Петр (Прутяну), игум. Рассуждение о связи между исповедью и причастием // Православие в Португалии / URL: https://lusortodoxia.com/2017/05/11/ispovedi-prichastie/ (Дата обращения: 01.05.2019).
Реферат игумена Петра (Прутяну) на епархиальном съезде Корсунской Епархии, Париж, 8 мая 2017.
– Ваше Преосвященство, Преосвященнейший владыко,
– Всечестные отцы и уважаемые участники нашего епархиального съезда!
ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!
Во-первых, хочу благодарить владыку Нестора и его ближайших помощников за организацию этого съезда, который проходит сегодня в новом здании нашей епархии. А также хочу поблагодарить за то, что мне было предоставлено честь выступать перед клириками нашей епархии, хотя большинство из вас имеют больше духовного и пастырского опыта чем я.
Буду рад если мое выступление будет для вас интересно и полезно, а в конце этого реферата мы сможем поделится между собой опытом и знаниями по этой теме.
Мой реферат называется: «Рассуждения о связи между Исповедью и Причастием, на основании документа – Об участии верных в Евхаристии », принятым Архиерейским Совещанием и Священным Синодом в 2015 г[1]. На самом деле, проект документа был составлен Межсоборным Присутствием ещё в 2013 г[2]., после чего он вызвал много бурных и, одновременно конструктивных дискуссий и переработок. В этих дискуссиях участвовал и я, предлагая свои рассуждения о связи между Исповедью и Причастием[3]. Несмотря на это, именно эта III глава документа осталась очень скудной и непонятной, что и даёт нам повод продолжить беседу на эту тему.
Напоминаю, что постановления документа по данному вопросу сводятся к трём пунктам:
1. «Готовящийся ко святому причащению совершает испытание своей совести, предполагающее искреннее раскаяние в совершенных грехах и открытие их перед священником в Таинстве Покаяния»[4]. Далее, документ признает, что исповедь перед каждым причастием связанно с низким уровнем воцерковления большинства верующих, и обязанностью священника оценить их подготовку или неготовность к причастию.
|
|
2. «В отдельных случаях в соответствии с практикой, сложившейся во многих приходах, духовник может благословить мирянина приобщиться Тела и Крови Христовых несколько раз в течение одной недели (например, на Страстной и Светлой седмицах) без предварительной исповеди перед каждым причащением кроме ситуаций, когда желающий причаститься испытывает потребность в исповеди. При преподании соответствующего благословения духовникам следует особо помнить о высокой ответственности за души пасомых, возложенной на них в Таинстве Священства»[5].
3. «Таинство покаяния должно совершаться по возможности вне Божественной Литургии, дабы не лишать исповедающего и исповедающегося полноценного участия в совместной Евхаристической молитве. Недопустимо совершение исповеди помогающим за литургией священником во время чтения Евангелия и евхаристического канона. Исповедь желательно проводить преимущественно с вечера или до начала Божественной литургии»[6].
***
Понимаю логику этих сверхосторожных формулировок, имея в виду псевдо-традиционалистские воззрения многих наших верующих и даже клириков, а также отсутствие какой-либо «евхаристической дисциплины» во многих храмах наших так называемых «православных стран». Но, наверно, вы согласитесь, что эти тезисы не совсем подходят для приходов, которые доросли до уровня «евхаристической общины», а священник знает каждого из тех, которые еженедельно участвует (не просто присутствует) в богослужениях.
|
|
Я думаю, что много приходов нашей епархии уже соответствуют более высокому уровню воцерковления верующих, что и позволяет нам переосмыслить некоторые идеи касающихся связью между Исповедью и Причастием, тем более что мы живём среди католиков, которые вообще не имеют таких «требований», а вокруг нас служат священники разных православных юрисдикций, которые часто имеют иной подход по данному вопросу. Поэтому я считаю важным изучать подробнее древнюю практику всей Православной Церкви и, одновременно, иметь гибкость в её адаптации не только к каждой общине, но и к каждому верующему в отдельности. Думать, что в одном приходе один только священник достоин служить и причащаться по 3-4 месяца без исповеди, а все остальные верующие, в том числе дети едва переступившие семилетний возраст, не могут причащаться даже 3-4 недель подряд без исповеди, я считаю опасным «раздвоением стандартов».
Поэтому, хочу привести некоторые исторические и канонические сведения, которые позволят нам расширить свой кругозор.
ВВЕДЕНИЕ
Сакраментальная исповедь является «одним из основных элементов таинства Покаяния»[7], но исповедь не тождественна покаянию, и не исчерпывает её. Например, покаяние без исповеди возможно, а исповедь без покаяния не имеет никакой силы! Хотя эти высказывания могут кому-то показаться банальными, на самом деле все не так просто, если учитывать западные богословские споры и современную православную практику.
|
|
Возможно, корни наших искажённых взглядов восходят в том числе к тридентскому догмату о том, что покаяние совершается только через исповедь, и нет покаяния вне исповеди[8]. Понятно, что это догматическое определение было спровоцировано протестантами, которые проповедовали важность покаяния (особенно перед крещением), но не признавали исповедь как тайнодействие. Но почему-то православные, даже больше чем современные римо-католики, впадали в другую крайность, и часто отождествляют покаяние с исповедью, не признавая другие «формы» прощения и отпущения грехов, кроме крещения и исповеди[9]. И поскольку «богословие» не является абстрактной теорией, а проявляется в духовной жизни Церкви, мы наблюдаем что:
– верующие не воспринимают покаяние как образ жизни и, по сути, не каются в своих грехах, поскольку вся их надежда связана с «разрешительной молитвой», а епитимью (которая налагается все реже и реже) воспринимают как наказание, а не как терапию;
– миряне не способны «испытывать себя» перед причастием (1 Кор 11:28) и, тем более, не воспитаны, чтобы самостоятельно идти ко Господу, ведь духовник только «указатель» и помощник;
– «исповедальный конвейер» перед Причастием никак не делает мирян более достойными к принятию Евхаристии, а только «успокаивает совесть» священника и мирянина, и приводит к профанации церковных таинств;
– очень часто миряне, а иногда и духовники, путают исповедь с духовной беседой и, хуже всего, с приёмом у психолога;
– иногда, особенно в постах и на больших праздниках, священники не справляются с потоком людей и «вынуждены халтурить»;
– создаются двойные стандарты для клириков и мирян в подготовке к Причастию;
– очень мало священников готовы и способны быть духовниками, а учебная программа духовных школ не готовит их достаточно к этому.
Изучая эту тему, я нашёл либо абстрактные исторические исследования о том, что было в прошлом[10], либо какие-то практические советы, которые пренебрегают не только древний опыт Церкви, но и современную практику других Поместных Церквей. Здесь я постараюсь совместить исторические данные и анализ конкретных практических проблем воедино.
ПОКАЯНИЕ И ЕГО ЗНАЧЕНИЯ
Слово «покаяние » происходит от греческого μετάνοια[11], которая означает «перемена ума», «перемена мыслей». Обычно русские (и не только) воспринимают покаяние только как раскаяние, то есть сожаление или укор совести о совершенном грехе. Это соответствует еврейскому пониманию покаяния – тшува (ивр. תשובה), поскольку в Ветхом Завете, не имея полноту благодати, люди не могли «сотворить достойный плод покаяния» (Мф 3:8) «ко спасению» (2 Кор 7:10), а старались хотя-бы осознать свой грех и повернуться лицом к Богу, чтобы Он увидел народ Свой и помиловал его[12].
В Новом Завете «покаяние» не только обретает более глубокий смысл, но является и основой проповеди Иоанна Крестителя (Мф 3:2), Самого Иисуса Христа (Мф 4:17), а потом и Его учеников (Деяния 2:38) и всей Христовой Церкви. Апостол Павел считает, что покаяние превращает «человека душевного» в «человека духовного», который имеет преображённый ум — «ум Христов» (1 Кор 2:14-16).
Первые христиане воспринимали покаяние как обращение ко Христу через крещение. Более того, в первые три века христианской эры ко крещению допускали только после продолжительной катехизации, а кандидатам требовалось ещё до крещения принести свидетельство чистой жизни. Было недопустимо, чтобы крещёный христианин по-прежнему совершал тяжёлые грехи (I Ин 3:09, 5:18; Евр 6:4-6). Если же случалось, что кто-либо из христиан совершал тяжкий грех, его отлучали от евхаристической общины (I Кор 5:1-5), а спустя некоторое время, если человек приносил свидетельство своего покаяния, его принимали вновь (2 Кор 2:3-11). Конечно, ранние христиане имели сознания своей греховности (1 Ин 1:8-10), но покаяние за грехи рассматривалось как непрерывный процесс, радикальный этап которого имеет место перед крещением, а затем становится постоянным духовным деланием до конца жизни. Особый акцент ставился на „исследование совести” (1 Кор. 11:28). В малых грехах, которые совершал каждый человек, люди „исповедовались друг другу” и „молились друг за друга” (Иак 5:16, 1 Ин, 5:16-17). Разумеется, наибольшее внимание уделялось ежедневному покаянию перед Богом, особенно перед принятием Святых Таин (см. Дидахи 4:14), а прощение за эти грехи даровалось через само приобщение Телу и Крови Христовым, которое даются как раз „во оставление грехов и в жизнь вечную”. Многие древние Литургии, и даже современная римская месса, имеет в самом начале обще-покаянные молитвы, но не как аналог нашей частной исповеди, а как «исследование совести» перед причастием. Никакие разрешительные молитвы или формулы не произносятся, но каждый прощает друг другу, в том числе верующие молятся за священника!
ПОКАЯННАЯ ДИСЦИПЛИНА ДРЕВНЕЙ ЦЕРКВИ
Мы знаем, что силу отпускать грехи апостолы получили от Самого Господа (Мф 16:19, 18:18; Ин 20:22), но древние христиане понимали это полномочие апостолов и епископов не в смысле современной сакраментологии, но как духовную власть отлучить или же примирить с Церковью тех, кто совершил тяжкие грехи после Крещения. Конкретного обряда исповеди, по крайней мере в первые три века, не было.
Однако уже в IV в. мы видим существование двух совершенно разных типов исповеди – приходского и монашеского, между которыми позднее произошло „слияние”.
а) По крайне мере до VII века на Западе, а на Востоке даже до IX века в приходах исповедь совершалась только в случае тяжких грехов – идолопоклонства, отступничества, блуда, убийства, воровства и других грехов, которые считаются „смертными” (1 Ин 5:16). С самого начала, такая исповедь принималась единственный раз после крещения (см. «Пастырь Ерма», Тертуллиан[13] и др.) или не более двух-трёх раза в жизни[14], а христиане, которые со всей серьёзностью относились к своей жизни после крещения, практически никогда не исповедовались, хотя и причащались на каждой воскресной или даже ежедневной литургии. До конца IV века, в случае тех грехов, о которых знала вся община, такая исповедь совершалась прилюдно[15], а в тех случаях, когда община не знала о грехах, в них тайно исповедовались епископу или делегированному им священнику. После исповеди епископ или даже поместные соборы (см. 5 правило Первого Вселенского собора) принимали решение об отлучении до 10 лет и больше. В зависимости от интенсивности покаяния кающегося, срок отлучения от причастия мог быть сокращён или продлён. По истечении установленного срока епитимьи человека допускали к причащению автоматически, а в некоторых местных традициях – через возложение рук епископом[16] или помазание освящённым елеем[17] накануне больших праздников.
Такая строгая покаянная дисциплина не смогла долго удержатся поскольку, после Миланского эдикта (313 год), в лоно Церкви стали принимать всех желающих, хотя жизнь многих не соответствовала Евангелию. И, несмотря на то что людей продолжали готовить ко крещению, число христиан, которые совершали грехи, отлучавшие от Причастия, все возрастало. Так, Церковь была вынуждена налагать на людей разные епитимьи для соблюдения покаянной дисциплины. Но даже в этой ситуации исповедь в присутствии епископа или священника не была обязательным условием для Причастия, но каждый шёл на исповедь по зову своей совести. Святитель Иоанн Златоуст, называемый также „учителем покаяния”, часто упоминает об исследовании совести и искреннем покаянии за грехи, но редко когда под этим он подразумевает исповедь грехов у священника. Вполне вероятно, что ни сам святитель Иоанн Златоуст, ни святитель Василий Великий никогда не исповедовались так, как мы это делаем сейчас, поскольку это бы означало, что у них были тяжкие грехи, а значит, и препятствия в священническом служении, однако их жития свидетельствуют об обратном. Важно ещё вспомнить, что все великие иерархи тех времён приняли крещение в зрелом возрасте и с полным осознанием христианского призвания.
К сожалению, особенно после периода иконоборчества, условия для крещения практически исчезли, и это привело к введению ряда условий (изначально отсутствовавших) для Причастия. Одновременно с этим резко сократилась частота причащения. Если в первые века было недопустимо, чтобы кто-либо принимал участие в Божественной литургии, не причащаясь (!)[18], то после VI века литургию все чаще рассматривают как изображение символов и мистических образов, которые могут духовно возвысить человека и без евхаристического причащения. Позже, одновременно с введением номинальных поминовений на проскомидии (XI-XII вв.) и развитием ошибочных представлений об „омытии грехов” поминающихся, суть литургии стала ещё более размываться. Ведь для того чтобы тебя поминали на проскомидии, не было необходимости ни поститься, ни исповедоваться, в то время как для Причастия требовалось и то, и другое, и много чего ещё.
б) Существовала и монашеская исповедь, которую принимал духовный отец („старец/геронда”), чаще всего нерукоположенный (игуменья, если речь идет о женских монастырях)[19]. В данном случае шла речь об исповеди помыслов и получении личных советов в отношении духовной брани. Такая исповедь не касалась серьёзных грехов, которые предполагали бы отлучение от Причастия и обращение к местному епископу.
Согласно историко-литургическим источникам, ни одна из этих двух практик исповеди не имела своего литургического чина вплоть до XI века. Более того, лишь в XVI веке, сначала на Западе, затем на Востоке (в XVII в.), распространилось представление о том, что исповедание своих грехов в присутствии епископа или священника является единственной формой покаяния, а те грехи, которые не отпустил епископ или священник, не прощаются. Оба представления неверны и опасны. Именно они стали основной причиной «слияния» двух типов исповеди, которые практиковались не только в монастырской среде, но и в миру. Наложение этих двух типов исповеди исказило смысл каждого из них, и эффект не всегда был положительным.
В этот же период монастырский типикон получают все большее распространение в миру. В XIV веке устав монастыря св. Саввы стал нормой для всей Церкви, а монашеское влияние на всю её жизнь достигло своего апогея благодаря исихазму. Этот внутренний исторический контекст Церкви, и одновременное вторжение мусульман с Востока, и схоластическое влияние с Запада, привели к тому, что люди стали причащаться ещё реже. Если же они хотели причаститься, им надлежало следовать монашеской практике подготовки к Евхаристии, исповедуя все грехи, в том числе помыслы. Монахи даже начали писать различные руководства к исповеди (т. н. «вопросники»), уча мирян, как „правильно” исповедоваться.
Только в XIX веке, да и то лишь в греческом пространстве, в отношении формы и частоты исповеди была предпринята попытка вернуться к древней практике Церкви. Так, в наши дни греки и православные арабы причащаются относительно часто, но идут на исповедь только тогда, когда ощущают в этом потребность, не будучи обязанными исповедоваться перед каждым причастием. Никто не отрицает существование некоторых злоупотреблений в этой практике, но она лучше всего соответствует древней традиции Церкви.
На Афоне, к примеру, существуют монастыри, в которых „сакраментальная исповедь” совершается только два или четыре раза в год, а монахи причащаются от двух до семи раз в неделю. Если братьям нужны какие-либо советы от настоятеля или хотят исповедовать свои помыслы, то они могут это делать и каждый день. Однако это уже не сакраментальная исповедь, а лишь духовная или подчас чисто человеческая беседа.
Ни сакраментальная исповедь, ни духовные беседы не ведутся во время богослужений и даже не в храме. Настоятель и его духовное чадо беседуют, сидя в специальном кабинете, а в случае сакраментальной исповеди, в самом конце, настоятель берет епитрахиль и читает соответствующие молитвы. Все очень просто и личностно, а в женских монастырях (многие из которых являются подворьями афонских монастырей) исповедание помыслов совершается перед игуменьей, и только в случае более серьёзных грехов игуменья может направить сестру к священнику-духовнику для чтения над ней необходимых молитв.
Насколько это правильно?
Следует помнить, что в первом тысячелетии христианства понятие «сакраментального таинства» относилось только ко Крещению и Евхаристии (а все остальные священнодействия были связаны с Евхаристией[20]. Только западная схоластика, а затем и православное богословие (лишь в XIII-XIV вв.) включают в число „таинств” и покаяние / исповедь.
Под „таинством исповеди” нам не следует понимать „секрет исповеди”, что конечно, является древней канонической дисциплиной Церкви и никто не ставит её под сомнение. А вот с догматической точки зрения, исповедь может быть названа „таинством” только в самом широком смысле этого слова (так же, как, например, освящение воды), но фактически она не является таинством, а предшествует всем «таинствам», и именно поэтому её чин не начинается со слов „Благословенно Царство…”, а некоторые чины предписывают совершение исповеди в притворе или в особых помещениях, а не в церкви, и, уж конечно, не во время литургии. Если у кающегося нет больших грехов, исповедь может быть простой духовной беседой, во «внелитургической» обстановке, а в сакраментальной исповеди (с молитвами и разрешением от грехов) нуждаются только те, кто из-за тяжёлых грехов отпал от Церкви и ищет примирения с ней и со Христом.
ИСПОВЕДЬ И ПРИЧАСТИЕ
Священное Писание и святоотеческое предание нашей Церкви уделяют большое внимание духовному росту, который возможен только через созревание духовного сознания. Разумеется, более частая исповедь помогает в этом, но только «среднему классу» верующих. Те, кто приходят в храм от случая к случаю, не понимают, почему им следовало бы чаще исповедоваться. Это может их даже пугать. А тех, кто обладает каким-то духовным опытом, это утомляет или замедляет их естественный духовный рост.
Исповедь не следует рассматривать как возможность получить прощение за грехи, которые человек не понимает или с которыми никак не борется. Такая исповедь вскоре становится формализмом, вводящим в заблуждение! Духовная практика показывает, что человек, который причащается несколько недель подряд, исповедовавшись при этом всего один раз, более внимателен к своей духовной жизни, нежели тот, кого призывают исповедоваться перед каждым Причастием. Люди из первой категории будут духовно возрастать, правильно понимая смысл Причастия и исповеди, в то время как люди из второй категории будут воспринимать исповедь как своего рода «окошко», в котором выдаются (или даже продаются!) «билеты» на Причастие. Так происходит чаще всего, хотя может быть и целый ряд исключений.
Нашим христианам следует понимать, что покаяние не ограничивается исповеданием грехов и получением разрешительной молитвы. Любая молитва и духовное усилие являются покаянием. Это не исключает исповедания грехов в присутствии епископа или священника, но дополняет и совершенствует её. Можно сказать, что покаяние – это „постоянное терапевтическое упражнение”, а исповедь – „хирургическая операция”. Однако мы дошли до того, что оперируем людей на каждом шагу, все время держа их под анестезией, но при этом не учим их вести здоровый образ жизни. Апостол Павел пишет о том, что перед Причастием Святых Таин „да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьёт из чаши сей” (1 Кор 11:28). Здесь речь идет об исследовании собственной совести, которую следует воспитывать таким образом, чтобы человек видел свои грехи и каялся в них. Если же его грехи становятся каноническими препятствиями к причастию Святых Таин, то он должен исповедаться и понести наложенную на него епитимью до тех пор, пока снова не войдёт в евхаристическую общину Церкви, от которой он был отлучён своим же грехом.
На мой взгляд, в течение жизни у человека могут быть всего лишь несколько исповедей, которые были бы подлинным обращением от греха или „обновлением Крещения”. Некоторые люди никогда и не переживают подобное возвращение, даже если исповедуются относительно часто. Что бы ни говорилось, исповедь, совершаемая каждую неделю, не может быть столь интенсивным переживанием, как подлинное покаяние с „реками слез”, о которых говорят святые отцы. Таким образом, мы вынуждены признать, что не все исповеди являются исповедями в полном смысле этого слова, а исповедь и покаяние являются пересекающимися понятиями, которые, тем не менее, не тождественны друг другу.
Для причащения Святым Тайнам нам надо постоянно пребывать в состоянии покаяния и сокрушения сердца, без которых мы не можем приступать к евхаристической Чаше. Но это не означает, что каждый раз мы должны идти на исповедь, если наша совесть нас к этому не побуждает. Если же мы чувствуем потребность в исповеди, и есть такая возможность, тогда это непременно надо сделать: без спешки, без стереотипов, не превращая исповедь в „психологический сеанс”, без обсуждения тех вопросов, о которых можно поговорить и вне исповеди, и, разумеется, без того, чтобы чрезмерно утомлять духовника. Есть люди (особенно женщины), которые, если бы это было возможно, исповедовались бы каждый день по целому часу, впадая в опасные заблуждения. Но такой подход является не духовным, но сентиментальным, а порой даже бесовским. По всей видимости, лукавому интереснее создавать впечатление, будто ты делаешь что-то хорошее, нежели тогда, когда ты явно ничего не делаешь. Поэтому священники, особенно молодые, должны быть внимательны к длительным и подробным исповедям, в то же время, не впадая в формализм исповедей «на конвейере», которые, по сути, исповедями и не являются.
Такое явление, как формальные исповеди, наблюдается особенно в городах и в некоторых монастырях, где практику исповеди, особенно в длительные посты, следует безотлагательно и радикально пересмотреть. Осмелюсь утверждать, что многие из таких исповедей попросту недейственны (что не означает – «недействительны»!). И их недейственность проявляется в том, что большинство (не)верующих, которые приходят раз в год исповедоваться и причаститься, сразу же после этого продолжают вести греховный образ жизни, чуждый Евангелию. Священники считают, что, будучи более снисходительным к этим людям, они их обретают для Церкви, но на самом деле они обманывают самих себя, потому что те люди по-прежнему остаются вне Церкви и даже после разрешительной молитвы причащаются недостойно. Бог может простить и убийцу, и блудника, которые приносят искреннее покаяние и меняют свою жизнь. Но дать отпущение грехов и причастить Телу и Крови Христа всех пьяниц и блудников, которые приходя в храм один раз в год, а затем сразу возвращаются к своей прежней жизни, полной страстей, – это опасная вещь, которая к добру не ведёт. Здесь, конечно, мы не говорим об исключениях…
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В заключении хотелось бы отметить ряд практических соображений, которые я не навязываю, а лишь предлагаю для обсуждения:
а) Из-за отсутствия катехизации в Церкви люди часто живут в крайне тяжёлых грехах, которых они считают нормой. В частности, я имею в виду сожительство и другие плотские грехи, вошедшие в моду. Поэтому, для тех, кто приходят причаститься один или три-четыре раза в год, исповедь перед каждым причащением обязательна, особенно если священник не знает этих людей. Фактически, исповедь перед каждым причащением появилась именно тогда, когда люди стали причащаться только несколько раз в год.
б) Возникает вопрос, следует ли вообще причащать тех, кто уже на протяжении многих лет подряд причащается раз в год, «по традиции», не имея при этом искреннего желания быть живыми членами Церкви. Зачем нам обманывать этих людей и самих себя? Евхаристический минимум, установленный Церковью, предполагает причастие раз в три воскресенья (80 правило Трулльского Cобора), а не раз в год. Тем, кто причащался один раз в год, я разрешаю причащаться только при условии (на мой взгляд, оправданном), что они придут, по меньшей мере, два-три воскресенья подряд на Причастие. Так, некоторые впервые в своей жизни причащались несколько воскресений подряд и даже соблюдали весь Великий пост. Многие из них продолжают причащаться и сейчас, а некоторых я больше не видел. Несмотря на это, по крайней мере, я попытался вывести их из ложного понимания о том, что если ты причащаешься раз в год, то все в порядке, и тот, кто делает это, уже является православным.
в) Те люди, которые начинают чаще ходить в церковь и осознают необходимость и пользу более частого причащения, на мой взгляд, на первом этапе (продолжительность которого зависит от каждого человека в отдельности) должны исповедоваться перед каждым причастием. Затем они могут причащаться дважды после одной исповеди, затем трижды – до тех пор, пока они не достигнут определённой духовной зрелости. Тогда они уже перешагнут через эту «математику» и будут приходить на исповедь каждый раз, когда почувствуют в этом необходимость, а их духовная жизнь обретёт равновесие. Возникает вопрос, надо ли в подобных ситуациях верующим подходить каждый раз и просить благословения на причастие. Думаю, в отношении одних – да, а в отношении других – такой необходимости нет.
г) Те христиане, которые являются живыми членами Церкви, читают Священное Писание и другие духовные книги, совершают утреннее и вечернее правило, соблюдают четыре многодневных поста, а также среды и пятницы, находятся в мире со всеми и исповедуются раз в три-четыре недели, могут, на мой взгляд, причащаться на каждой литургии без особых дополнительных условий. В целом, однако, лучше следовать совету духовника, который должен воспитывать в человеке послушание не себе, но показывать верный путь ко Христу и воспитывать его совесть быть трезвенной и здоровой. Хороший духовник никогда не будет навязывать своим духовным чадам условия для причастия, которые он сам не выполняет, хотя, быть может, имеет в них большую нужду.
Да поможет нам Бог избавиться от болезненных стереотипов, в которых мы застряли, и да подаст мудрости и сил, чтобы приблизить людей ко Христу.
[1] Документ был одобрен на Архиерейском Совещании РПЦ, прошедшим 2-3 февраля 2015 г. в Храме Христа Спасителя в Москве, и утвержден Священным Синодом 5 мая 2015 г.
[2] Первоначальный проект назывался: «О подготовке ко Святому Причащению».
[3] Данный отзыв был опубликован в журнале «Кифа».
[4] Прямая цитата из документа (§ III).
[5] Прямая цитата из документа (§ III).
[6] Прямая цитата из документа (§ III).
[7] А.А. Ткаченко, Исповедь // ПЭ, т. XXVII, C. 624.
[8] 14-я сессия 1551 г., см. А.А. Ткаченко, Исповедь, C. 632.
[9] Конечно, 50-ый Псалом, Канон Андрея Критского, пост, поклоны или «Иисусова молитва» не являются «таинствами» в схоластики, но Православное Богословие и не утверждает, что благодать даётся только через таинства в их сакраментальном смысле.
[10] См. список общей библиографии по этой теме в статью «Исповедь» // ПЭ т. XXVII, CС. 633-634.
[11] От μετα — приставка, обозначающая: «изменение, перемена» + νόος, νοῦς — «мысль, ум, разум; мнение, образ мыслей ».
[12] См. «Обратитесь каждый от злого пути своего и исправьте пути ваши и поступки ваши», говорил пророк Иеремия (Иер. 18:11); «Обратись, Израиль, к Господу Богу твоему… Возьмите с собою молитвенные слова и обратитесь к Господу», восклицал пророк Осия (Ос. 14:2).
[13] Cf. De penitentia 7,9-10.
[14] Cf. Arhim. Emilianos Simonopetritul, Sfântul Isihie – cuvânt despre trezvie, Arad 2008, pp. 182-183.
[15] Прилюдную исповедь отменил епископ Константинопольский Нектарий в 391 г., как сообщают историки Сократ Схоластик и Созомен.
[16] Cf. Theodor Stud., PG 99, col. 1732.
[17] Cf. Ierom. Petru Pruteanu, Sfântul Maslu şi alte slujbe de vindecare, Bucureşti 2016, pp. 33-40.
[18] См. 8-9 Апостольские прав., 2-е прав. Антиохийского Собора (341 г.), 11-е прав. Сардикского Собора (343 г.).
[19] Симеон Новый-Богослов, 1-ое Послание об исповеди.
[20] См. Дионисий Ареопагит и Николай Кавасила.