Александр Литвиненко
Лубянская преступная группировка
Лубянская преступная группировка
Александр Гольдфарб
Непредвиденные последствия
Вместо предисловия
О том, что Саша Литвиненко находится в Турции, я узнал от олигарха Бориса Березовского.
Звонок разбудил меня среди ночи 20 октября 2000 года. Проклиная себя за то, что забыл выключить мобильный телефон с вечера, я на ощупь нашёл его и нажал кнопку.
– Привет, – сказал Борис. – Ты где?
– В кровати, у себя дома в Нью‑Йорке.
– Извини, я думал, что ты в Европе. У вас ночь?
Я посмотрел на часы.
– Четыре утра.
– Ну извини, я потом перезвоню.
– Да нет, говори уж, что случилось?
Борис звонил из своего дома в Кап‑д'Антиб на юге Франции, где я недавно навещал его, возвращаясь в Нью‑Йорк из Москвы. К тому времени он уже вдрызг разругался с Путиным, отказался от своего места в Госдуме и объявил, что не вернётся в Россию. Конфликт между ним и Президентом за контроль над телеканалом ОРТ был в самом разгаре.
– Ты помнишь Сашу Литвиненко? – спросил Борис.
За год до этого подполковник ФСБ Литвиненко прославился на всю Россию, заявив на пресс‑конференции, что руководство поручило ему убить Березовского. После этого его выгнали из органов, и он около года просидел в Лефортово. Я познакомился с ним вскоре после его освобождения в московском офисе Бориса.
– Да, помню Литвиненко, – сказал я. – Это твой кагебэшник. Очень милый человек для кагебэшника.
– Так вот, он в Турции, – сказал Борис.
– Ты разбудил меня среди ночи, чтобы об этом сообщить?
– Ты не понимаешь, – сказал Борис. – Он убежал.
– Как убежал, его же выпустили?
– Его должны были посадить снова, и он убежал из‑под подписки о невыезде.
|
|
– Молодец, правильно сделал. – сказал я. – Лучше в Турции, чем в Лефортово. Впрочем, в Лефортово сидеть лучше, чем в Турции. Я надеюсь, он не в тюрьме?
– Нет, он не в тюрьме, он в гостинице в Анталии с женой и с ребёнком. Он хочет пойти и сдаться американцам в посольство. Ты у нас старый диссидент, к тому же – американец. Ты не знаешь, как это делается?
– В последний раз диссиденты бегали в американское посольство лет пятнадцать назад, – сказал я.
– Скоро начнут бегать снова. Так что ты посоветуешь?
– Я не знаю, мне надо выяснить. Я тебе перезвоню к вечеру по нашему времени.
Я познакомился с Березовским за пять лет до этого. В то время я руководил большим американским научным проектом в России. Каждый раз, приезжая в Москву, я навещал Бориса в «клубе» – доме приёмов его компании «Логоваз» на Новокузнецкой улице, где толпилась «вся Москва», а в баре предлагали лучшее в городе красное вино. Говорили, что его привозил из своего виноградника ближайший партнёр Бориса – грузин Бадри Патаркацишвили.
Борис был мне интересен не только как один из главных действующих лиц грандиозной драмы российской политики тех лет. Меня привлекала к нему общность наших истоков. Мы были с ним одного возраста и происходили из одного круга – московской научной интеллигенции. Однако четверть века назад я увлёкся политикой и, после нескольких лет диссидентской деятельности в кругу А. Д. Сахарова, уехал в Америку – как казалось, страну неограниченных возможностей, чтобы возобновить занятия наукой. Что касается Бориса, то он – способный математик, остался в России, и тоже преуспел в науке. Но тут произошла революция 1991 года, и неограниченные возможности открылись – кто бы мог подумать! – в России. Борис сказочно разбогател, став первым крупным импортёром автомобилей, а затем «олигархом» – суперуспешным участником скандальных приватизационных аукционов середины 90‑х годов. Березовский сыграл ключевую роль в победе Ельцина над коммунистами в 96‑м году – он организовал консорциум олигархов, финансировавших и управлявших предвыборной кампанией.
|
|
Именно в это время начался его конфликт со спецслужбами. В разгар предвыборной кампании начальник охраны Ельцина генерал Коржаков и шеф ФСБ Барсуков пытались устроить переворот – уговорить президента отменить выборы, распустить Думу и запретить компартию. Борис был одним из тех, кто убедил Ельцина остаться на демократическом пути. Конфронтация между олигархами и генералами в ельцинском окружении закончилась поражением последних и отставкой Коржакова и Барсукова.
Однако после прихода к власти Путина звезда Бориса Березовского сошла с кремлёвского небосклона. Влияние спецслужб в Кремле резко усилилось. Начался зажим свободы печати, передел государственного устройства – строительство авторитарной «вертикали власти», возобновилась война в Чечне. Борис, который был членом Думы, его телеканал и несколько газет открыто критиковали политику нового президента. Переломным моментом стала катастрофа подлодки «Курск». После того, как действия Путина в дни трагедии подверглись резкой критике на ОРТ, Президент потребовал от Березовского передать контроль над каналом в руки Кремля. Получив отказ, Путин дал команду давним недругам Бориса – спецслужбам «прессовать» его по полной программе. К моменту, когда его ночной звонок поднял меня с постели в Нью‑Йорке, Борис Березовский стал «первым политэмигрантом» постсоветской России.
|
|
Через несколько часов после звонка Бориса я входил в канцелярию Белого дома в Вашингтоне, где у меня была назначена встреча со старым знакомым – специалистом по России, работавшим одним из советников Президента Клинтона в Совете национальной безопасности.
– Второй этаж, левый коридор, – процедил тёмнокожий полицейский, мельком взглянув на мой паспорт.
– У меня есть для тебя десять минут, – сказал мой приятель, вставая из‑за стола и протягивая руку мне навстречу. – Через две недели выборы, и, сам понимаешь, российские проблемы сейчас всем до лампочки. Ну, что у тебя за срочное дело, о котором нельзя говорить по телефону?
Я рассказал ему про Литвиненко.
– Думаю слетать в Турцию и отвести его в наше посольство, – сказал я.
– Как должностное лицо, я должен тебе сказать, что американское правительство не занимается переманиванием сотрудников российских спецслужб и поощрением перебежчиков, – ответил он. – Как твой друг, скажу – не ввязывайся ты в это дело. Такое дело для профессионалов, коим ты не являешься. Оно может быть опасным. Ты знаешь, что такое цепь непредвиденных последствий? Ввязавшись в это дело, ты не будешь контролировать ситуацию, одно потянет за собой другое, и неизвестно, куда тебя занесёт. Так что мой тебе совет – езжай домой и забудь об этой истории.
– А что же будет с Литвиненко? – задал я глупейший вопрос, вспомнив взволнованный голос Саши на другом конце провода.
– Это не твоя проблема, – ответил мой друг. – Он – большой мальчик, знал, куда шёл.
– Ну хорошо, а если он всё‑таки придет в наше посольство, что его ожидает?
– Во‑первых, его туда не пустят. Там серьёзная безопасность, Анкара – это не Копенгаген. Какие, кстати, у него документы?
– Не знаю.
– Во‑вторых, если он всё‑таки туда проберётся, с ним будут говорить консульские работники, задача которых, – он улыбнулся, – никого в Америку не пускать.
– Но он всё‑таки не обычный соискатель гостевой визы, – сказал я.
– Ну, если ему удастся это доказать, то с ним, возможно, поговорят… – он помедлил, подыскивая подходящее слово, – другие люди. В принципе, они могут замолвить за него словечко, но это будет зависеть…
– От того, что он им предложит? – догадался я
– Ты соображаешь.
– Понятия не имею, что он может им предложить.
– Ну вот видишь, я же говорю, что ты не профессионал, – улыбнулся мой знакомый. – Забудь лучше про всё это.
– А если мы выйдем в публичную позицию? Устроим пресс‑конференцию?
– Для турецкой прессы? – улыбнулся мой приятель.
– Хорошо, я всё понял. Я подумаю. Если я всё‑таки решу туда ехать, хотелось бы, чтобы кто‑то здесь был в курсе, на всякий случай. Я же всё‑таки американский гражданин.
– У нас свободная страна, купил билет – поехал, – сказал он. – Но ты прав, если с тобой что‑нибудь случится, не повредит, если про тебя будут знать в посольстве. У тебя есть знакомые в Госдепартаменте?
– Есть, N.
N. был одним из советников Мадлен Олбрайт по России.
– Ты знаешь N.? Вот и замечательно. Позвони ему.
– Пока, – сказал я. – Успеха на выборах!
N. был на встрече. Он перезвонил мне только к вечеру. Я вкратце объяснил ему ситуацию и попросил разрешения звонить, в случае чрезвычайного развития событий в Турции.
– Звони, конечно, в любое время, – сказал он и дал мне свой домашний телефон.
Мой следующий визит был в телекомпанию Си‑Би‑Эс в Нью Йорке, где у меня был другой хороший знакомый, продюсер Гарри, в своё время я помог им сделать передачу о туберкулёзной колонии в Томске.
– Перебежчик в Турции?! – Гарри в возбуждении забегал по комнате. – Я пошлю камеру к посольству! Он даст нам интервью перед тем, как пойдёт туда? Но это должен быть эксклюзив! О, какой класс! Он выдаст нашим всю русскую сеть?
– Погоди, погоди, Гарри, не так быстро. Никакой сети он не выдаст, он не шпион, он – мент. И камеры не надо. Я просто хотел предупредить тебя на всякий случай. Мало ли что может произойти. Вот если его выкрадут русские или турки станут его выдавать, вот тогда присылай камеру. А пока что никому об этом – ни слова.
– Хорошо, хорошо, обещаю. А ты не мог бы взять с собой портативную камеру и заснять его до того, как вы туда пойдёте – эксклюзив, о'кей? Не дай Бог, его ещё там подстрелят – вот будет история! Я шучу, шучу.
– Ну и шуточки у тебя. Я возьму камеру, только научи меня, как ею пользоваться.
Следующей задачей было объяснить мои планы дома. Моя жена Светлана была не в восторге от идеи ехать в Турцию, сдавать беглого русского подполковника в американское посольство.
– Ты сошёл с ума, – сказала она.– Тебя турки посадят в тюрьму – как я буду возить туда передачи?
– За что меня сажать в тюрьму?
– Ты даже не знаешь этого человека. Может, он бандит, или убийца, или его самого заслали убить Березовского. Потом ты окажешься виноватым.
– Светлана, ты слышала про презумпцию невиновности? Сомнения истолковываются в пользу потерпевшего. А вдруг он не бандит и не убийца – если его вернут в Россию, ему ведь открутят голову.
– Пусть Борис сам его вывозит. Ты читал «Большую пайку»? Там всё написано. Всех вокруг постреляли, а олигарх как бы ни при чём.
– «Большая пайка» – творческий вымысел, драматизация, чтоб книжку лучше покупали. Кстати, Борис ни о чём меня не просил. Это моя собственная идея – ехать в Турцию.
– Но объясни всё‑таки, чего ради тебя туда несёт?
– Честно говоря, не знаю, просто не могу удержаться. Чувствую, если не поеду – потом буду жалеть. Нерастраченный авантюризм.
– Тогда я поеду с тобой. Если тебя там застрелят, то я хочу при этом присутствовать. К тому же я никогда не была в Турции.
Для непосвящённого, разместившиеся в небольшом приморском отеле Литвиненки выглядели типичными курортниками, каких в Анталии десятки тысяч. Подтянутый глава семейства, совершавший утренние пробежки по набережной, его миловидная жена, покрытая двухнедельным загаром, и озорной шестилетний ребёнок не вызывали никаких подозрений у местных жителей, для которых русский турист – источник благополучия и главный двигатель местной экономики. К нашему приезду они уже чувствовали себя старожилами, с удовольствием выступая в роли гидов и толкователей местных нравов.
– Ты знаешь, что он кричит? – стал объяснять Толик Литвиненко Светлане, когда раздался полуденный вопль муллы, разносимый усилителями с минарета. – Он кричит «Аллах акбар!», чтобы молились турецкому богу.
И всё же, приглядевшись, можно было заметить, что перегрузки последних месяцев сказались на беглецах. Это было видно по испытующим взглядам, которыми Саша окидывал каждого нового человека, попадавшего в поле зрения, по заплаканным глазам Марины и по непоседливости Толика, постоянно стремившегося привлечь к себе внимание взрослых.
– Как ты думаешь, возьмут нас американцы? – был первый вопрос Саши.
– Сначала нам надо до них добраться, – ответил я. – Покажи‑ка мне ваши документы.
Турция является одной из немногих стран, куда граждане большинства государств, включая Россию, могут въехать без визы, вернее получить визу при въезде, заплатив 30 долларов. Марина и Толик въехали в Турцию с обычным российским заграничным паспортом из Испании, куда попали по турпутёвке. Сашин документ был фальшивым; его настоящий паспорт забрали при обыске. Он показал мне паспорт одной сопредельной с Россией страны (по просьбе Саши я её не называю), с его фотографией, но с другой фамилией.
– Где ты его взял? – удивился я.
– Ты что, забыл где я работал? Ребята сделали. Не имей сто рублей, а имей сто друзей.
– Добротно сделано. А из чего видно, что это ты?
– Вот, – он показал внутренний российский паспорт, водительские права и удостоверение ветерана ФСБ.
– Скажи, а в Москве твои кураторы уже обнаружили твоё отсутствие?
– Да, я звонил, уже неделю как они переполошились и меня ищут.
– Ты отсюда звонил, значит, они знают, что ты в Турции.
– Я звонил вот по этому, – он показал телефонную карточку английской компании. – Это идет через центральный компьютер, звонок нельзя отследить. Впрочем, я не знаю.
– Не надо было звонить.
– Слушай, я должен был сообщить своим старикам, что я в порядке. Я ведь никому не сказал, что уезжаю. И Марина звонила матери, сказала, что в Испании с Толиком. Пропади они пропадом, суки, гоняют нас, как зайцев!
Мы с Мариной и Светланой переглянулись. Это был первый эмоциональный срыв за несколько часов разговора, но видно было, каких усилий требуется Саше, чтобы сохранять спокойствие.
– В общем, нужно исходить из того, что они знают, что ты за границей. Скажи, если, допустим, ты банк ограбил или убил кого, как быстро можно объявить тебя в розыск? – спросил я.
– Достаточно быстро, но они не станут давать в Интерпол явную липу. Сначала нужно серьёзное дело склеить и под меня подогнать, чтобы правдоподобно выглядело.
– Значит, у нас есть ещё несколько дней.
В Анкару мы ехали на арендованном автомобиле, не решившись садиться на самолёт – там нужно предъявлять паспорта, и мы сочли, что будет лучше если фальшивая фамилия Саши не попадёт в компьютер авиакомпании. Была безоблачная ночь и полнолуние. Мы мчались по пустому шоссе через каменистую пустыню, и Саша рассказывал мне истории из жизни ментов, чтобы я не уснул за рулём.
В Анкаре, в отеле «Шератон» нас ждал Джо, маленький усатый нью‑йоркский адвокат, специалист по правам беженцев, которого я уговорил заехать на день в Анкару из Европы, где у него были дела. Выслушав Сашу, Джо сказал:
– Просить политическое убежище в США можно только находясь на территории США. Посольство для этого не подходит. Находясь за границей, вы можете обратиться за беженской визой, если считаете, что на родине вас преследуют по религиозным, политическим или этническим мотивам. При этом существует ежегодная квота на беженцев, которая всегда перевыполнена. Поэтому ждать въезда приходится месяцы, а иногда и годы. А у вас, как я понимаю, нет времени.
– Он правильно понимает, – подтвердил Саша, выслушав перевод.
– В своё время советских диссидентов, да и не только диссидентов – простых невозвращенцев впускали в Америку с ходу, – сказал я.
– Ну, так то была холодная война, – возразил Джо. – В принципе существует такая форма въезда – вне очереди, которую мы называем «пароль», когда визу дают по причине «общественной значимости». Для этого нужно решение на верхах Госдепартамента или в Белом доме. У тебя есть знакомства? – спросил он меня.
– Знакомства‑то есть, но сейчас выборы, им не до нас.
– В любом случае, я вам рекомендую формально обратиться за беженской визой, чтобы документы уже были в системе, а потом пусть они ждут здесь, а ты поезжай в Штаты и попытайся пробить им «пароль».
– Я не хочу оставаться в Турции, – сказала Марина.
– Да, из Турции депортируют без проблем, – сказал Джо. – В основном, люди просят политического убежища из Турции, а не в Турцию.
– Скажи ему, что до депортации не дойдёт. Как только наши узнают, что я здесь, то сами приедут и всех нас тут замочат прямо в баре, – сказал Саша.
– Джо, ведь всё‑таки Саша офицер ГБ, а не какой‑нибудь еврей‑репатриант. Его действительно замочат.
– По этому поводу могу сообщить вам по секрету, – сказал Джо, – что у ЦРУ всегда есть запас чистых «грин‑карт» – то есть, разрешений на постоянное жительство. Нужно только вписать фамилию. Если человек им нужен, то через несколько часов он оказывается в Вашингтоне в обход всех иммиграционных процедур. Но это – сделка. Вы им – товар, они вам укрытие. Ты должен решить: либо ты – жертва тирании, либо – торговец секретами. Совместить это трудно.
– Саша, у тебя есть секреты на продажу?
– Главный секрет, это кто сколько в Конторе берёт и по какой таксе. Какие у меня секреты, сам подумай? Могу ещё одну пресс‑конференцию устроить. Про то, как ФСБ взорвало жилые дома, чтобы свалить это на чеченцев. Или рассказать, кто убил Листьева, если это им интересно.
– А кто такой Листьев? – спросил Джо.
– Один русский, которого застрелили, это не имеет отношения к делу, – сказал я.
– А у вас случайно нет американца, которого застрелили?
– Есть американец, Пол Тейтум, помнишь? Я знаю, кто его грохнул.
– Кто такой? – спросил Джо.
– Хозяин гостиницы «Рэдисон» в Москве, был расстрелян неизвестными в центре города, – пояснил я.
– Это уже лучше. Бедный Пол может иметь отношение к разведке, к ЦРУ?
– Едва ли, – сказал Саша. – Это была деловая разборка. Заказуха. Но наши ребята в этом поучаствовали.
– Для ЦРУ не подходит, – сказал Джо. – Но об этой истории можно организовать материал в газете, чтобы легче было получить «пароль». Мол, в Турции сидит человек, который знает, кто убил американского гражданина. В общем, ваша главная проблема – дефицит времени. Если бы он уже был в Штатах, с таким материалом я бы получил ему убежище недели за три. Если бы он был в Москве, месяца за два можно было бы организовать «пароль» и беженскую визу вне очереди.
– А что если он просто сядет на самолёт, прилетит в Нью‑Йорк и сдастся полиции?
– Чтобы его посадили в самолёт, нужна американская виза. Если же он проникнет в Штаты без визы, например вплавь, то это – нелегальный переход границы, и его посадят в тюрьму, пока разбирается его дело.
– Всё ясно, – сказал я. – Значит, план такой. Идём в посольство, подаём прошение, и попытаемся организовать прессу. Потом будем получать «пароль». Все согласны?.. Молчание – знак согласия. Джо, спасибо за консультацию, увидимся в Нью‑Йорке.
Утром следующего дня Светлана отправилась на разведку. Вернувшись, она сказала:
– Вас ждут в консульстве ровно в час дня. Я им всё объяснила, и они как‑то слишком быстро всё поняли. Такое ощущение, что они про вас знали. Короче, вы идёте без очереди в отдел обслуживания американских граждан.
Перед походом в посольство Саша рассказал под камеру об истории своей жизни, о причинах, побудивших его искать убежище в США, и о том, что ему известно об убийстве американца Пола Тейтума. Плёнку вручили Светлане, и та отправилась в аэропорт с наказом передать плёнку в редакцию Си‑Би‑Эс в Нью‑Йорке. Проводив Светлану, Саша, Марина, Толик и я отправились в посольство.
Миновав длинную очередь турок, стоявших вдоль забора под присмотром двух полицейских машин, мы приблизились к стеклянной будке. Я вытащил свой американский паспорт. Нас действительно ждали. Вежливый молодой человек в рубашке и галстуке сказал что‑то морскому пехотинцу, и тот, отобрав наши мобильные телефоны и мой паспорт, выдал нам гостевые пропуска на железных цепочках.
– Я консул, – молодой человек назвал своё имя. – Добро пожаловать в посольство Соединённых Штатов. У вас назначено интервью. Вы позволите, господин Литвиненко, я возьму ваши документы?
Нас провели через пустой двор, сопровождающий набрал комбинацию на цифровом замке, железная дверь открылась, и ещё один морской пехотинец провёл нас в странную комнату без окон, с обшивкой для звукоизоляции. Посредине стоял стол со стульями, а под потолком крутился вентилятор. Сверху на нас смотрел глазок видеокамеры.
Мы с Сашей переглянулись. Очевидно, это был тот самый звуконепроницаемый бокс, недоступный для прослушки, о котором я читал в шпионских романах.
Как только мы разместились вокруг стола, открылась дверь, и вошёл ещё один американец в очках, лет сорока на вид.
– Это Марк, мой коллега, второй секретарь из политического отдела, – сказал консул.
Всё, как говорил мой вашингтонский приятель, подумал я: люди из консульства и «другие люди».
– Я вас слушаю, г‑н Литвиненко, – сказал консул. – Чем мы можем вам помочь?
Дальше всё происходило точно по сценарию адвоката. Саша повторил свою историю и попросил предоставить ему и его семье убежище в США, а консул произнёс примерно то, что рассказывал Джо: мы понимаем вашу ситуацию и очень вам сочувствуем, но убежище в посольствах не дают. Что касается беженской визы, то рассмотрение занимает время, пожалуйста, заполните анкету, мы, конечно, постараемся ускорить процесс, но решения принимаются в Вашингтоне, оставьте телефон, по которому с вами можно связаться.
Я сказал, что попробую получить для них «пароль» в Вашингтоне, где у меня есть связи.
– Это разумно, – согласился консул.
Несмотря на вентилятор, в боксе было жарко, хотелось пить. Толик притих, чувствуя, что происходит что‑то очень важное. По щекам Марины текли крупные слёзы.
– Учитывая специфическую ситуацию господина Литвиненко, – сказал я, – есть основания опасаться за их безопасность. Нельзя ли на время рассмотрения дела поселить их в каком‑нибудь безопасном месте, например, где проживают сотрудники посольства?
– К сожалению, у нас нет такой возможности.
– В каком отеле вы остановились? – вдруг вступил в разговор молчавший до сих пор Марк.
– В «Шератоне».
– На чьё имя снят номер?
– На имя моей жены, – сказал я. – У неё другая фамилия.
– Мы знаем, – сказал Марк. – Она была у нас утром. Я думаю, что вы преувеличиваете опасность. «Шератон» – американский объект. Кроме того, мы в мусульманской стране: здесь есть опасность терактов, так что к безопасности в «Шератоне» должны относиться серьёзно. Я хотел бы иметь несколько слов с господином Литвиненко наедине. – И, предвосхитив мой вопрос, добавил по‑русски: – Перевод нам не потребуется.
Саша кивнул, и мы вышли из бокса. Затем консул отвёл нас на вахту, вернул документы и, пожелав успеха, распрощался…
Через несколько минут появился Саша. В общем он держался молодцом, хотя и был бледен.
– Ну что? – спросил я, когда мы сели в такси.
– Ничего. Мужик этот полностью в курсе. Спросил, знаю ли я того, этого. Про кого он спрашивал, большинство я лично не знаю, хотя слышал. Спросил, есть ли у меня что‑нибудь, что могло бы их заинтересовать. Я сказал, что нет. Спросил, собираюсь ли я сидеть тихо или выступать публично. Я сказал, что буду выступать, хочу написать книгу про взрывы. Он сказал: «Желаю успеха, это не по нашей части». Всё.
Наш ужин в тот вечер представлял собой грустное зрелище. Толик капризничал, Саша молчал, что‑то обдумывая, Марина и я поддерживали разговор на отвлечённые темы. На следующее утро мы должны были расстаться.
Вдруг Саша сказал: «Нас уже пасут. Видишь мужика с газетой за стойкой в баре. Он сидел в холле на этаже, а потом спустился сюда. Сейчас проверим».
Он вышел из‑за стола и пошёл в туалет. Мужик повернулся так, чтобы ему видна была дверь туалета. Саша вышел из туалета, направился в фойе. Мужик опять переместился, чтобы держать его в поле зрения.
– С такой наружкой меня бы давно с работы выгнали, – сказал Саша, вручая мне газету, которую купил в киоске, чтобы его прогулка выглядела естественно. – На, почитай.
Я мельком бросил взгляд на первую страницу. Это была местная газета на английском языке – «Туркиш Таймс». Заголовок на полполосы гласил: «Облава на русских». Статья сообщала, что в Турции находится двести тысяч русских с просроченными визами, связанных с проституцией и переправкой нелегальных эмигрантов в Западную Европу, власти их отлавливают и депортируют в Россию. «Как некстати, – подумал я. – Хорошо, что Саша не читает по‑английски».
– Как ты думаешь, он один? – спросил я.
– Один, иначе он не бегал бы за мной с этажа в бар. Ночью больше и не требуется – куда мы денемся из гостиницы. Наверное, засекли нас у посольства. Если смотрят за посольствами, то точно должны были засечь. Надо отсюда уходить.
Мы переглянулись и сказали одновременно: «Хорошо, что мы не сдали машину».
– Марина, возьми у Алика ключ от его комнаты, только незаметно, – сказал он. – Иди наверх, как будто вы с Толиком пошли спать, собери вещи, перетащи всё к Алику в номер на восьмой этаж и жди его там.
Расчёт был на то, что если наблюдатель действительно один, то он будет висеть у Саши на хвосте, и перемещения Марины останутся незамеченными.
Марина зевнула и, сказав: «Ну, ребята, до завтра», потащила за собой к лифту сонного Толика. Минут через пятнадцать поднялись и мы с Сашей. Мужик в баре остался на своём месте.
– Забирай Марину и двигай в гараж, – скомандовал он. – Как только будете готовы, звони мне с мобильного.
Саша вышел на седьмом этаже и отправился к себе в номер. Я вышел на восьмом и, спустившись по лестнице, осторожно заглянул в холл седьмого этажа. Мужик из бара был уже там и читал газету. Я поднялся к себе в номер. Марина читала, одетый Толик спал в моей постели.
Потребовалось две ездки на лифте и четверть часа, чтобы перетащить все вещи и спящего Толика в машину. Когда всё было готово, я позвонил Саше. Спустя три минуты, наша машина выскочила из подземного гаража гостиницы «Шератон» и двинулась в направлении, неизвестном нам самим, так как карты города у нас не было. Я посмотрел на часы. Было половина второго ночи.
– Как ты думаешь, ушли? – спросил я Сашу.
– Чёрт его знает! Если он был один, то ушли, но в городе невозможно сказать. Вот выедем на шоссе, будет ясно.
– Если б я знал, в какую сторону ехать, – сказал я.
На перекрёстке стояла группа жёлтых такси. Стайка шоферов, сгрудившаяся у первой машины, что‑то горячо обсуждала. Я остановил машину.
– Как проехать в Стамбул? – спросил я по‑английски. – Стамбул, Стамбул!
Последовало длинное объяснение по‑турецки. Я жестами объяснил таксисту, что поеду за ним – пусть он выведет нас на стамбульское направление. Через полчаса, расплатившись с таксистом, мы легли на курс.
– Останови‑ка машину, – попросил меня Саша после крутого поворота шоссе. Постой минут десять.– Так… Вроде никого нет, поехали дальше.
Большую часть пути мы проехали молча. Жизнерадостное настроение предыдущей ночной поездки сменилось унынием.
– Я не дамся живым, – вдруг сказал Саша. – Если меня начнут выдавать, я покончу с собой.
Я посмотрел в зеркало. Марина и Толик спали.
– Саня, не напрягайся, – посоветовал я, вспомнив книжку по популярной психологии. – Старайся думать в положительном направлении. А то потом, когда всё обойдётся, окажется, что ты зря волновался.
– У тебя есть план действий?
– Добраться до Стамбула, прописаться в гостинице и выспаться. А потом подумать.
– Хочешь, я сяду за руль?
– Нет, не хочу. Нас остановят, а у тебя в правах одна фамилия, а в паспорте другая. Сразу заметут.
С рассветом появился густой туман. Судя по километражу, мы должны были уже въехать в Стамбул, но впереди была лишь густая молочная стена. Может, турок‑таксист сыграл с нами злую шутку и направил нас в противоположном направлении? К тому же у нас кончался бензин. Я ехал и думал о том, что мой вашингтонский приятель был прав – меня несёт в неизвестность туманный поток под названием «непредусмотренное развитие событий», и кто знает, где мы окажемся через час после того, как встанем на пустом шоссе без бензина, а к нам подъедет полиция и проверит документы.
Впервые за пять дней, прошедших с ночного звонка Бориса, у меня было время подумать над вопросом жены, от которого я отмахнулся в Нью‑Йорке: чего ради меня понесло в Турцию? Это была не просто жажда приключений. Скорее, ностальгия по прошлому, возможность вернуться на 25 лет назад, когда при других обстоятельствах мне самому пришлось испытать то, что должен чувствовать сейчас Саша – опьяняющую смесь внутренней свободы и безграничной уязвимости человека, который бросил вызов репрессивной системе, и вот – не раздавлен, жив и может быть даже оставит монстра в дураках! Это чувство победы над собственным страхом, забытое за годы американского благополучия, дремало на задворках моего сознания четверть века, с тех пор, как в мрачной Москве 70‑х годов я распространял книжки Солженицына и передавал западным корреспондентам сведения о политических заключённых. Борис прав – скоро диссиденты снова начнут бегать в американское посольство, а отчаянные мальчики – перепечатывать самиздат. Монстр КГБ не погиб и вновь набирает силы, насосавшись крови в двух чеченских войнах. Как я мог упустить шанс помериться с ним силами ещё раз?!