Эрмитаж. Галерея героев 1812 года.

У русского царя в чертогах есть палата:

Она не золотом, не бархатом богата;

Не в ней алмаз венца хранится за стеклом;

Но сверху донизу, во всю длину, кругом,

Своею кистию свободной и широкой

Ее разрисовал художник быстроокий.

Тут нет ни сельских нимф, ни девственных мадонн,

Ни фавнов с чашами, ни полногрудых жён,

Ни плясок, ни охот, — а всё плащи, да шпаги,

Да лица, полные воинственной отваги.

Толпою тесною художник поместил

Сюда начальников народных наших сил,

Покрытых славою чудесного похода

И вечной памятью двенадцатого года....

 

На этом обычно цитирование стихотворения и заканчивается. А ведь оно о нем – о Барклае де

Толли, о драме его судьбы, и называется - то «Полководец».

 

Но в сей толпе суровой

Один меня влечет всех больше. С думой новой

Всегда остановлюсь пред ним — и не свожу

С него моих очей. Чем долее гляжу,

Тем более томим я грустию тяжелой.

Он писан во весь рост. Чело, как череп голый,

Высоко лоснится, и, мнится, залегла

Там грусть великая. Кругом — густая мгла;

За ним — военный стан. Спокойный и угрюмый,

Он, кажется, глядит с презрительною думой.

- И далее слова, которые, как правило, не звучат в этой галерее, и какие, я уверен, к сожалению, не очень известны, даже любителям истории и поэзии.

 

О, вождь несчастливый! Суров был жребий твой;

Всё в жертву ты принес земле, тебе чужой,

Непроницаемый для взгляда черни дикой,

В молчаньи шел один ты с мыслию великой,

И, в имени твоем звук чуждый невзлюбя,

Своими криками, преследуя тебя,

Народ, таинственно спасаемый тобою,

 

 

Ругался над твоей священной сединою.

 

Нет, я не злой судьбе Барклая, я о другом. Здесь есть удивительная пушкинская строка – «Народ, таинственно спасаемый тобою…» И первая загадка: в чем же эта таинственность? О чем догадывался или знал Пушкин?

Но сначала о судьбе Михаила Богдановича Барклая де Толли. Вообще то, правильнее - Барклэ оф Толей, на английский манер, поскольку Барклэ или Бэркле – шотландцы на русской службе. Да какая разница! В любом случае - Иностранец! «И в имени твоем звук чуждый невзлюбя»!

- Ах, как стыдно! И сегодня стыдно! В год, когда исполняется 225 лет со дня рождения этого человека, прожившего безупречную жизнь и отдавшего ее на службу России.

Михаил Богданович служил в армии с 15 лет! Собственно, кроме армии, почти непрерывно воевавшей, никакой жизни и не было, ни у Михаила Богдановича, ни у его братьев. Его дед был бургомистром в Риге, и только отец, благодаря военной службе приобрел дворянское звание. В армии служили и два брата Михаила Богдановича - Эрик окончил службу в чине инженер - генерал майора, и Генрих – майором артиллерии. Михаил первоначально служит в кирасирском полку, в семнадцать лет получает чин корнета.

Служба неродовитого и не богатого офицера шла тяжело, а чины медленно. Однако, он служит честно, добросовестно и постоянно учится. Он отличился при штурме Очакова – получил орден Св. Владимира и чин секунд майора. Всего. А ему уже 27 лет, по тем временам, возраст немалый! Будущий противник Барклая - Наполеон в 27 - бригадный генерал!

Михаила Богдановича переводят в Изюмский легкоконный полк, что, в общем-то, довольно странно. Это все равно, что танкиста пересадить на мотоцикл. Однако, эта служба многому научила будущего великого полководца - конники легкой кавалерии – тактическая разведка.

Россия воюет непрерывно. Бои под Каушанами, взятие Аккермана, Бендер, война в Финляндии, в Польше, и вдруг совершенно неожиданный перевод Барклая в пехоту. В егеря.

Вопреки расхожему мнению, что при императоре Павле служить было невозможно, что государь изуродовал армию, травил Суворова, (правда, после награждения его титулом генералиссимуса и светлейшего князя, Государь объявил Александра Васильевича своим родственником! и т.п.), разглядел будущего великого полководца Барклая де Толли именно Павел! Барклай, командуя полком, делает его образцовым, причем, без всяких палочных и зубодробительных мер, и Павел присваивает ему чин генерал майора! Именно этот чин позволяет проявиться в Барклае таланту великого полководца!

Слава Барклая начинается в кам­панию 1806 г, когда он командовал передовым от­рядом и под Пултуском (14 дек. 1806 г.) не только выдержал атаку войск маршала Ланна, но вместе с подоспевшими войсками генерала Сакена перешел в наступление и опрокинул дивизию французского генерала Гюдена.

В 1807 году 23 января, командуя одним из авангардов, он при­крыл марш русской армии к Янкову, выдержав бой с вчетверо сильнейшим про­тивником. На следующий день, командуя уже арьергардом при отступлении нашей ар­мии к Ландсбергу и Прейсиш-Эйлау, своими искусными действиями у Гофа, против всей армии Наполеона, дал возможность главнокомандующему, ген. Беннигсену, сосредото­чить русскую армию у Прейсиш-Эйлау. Здесь 26 и 27 января разыгралось кровопролитное сраже­ние, в котором Барклая ранили, и он принужден был отправиться для лечения в Мемель, где, «во внимание к его выдающимся боевым заслу­гам и мужеству», его посетил Император Алек­сандр I. У них состоялся продолжительный раз­говор о тогдашних военных событиях и о состоя­нии армии.

Собственно, с этого разговора и начинается взлет карьеры Барклая. И не случайный. Государь намеревался выказать внимание герою, так сказать, увенчать доблесть лаврами. Однако, разговор с раненным генералом принял совершенно неожиданный поворот. Барклай де Толли изложил Императору свой, детально разработанный, стратегический план будущей войны с Наполеоном на территории России, а что такая война произойдет, он не сомневался.

Подчеркиваю, разговор происходит в 1807 году! Каким стратегическим мышлением нужно обладать, чтобы так предвидеть события! Считается, что очень опытный аналитик может предугадать события на полгода вперед, Барклай не только предсказал то, что произойдет через пять лет с половиной лет, но в подробностях изложил план военных действий, какой и был выполнен сначала им, а затем Кутузовым. Правда, по плану Барклая русская армия должна была «тащить за собою Наполеона до Волги, измотав противника без боев, на одних переходах, отрезать ему путь к отступлению и полностью уничтожить. Великая армия под водительством Бонапарта должна была бесследно исчезнуть в Российских просторах, без всякого отступления. Правда, были слова, которые тогда потрясли Александра: «Если бы мне пришлось действовать против Наполеона, — говорил Барклай тогда, — я вел бы отступательную борьбу, увлек бы грозную французскую армию в сердце России, даже на Москву, истощил бы и расстроил ее и, нако­нец, воспользовавшись суровым климатом, за­ставил бы Наполеона на берегах Волги найти вторую Полтаву».

Что же позволило Барклаю так ясно представить себе грядущие события. Мы знаем его как храбрейшего и опытнейшего военачальника, великолепного стратега и администратора, но то, что он был гениальный разведчик, для многих, думаю, станет открытием.

Однако, продолжим по порядку. Не вполне оправившись от раны, рука перебита так основательно, что он еще долго носил ее на перевязи и по выработавшейся привычке всегда придерживал левой рукой. Правая рука постоянно болела.

В 1808—09 гг. и принял участие в войне со Швецией. Действуя слишком профессионально, слишком инициативно и слишком самостоятельно Барклай в этой войне наживает себе многих врагов, в том числе знаменитого Буксгевдена и многих других. Вражда его с генералами стала настолько очевидна и зла, что ему пришлось покинуть армию. Его спасает только расположение Александра, который в людях разбирался, умел выбирать достойных и ставить их на важные должности.

Александр вновь шлет его в Финляндию. На него возложено командование войсками, назначенными для перехода по льду Ботнического залива через Кваркен (100 верст) в Швецию. Что он блестяще и выполняет. Однако, даже сегодня мы больше знаем о переходе по льду на Аландские острова Багратиона, а не блистательной операции Барклая. Недруги его множатся. В мае 1809 г. Барклай де Толли назначен Финляндским генерал-губернатором и главнокомандующим войсками в Финляндии. Администра­тивные способности, проявленные Михаилом Богдановичем на этом посту, и тот такт, с которым он вел себя по отношению к населению, делившегося на приверженцев Швеции, Рос­сии и самостоятельной Финляндии, побудили Александра в январе 1810 г. призвать Барклая на пост военного министpa. И он стал, пожалуй, самым замечательным военным министром, за всю истории Империи.

За кратчайший срок, Барклай де Толли реорганизовал военное министерство. Создал «Учре­ждение для управления большою действующею армиею», ввел корпусную организацию, обра­зовал пехотные дивизии. Им создан корпус внутренней стражи и пр.; сделаны значительные улучшения: по довольствию войск, приему и обучению ре­крутов. В предвидении новой войны с Напо­леоном, он увеличил численность вооруженных сил до небывалых размеров—1275000 человек. Уси­лены старые и построены новые крепости: Бобруйск и Динабург.

И вот тут мы скажем о главном, о том, что редким историком ставится в заслугу Барклаю. Он был первым военачальником, обогнавшим на несколько десятилетий все воюющие страны того времени - Барклай де Толли первым в мире создал ВОЕННУЮ РАЗВЕДКУ, разработал и внедрил все основные принципы ее работы, которые используются вплоть до нынешнего времени во всех странах.

Нельзя сказать, что разведки вообще до него не было. Она существует, пожалуй, со времен возникновения первобытного человеческого общества. Но до Барклая вся разведывательная информация поступала по дипломатическим каналам, и зачастую даже не попадала к военным. Анализ новым военным министром качества донесений глав дипломатических миссий России привел к неутешительному выводу: эти до­несения "недостаточно обращали внимания на все относившееся до во­енных приготовлений в Европе". Те же сведения, "которые доходили дипломатическим путем до канцлера Румянцева, не всегда сообщались военному министерству".

Барклая-де-Толли создал первый специальный центральный разведывательный орган, получивший наименование "Экспедиция секретных дел при военном министерстве". В посольства и миссии, где главами состояли "послы военных генеральских чинов", были направлены для разведывательной работы офицеры в официальном качестве адъютантов таких послов-генералов. Харьковского драгунс­кого полка майор В.А.Прендель был назначен адъютантом к генерал-лейтенанту Ханыкову, "дабы скрыты были его занятия, по примеру, как все наши послы военных генеральских чинов гр.Ливен, гр.Шувалов и кн. Реп­нин имеют уже таковых при себе " При генерал-майоре Репнине — посланнике в Испании, генерал-лейтенанте Ливене — после в Берлине и генерал-лейтенанте Шувалове — посланнике в Вене с 1810 года состояли адъютантами соответственно поручик П.И.Брозин, подпол­ковник Р.Е.Ренни и полковник Ф.Т.Тейль-фон-Сераскеркен.

Для разведки во Франции использовались позиции назначенного в 1808 году в период сближения Наполеона с Россией личного адъютанта Алек­сандра I, полковника А.И. Чернышева, которому были также поставлены разведывательные задачи: "о числе войск, особенно в каждой дер­жаве, об устройстве, образовании и вооружении их и расположении по квартирам... о состоянии крепостей, способностях и достоинствах лучших генералов и расположении духа войск". Ставилась также задача "закупать издаваемые в стране карты и сочинения в военной области ". "Сколько же на то потребно будет суммы, — писал Барклай-де-Толли, — я не премину своевременно высылать ". "не менее еще желательно достаточное иметь известие о числе, благосостоянии, характере и духе народа, о местоположе­ниях и произведениях земли, о внутренних источниках сей империи или средствах к продолжению войны... ". В обращении к российскому посланнику Барклай-де-Толли подчеркивал, что "настоящее ваше пребывание открывает удобный случай доставать секретные сочинения и планы ".

С просьбой содействовать в добывании разведывательных сведений Барклай-де-Толли обратился в течение второй половины 1810 го да к главам дипломатических представительств в Австрии — графу П.А. Шувалову, в Саксонии — генерал-лейтенанту В.В. Ханыкову, в Бава­рии — князю И.И. Барятинскому, в Швеции — П.К. фон- Сухтелену и во Франции — князю А.Б. Куракину.

Но в первую очередь рекомендовалось создание агентурной сети из числа иностранцев. В это время появля­ется понятие "агент" применительно к иностранцу, привлекаемому к сотрудничеству именно с русской разведкой.

В декабре 1811 года Чернышев уже оплачивал услу­ги четырех агентов: в военном министерстве, в военной администра­ции, в Государственном совете и агента-посредника. Чернышев наряду с офицерами-адъютантами стал одним из первых военных развед­чиков, действовавших под прикрытием официальных военных долж­ностей в разведываемых странах. Они явились предтечами появившихся через полвека военных агентов при российских зару­бежных представительствах.

Одновременно под руководством военного министра наряду со стратегической развернулась и тактическая разведка. Штабы армий и корпусов, дислоциро­ванных на западной границе, начали сбор разведывательных све­дений и материалов о сосредоточении французских войск на сопре­дельных территориях.

Генерал от инфантерии князь Багратион, командовавший в 1812 году 2-й Западной армией, в докладной записке военному министру писал: "А как я намерен в сомнительные места для тайного разведыва­ния делать посылки под иным каким предлогом достойных доверенно­сти и надежных людей, то для свободного проезда за границу не угодно ли будет Вашему Высокопревосходительству прислать ко мне несколь­ко бланков пашпортов за подписанием господина канцлера, дабы... удалить могущее пасть подозрение"

Согласно новой структуре в составе Военного установления " в числе Военно-ученого комитета, Военно-топографического бюро, Военной типографии и Особенной канцелярии при военном министре (бывшая Экспедиция секретных дел при Военном мини­стерстве) Этот орган отвечал за сбор разведывательной информации за рубежом, ее анализ, обобщение и доклад военному министру, а также за выработку инструкций для направляемых за грани­цу разведчиков.

Штат Особенной канцелярии был немногочисленен: директор, три экспедитора и один переводчик. Особенная канцелярия занималась " всеми вопросами, которые с точки зрения военного министра были особо секретными, т.е. проведением разведки, обобщением и анализом поступающей разведывательной информации, выработкой рекомендаций для составления военных планов и осуществлением секретных подготовительных мероприятий, в частности передислокацией во­тских частей на границе "

До 19 (31) марта 1812 года пост директора занимал близкий Барклаю-де-Толли человек — флигель-адъютант полковник А.В. Воейков, начавший военную службу ординарцем у А.В. Суворова еще во время Швейцарской кампании. Войекова сменил полковник А.А. Закревский — боевой офицер, имевший навыки ведения штабной работы.

Опираясь созданный им разведывательный аппарат, Барклай-де-Толли имел достоверные данные, что основные силы французских войск развернуты в трех группировках, главная из которых под личным командованием Наполеона сосредоточена в районе Эльбинг, Торунь и Данциг, а также, что 24 июня противник перейдет государственную границу. Правда, установить место переправы французских войск через реку Неман разведке не удалось.

В 1811 году Наполеон говорил: "Через пять лет я буду господином мира; остается одна Россия, но я раздавлю ее"

К 1812 году Наполеон, стремившийся к мировому господству, был уже властителем Европы. Границы порабощенной им территории вплот­ную подошли к России. Независимая Россия явилась основной прегра­дой на пути Наполеона к покорению мира.

С началом Отечественной войны Барклай-де-Толли был назначен Главнокомандующим Первой Западной армии с оставлением за ним поста военного министра, а Особенная канцелярия по существу превратилась в часть Собственной канцелярии командующего Первой армии. В сентябре 1812 года Барклай-де-Толли был уволен от должности военного министра, и первый в России специальный центральный орган военной агентурной разведки прекратил свое существование. Его функции перешли непосредственно к военному министру, а часть офицеров - разведчиков отозвана на родину.

Произошла страшная вещь, весь трагизм которой, к сожалению, был понятен только одному Михаилу Богдановичу, да немногим его сотрудникам. Ценнейшая разведывательная структура, плод многолетних смертельно опасных усилий и немалых средств, упразднена! Военные - современники Барклая - не понимали, что войны проходят, а разведка остается всегда. Наступили трагические дни в жизни этого гениального человека.

Однако, нет времени сетовать и отчаиваться. Война шагает по России. Де Толли начинает осуществлять свой план заманивания Наполеона в глубину России, но Александр вначале разделял эти взгляды Барклая, но впоследствии осложнил их осу­ществление принятием плана полковника Фуля, основанного на занятии укрепленного Дрисского лагеря. Барклаю, с первых же шагов войны, пришлось бороться с влиянием этого педанта-теоретика. Вынужденный, несмотря на все свои возражения, к поспешному отводу войск в Дрисский лагерь, Барклай настоял, в конце концов, на его оставлении и соединении со 2-й армией (кн. Багратиона).

Памятуя слова Императора Александра, сказанные ему при отъезде Государя из армии: «Поручаю вам мою ар­мию. Не забывайте, что у меня нет другой, и пусть эта мысль никогда вас не поки­дает», — Барклай, оставшийся без стратегической разведки, руководствуясь только своим талантом и интуицией, был во всех действиях крайне осторожен. Его окружало полное непонимание в войсках!

В начале Х!Х века войны, как правило решались одним генеральным сражением. Армия рвалась биться с Наполеоном, Барклай же отступал!

Соединив армии у Смоленска, он отказался от вы­работанного генералом Толем плана наступления всеми нашими силами к Рудне, чтобы, разбив и про­рвав центр расположения армии Наполеона, занять внутреннее положение по отношению к противнику и бить его по частям. Михаил Богданович решил отступать к Москве. В эти дни вся ар­мия и все общество, обвиняют Барклая в не­решительности, трусости и даже в измене. Под давлением общественного, мнения Государь принял решение назначить Кутузова главно­командующим всеми силами, действовавшими на театре войны.

Кутузов, великий политик, опытнейший царедворец времен екатерининских, прибыл к армии 17 августа. и, приняв ее от Барклая, мрачными краска­ми изобразил состояние ее в донесении Госу­дарю. Прямой и безукоризненно честный Барклай де Толли был приведен таким докладом, совершенно не соответствующим истине, в отчаяние. 24 августа, накануне Бородинской битвы, он обра­тился к Императору Александру с письмом, в кото­ром умолял освободить его «из этого несчаст­ного положения и совершенно уволить от службы», если в предстоящем сражении не исполнится его желание — быть убитым.

«Оде­тый в вышитый золотом генеральный мундир, при всех орденах и звездах, в шляпе с гро­мадным черным плюмажем — так, чтобы представлять собой яркую, хорошо заметную мишень для неприятельского, огня, Барклай руководил под Бородином действиями 1-й армии с таким ис­кусством, энергией и жаром, ища в то же время со светлым, спокойным лицом смер­ти, — что вернул себе доверие армии и при­мирил с собою главного своего противника — Багратиона».

Я думаю, не совсем так. Багратион, человек страстный и горячий, в Бородинском сражении понял, как сильна французская армия, какой силы удар она наносит, и… как прав Барклай, спасая армию и Россию. Когда его везли, мимо идущих в бой полков под водительством Барклая, слова были сказаны иные. Вестовой должен был передать дословно: «Багратион просит у Михаила Богдановича прощения…» Не примирения, но прощения!

Но первым-то человеком, который давно все понимал и разделял все замыслы Барклая был интриган и хитрец, сын сложного осьмнадцатого столетия великий Кутузов.

Именно Кутузов послал Барклая осматривать места, предполагаемых после Бородина, боев, думаю зная, что таких мест до Москвы нет и только честный Барклай это подтвердит, несмотря на то что и тут его обвинят в трусости.

На знаменитом совете в Филях, когда все генералы требовали сражения, и только Барклай не покривил душой, не поддался общему настроению и высказался за оставление Москвы без боя. Нужно было обладать глубокой, искренней убежденностью в правоте своих взглядов и громадным мужеством, чтобы, зная о тяготевших на нем обвинениях и по­дозрениях, высказаться за оставление Москвы. Кутузов же на совете спал или прикидывался спящим. Но когда услышал разумную речь Барклая «проснулся» со словами:

- Ну, коли все за отступление, делать нечего… Москву придется сдать…

Это Барклай, когда армия перешла на старую Калуж­скую дорогу, подал свое мнение за открытие наступательных действий, и, это по его предло­жению, первый летучий партизанский отряд Дорохова был направлен к Вязьме – достойное решение разведчика и профессионального кавалериста, ….. Но на этом и закончилось участие Барклая в Отечественной войне.

15 сентября он свалился от нервного истощения и сильной лихорадки, давно уже его мучив­шей. Он был давно и тяжело болен. К болезни присоединилось новое нравственное испытание: гибель всех его замыслов, кроме уничтожения его детища – военной разведки, совершенно незаслуженное унижение. Состоялось увольне­ние его от должности воен. министpa, хотя и по его собственной просьбе, но без единого слова благодарности за все сделанное им на этом посту.

22 сентября он покинул армию и выехал в Калугу, где подвергся со стороны черни ужасным оскорблениям. Его карету забрасывали камнями и навозом, в его калужском доме били стекла. Просьба его о разрешении прибыть в Дерпт (в Тарту) осталась без ответа. Тогда, тяжко больной, он уда­лился в свое имение в Лифляндской Губернии. Уверенный, что здесь будет окончательно предан забвению и, хотя бы избавленный от ежедневных оскорблений, обретет покой.

Однако, заслуженная слава и благодарность потомков были впереди.

Через несколько месяцев, он получает письмо от Александра с просьбой принять командование армией в Заграничном походе.

4 февраля 1813 года, Барклай с 3-й армией, шедшей на соединение с основными силами союзников, двинулся на французов, и 4 апреля, в который раз спасая русскую армию, взял город Торн. «Занятие этой крепости облегчило наши дальнейшие действия, доставив Барклаю алмазные знаки орд. св. Алек­сандра Невского; кроме того ему Высочайше было пожаловано единовременно. 50.000 руб.»

17 апреля умер Кутузов. Однако, главнокомандующим нашими и прусскими войсками был назна­чен граф. Витгенштейн. Он был моложе Барклая в чине, и это была очередная несправедливость, но безупречный военный Барклай де Толли беспрекословно Витгенштейну подчи­нился.

После Люценского сражения 3-я армия, ведомая Барклаем, присоединилась к главной. В ночь на 7 мая войска Барклая были посланы против корпусов, направленных Наполеоном на Кенигсварт на обход правого крыла русских и для действий на тыловые сообщения. 7 мая Барклай разбил и рассеял при Кенигсварте итальянскую дивизию генерала Перри.

8 и 9 мая под Бауценом Барклай командо­вал правым флангом русской армии, на который был направлен главный удар Наполеона;

19 мая состоялось назначение Барклая главнокомандующим русско-прусской армией, действовавшей про­тив Наполеона. За Кенигсвартское дело Имп. Александр I наградил Барклая орд. св. Андрея Пер­возванного, а король прусский — орд. Черного Орла. С присоединением Австрии общим главнокомандующим был назначен австр. фельдмарш. кн. Шварценберг, Барклай. же остался во главе на­ших и прусских войск. Вступив со своей ар­мией в Богемию, он двинулся к Дрездену и после сраж. под этим городом отступил к Кульму, где 18 авг. союзные войска одер­жали решительную победу. За Кульм Б. б. награжден орд. св. Георгия 1-го кл., а имп. австр. пожаловал ему командорск. крест Марии-Терезии. В Лейпцигск. битве (4, 5 Б. с обычным мужеством и неустра­шимостью появлялся всюду, где необходимо б. его присутствие, и б. одним из главных ви­новников одержанной победы. Наградой ему за нее б. графское достоинство. В 1814 г. Б. руководил русск. войсками в сражениях: при Бриенне, Арсис-сюр-Обе, Фер-Шампенуазе и при взятии Парижа (18 марта 1814 г.) За сражение при Бриенне он награжден шпа­гой, украшенной алмазами и лаврами, а за Париж — произведен в ген.-фельдмаршалы. По заключении мира и возвращении в Россию Б. б. назначен главнокомандующим 1-й армией, которая в 1815 г. вновь двинута к преде­лам Франции. Решительная победа при Ва­терлоо и вторичное отречение Наполеона от престола остановили дальнейшее движение наших войск. После знаменитого смотра при Вертю за распорядительность и образцовое состояние войск Император Александр I возвел Б. в княжеское достоинство.

Барклай скончался 14 мая 1818 г., в Инстербурге, близ Кенигсберга, на 57-м году жизни. Прах Барклая перевезен и по­гребен в его имении Бекгоф в Лифляндии.

«Барклай, по оценке его действий известным истори­ком войны 1812 г. ген. Харкевичем, не отли­чался блистательными способностями, но об­ладал многими драгоценными качествами полко­водца. Простой, ясный и практический ум его холодно оценивал обстановку и принимал соответственное решение. Предусмотрительность его обнимала все, и он ничего не забывал во время исполнения. Самостоятельность его была безусловна: взгляды, которые он вы­сказывал, и решения, которые он принимал, всегда были его собственные. Непоколебимая настойчивость в преследовании поставленной цели не знали преград. Полное самооблада­ние и спокойствие в самые тяжелые реши­тельные минуты были изумительны. На поле битвы он видел все и с неизменным хладно­кровием распоряжался всем под самым силь­ным огнем. Патриот в лучшем смысле слова он исполнял свой долг, никогда не думая о себе. Несправедливость современников ча­сто бывает уделом великих людей, но немно­гие испытали на себе эту истину в такой сте­пени, как Барклай»

Однако, только много лет спустя, мы можем добавить к этим словам еще и то «Двухлетнее — с 1810 года по 1812 год — существование в России и эффективная по тем временам деятельность, не имевшей аналогов в истории единой централизованной системы военной агентурной разведки со специальным центральным органом, зарубежными силами и средствами, с четко поставленными разведывательными задачами и необходимым финансовым обеспечением явились личной заслугой выдающегося русского военного деятеля Михаила Богдановича Барклая-де-Толли. Он смог предвосхитить и реализовать на практике многое ставшее впоследствии классикой разведки. Иными словами и много лет спустя, после своей кончины Барклай де Толли, продолжал и продолжает защищать Россию. В отличии от многих героев прошлого, принадлежащих истории, он все еще в строю. Первый в строю русских военных разведчиков.