связи шли дальше, даже за океан. Я знала, что у отца были проблемы с ним, срывались сделки, но я не думала, что все пойдет так далеко и закончится убийством.
Не отрывая глаз от Дьюса, Фрэнки сжал мое плечо.
- Нет, детка. Я уже обо всем позаботился. Я и Трэй. Никто блять не явится.
Трэй, старший сын дяди Джо, был моим кузеном и весьма неприятным парнем. Ну… он был добр ко мне и к своей матери, но на этом его хорошее отношение к людям заканчивалось. Трэй, замешанный в убийстве, - это даже не звучало, как новость, для меня.
Дьюс хмыкнул.
- Твоей кровати скоро понадобится новый столбик в изголовье, чтобы продолжить делать насечки на нем. Ты сгребаешь трупы быстрей, чем немцы вывозили евреев в лагеря.
Рефлекторно я дернулась в сторону от Фрэнки.
- Что?!
- Ева, – он потянулся ко мне.
- Нет! Я хочу, чтобы ты ушел прямо сейчас.
- Можешь беситься и дальше, Ева, мне насрать! Но даже не думай, что я оставлю тебя одну с этим мудаком.
- Как долго ты таскаешься за ней, Фрэнки? Защищая ее от охуенно страшного «ничего»?
- Десять лет, - подсказала я Дьюсу. Фрэнки посмотрел на меня сверху вниз.
- Потащишься за ней в ее светлое будущее? Съедешься с ней и ее мужчиной? Будешь их сраной нянькой?
Вместо того чтобы смотреть ему в лицо, Дьюс наблюдал за руками Фрэнки, ожидая его броска, готовый скрутить его. Раз он знал о репутации Фрэнки, то и понимал, что режима предохранителя у него нет, и значит, он целенаправленно провоцировал его.
- Я. Ее. Мужчина, - Фрэнки сплюнул сквозь зубы. - Любые ебаные дети, которые у нее появятся, будут моими.
Ну, Боже мой.
- Фрэнки, - сказала я сурово, - во-первых, ты не мой мужчина. У меня нет мужчины вообще. И в планах на ближайшее время у меня не стоит поиск такового. Особенно перетрахавшего всю мою школу. Во-вторых, я не желаю говорить о гипотетической свадьбе или детях. Вообще никогда. И третье, если ты еще раз ввяжешься в спор с одним из папиных партнеров, с которым у него все налажено, я скажу ему, и он прибьет тебя. Не просто отправит полежать в госпиталь с небольшим сотрясением мозга, а отправит в могилу. Так что сделай одолжение, иди, возьми пива, прогуляйся, найди того, кто тебе отсосет, неважно. Просто успокойся, черт возьми. И наконец, мне нужно время, чтобы все это уложилось в моей голове. Так что, пожалуйста, дай мне отдохнуть от тебя.
Фрэнки зарычал на меня. Серьезно, он зарычал.
- Я скажу папе, - предупредила я.
- Ты блять хоть немного представляешь, насколько этот говнюк опасен?
Я взглянула на Дьюса. Наши глаза встретились, и эта синева засосала меня куда-то внутрь. Ох, он был красив.
- Думаю, он опасен не более твоего, - ответила я, все еще смотря на Дьюса, не в силах отвести взгляд. – Так что уходи, - потребовала я.
- Мы поговорим позже, Ева, - сказал Фрэнки, все еще взбешенный, - рассчитывай на это.
Он ушел в толпу.
- Парень влип по уши, дорогая, не отрывается от тебя, - сказал Дьюс, присаживаясь рядом со мной. Я закинула правую ногу на стол и повернула голову к нему. Неожиданно все мои органы чувств пришли в состояние сверх готовности. Его близость позволяла мне почувствовать запах пота летнего дня на его коже и алкоголя в его дыхании. Все вместе это не был неприятный запах. Он напоминал мне… о чем-то по-настоящему мужском.
- Не то чтобы я виню его. Если бы я был в его возрасте, и ты была моей, я бы тоже так подскакивал и кидался.
Если бы я был в его возрасте, и ты была моей. Ох. Просто… Ох.
- Я ничья, - бросила я в ответ.
Он поднял бровь.
- Не думаю, что Фрэнки согласен с этим.
Я хмыкнула.
- Фрэнки – шлюха.
- Он трахает твоих подружек?
- Ага. Всех их кроме Ками, она моя лучшая подруга. Она к нему никогда не прикоснулась бы.
Мы с Ками пошли вместе в подготовительную школу сразу после детского сада. Она была дочерью бывшего сенатора и его наследницей. Ее растили няни, и она проводила большую часть своего времени со мной, но избегая Фрэнки. Он ей не нравился, и, если честно, думаю, она побаивалась его.
Ухмыляясь, Дьюс покачал головой.
- Он пытается привлечь твое внимание. Пытается заставить тебя ревновать. Слепой бы блять заметил, как сильно мальчишка желает стянуть твои трусы.
Выругавшись, я поморщила нос.
- Этого не случится. Он мне, как брат. Кроме того я не собираюсь заводить себе бойфренда. Парни мне даже не нравятся.
Кроме него. Только Дьюс не был парнем, он был мужчиной, таким взрослым. Нелепо было испытывать подобные чувства, но я ничего не могла поделать. Каждая клеточка всего моего существа была одурманена его присутствием. Я продолжала ловить себя на том, что тянулась в его личное пространство.
- Дорогая, ты просто не встретила правильного парня, - сказал он, улыбаясь, - если бы ты была чуть старше…
Он прекратил говорить и покачал головой.
- Если бы я была старше…- продолжила я, нуждаясь в том, чтобы услышать несказанное.
Он наклонился в сторону и склонил голову ко мне. Его губы скользнули по моей щеке.
- Будь ты старше, дорогая, ты была бы на заднем сиденье моего байка и в моей чертовой постели, и тебе это не просто понравилось бы, ты бы это обожала и молила меня о большем.
Мои губы приоткрылись, и я втянула в грудь так нужный мне воздух. Срань Господня. Я чувствовала сказанное всем телом, до пальчиков ног и обратно наверх.
И я хотела чувствовать это снова. И снова. Только голой и обвивающей тело Дьюса.
- Вот оно, дорогая, - сказал он мягко, его губы медленно изогнулись в сексуальную ухмылку, - ничто не сравнится с очаровательной возбуждающейся девушкой.
Я. Просто. Смотрела.
- Заднее сиденье байка ждет тебя и уже скоро, малыш, потому что то, как ты смотришь на меня, говорит мне, что ты хочешь этого. И ты хочешь этого сильно.
Отталкиваясь от скамьи, он подмигнул мне и исчез в толпе.
Мое сердце колотилось, я оглянулась по сторонам, чувствуя себя смущенной и беззащитной, но никто не обращал на меня внимания.
Я воткнула обратно наушники и снова начала петь, хотя и не так громко, как обычно, поскольку мой голос дрожал.
☼☼☼
Дьюс долго стоял на крыше после того, как все двинули внутрь клуба, чтобы продолжить вечеринку – трахаться или отключаться по углам.
Внутри него горел ад внутренней битвы, и он уже наполовину прикончил бутылку Ягермайстера и две пачки сигарет, пока сражался.
Ева. Эта гребаная девчонка. Она должна была оставаться неуклюжей и тощей, с этими коленками и локтями, и ногами, слишком длинными для ее тела, и неуверенностью, пылавшей в ее больших серых глазах.
Теперь она была чертовски красива. Черты ее лица были изящно выточены, детский жирок сошел, кожа была цвета слоновой кости везде, где видел его глаз, темные вьющиеся волосы спадали на спину, блять, и эти пухлые губы. Ее отвратное пение. Эти чертовы чаксы. Эти ебаные сиськи. Охуенно полные и тяжелые, с твердыми сосками, давящими на потертую футболку Харлей Дэвидсон. Джинсы, большеватые и мешковатые, очень низко повисшие на ее бедрах, достаточно низко, чтобы видеть ее бедренные кости.
Он хотел внутрь нее. Это было ненормально, и он знал это. Прямо как его старик. Но что поделать, так и было.
И он был не единственным. Фрэнки хотел ее безумно, с каким-то нездоровым стремлением. Парень ебнулся. В его глазах рождалось сумасшествие каждый раз, когда он смотрел на нее. Дьюс ревновал. Ева была лакомым куском. Такая сладкая, такая сообразительная, и то, что ей было похер на все это мэйнстримовое дерьмо, делало ее только желанней.
- Блять, – пробормотал он. Надо было убираться отсюда. Садиться на байк и уебывать подальше с Манхэттена. Подальше от Евы, блять, Фокс и ее глаз, засасывающих его душу.
Он тверд