И хотя жизнь множества семей в наши дни чрезвычайно осложнена, мы чаще встречаем чужих взрослых людей, виновных в убийстве детей, живущих в их доме. Ужасное убийство двенадцатилетней Валери Смелсер в округе Кчарк, Виргиния, привлекло внимание всей страны. Живущий в семье приятель матери Валери, Норман Ховертер, был обвинен в убийстве девочки после продолжительных издевательств над ней и тремя ее сестрами.
В январе 1995 года Ховертер и мать Валери, Ванда Смелсер, сообщили, что девочка исчезла с автобусной остановки у шоссе. На следующий день ее обнаженный труп нашли в овраге. Когда прошел слух о
том, что девочка выглядит истощенной, бывшие соседи и другие знакомые заговорили о дурном обращении с ребенком, которое давно заподозрили. О семье заявили в службу защиты детей, но она переехала. В то время финансирование службы оставляло желать лучшего, да и у персонала прибавилось работы. Так получилось, что Валери и ее семью упустили из виду. Готовясь к процессу, обвинители собирали доказательства дурного обращения с ребенком. Ховертер и Смелсер держали Валери в подвале, иногда приковывали ее, голую, к двери, заставляли мочиться в старую банку из-под кофе и испражняться на пол. Ей не позволяли есть вместе с остальными членами семьи: девочка выпрашивала объедки или крала еду по ночам. Валери убили после того, как она случайно уронила банку на пол в кухне. Избив девочку, Ховертер ткнул ее лицом в пролитую жидкость, а потом ударил головой об стену — с такой силой, что отвалилась штукатурка. Хотя адвокат матери Валери первоначально собирался заявить о том, что она стала жертвой манипуляций Ховертера, используя для защиты синдром запуганной женщины, ее все-таки признали виновной в похищении и убийстве второй степени. Мать Валери так и не раскаялась в том, что подвергала пыткам и убила собственную дочь, но улик для обвинения было достаточно. Ховертер также был признан виновным и в настоящее время отбывает пожизненный срок за похищение и убийство первой степени.
За исключением случаев, когда детей убивают их родители (нетипичные случаи растления малолетних) или когда женщины становятся сообщницами сильных, властных мужчин (таких, как Бернардо и Ховер-
тер), субъектами убийств детей и растления малолетних оказываются мужчины. Существуют женщины, совершающие преступления на половой почве, и похитительницы детей, но подавляющее большинство
известных происшествий связано с преступниками мужчинами. Думаю, большинство людей, работа которых связана с преступлениями против детей, согласятся: женщин-растлительниц в действительности больше, чем мы предполагаем. Мужчина, занимающийся сексом с девочкой, приобретает общественное клеймо («грязный развратник»), в то время как многие до сих пор считают секс мальчика со взрослой женщиной «ритуалом посвящения».
Известны случаи, когда с младенцами и детьми постарше дурно обращались и совращали их дневные няни. Женщины традиционно имеют больший доступ к детям, и их роль в воспитании включает купание,
одевание и раздевание, осматривание, прикосновения к ним. Дети-жертвы не в состоянии объяснить, а посторонний наблюдатель может и не заметить, что няня делает что-то не так. Когда женщины совращают детей постарше, обычно они действуют вместе с сообщником. Действия этих женщин редко соответствуют моделям поведения, как и описанным характеристикам мужчин—растлителей малолетних; обычно такими женщинами руководят другие психологические потребности и проблемы. Возможно, в детстве они сами были жертвами сексуального насилия и/или подвергались дурному обращению дома, уже став взрослыми. Женщины, похищающие детей, не являясь членами их семьи, руководствуются иными потребностями в отличие от тех, кто совращает малышей, присматривая за ними. Ими движет не сексуальная потребность, а желание заполнить пустоту в своей жизни: им необходимо иметь ребенка. Эта потребность проявляется в преступлении необычного типа: похищении младенцев.
НЦППЭД, работая совместно с ФБР, Международной ассоциацией надежности и безопасности здравоохранения и школой медсестер при Университете Пенсильвании, начал несколько исследований. Цифры невелики — по оценкам, в среднем из 4,2 миллиона детей, рождающихся в США ежегодно, похищаеют около 20, однако мы называем их «случаями повышенного воздействия», поскольку они производят неизгладимое впечатление на родителей, медсестер и других медиков-профессионалов. Как и в отношения иных преступлений против детей, в этом случае трудно получить достоверные сведения, поскольку о похищениях часто не сообщают. К примеру, мы не знаем, сколько попыток похищения проваливается каждый год. В особенности у руководства больниц есть свои причины не сообщать о неудавшихся похищениях властям. Нам известно, что такое происходит по всей стране, в крупных и маленьких больницах, но особенно в городах.
Невозможно представить себе переход родителей от счастья и восторга при виде долгожданного малыша к ужасу и опустошенности, вызванных известием о его пропаже, дескать «медсестра», сообщившая вам о необходимости отнести ребенка в детскую палату для анализов или к «администратору больницы», порекомендовавшему ребенка для фотографирования, исчезла вместе с младенцем. Молодые матери, обессиленные от физического и эмоционального напряжения во время родов, в буквальном смысле слова вручают своих младенцев похитительницам. Часто женщины, переодетые медсестрами, просто уносили
малышей из детской палаты и покидали больницу, спрятав ребенка под просторной одеждой или в большой сумке, но чаще всего даже не делая попыток замаскироваться.
Большинство похитительниц уносят детей из больниц, но известны и случаи похищения из родительского дома. К примеру, дав объявление в местной газете об услугах няни, похитительницы просто ждут, когда мать или другой член семьи отлучатся из комнаты, и уносят ребёнка. Очевидно, эти преступницы не вызывают подозрений, — иначе никто не согласился бы доверить им малыша. По опыту первых и более поздних исследований нам удалось составить довольно отчетливый профиль личности похитительниц такого типа. Почти всегда ими бывают женщины, часто чрезмерно полные, абсолютно нормальные на вид. Многие занимают ответственные посты, большинство никогда не привлекались к уголовной ответственности. Мы видели две возрастные группы: от шестнадцати до двадцати одного года и от тридцати двух до пятидесяти пяти лет. Этот возраст — типичное начало и конец того времени, когда женщина может родить ребенка, что, повидимому, имеет огромное значение для субъектов подобного типа. Похитительницы младенцев отличаются низкой самооценкой, и их чувство собственного достоинства может основываться на способности быть женами и матерями. У многих есть взрослые дети от прежних беременностей. Без младенца, о котором надо заботиться, эти женщины чувствуют себя неполноценными, словно их жизнь потеряла смысл. Это преступление связано со сложными эмоциональными
потребностями, а не с традиционными мотивами алчности (как в похищении ребенка с целью выкупа), сексуального удовлетворения или власти.
Провоцирующие стресс-факторы бывают различными. Если неполноценный мужчина способен убить ребенка, потеряв работу или расставшись с подругой, то стрессы женщин-похитительниц с большей веро-
ятностью связаны с родами: недавним выкидышем, рождением мертвого младенца или даже абортом; приближением менопаузы; недавней гистерэктомией или же грозящим завершением отношений с возлюбленным, которые, по мнению женщины, может спасти еще один ребенок.
Эти преступницы действуют с любопытной смесью рассудительности и обмана. С похищением бывает связано немало размышлений и планов, в том числе женщина может несколько месяцев подряд лгать мужу,
любовнику, родным и сотрудникам, симулируя беременность. Их действия бывают настолько продуманными, что они меняют фигуру, регулярно «бывают у врача» (на прием к которому просят подвезти своего партнёра), занимаются приготовлениями к дородовому отпуску, покупают вещи для ребенка, говорят о приближающихся родах. Нам известны случаи, когда женщины даже похищали пробы мочи беременной женщины из лаборатории или приносили запись УЗИ, чтобы показать партнеру. Они ведут себя настолько убедительно, что вызывают всеобщее умиление. Их партнеры, которые зачастую бывают значительно старше или моложе самих женщин и обычно отличаются. доверчивостью, разделяют их восторг и участвуют в этих планах. Женщина, решргвшая похитить ребенка из больницы, подолгу присматривается, посещает родильные и послеродовые отделения по нескольку раз, прежде чем совершить преступление, выясняет, в какой из больниц ей грозит наименьший риск, сколько детей в среднем рождается здесь в день. Она читает объявления о рождениях и о приглашении няни, чтобы изучить обстановку и похитить младенца из дома. В любом случае эти женщины лгут, играют, изобретают различные уловки — так, что в конце концов могут сами поверить в то, что ждут ребенка. У некоторых развиваются симптомы ложной беременности. Все они предпочитают не думать о том, что почти всех похитительниц в конце концов ловят. В сущности, во многих случаях этих женщин выдают близкие и друзья,- увидев ребенка и узнав его по описанию в статьях СМИ о похищении.
Само похищение, неважно,- задуманное за девять месяцев или за несколько часов, выдает признаки такого планирования. В больнице у похитительницы имеется халат медсестры, она знает, где располагаются какие палаты, может убедить других сестер, что она здесь свой человек. Ее действия продуманы до мелочей: она знает имена матерей и младенцев, чтобы иметь возможность обмануть случайно оказавшихся в палате членов семей. Похищение из дома связано с меньшим риском, поскольку вряд ли здесь найдется много людей, способных вмешаться и защитить ребенка. Выбор жертвы не столь важен для этих женщин, как выбор места или метода похищения. Поскольку им необходимо просто иметь ребенка, они не предъявляют требований к полу жертвы, но предпочитают ребенка собственной расы (или расы предполагаемого отца).
В обычной жизни этим преступницам чуждо насилие, но они применяют силу, чтобы завладеть ребёнком, похищая его из дома или за пределами больницы. Похитительница может отнять ребенка под прицелом пистолета на стоянке возле больницы или же воспользоваться оружием против его родителей в их доме. Чем труднее для похитительницы заполучить ребенка (она уже сделала несколько неудачных попыток перед самым похищением), тем больше вероятность, что она прибегнет к насилию и от отчаяния пойдет на риск. В некоторых случаях женщина решается даже на убийство родителей или опекунов, пытающихся помешать ей.
Джоан Уитт, тридцатилетняя молодая мать, была убита во время попытки защитить от похитительницы свою четырехдневную дочь Хэзер. Девятнадцатилетняя Венди Ли Зейбел выстрелила в Джоан Уитт
несколько раз, а потом ранила из пистолета и ударила ножом бабушку ребёнка во время похищения из дома Уиттов в Джексонвилле, Флорида, в ноябре 1987 года. После многократных попыток Зейбел отчаялась иметь собственного ребенка.
Задумав похищение, она посетила родильное отделение больницы, где появилась на свет Хэзер. Но обстановка в больнице оказалась слишком рискованной для похищения. Несколько дней спустя, выследив
Уиттов, Зейбел постучала в дверь под предлогом, что у нее начались роды, и попросила разрешения воспользоваться телефоном, чтобы позвонить мужу. Мать и пятидесятишестилетняя бабушка новорожденной были в доме одни; они внимательно отнеслись к Зейбел, сообщив ей, что Хэзер недавно родилась в ближайшем Баптистском медицинском центре, и посоветовали обратиться туда. Едва войдя в туалет, Зейбел вылетела оттуда с пистолетом и ножом в руке и приказала отдать ребёнка.
По словам Зейбел, то, что случилось потом, потрясло её. Она знала, что материнский инстинкт силён, но не думала, что ей придется применить силу, чтобы отнять ребенка. Едва она шагнула к кроватке, обе женщины попытались остановить её. Зейбел ударила бабушку ножом, а затем выстрелила в нее. В это время Джоан схватила ребенка и бросилась вон из дома, зовя на помощь. Тогда Зейбель выстрелила в неё — один раз в ногу и дважды в живот, а затем схватила ребенка и убежала.
МО Зейбел совпадает с моделью поведения, наблюдаемой у большинства похитительниц детей: преступление произошло днем; преступница прибегла к словесной уловке, чтобы проникнуть в дом жертвы, так что следы взлома отсутствовали; на месте преступления остались следы поспешного бегства и паники. Задолго до похищения Зейбел и ее партнер готовились к появлению ребенка, покупали детские вещи, рассказывали коллегам по работе о беременности, Никто из знакомых этой пары ничего не заподозрил, несмотря на то что «беременность» Зейбел длилась около одиннадцати месяцев. Хотя первоначально партнера Зейбел обвинили в соучастии в похищении, позднее его вычеркнули из списка подозреваемых: в момент совершения преступления у него оказалось твердое алиби, а доказать, что он знал правду о мнимом ребенке, не удалось. Он также согласился пройти допрос на детекторе лжи и выдержал его.
В отличие от многих случаев похищения детей, раскрытых благодаря помощи общественности, в деле Зейбел успех принес ее пистолет, брошенный у обочины дороги неподалеку от дома жертвы.
У Зейбел прежде никогда не было разногласий с законом. В штате Висконсин, где она родилась, жил её отец — бывший сержант дорожного патруля. В интервью, записанном через четыре года после похищения и убийства, Зейбел рассказала, что всегда страдала заниженной самооценкой. Она считала себя непривлекательной: слишком высокой, толстой, несимпатичной. Кроме того, у нее развивалась ложная беременность, что придало больше правдоподобия её игре в глазах друзей и членов семьи.
Венди Зейбел отбывает три последовательных пожизненных заключения — приговор, заработанный в сделке, благодаря которой она смогла избежать казни: ее признали виновной в вооруженном похищений ребенка, убийстве первой степени и попытке убийства первой степени без права апелляции. СМИ часто играют важную роль в быстром обнаружении пропавшего ребенка: то, каким представляется
происшествие в газетах и по телевидению, может оказать существенное влияние на положение ребёнка в доме похитительницы. Событие не следует называть похищением, а преступника — злодеем. Необходимо
подавать происшествие так, чтобы не вызвать у преступницы паники, не спровоцировать бегство, при котором она может причинить вред ребенку. Кроме того, надо подчеркивать не значение наказания, а важность благополучного обнаружения ребенка. Следователям в данном случае приходится завоевывать доверие друзей, родных, соседей, коллег похитительницы, которые посочувствуют семье жертвы и заподозрят неладное в появлении «их» ребёнка.
Одно из подобных дел, раскрытое по версии, разработанной после анонимного звонка в полицию, представляет интерес для моего отдела — в особенности потому, что в нем ясно прослеживаются элементы классического похищения младенцев. 20 июня 1988 года, в половине десятого утра, женщина, одетая в форму медсестры, зашла в палату к Рене Макклюр, молодой матери, в районной больнице Хай-Пойнта, Северная Каролина. «Медсестра» сообщила миссис Макклюр, что ее сына, Джейсона Рея, надо взвесить. Вскоре после этого в палату вошла настоящая медсестра и узнала о случившемся. Немедленно сообщили в местную полицию, а днем к расследованию подключилось ФБР.
На следующий день последовал анонимный звонок, и появился свидетель, подтвердивший информацию. Основываясь на этих показаниях, полиция и агенты ФБР арестовали Бренду Джойс Нобле по обвинению в похищении, а вместе с ней — и её дочь Шерон Ли Слейдон, которая догадалась, что ребёнок чужой, но не выдала мать. Джейсона нашли в доме, спрятанного в шкафу в спальне. Его подстригли в явной попытке изменить внешность, но в остальном состояние ребенка было нормальным.
Из бесед с Нобле и Слейдон мы узнали, что приятель Бренды Нобле (ему было около семидесяти), не соглашался жениться на ней, пока она не родит ему ребёнка. Особенно он мечтал о сыне. Поскольку несколько лет назад Бренда перенесла гистерэктомию, о которой не сказала партнеру, она поняла, что должна найти другой способ выполнить его желание. В декабре 1987 года она сообщила партнеру и другим членам семьи о своей беременности и начала помногу есть, так что её фигура убедительно преобразилась. Её дочь родила в Хай-Пойнте в мае 1988 года, и Бренде Нобле представилась возможность познакомиться с родильным отделением. 19 июня 1988 года Нобле навещала в больнице другую родственницу и снова остановилась у детской палаты. Увидев Джейсона Макклюра, она решила привести свой план в исполнение.
По словам приятеля Бренды Нобле, утром 20 июня она сообщила, что плохо себя чувствует и что, по её мнению, сегодня могут начаться роды. Позднее, вернувшись домой с работы, приятель обнаружил «своего сына» на кровати рядом с Брендой, которая сказала, что родила утром в амбулатории. Он так обрадовался, что сразу пригласил друзей и родственников отпраздновать рождение мальчика, даже не усомнившись в словах Бренды или в истинном происхождении ребенка. Однако подозрения заставили кого-то позвонить в полицию, и в конце концов Бренду Нобле приговорили к двенадцати годам тюремного заключения за похищение ребенка.
Как свидетельствуют дела Зейбел и Нобле, эти преступницы не принадлежат к числу особенно изощренных и оставляют следы, по которым следователи легко выходят на них. Несмотря на форму медсестры, к примеру, они не прячут от людей лицо ни до, ни во время совершения преступления, благодаря чему полиция может составить и немедленно опубликовать описание особых примет преступницы. Часто они бросают отдельные предметы своей маскировки на месте преступления, оставляя отчетливые отпечатки пальцев и другие улики, помогающие установить их причастность к делу.
Кроме того, они склонны наносить удар вблизи от своего места жительства. Зачастую следователям достаточно бывает просмотреть больничные записи о не давних выкидышах или рождениях мертвых детей.
Похитительница может поступить на работу в больницу или работать там прежде. Если ребенок похищен из дома, часто находится свидетель, успевший заметить приметы отезжающей машины. Но наибольшую
помощь оказывают близкие похитительницы. Иногда у них возникают подозрения, например, из-за того, что «новорожденный» ребенок выглядит трехмесячным — любой из близких заметит, что он ведет себя
не как только что родившийся. Похитительница гордо демонстрирует друзьям «своего» ребенка, но не распространяется о подробностях родов. Никто не знает, когда они начались; она никому не звонила, никто, даже «отец» ребенка, не навещал ее в больнице. Кроме того, у ребенка нет свидетельства о рождении. Все эти факты вместе с подробным описанием ребенка и похитительницы, в короткий срок распространенными по округе, часто приводят к сравнительно быстрому возвращению малыша настоящим родителям.
Хотя похитительницами детей чаще всего бывают женщины, встречаются и исключения. Летом 1991 года Чарльз Нил Айкерд и его теща, Мейз Д.Хестер, позвонили в полицейское управление Авроры, Колора-
до, сообщив об исчезновении восемнадцатилетней жены Чарльза, Терры-Энн, и трехмесячной дочери Хэзер-Луизы. Терра страдала послеродовой депрессией, и сначала ее муж согласился с врачом: вероятно,
женщина просто куда-нибудь уехала на некоторое время. Но после размышлений Чарльз и Мейз (в её доме жили супруги) настолько забеспокоились о Терре и ребенке, что сообщили об их исчезновении в полицию.
Положение осложнилось три недели спустя, когда труп Терры был найден дорожным рабочим в поле, в тридцати милях от города. В нее стреляли дважды — в грудь и в голову. Признаков сексуального насилия не обнаружилось, Хэзер пропала бесследно. Поза, в которой лежал труп, и тот факт, что поблизости не оказалось стреляных гильз, указывал, что ее убили где-то в другом месте, а потом привезли и бросили в поле. Эксперты из Университета Колорадо по степени разложения трупа и росту травы вокруг него определили, что Терру убили вскоре после ее исчезновения, вероятно, через два дня.
Я часто повторял, что виктимология может стать ключом к разгадке подобных дел, и следователи занялись личной жизнью Терры Айкерд. В день исчезновения Терра вместе с Хэзер побывала у себя на работе, в местном спортивном клубе, куда вернулась три дня назад. В тот день она получила зарплату и вместе с Хэзер отправилась в банк. Затем вернулась домой переодеться, прежде чем выйти погулять с дочерью. Мать, с которой Терра говорила по телефону, не заметила в ее голосе никаких перемен. Днем один из соседей увидел, как Терра вместе с Хэзер села в машину, которую вел белый мужчина. После этого никто не видел женщину живой.
Первым подозреваемым стал муж Терры, Чарльз, поскольку их брак был далеко не идеальным, и Чарльза, по-видимому, не особенно огорчило исчезновение жены и дочери. Но на время их исчезновения у
Чарльза оказалось железное алиби — он был загружен работой в местном дешевом ресторане, — а ввиду маленькой зарплаты вряд ли у него хватило бы денег или навыков планирования, чтобы нанять убийцу или самому совершить преступление. Когда образ жизни жертвы был подвергнут более пристальному изучению, на свет всплыло по меньшей мере три приятеля Терры, у одного из них имелась машина, соответствующая описанию автомобиля, в который, по словам соседа, женщина села в день своего исчезновения. Второй приятель также вызывал подозрения. Наркоман и алкоголик, он угрожал убить Терру, если она выйдет замуж за другого. Третий приятель служил в ВВС и работал в военной полиции в Колорадо-Спрингс. Ему был выдан револьвер и патроны, которые могли соответствовать оружию, из которого убили Терру. Несмотря на алиби — в тот день он уезжал на похороны в другой штат, — ему еще хватало времени, чтобы вернуться и совершить убийство.
Над этими многочисленными версиями, отсутствием достоверной информации и пропажей ребенка следователи бились до 8 августа, до звонка из Топики, Канзас, в полицию которой поступил сигнал по «горячей линии». Неизвестный сообщал о попытке продажи ребенка в Кентукки, описание ребенка совпадало с описанием Хэзер Айкерд. Воспользовавшись информацией, полученной от полиции Канзаса, власти Колорадо опознали в продавце человека по имени Ральф Блейн Тейкмайр. Сорокалетний Тейкмайр был рокером, живущим в Канзасе. Во время расспросов об этом мужчине в семье Айкердов свекор Терры назвал его «дядей Ральфом», давним другом семьи, который навещал их 4 июля. Тейкмайр уделил тогда много времени Терре и Хэзер, купил им в подарок тенниски «харлей-дэвидсон». Айкерды считали, что, несмотря на совпадение даты его визита и исчезновения Терры и Хэзер, дядя Ральф как давний друг никогда не решился бы на такое ужасное злодеяние, как похищение и убийство.
Но следственные органы считали иначе, и команда филиала ФБР в Канзасе в ту же ночь установила надзор за домом дяди Ральфа. Убедившись, что ребёнок находится в доме, они арестовали Тейкмайра на следующее утро, как только он вышел на улицу. Хэзер была обнаружена живой и здоровой. После того как: Тейкмайр признался в убийстве Терры и похищении Хэзер, его взяли под стражу по федеральному обвинению. При обыске дома и машины были обнаружены гильзы от орудия убийства вместе с пятнами крови и окровавленной сумочкой Терры. Пистолет убийцы нашелся в ближайшем ломбарде.
При допросе, проведенном агентами ФБР, выяснилось, что первоначально мотивы Тейкмайра ничем не отличались от мотивов женщин—похитительниц младенцев. По-видимому, его жена так и не могла забеременеть, и Тейкмайр ощущал потребность где-нибудь раздобыть ребенка, особенно после того, как супруга напомнила о его неисполненном обещании купить малыша. Тейкмайр оправдывал свои действия
выводом, сделанным после недолгих наблюдений во время визита 4 июля: Терра не в состоянии воспитать дочь.
Ещё один случай привлек наше внимание летом 1987 года, выделяясь не только уровнем насилия, но и дезорганизованностью преступника. 23 июля беременная Синди Линн Рей отправилась на обычный
предродовой осмотр в клинику госпиталя базы ВВС Кертленд, неподалеку от Альбукерка, Нью-Мексико. Выходя из клиники, она встретилась с женщиной по имени Дарси Кейлин Пирс, и та похитила
Синди с автостоянки, угрожая будущей матери пистолетом-зажигалкой. Похитительница заставила Синди сесть в ее «фольксваген» 1964 года. Пирс рассказывала мужу, подругам и членам семьи о том,
что последние десять месяцев она старалась забеременеть и теперь ей это удалось. Свою жертву она увезла в отдаленный горный район Манзано, к востоку от Альбукерка, где перевязала шею Рей шнуром, взятым из сумочки Рей, чтобы она оставалась в обморочном состоянии. Затем она утащила Рей под деревья и с помощью ключей от машины сделала ей кесарево сечение и перекусила пуповину. Оставив
свою жертву в лесу, Пирс вернулась в Альбукерк и рассказала знакомым, что родила ребенка сама, на шоссе между Альбукерком и Санта-Фе.
Вызвали скорую помощь, Пирс и ребенка отвезли в медицинский центр Университета Нью-Мексико, где она отказалась от врачебного осмотра. Врачи подозревали, что ребенок родился не вагинальным путём, и заявили об этом Пирс, которая после этого призналась, что якобы ребенка ей родила другая женщина, разрешившаяся от бремени с помощью акушерки из Санта-Фе. Все события удалось связать воедино, когда акушерка с базы ВВС упомянула об исчезновении служащей базы, которая вскоре должна была родить. После допроса, проведенного полицией, Дарси Пирс в конце концов привела следователей к Синди Рей, но спасти несчастную уже не удалось. Она умерла от кровопотери и заражения.
Узнав о признании жены, Рей Пирс был потрясён самим фактом и жестокостью преступления. Сотрудникам полиции Альбукерка и следователям ВВС по особым делам он рассказывал, что десять или одиннадцать месяцев твердо верил в беременность жены. Дарси Пирс была отправлена в тюрьму в Кертленде, а позднее ее приговорили к пожизненному заключению. К счастью, в деле Пирс сотрудники госпиталя немедленно сообщили о случившемся в полицию, хотя у них и не было свидетельств тому, что произошло преступление. Не менее важно, что местная полиция и военные следователи быстро сформировали следственную команду и работали сообща, чтобы поскорее раскрыть преступление. Хотя такие примеры сотрудничества в раскрытии других преступлений мы находим не всегда, при похищении младенцев преимущества раннего обнаружения и эффективного оповещения о совершении преступления очевидны, власти должны оказывать друг другу помощь, обращаться к общественности, создавать службу анонимных сообщений, чтобы местные жители могли быстро сообщить обо всех подозрительных событиях или людях. За последние пять лет, в основном-в результате героической работы, проделанной такими людьми, как Джон Ребан, вице-президент и главный исполнительный директор НЦППЭД, являющийся также автором рекомендаций по предотвращению похищения детей из больниц, число подобных преступлений значительно снизилось. В настоящее время в больницах проводится обучение персонала, вводятся меры безопасности, составляются планы немедленного реагирования в экстренных случаях.
Ребан и НЦППЭД также подготовили рекомендации для родителей. Эти рекомендации и другую информацию для родителей и профессионалов-медиков можно получить в НЦППЭД, позвонив по телефону
1-800-ТНЕ-Е08Т или написав по адресу: NCMEC, 2101 Wilson Boulevard, suite 550, Аrlington, VА 22201-3052.
Даже когда подобные истории заканчиваются благополучно и ребенок возвращается домой живым и на первый взгляд здоровым, событие оказывает острое и длительное воздействие на родителей и, если похищение состоялось в больнице, — на медиков. Судебное разбирательство — обычное явление в таких случаях, но гораздо больше сестры страдают от пост-травматических стрессовых заболеваний и психологических проблем, чем от страха лишиться работы. Даже сестры с длинным и успешным послужным списком могут сменить место работы или профессию после такого похищения — так травмирует их чувство вины и беспомощности. Родители тоже испытывают широкий спектр эмоций на протяжении всего похищения: от травмы при первом осознании, что их ребенок исчез, до тревоги и страха в ожидании, когда он вернется. И после возвращения ребенка родители подолгу не могут расслабиться. Им приходится заново привыкать к нему, а ребенку — к ним, они часто боятся еще какой-нибудь роковой случайности. Родители выказывают все признаки посттравматических стрессовых заболеваний и часто склонны в будущем чрезмерно опекать свое дитя. Нередко и сам ребенок, даже если за ним тщательно ухаживали похитители, страдает от кошмаров, страхов, вспышек воспоминаний. А во время суда над похитителем и любых гражданских тяжб все участники получают еще одну травму.
Как во всех типах преступлений, я всегда советую «изучить почерк», попытаться проникнуть в сознание преступника, но случается, к нашей великой досаде, когда все, что произошло, так и остается для нас чистой страницей. Когда младенца или ребенка постарше так и не удается найти, это гнетет не только семью жертвы, но и всех участвующих в расследовании. Нет трупа, нет места преступления, а значит, и нет улик, которые можно было бы проанализировать, и поэтому работать приходится в основном с самыми приблизительными из предположений. Если жертва — не новорожденный младенец, а ребенок постарше, статистически НС вряд ли окажется членом семьи, вероятно, это мужчина, а его мотив — сексуальное влечение. Возможно, сценарий похищения подаст нам мысль об уровне интеллекта НС, но чаще всего приходится искать любого человека, замеченного в преступлениях на сексуальной почве, в радиусе пары сотен миль. За тем приходится расширять зону поисков, включая известных или подозреваемых похитителей детей или взрослых. Такая «охота» может ни к чему не привести.