Особенности российской избирательной системы

Россия имеет более чем 1000-летнюю историю. Современная российская государственность начинает свой отсчет с 1991 г., когда новое руководство России декларировало избрание им демократической модели развития. Этот короткий период (1991–2003) существования российской государственности отмечен непрекращающейся борьбой различных политических сил.

В ходе становления новой системы возникали самые различные конфликты: между сторонниками и противниками Президента Б. Ельцина, между реформаторами и традиционалистами, между сторонниками социалистической и либеральной моделей общественного устройства, между властью и обществом, между центром и провинциями. Одной из самых страшных страниц этой истории стали войны в Чечне. Постоянно нарушают политическое равновесие в стране сложные и даже драматические отношения между различными ветвями власти. В результате население, поддержавшее замысел реформаторов на первых этапах демократизации, разочаровалось в той форме демократии, которая ассоциируется с нынешней властью, и испытывает потребность в стабильности и порядке.

Транзитологи, изучающие различные модели перехода от авторитаризма к демократии, особенно в восточноевропейском и советском вариантах, отмечают, что для этого периода характерны неустойчивость политической системы, частые конфликты и «хаос», то есть неопределенность процедур и результата. Это касается и ситуации внутри самой власти, отношений между ее различными ветвями. При этом теоретики демократии настаивают, что, несмотря на наличие таких конфликтов, разделение властей является необходимым условием развития демократических режимов. Оно в первую очередь призвано обеспечить защиту интересов рядовых граждан на всех уровнях – от национального до местного. Политологи повсеместно придерживаются мнения о том, что разделение властей является своего рода гарантией против тирании.

Опыт советского периода политической истории показывает, что разделение властей может играть иную роль в политической системе. Подобное разделение имеет место и в странах с менее развитыми демократическими механизмами, где нередко носит формальный характер, как это было, например, в бывшем Советском Союзе. Тот факт, что советская система не была эталоном демократии и права человека в ней нарушались сплошь и рядом, позволяет предположить, что при отсутствии реальных правовых и политических условий для развития демократии разделение властей может быть использовано властью для оптимизации управления государством и обеспечения стабильности политической системы, режима, государства даже тогда, когда это делается не для блага граждан, а за их счет. Другой функцией разделения властей является согласование интересов различных групп истеблишмента посредством установления «правил игры», которые признаются и выполняются всеми игроками, даже если их интересы противоречат друг другу.

Однако если существование системы сдержек и противовесов и является необходимым условием прочности политической системы, то назвать его достаточным нельзя. Советская политическая система оказалась нежизнеспособной. После распада СССР Россия приступила к модернизации государственности, выбрав в качестве образца американскую модель и многое заимствовав из французского опыта. За прошедшие годы достигнут ощутимый прогресс в таких сферах, как свобода слова, прессы, собраний, политических организаций; есть продвижение в области разделения властей и становления современного парламентаризма. Одним из важнейших положительных итогов постсоветского периода стало укоренение новой избирательной системы и проведение законных выборов. Выборы 1991, 1993, 1995, 1996, 1999 и 2000 гг. и избрания губернаторов в регионах постепенно сделали Федеральное собрание в целом, и Думу в особенности, центром публичной политики, которая отсутствовала в СССР. Правда, в последний период с появлением Государственного совета и изменением способа формирования Совета Федерации роль верхней палаты резко снизилась.

Однако эти завоевания демократии нивелируются кризисом экономики, разрушением социальной инфраструктуры общества, падением морали и ростом преступности. На фоне системного кризиса возникают серьезнейшие противоречия и между различными ветвями власти, нередко достигающие такой интенсивности, что они не только мешают управлять политическим процессом, но и способны разрушить государство, угрожают безопасности граждан. Назовем лишь некоторые события, связанные с конфликтом властей.

n 1991 г. Распад СССР и возникновение Российской Федерации во многом были результатом конфликта между двумя Верховными Советами: СССР и РСФСР и двумя лидерами: М.С. Горбачевым и Б.Н. Ельциным.

n Октябрь 1993 г. Конфликт между Президентом России с одной стороны и спикером Верховного Совета Р.И. Хасбулатовым и Вице-президентом А. Руцким с другой закончился расстрелом бывшего Верховного Совета и арестом побежденных. Это событие до сих пор сказывается на отношениях между законодательной, исполнительной и судебной властями, обусловливает снижение поддержки гражданами избранной ими власти, утрату доверия к этой власти и дискредитацию принципов демократического устройства.

n Декабрь 1996 г. Конфликт между Советом Федерации и Секретарем Совета Безопасности А. Лебедем, усмотревшим в действиях ряда лиц из Администрации Президента попытку государственного переворота, окончился отстранением от власти последнего.

n Январь-февраль 1997 г. Попытки депутатов от оппозиции добиться пересмотра Конституции по вопросу об импичменте Президента по состоянию здоровья оказались тщетными.

n Февраль 1997 г. Спикер Совета Федерации Е. Строев требует пересмотра Конституции и перераспределения полномочий между Президентом и парламентом… И так далее.

Чаще всего в рассматриваемый период консолидация одной из ветвей власти шла по пути противопоставления ее другой ветви. Но и такая консолидация была и бывает достаточно кратковременной и пока не привела к осознанию представителями той или иной ветви власти своего единства по долгосрочным вопросам национальной политики.

Гораздо чаще исполнительная, законодательная и судебная власти не только не могут договориться между собой, но их представители не находят общего языка. Особенно наглядно это проявилось в начале президентской избирательной кампании 1996 г.: красноречивым подтверждением отсутствия консолидации было существование у Б. Ельцина пяти штабов по подготовке выборов, его сторонники не столько обеспечивали ему победу, сколько «подсиживали» друг друга, и если бы одна команда обыграла остальные четыре на неделю позже, то исход этих выборов вполне мог бы быть иным.[2]

Итак, 26 марта 2000 г. в России прошли выборы Президента – вторые как главы самостоятельного независимого государства и третьи, если считать выборы Президента РСФСР 12 июня 1991 г. еще в СССР. За три с небольшим месяца до досрочных президентских выборов 19 декабря 1999 г. состоялись выборы парламентские – третьи подряд по одному и тому же Закону (считая выборы 1993 и 1995 гг.) и первые в короткой, но бурной российской истории проведенные после завершения полного срока полномочий депутатов предыдущего созыва, к тому же волей случая в тех же самых округах, не подвергшихся даже минимальной корректировке. По любым меркам в стране прошел второй большой общенациональный избирательный цикл, сменивший высшую представительную и исполнительную власть. Поставлена точка не только в самой длинной в истории страны избирательной кампании, продолжавшейся почти полтора года, но и в политической эпохе Б. Ельцина, длившейся без малого 10 лет.[3]

Принято считать, что при переходе к демократии именно вторые выборы позволяют оценить глубину и необратимость происшедших в обществе преобразований, что именно на них политическая элита и все общество проходят проверку на зрелость. Выборы 1999–2000 гг. оценивают по-разному: от первой в тысячелетней истории страны передачи власти от одного лидера к другому демократическим путем – до завершения связанного с выборами 11-летнего модернизационного этапа, замыкания цикла, в ходе которого адаптация номенклатурной системы к выборам привела к построению на новом витке спирали варианта манипулятивно-декоративной демократии, напоминающей советские образцы.

Выборы в жизни россиян все еще значат существенно больше, нежели простое формирование нижней палаты парламента или определение хозяина Кремля на следующее четырехлетие. Выборы – своего рода момент истины, индикатор и одновременно катализатор многих процессов общественного развития.

Общество привыкло к выборам, но скорее как к политическому театру, где оно является зрителем. Революционность выборов, их непредсказуемость, искренность непрофессиональных актеров, участие масс в самом действии – все это ушло в прошлое. Взамен пришли профессионализм, коммерциализация, качественные технические эффекты. Выборы из народного театра превратились в театр академический. Они стали непременным атрибутом политической жизни страны. По поводу самих выборов, регулярности их проведения и привыкания к ним общества не должно быть ни неумеренных восторгов, ни особого пессимизма. Любые выборы – даже формальные, приспособленные старой номенклатурной системой к своим нуждам, с манипуляцией общественным мнением и фальсификацией результатов, – лучше, чем их отсутствие. Ибо это элемент публичной политики[4], привыкание общества к демократическим процедурам и активизация общественного развития, какая-никакая обратная связь между обществом и правящим классом, стимул к консолидации, пусть элитной, а не общественной, наконец, это ритм в политическом развитии, возможность подведения итогов и формулирования задач на будущее. Проблема параллельного существования общества и власти вызвана отсутствием политического дискурса, а односторонне направленный поток информации, предлагаемый СМИ, только усугубляет ситуацию. Общение властвующих и подвластных может быть налажено в том случае, если СМИ выступят полноценным ценностно-ориентирующим субъектом, затрагивающим в поисках смысла темы, которые особенно важны для общества. В период предвыборных кампаний отсутствие дискурса проявляется наиболее четко. В этот период, помимо ограничений по специальным дискурсам, появляются проблемы отсутствия широкого информационного обмена и повышается опасность замещения смыслового обмена активным обменом информацией.

Выборы 1999–2000 гг. займут достойное место в истории российских голосований, по которой можно проследить всю историю страны 90-х годов. Особенностью этих выборов, проходивших на фоне войны в Чечне (кто-то из журналистов назвал ее «кровавым пиаром»), стала мощная негативная консолидация как общества – против «унижения России» вообще и «чеченских террористов в частности», так и элиты – против блока Е. Примаков – Ю. Лужков. Негативным было и общее содержание кампании, главным элементом которой стали информационные войны, дискредитация соперника, а не, скажем, дискуссии различных политических сил относительно программ выведения общества из кризиса. Беспрецедентным было и использование административных ресурсов в виде финансового и иного давления на губернаторов, государственного телевидения, прессы, разбившейся на два лагеря, и т.д. Но ответственные политические консультанты – практики политического рынка считают, что «политические выборы без механизма создания позитивного образа не могут существовать. Не могут и не должны. Свято место пусто не бывает. Бесконечно голосовать по принципу наименьшего зла невозможно»[5].

Элементы политического устройства
Российской Федерации

Обширный опыт преобразований в большинстве стран Тропической Африки, Латинской Америки и Юго-Восточной Азии дал возможность выделить некоторые устойчивые тенденции и этапы в эволюции переходных обществ, к которым, напомним, относится и Россия.[6] Например, С. Блек выделял этапы «осознания целей», «консолидации модернизируемой элиты», «содержательной трансформации» и «интеграции общества на новой основе». Ш. Эйзенштадт писал о периодах «ограниченной модернизации» и «распространения преобразований» на все общество. Но наиболее развернутую типизацию переходных преобразований дали Г. О’Доннел, Ф. Шмиттер, А. Пшеворский и некоторые другие ученые, обосновавшие наличие следующих трех этапов:

n этап либерализации, который характеризуется обострением противоречий в авторитарных и тоталитарных режимах и началом размывания их политических основ. Возникновение кризиса идентичности, падение авторитета теряющей эффективность власти, выявление изъянов институциональной системы способствуют разложению правящего режима. Разногласия между сторонниками демократии и правящими кругами провоцируют идейную и политическую борьбу в обществе, нарастание активности общественных движений и усиление оппозиции. В результате начальной стадии борьбы устанавливается «дозированная демократия», легализующая сторонников преобразований в политическом пространстве. В обществе начинается широкая дискуссия по вопросам демократизации, формируются новые правила политической игры;

n этап демократизации отличается институциональными изменениями в сфере власти. Идет вживление демократических институтов (выборов, партий) и соответствующих ценностей в политическую систему. Стимуляция общественных инициатив ведет к формированию основ гражданского общества. Это время поиска «политического синтеза», при котором традиционные институты власти сочетают свои действия с универсальными приемами и методами государственного управления.

Кардинальное значение на этом этапе имеет вопрос о достижении согласия между правящими кругами и демократической контрэлитой. Отстраняемые от власти чиновники, генералитет представляют собой серьезную угрозу демократии, поскольку их влияние на конкретные институты власти еще велико и многие старые связи сохранились. В результате возникает проблема организации союза тех, кто находился у власти, и тех, кто пришел им на смену. В целом для успешного реформирования государства необходимо достичь трех основных консенсусов между этими двумя группами: а) относительно прошлого развития общества (дабы избежать «охоты на ведьм»); б) по поводу установления первостепенных целей общественного развития; в) по определению правил «политической игры» правящего режима. Формами установления такого типа консенсусов могут быть: внутриэлитарный сговор, общественный договор, исторический компромисс, заключение пакта. Наиболее типичной и распространенной формой согласия между элитарными кругами с учетом новой перспективы развития является пакт. Он предполагает синтез элитарных слоев на базе признания ими новых ценностей, заключение идеологического союза. Итоговым документом, ставящим черту под этим соглашением, является демократическая конституция;

n третий этап переходных преобразований – консолидация демократии, когда осуществляются мероприятия, обеспечивающие необратимость демократических преобразований в стране. Это выражается в обеспечении лояльности основных факторов (оппозиции, армии, предпринимателей, широких слоев населения) по отношению к демократическим целям и ценностям, в процессе децентрализации власти, осуществлении муниципальной реформы. Как считает английский ученый М. Гарретон, критериями необратимости демократии являются: превращение государства в гарант демократического обновления и его демилитаризация; автономность общественных движений и трансформация партийной системы; быстрый экономический рост, повышение уровня жизни населения; рост политической активности граждан, поддерживающих цели демократии.

Опыт описания «перехода» помог установить альтернативный характер модернизации, ее острую конфликтность, асинхронный характер преобразований. Ярким показателем сложности переходных трансформаций явилось возникновение в ряде стран режимов «делегативной» (нелиберальной) демократии (термин введен Г. О’Доннелом), когда демократические институты защищают не права личности, а права лидера; снижена роль правовых норм и представительных органов власти; систематически игнорируются интересы широких слоев населения; выборы являются инструментом разрешения конфликтов между кланами внутри правящей элиты, а коррупция и криминал становятся едва ли не важнейшим механизмом властвования.[7] Россиянам такое положение вещей знакомо не понаслышке.

Ряд российских политологов причину сложных взаимоотношений внутри власти в России постсоветского периода видят в первую очередь в перекосах структуры этой власти, закрепленной в ее новых институтах, законодательстве. Так, А. Салмин убежден, что в данном случае «речь может идти о неадекватности легальных структур власти ее реальной основе и, возможно, об изначально неправильно сформулированном “техническом задании”»[8].

Наиболее важным элементом российской политической системы в постсоветский период стало президентство как основной элемент исполнительной власти. Мнения о характере российского президентства расходятся: одни авторы считают его сильным (и даже слишком), другие – слабым. Но сейчас стало вполне очевидным, что как институт оно до конца не сформировано, многие его нормы не «прописаны», рамки закона зыбкие, общественная опора слабая. Одна из главных проблем сегодняшнего «сильного» по замыслу президентства состоит в том, что конституционные полномочия Президента в отношении других ветвей власти ограничены.

Высказанную А. Салминым оценку состояния президентства как института подтвердили также и изменения тех структур, посредством которых призвана осуществляться президентская власть. Так, Конституция не определяет пределов полномочий таких органов при Президенте, как Совет Безопасности, Президентский Совет, Совет по внешней политике, Государственный совет и особенно Администрация Президента. В последние годы она играла роль то группы помощников, то параллельного правительства. Особенно много говорили об Администрации Президента, когда ее возглавлял А. Чубайс, которого упрекали в нелегитимности его полномочий и фактической подмене Президента. Во время частого отсутствия Б. Ельцина по причине болезни это признавали не только его политические противники, но и союзники. Однако с началом кадровых перемен в команде В. Путина функции Администрации Президента могут существенно измениться.

Еще важнее было то, что в годы правления Б. Ельцина его власть не имела поддержки устойчивого большинства в парламенте и собственной партийно-политической опоры в стране. Назначаемые главы администраций в конце 1996 – начале 1997 гг. стали избираться и оказались менее зависимыми от Президента, чем от местной элиты и олигархов.

Такая ситуация вынуждала Б.Н. Ельцина править страной посредством издания многочисленных указов. По сути, как отмечает А. Салмин, происходило своего рода раздвоение функций Президента, как бы разделение властей внутри президентства: в одних областях он действовал как законодательная, в других – как исполнительная власть.

Другая проблема состояла в том, что нормы в отношении других ветвей власти (включая собственное правительство) были установлены под конкретное лицо – Б. Ельцина. Многие политики опасались того, что наделение Президента слишком обширными полномочиями в случае его недостаточной активности могло сделать неустойчивой всю систему. Поэтому неслучайным было требование перераспределить полномочия между Президентом и парламентом именно в период болезни Б. Ельцина. Еще большую опасность представляет собой приход на пост Президента лидера с авторитарными замашками.

Правительство как важнейший элемент исполнительной власти также находится в весьма неустойчивом положении. Председатель правительства не может проводить независимую от Президента политику, но при этом рискует оказаться «крайним» при возникновении социальной напряженности. Одновременно, распределяя реальные ценности, правительство оказывает наиболее серьезное влияние на федеральную и местную политику и становится все более привлекательным для тех политиков, которые хотят оказывать влияние, не участвуя в выборах, сопровождающихся стрессами и публичным разбором источников доходов кандидатов. Этим объясняется приток в правительственные структуры в конце 90-х годов целого ряда лиц, связанных как с финансовым, так и с промышленным капиталом. Эти две мощные группы рассматривали правительство как площадку для раздела сфер экономического и политического влияния. Та борьба, которую мы наблюдаем между ветвями власти, во многом определяется именно противоречиями между этими двумя группами большого бизнеса.

Правда, сказанное о слабости исполнительной власти не означает, что более сильной ветвью является Федеральное собрание. По сравнению с исполнительной властью возможности законодателя весьма скромны. В этом смысле Президент России находится в менее сложном положении, чем, скажем, Президент США, в случае, когда его не поддерживают большинство парламентариев.

Сам факт преобладания в Думе и в Совете Федерации оппозиции исполнительной власти отражал массовые политические настроения 1995–1997 гг. Практически во всех случаях избрание «красных» депутатов и губернаторов было результатом протестного голосования в регионах, где отмечалось тяжелое экономическое положение. Даже либеральные депутаты, сторонники умеренного курса реформ (например, сторонники Г. Явлинского), потеряли свои округа, хотя обещания не выполнили скорее Президент и премьер, чем Дума.

Вообще в развитии российского парламентаризма при всех его издержках следует отметить три важных момента:

1) «приручение» оппозиции и превращение ее в системную силу. Никто не заметил разницы в курсе правительства после включения в него двух ставленников КПРФ – министра юстиции и министра по связям с СНГ. Более того, начиная с 1993 г. электорат все меньше ориентируется на радикальных политиков. В результате в парламенте сегодня практически не представлены ни «левые», ни «правые» радикалы. Это делает оппозицию более чем умеренной, несмотря на обилие риторики;

2) нетипичность поведения оппозиции. Так, представители оппозиции почти не участвуют в митингах шахтеров, не находятся рядом с голодающими рабочими атомных электростанций. Более того, опросы общественного мнения показывают, что независимо от политических позиций всех депутатов, министров и губернаторов люди воспринимают их в целом – как «начальство», которое о них забыло;

3) размывание собственно идеологических оснований для отбора кандидатов в парламент. То противостояние, которое наблюдалось в 1993 г., фактически исчерпало себя. Антикоммунизм команды Б. Ельцина столь же мало сработал на президентских выборах, как и коммунистические лозунги команды Г. Зюганова. Если парламентские и президентские выборы 1995–1996 гг. еще могли оставить впечатление идейного противоборства, то уже следующий раунд выборов потребовал от народных избранников обладания совершенно иными достоинствами – организационными, финансовыми, хозяйственными, но не идеологическими. Идеологические лозунги если и воздействовали, то только на внутригрупповую консолидацию в каждой политической команде. Наиболее показательными стали губернаторские выборы: избиратели не только в Москве и Санкт-Петербурге, но и в других городах России голосовали не за идеи, а за людей, добившихся конкретных результатов.

Все эти процессы привели к тому, что после президентских выборов 1996 г. роль Федерального собрания начала значительно изменяться. И связано это было даже не столько с повторным избранием Б. Ельцина, сколько с последующими выборами губернаторов. Губернаторские выборы повлияли на структуру российской власти, де-факто перераспределив власть между ее ветвями. Это было перераспределение не только между законодательной и исполнительной властью, но и в пользу регионов, лидеры которых получили легитимацию в результате выборов и стали намного менее зависимыми и управляемыми со стороны федерального центра. Более того, избраны были те из действующих губернаторов, которые обещали избирателям защиту от Кремля. В ситуации неустойчивости и нестабильности исполнительной власти в центре губернаторы берут на себя практически всю полноту власти на местах, что приводит к нарушению баланса между ветвями на уровне региональной власти. В некоторых регионах роль законодательной и судебной власти сведена к минимуму. Можно предвидеть усиление авторитарных тенденций, так как местная власть выходит из-под контроля центра и граждане попадают к ней в почти феодальную зависимость. Именно с этим начал борьбу федеральный центр после избрания В. Путина Президентом России. Образование федеральных округов с полномочными представителями Президента преследовало цель выровнять отношения центра с регионами в пользу первого.

Заслуживает внимания и положение российской судебной власти. Отсутствие важнейших законов, которые отклоняются либо парламентом, либо Президентом, крайне низкий легализм граждан, неуважение к закону со стороны элиты, которая ведет себя эгоистично и не желает считаться с правилами игры, – все это сводит роль судебной власти к минимуму. Этот перекос в разделении властей привел к небывалой в России криминализации, проникновению теневых структур буквально во все сферы социальной и политической жизни и делает управление крайне неэффективным, подрывая доверие населения ко всем ветвям власти. Неспособность судебной власти быть арбитром между властью и обществом и между двумя другими ветвями власти делает всю систему сдержек и противовесов крайне неустойчивой. Поэтому власть вынуждена искать неправовые балансиры для стабилизации общества, чтобы не дать ни одной политической или экономической группе монополизировать власть.

Таким образом, структурная невыстроенность различных ветвей власти, их внутренняя неоднородность и противоречивость являются объективными основаниями для конфликтов между ветвями власти и явно не способствуют продвижению демократических реформ в России.

Представленный обзор состояния различных ветвей власти, их взаимоотношения между собой и с гражданами носит импрессионистический характер. Отметим лишь некоторые важнейшие выводы:

n разделение властей как элемент процесса демократизации проходит в сложных условиях и наталкивается на препятствия как собственно политического, так и психологического характера. Формальное разделение властей закреплено конституционно, но система до конца не достроена, детали взаимоотношений ветвей власти в законодательстве не «прописаны». Это вызывает столкновения между ветвями власти и приводит к дисфункциям в процессе управления;

n законодательная неразработанность правил и норм взаимоотношения ветвей власти приводит к перекосу всей структуры: исполнительная власть нередко присваивает себе прерогативы иных ветвей власти, подменяет собой законодательную власть. В результате страна живет не столько по законам, принятым парламентом, сколько по указам, изданным Президентом. Судебная власть оттеснена на периферию властных отношений и не выполняет положенной ей роли правового арбитра – роль арбитра вместо этого играет Президент, в отсутствие которого усиливаются конфликты во властных центрах.

Особую роль в системе разделения властей играет российский Президент. Эта роль была «прописана» Конституцией под конкретного исполнителя – Б. Ельцина, который получил дополнительные полномочия за счет других ветвей власти. Такая диспропорция подкрепляется не только конкретным раскладом политических сил, но и патерналистской традицией российской политической культуры. В то же время персонификация власти Президента Б. Ельцина обусловила необходимость передачи его функций во время его болезни трем другим представителям исполнительной власти: Правительству, Администрации Президента и Совету Безопасности. Две последние структуры (и особенно глава Администрации) не имеют четких конституционных полномочий и воспринимаются общественным мнением и представителями законодательной власти как нелегитимные;

n недостроенность отдельных законодательных механизмов взаимодействия ветвей и самих этих властных структур ставит под вопрос управляемость государством, нарушает баланс реальных политических и экономических интересов разных центров власти. Отсутствие или дисфункция легитимных сдержек и противовесов заменяется разного рода неформальными связями, приводит к тому, что решения принимаются теневыми центрами. С одной стороны, эти центры стабилизируют политическую ситуацию и позволяют выработать некие временные правила игры между разными группами. Это позволяет сдерживать амбиции тех политиков, которые стремятся монополизировать политический рынок. С другой стороны, кулуарность, закрытость принятия важнейших для всей страны решений питает коррупцию в высших эшелонах власти и разрушает потенциал демократических реформ;

n наряду с формальными линиями разделения властей появились и действуют другие структурообразующие факторы российской политической жизни, нередко оказывающие более серьезное влияние на взаимоотношение ветвей. Одним из наиболее серьезных разделителей власти стала линия «центр – регионы». Выборы губернаторов, составляющих верхнюю палату парламента, оформили новые центры власти, легитимно закрепив их права на власть на местах. Помимо этого на взаимоотношение ветвей власти влияет борьба олигархических кланов, клик и групп, включая криминальные структуры;

n на взаимоотношения властей и на осуществление властью в целом своего предназначения оказывает существенное влияние состояние гражданского общества, которое в постсоветский период не только не получило быстрого развития, но в некоторых секторах даже деградировало. Отсутствует местное самоуправление. Партийно-политическая система также складывается чрезвычайно медленно и не выполняет своей роли: не выражает политические интересы рядовых граждан;

n власть в целом и отдельные ее представители воспринимаются негативно, но это не ведет к росту активных форм протеста. Для последнего десятилетия были более характерны пассивные формы протеста: голодовки, самоубийства и т.д., – на которые власть научилась никак не реагировать. При этом хотя законодательная власть вызывает меньше доверия, чем власть исполнительная, в целом для большинства граждан власть – это все, «кто наверху»: и законодатели, и исполнители, и оппозиция. Оппозиция стала системной силой, но при этом потеряла интерес к своей массовой базе. Радикальные элементы были выведены из игры в ходе последних парламентских выборов.

Особенности российской избирательной системы

Характеристики выборов во многом определяют специфику основных государственных (в частности, форму правления) и негосударственных институтов (партий и партийных систем). Сложнейшая и обширная проблематика выборов – одна из самых важных в политологии и связана с такими ее центральными категориями, как политическое поведение (специфика электората), процессы (электоральный процесс), системы (избирательная система).

Некоторые политологи образно называют выборы аристократическим способом достижения власти, имея в виду первичный смысл греческого слова aristos – «наилучшие» и античное понимание аристократии как формы правления лучших. В выборах они видят возможность селекции обществом самых достойных людей – новых представителей политической элиты. Напротив, Шумпетер в своем классическом труде «Капитализм, социализм и демократия» (1947) отметил, что избиратель является участником неработающего комитета – комитета всего народа, потому он прилагает меньше целенаправленных усилий на самосовершенствование в сфере политики, чем в игре в бридж. Философ имел в виду, что отдельный представитель электората понимает: ему нет смысла долго думать, кому отдать свой голос, потому что его бюллетень не окажет практически никакого влияния на исход выборов.

Всеобщие прямые выборы – это единственный способ непосредственного выражения суверенитета народа на национальном уровне (президентские и парламентские выборы). Существуют также институты региональных, местных выборов, а также избрание наднациональных, например выборы в Европарламент. Непрямые выборы реализуются через коллегии выборщиков. Обычно выделяют три основные функции выборов: управляемые назначают своих управителей; официально устанавливается соотношение сил политических тенденций (партий, их коалиций); признается или отбирается легитимность публичных властей. В условиях демократии свободные выборы управителей также предусматривают три условия: 1) свободу выдвижения кандидатур – как следствие свободы образования партий; 2) свободу избрания – всеобщее и равное избирательное право по принципу «один человек – один голос»; 3) свободу голосования – тайное голосование, равенство всех в получении информации и возможности вести агитацию во время электоральной кампании. В законодательствах разных государств зафиксированы и определенные ограничения избирательных прав по возрасту, полу, гражданству, а также в случае лишения человека гражданских прав. Различаются следующие типы голосования: свободное или обязательное (в Австралии, к примеру, за абсентеизм, то есть уклонение от участия в выборах, положен штраф); прямое или непрямое; равное или неравное (количественная разница голосующих при нарезке избирательных округов).

Политический институт выборов предусматривает два основных типа электоральных систем для избрания кандидатов в высшие органы власти – мажоритарный и пропорциональный. Вместе с тем, большинство демократических стран, особенно в Европе, сочетают эти два подхода, то есть предусматривают смешанный – в различном соотношении – способ голосования.

При мажоритарной системе в один или два тура (фр. majorite – «большинство» от лат. major – «больший») – ее еще называют системой относительного большинства – от каждого электорального округа избирается один кандидат. Победителем на таких выборах в один тур считается получивший наибольшее число голосов (законодательство почти всегда закрепляет необходимый для этого процент принявших участие в выборах). При выборах в два тура в первом из них успеха добивается тот, в чью пользу были отданы голоса абсолютного большинства избирателей (50% + 1 бюллетень). В ином случае во второй тур выходят два кандидата, собравшие наибольшее число голосов избирателей, побеждает в нем получивший относительное большинство голосов. Президентские выборы, как правило, предусматривают два тура.