Лучше, конечно, до этого не доводить. Если убийство происходит в квартире, закрывать дверь на внутренний замок, если его нет, то вставить ключ в замочную скважину. Но если все таки не удалось избежать появления свидетеля, то непоколебимо убить его, даже если это ребенок. Я думаю, не нужно объяснять зачем это делается.
В. Если свидетелей слишком много – приложить все усилия чтобы скрыться.
Если у вас не хватает воли порешить толпу невинных зевак, или банально – нет такой возможности (не хватает пуль) – то лучше потратить, те скудные минуты, которые у вас есть после того как вас заметили, на то чтобы «смыться». Как можно быстрей и как можно дальше. Чем нерационально использовать время, на размышления как выйти из такой ситуации – просто бегите. А, как известно, если ничего не предпринимать, то со временем зевак становится только больше.
Г.Если нет возможности скрыться – убить себя.
Я намеренно поставил этот пункт последним, потому что самоубийство – это самая крайняя мера. Да, возможно, это слишком радикальная мера и, возможно, она касается только меня, но я не собираюсь гнить в тюрьме за всех убитых мной людей. Тем более их столько, что хватит на несколько пожизненных сроков. А я, никак не подхожу для тюремной жизни, с моей внешность меня сразу попытаются сделать петухом и, если я буду против, то, скорее всего, мне воткнут заточку в печень, где‑нибудь в душе или на прогулке по зоне. Так что – куда проще сразу пустить себе пулю в голову.
Вот так, восемь золотых правил. Если вы собрались убивать людей, лучше бы вам их запомнить. Выгравируйте их на стене в своей комнате, нататуируйте на своей необъятной заднице, хотя так вы их быстро забудете. Я не могу обещать, что, следуя им, вы никогда не попадетесь. Нужно еще, помимо прочего, иметь качественные мозги. В общем, это ваше дело следовать моим правилам или нет.
Говорят: «Правила существуют, чтобы их нарушать».
Декабря, 2014 г.
Шли дни, недели, месяцы. Я совершал одно убийство за другим. Их было столько, что я стал забывать многие детали. В сравнении с первыми тремя убийствами, эти не занимали в моем сердце никакого места. Пустое, тупое действие, не приносящее удовольствия. Отсутствие адреналина, экстаза досаждало меня. Казалось, что я потерял хватку. Но на самом деле я просто привык, эмоционально одеревенел. Единственное, что мне хочется сделать, это вернуться в прошлое, вернуть «невинность», чтобы снова испытать те ощущения, мандраж, тряску, неуверенность, страх, при совершении первого убийства.
Однажды, я проходил мимо детской площадки. Там играли порядком двадцати или тридцати маленьких детишек. Они визжали, носились по площадке, играли в ляпы, катались на каруселях. Их родители сидели на скамейках по кайме площадки и сонно наблюдали за своими отпрысками. Проходя мимо, я вдруг подумал: «Вот оно, мне это под силу». Самое заманчивое, было в том, что мне не пришлось собирать информацию. Вот она площадка – дети всегда бегают по ней, кроме ночи. Единственный вопрос в оружии и месте, откуда я буду стрелять. Облюбованная мною сеть Tor помогла в добычи полуавтоматической винтовки. Потом я задался вопросом как её переносить на улице. В голову пришла штампованная мысль – завернуть винтовку в ковер. Так я и сделал. Но, знаете, в мыслях, как всегда, все намного проще. Винтовка сама по себе весила достаточно, чтобы устать, прежде чем я дойду до места преступления. Но ковер… Здесь меня ждал неприятный сюрприз. Ковер я взял дома, кажется, он был старше меня, и никогда не чистился. Выйдя из дома, я понял, что меня ждет очень трудный день, ведь я уже устал. Но моей выносливости стоит поставить памятник, мне все‑таки удалось дотащить этот десятитонный кусок ткани до места назначения. Детишки, казалось, и не уходили домой. Я знал, что сегодня здесь их станет на дюжину меньше. Площадка находилась в «бетонной коробке». Так я назвал этот странный жилой комплекс. Ужасней места для жилья я не встречал. Весь двор изрыт и в котлованах, понятно, это временно, но дома расположены ровным прямоугольником площадью примерно два футбольных поля. Поэтому я и обратил внимание на этот двор. Эхо здесь должно распространяться хаотично – так, что невозможно определить, где источник звука. Возможно, я бы и лишил жизни с десяток детишек или убил их всех, но произошел неприятный конфуз. Я уже начал подыскивать место, откуда буду стрелять, для этого мне нужно было разыскать подъезд с открытым чердаком. Подхожу я, значит, к первому подъезду, буквально волоча за собой ковер, как вдруг из него вываливается винтовка, не полностью, стал виден приклад до самого курка. Этого хватило, чтобы старик, сидящий на скамье у подъезда, заметил её. Мне очень повезло, что он сразу перевел эту ситуацию на шутку. Он растянулся в беззубой улыбке, указал на приклад, и сказал, чтоб я не светил ружьем. Потом рассказал, что сам так делал в молодости. Я состроил смущающееся лицо девочки‑целочки, вызвал искусственный румянец, и, засунув винтовку обратно быстро «смылся». Да, мне определенно нужно вручить оскар. Но если бы торчащий приклад вызвал волнение у старика, то я, конечно, успокоил бы его, проводил до квартиры, а там воткнул бы нож в темя, чтоб наверняка. От свидетелей нужно избавляться – это правда.
В тот же день мне пришлось выкинуть винтовку в реку, а ковер тщательно выхлопать и почистить, чтобы не вызывать подозрение у отца об отсутствии ковра целый день
Вспомнил еще одно интересное «дело». Когда мне надоело ходить по квартирам, я стал искать возможность убить кого‑нибудь в необычном месте, не считая детей, играющих на площадке. Проведя несколько часов в интернете, я нашел просто превосходный вариант – экскурсии в подземелья Петербурга. Здесь были учтены все требующиеся условия: я остаюсь с жертвами один на один, никаких свидетелей, и самое главное – вылазки в подземелья нелегальны, поэтому, скорее всего, нигде не регистрируются. До «похода» я не встречался с группой, не приходил на первичный инструктаж. До последнего момента я держал свою личность в тайне, мотивируя это тем, что я забочусь о своей репутации, так как такие экскурсии незаконны, я не хотел попасть в «неприятную» историю и иметь дело с полицией. Под «подземельем» понимался заброшенный тонель метрополитена. Этим меня вряд ли можно было удивить. Мне было важно, что экскурсия проходит глубоко под землей и подальше от возможных свидетелей.
На «дело», я взял с собой пистолет с двумя обоймами, нож и фонарик. В моей «группе» оказалось две девушки, два парня, не считая меня и один экскурсовод. Мы спустились под землю через вентиляцию, ключ у которой был у экскурсовода – вот так заботятся о безопасности граждан в нашей стране. Любой террорист может сюда зайти и заминировать линию. А что, хорошая идея! Шучу, лично мне, важно видеть своими глазами лица жертв и их смерть. Пройдя несколько узких коридорчиков и тоннелей, мы вышли на рельсы. Вся экскурсия заключалась в прогулке до металлических дверей, заслоняющих тоннель и созерцании гнилых проводов и ржавых рельс. Всю дорогу, которая составила без малого двадцать минут, со мной никто не разговаривал. Парни громко что‑то обсуждали, девчонки застенчиво шептались позади них, а я плелся в хвосте, сжимая в правом кармане пистолет и освещая себе путь фонариком и размышляя, когда уже мы зайдем в долгожданный тупик. Экскурсия мне не понравилась, смотреть было не на что, никаких обещанных острых ощущений я не испытал, никакого адреналина. Дойдя, наконец, до заграждения, выполненного из массивных металлических листов желтоватого цвета, все облегченно выдохнули. Девчонки сбросили сумки и вещи которые несли с собой и все вместе пошли пощупать заграждение. Я достал пистолет из кармана, который находился в боевой готовности с самого начала похода, приставил фонарик к рукоятке и принялся выпускать пули практически без разбора, главное, чтобы они попадали в тела. Из‑за полной изоляции и ровных стен, звуки выстрелов звучали в разы громче. Первый оглушил меня до звона в ушах, но это не помешало мне продолжить убивать. Так, все мои спутники лежали, на полу, кто‑то еще стонал или дергался в конвульсиях, выплевывая порции крови. Кроме одной. Я попал ей в плечо, она стояла дрожа, зажав сочащуюся рану рукой. Её лицо уже успело промокнуть под слезами. Но это была смелая девушка, так как ей хватило смелости заговорить со мной:
– Пожалуйста, не убивай меня.
Нацелив дуло на её ровную фигуру, я на секунду замешкал, оглядывая ровные формы. Она – миниатюрная, милая блондинка – выставила окровавленную ладошку перед собой, защищая себя от будущего выстрела. У меня возникло непреодолимое сексуально желание. Тем более я уже несколько дней не кончал.
– Секс.
Она быстро закивала.
– Трахну тебя и ты свободна. Снимай.
Она дрожащими руками стянула свои голубые джинсы. Удалось ей сделать это с трудом, потому что они плотно обтягивали её тонкое тело. Она посмотрела на меня, я покивал пистолетом, указывая, что следует снять и трусики. Закрыв глаза, она на выдохе спустила белоснежные трусики и отбросила ногой в сторону. Между ног у неё было полностью выбрито, возможно, это даже эпиляция. Так она выглядела ещё моложе, лет на четырнадцать. Я попросил снять и верхнюю одежду, чтобы дополнить образ маленькой грудью. Моему члену уже некуда было расти, все пространство трусов было занято, и я вынул его на свободу. Девушка все равно его не видела, я светил ей прямо в лицо. Она морщилась и с ужасом прикрывала свою маленькую щелку.
– Встань раком.
Она повернулась и спустилась на колени.
– Прогнись.
Она выполняла все покорно в надежде выжить. Когда она изящно прогнула свою тонкую спину и её идеальной формы «булки» невольно раздвинулись, оголив её узкую розоватую щелку. Не нужно быть гинекологом, чтобы с первого взгляда понять, что она девственница, тем более с краю виднелась белая пленочка плевры.
– Смажь её слюной.
Она оторвала одну ладошку от земли и сухо плюнула на нее, потом поднесла к своей промежности, и дрожащей рукой нанесла пузырчатые слюни, перемешанные с грязью, на вагину.
– Дурочка, ну что ты делаешь.
Она отдернула руку, и правда не понимая, что делает. Я прильнул два пальца к её щелке и отчистил все от грязи и мелких камушков. Её «губы» оказались невероятно гладкими и ровными. Мой член отказывался ждать, поэтому я схватил одной рукой девушку за тонкое бедро, а второй за член, чтобы направлять его. Потом притянул её поближе и надавил головкой на девственную плеву. Раздался болезненный стон. Я сразу понял, что это будет не просто. Потом поставив член в нужное положение, я обхватил её бедра покрепче обеими руками и, вложив больше усилий, надавил на неё. По тоннелю пронесся истошный крик. Член сильно изогнулся, прежде чем ему удалось проскочить внутрь. По «расщелине» потекла струйка крови, но меня это не остановило – я принялся двигать бедрами с нарастающим темпом. Мой член очень плотно окутывала молодая плоть, движения были затрудненными, дырка была еще не разработана похотью и частым сексом. Девочка была миниатюрной, поэтому это дало мне возможность без особых неудобств обхватить её за маленькие плечи и продолжить наносить сокрушающие «удары», сопровождающиеся шлепками. Я насаживал её на себя все сильнее, вводя член все глубже. Но все это продолжалось не больше полутора минут. Её узкое влагалище не позволяло находиться в нем долго. Я почувствовал прилив чего‑то неизбежного и прекрасного в паху, обхватил её шею обеими руками и натянул так, что мне показалось, что головка внутри неё сложилась пополам. Вырвался очередной крик, пронесшийся эхом по тоннелю. Я основательно опорожнил яйца внутрь этой прелестной девушки и вынул член. Но тут меня ждал неприятный сюрприз. Член был полностью измазан в крови.
– Эй.
Она повернулась, её лицо было залито слезами. Она периодически всхлипывала потрясенная произошедшим.
– Ты наследила, вылежи все, чтоб было чисто.
Она покорно подползла на коленях к моему члену.
– Вылежишь все начисто, отпущу, – соврал я, не сводя бледные пронзительные лучи с её ровного лица. Она потрясла головой, как бы повинуясь мне и, вытянув шею, стала слизывать все. Потом погрузила член в свой теплый рот и принялась, причмокивая, в прямом смысле высасывать из него что‑то. Потом дрожа и неуверенно стала выделывать странные пируэты языком у себя во рту. Видимо, хотела удивить меня. «Первый раз». Я вынул член из её рта, отойдя на несколько шагов, поднял пистолет и выстрелил в лоб. Очередной оглушительный грохот и измельченные мозги покрыли рельсы.
Возвращаясь обратно, я встретил двух парней примерно моего возраста, возможно, они тоже были на экскурсии. Не важно. Увидев их, я понял, что они не выйдут отсюда живыми. Отпусти я их, они обнаружили бы тела и очевидно догадались бы, кто это сделал. Обменявшись со мной несколькими словами о «невероятно интересной» экскурсии они пошли дальше, а я вдогонку одарил их головы почетными пулями покорителей подземелья. Мне всегда было жаль таких людей, ведь они были не запланированными жертвами. Убив их, у меня обычно портилось настроение на целый день. Но тогда я еще заблудился в этих проклятых тоннелях. Где‑то час бродил вдоль рельс, заглядывая в каждый закоулок. Прошел, примерно час, прежде чем я нашел нужный поворот и выбрался на свободу.
В общем, это было, пожалуй, самое запоминающееся убийство за тот скучный и рутинный промежуток времени. Признаюсь, все было настолько плохо, что я даже подумывал перестать заниматься этим. А что? Вы представляете наркомана, который употреблял бы героин, который не приносил бы ему удовольствия. Никакого кайфа. Только действие. Я понимаю, что нельзя мотивировать совершение убийств получением некоего удовольствия, но ощущение бездумной пустоты, как от рефлекторного действия – например, выпитого стакана воды – никуда не годится. Мой мозг требует испытывать банальное удовлетворение. Такое же, какое чувствует художник, завершив свое творение, в которое он вложил много сил и времени.
Декабря, 2014 года
Но все изменилось. Когда я заприметил одну молодую семью. Прекрасная, красивая жена. Серьезный, статный муж. И, самое главное, маленькие дети. Лет пять шесть на мой опытный взгляд. До этого момента, мне так и не выпала возможность лишить жизни ребенка. А тут сразу двое. Симпатичная белокурая девчушка похожая на маму, и грузный сын – жиртрест.
Я сидел на скамейке в парке, который находился на краю города. Да, тот самый парк, откуда, собственно и начался мой путь убийцы. Прошло уже достаточно времени, чтобы я мог вернуться сюда и по‑ностальгировать. Ровно год тому назад я неуверенно следовал за жертвой и еще не осознавал, что во мне течет кровь настоящего маньяка. А теперь я волчьим взглядом смотрел на семью. Было уже поздно что‑либо менять. Я пытался, как некоторые пытаются бросить курить или пить. Изнывают, собственно, в непреодолимом желании. Так и я. Любой человек в любом месте, мог вдруг стать моей будущей жертвой. Вербовка происходит моментально, а дальше я лишь преданно повинуюсь своим инстинктам. Это наркотик, только он не вреден и не разрушает организм. Как бы мне не было жаль жертву, потребность в убийствах я ставил выше остальных. Это была моя первичная потребность, если хотите.
Еще, сама сложность всей будущей «операции» мне казалась очень заманчивой. Ведь, я просто задыхался от однообразности убийств. Мне требовалось «освежиться». А молодая семья подходила для этого идеально. Сами подумайте, сколько у них дел? Сходить за продуктами, отвезти – привезти детей из садика, сходить в кино, посещение больниц, по малейшему поводу, магазины одежды, поход в гости, прогулки. Как правило, жизнь в молодых семьях, да еще и с детьми, как говорится, кипит. Тем более я хотел побольше насладиться осенью – на улице. Это было мое любимое время года. Невероятная атмосфера безысходности. Когда погода сдается под натиском наступающей зимы. Что‑то в этом есть. Лишение жизни, пожалуй. Да, природу лишает жизни холод.
Скамейки были расположены по обе стороны тропинки, засыпанной мелким гравием. На противоположной скамье сидел алкоголик и не сводил с меня глаз. Это был мужик лет пятидесяти пяти, обросший, грязный, в протертых до дыр джинсах и куртке, в одной руке он держал зажженную дымящуюся сигарету, а в другой бутылку пива или портвейна обволоченную в бумажный пакет. Еще от него невыносимо воняло нечистотами. Он скорее был похож на бомжа и сразу напомнил мне отца. Такие люди всегда вызывали у меня чувство отвращения. Слабые, перед малейшей проблемой в жизни сдуваются и бегут к бутылке, чтобы притупить чувство тревоги. Он продолжал сверлить меня пустым взглядом. Таких ублюдков можно было крошить без зазрения совести, но я помнил одно из золотых правил: «никакой мотивации». Постепенно он отвел взгляд и отхлебнул пойла из бутылки, выполненной из зеленоватого мутного стекла. Долбаный алкоголик.
Я последовал за семьей, как делал это десятки раз раньше. Они ходили по парку кругами, останавливаясь у ярко желтых опавших листьев клена, чтобы сделать несколько семейных фотографий. Дети носились по полянке, пиная листья, иногда поднимали целые охапки с пола и подбрасывали вверх, кружась. «Да они просто рождены, чтобы фотографироваться для «Инстаграмма». Вот оно, подрастающее интернет‑поколение. Скоро у всех подростков будут получаться до тошноты идеальные фотографии. И что тогда? Появится тенденция на некрасивые фотографии? Чтобы выделялись все морщины на лице? Или фотография была размыта на столько, чтобы не было понятно, что на ней вообще изображено? Хотя все эти навязчивые шумы, искажения телефонных «широкоугольных» объективов, которые меняют форму лица и головы до неузнаваемости – не это ли фото‑аппокалипсис? Размышляя на эти и другие вопросы, я наслаждался осенью. Её запахами и цветами, её температурой и влажностью. И конечно следовал за жертвами. Дети все не унимались, они бегали вокруг родителей и играли в ляпы. Их неисчерпаемой энергии может позавидовать любой взрослый человек. Да что тут, даже я им завидую.
Мы неторопливо дошли до их подъезда. Они жили в девятиэтажном доме, который находился буквально в двухстах метрах от парка. Оставалось узнать только номер квартиры. Ну, это сделать было не сложно. Нужно было выждать момент в процессе наблюдения и сбора информации, и когда один из их семейки будет возвращаться домой и не захочет открывать домофонную дверь ключом, то сам того не осознавая выдаст эту информацию и засветит ярко‑красными цифрами номер квартиры. Останется лишь пройти мимо и подсмотреть. Но если вам уж совсем лень или боитесь рисковать, то можно взять с собой маленький и длиннофокусный бинокль.
В книжном магазине я купил себе роман побольше, для псевдо чтения на лавочке во дворе дома. Так же купил небольшой блокнотик. Строчить на телефоне надоело, тем более черная панель не сочеталась с белоснежной бумагой. По крайней мере, это бросалось в глаза, и соответственно могло привлечь лишнее внимание. Эта замена оказалась очень эффективной, я работал в удвоенном темпе. Писать карандашом получалось намного быстрее, чем тыкать по кривому сенсору. Телефон, также, мог разрядиться в самый неподходящий момент, а карандаша мне бы хватило еще на двадцать убийств, не меньше.
В один из рутинных дней наблюдений за семьей пошел первый снег, предвещающий скорый приход зимы. Огромные хлопья медленно опускались на землю. Снег тяжело навис над головой, перекрасив небо в равномерно‑серое полотно. Семья, конечно, не могла пропустить такое событие. Они навеселе вывалились из подъезда, и тут же побежали лепить первые снежки. Я открыл книгу и перевернул страницу в блокноте: «Суббота. 14:37. Прогулка всей семьей». Не успел я зафиксировать событие, как ко мне на скамейку подсела девушка. Я резко захлопнул книгу и положил подальше от незнакомки, потом перевел взгляд на стену дома и попытался состроить умное, задумчивое лицо. Но у меня это не получилось, я видел краем глаза, как она пристально смотрит на меня. «Чего надо этой сучке?». Я повернулся к ней лицом и растянулся в извиняющиеся улыбке девственника. Эта девушка, оказалась невероятно красивой. Она радостно смотрела на меня, но в тоже время по‑простому – без приторности. В её глазах гуляли огоньки. Улыбка оголяла ровные белые зубы и тянулась до миниатюрных раздвоенных клыков. Мне всегда нравилась такая особенность зубов. Её темные густые волосы свободно спадали на узкие плечи. Меня особенно привлекали её узкие плечи, придающие любой девушке больше женственности. Идеально подобранная одежда, выделяла все прелести её фигуры. Модное серое полупальто плотно сидело на её тонком теле. Подул ветер, она мило нахмурилась, оттого что волосы заиграли на её лице. Потом поднесла миниатюрную ладошку, окутанную в черную шерстяную перчатку, к лицу и пристроила волосы на место, оголив румянец на щеках и снова явив миру свою завораживающую улыбку.
– Ты шпион? – её голос прозвучал как перезвон водопада маленьких кристалликов. Но я почувствовал, как моя стеклянная пирамида, еще не обросшая мясом, треснула. Вы скажите, какие же мерзкие сантименты я тут пишу? Но это же очевидно, я тогда влюбился. Влюбился с первого взгляда. Она внимательно смотрела на меня карими глазами, искусно подведенными косметикой. Я молчал.
– Я давно тебя заметила, увидела из окна. Я живу там. – Она показала на противоположный дом, куда‑то на верхние этажи. Я не спускал глаз с её лица. «Что ей нужно?». – Ты сидишь тут каждый день читаешь книгу, хотя я уже не уверена читаешь ли ты её. Когда я подошла сзади, ты что‑то записывал в блокнот. – Она широко улыбнулась, потом продолжила, – И вообще, ты выбрал очень неподходящее время года для уличного чтения. Сейчас же жутко холодно.
По‑моему, я ни разу не моргнул. Я чувствовал, как от моей хрупкой стеклянной пирамиды начали отваливаться целые куски и разбиваться о беспощадный мраморный пол. Помню, как во мне боролись три начала: «Любить», «Забыть», «Убить». С одной стороны, я еще не встречал столь обаятельную, красивую и открытую девушку. Казалось, ей было плевать шпион я, или маньяк‑убийца, или просто застенчивый симпотяжка. Большая часть меня не хотела отпускать её. Ведь отпустить – значит забыть. Но был еще один вариант – убить. То, что она знала обо мне, уже было достаточно, чтобы завести её в подъезд и свернуть ей шею. Но любовь ведь побеждает зло. Она может растопить сердце даже самого матерого маньяка. Любовь, все‑таки, «спасает мир», ну, или хотя бы молодую семью.
– Ты что немой? – она не освобождала свое лицо от улыбки.
– Нет. – «Блин, увалень, и это все, что ты смог выдавить?».
– Что ты читаешь?
Я так плотно погряз в своих мыслях, что напрочь забыл название и автора книги. Я повернул голову на сто восемьдесят градусов и посмотрел на книгу, лежащую возле моих ног. Она уже успела покрыться тонким слоем снега, так что я ничего не мог разглядеть. Я перевернул книгу и не успел прочитать название, как услышал с другой стороны скамейки бархатное восклицание:
– Ага! Я так и думала! Ты её даже не читал! Ты шпион!
Мне ничего не оставалось, кроме как сказать правду. Ведь, невообразимая истина, в которую трудно поверить, бывает лучше любой лжи.
– Если я скажу правду, мне придется тебя убить.
Она громко рассмеялась, привлекши внимание почти всех членов молодой семьи. Потом заметив, что на неё с любопытством смотрят незнакомые люди, прикрыла рот рукой и застенчиво посмотрела на меня. Как же завораживающе двигалась эта девушка. Гармония движений в сочетании с невероятной милостью – убойная смесь.
– Не делай этого – я тебе ещё пригожусь. – О, как же она была права.
– И для чего же? – Я сделал вид, что не понимаю её флирта. Она сделала вид, что не заметила моего непонимания.
– Для секса, например, – я не ожидал, что она так прямо об этом скажет и так сразу. Представьте, подсаживается к вам, значит, симпатичная девушка и через три минуты пустого общения заявляет, что хочет секса. Это очень странно согласитесь. Я, конечно, понимаю, что на дворе двадцать первый век, и всякие ухаживания это удел неуверенных в себе и партнере людей. Ведь, когда ты встречаешь сексуального человека, почему бы не пойти и тут же не потрахаться с ним. Мир бы стал проще, честно. Думаю тогда на лавочке это и происходило. Стирались все границы морали и традиций, которые создавались тысячелетиями. Но внезапность заявления, все‑таки меня огорошила.
– Ты что, какая‑нибудь озабоченная извращенка‑нимфоманка?
– А если так, то это плохо? – Нет, не плохо. Это просто замечательно! Это же мечта любого мужчины. Начиная от пятнадцатилетнего подростка, заканчивая семидесяти пяти летним стариком. Но если нимфоманка говорит вам «Пойдем», а вы её отвечаете «нет», то вы, скорее всего, фригидный импотент. Извините меня, но это так. Какой здоровый мужик откажется от чувственного секса с ненасытной, молодой, красивой, стройной девушкой?
– Нет.
Кивнув, она повернулась к семье, которая уже заканчивала лепить снеговика. Её грудь мерно вздымалась, вдыхая холодный воздух. Изо рта так же неторопливо выплывали клубы еле заметного пара. Её губы расплылись в довольной улыбке. Черт побери, она зацепила меня, она держала всю ситуацию под своим контролем. Я был не в силах отвести от неё взгляд. Сколько раз она проделывала это с другими парнями? Не важно. Я был готов подчиняться ей. Она снова повернула голову и ласково посмотрела на меня.
– Меня, кстати, зовут Ева.
– Ага, а меня Адам.
– Нет, серьезно, меня зовут Ева.
Этим она добила меня. Не заметив в её голосе ни намека на шутку, я чуть не кончил.
Декабря, 2014 г.
Было примерно часов одиннадцать утра. Мы нежились в кровати, после хорошего утреннего секса. За окном тяжело падал снег. Такой же, как при нашем знакомстве. Секс с Евой был сказочным. По крайней мере – свободным. Она многое позволяла, без каких либо обсуждений. В сексе она была очень чувственной, реагировала на каждое мое прикосновение. А тело… Совершенней я и не видел. С чистым, ровным, чуть смугловатым цветом кожи. Абсолютно во всех местах без исключения. Возможно, она ходит в солярий, возможно голая. Я лежал, не веря своему счастью. Её голова покоилась у меня на груди, она иногда поднимала брови и внимательно поглядывала на меня. Поначалу с непривычки я пытался реагировать на каждый такой взгляд, кривя лицо, строя разные гримасы. Но потом эта глупость прошла. Я перестал корчить рожицы. Она стала смотреть на меня реже.
Я взял пульт, который лежал на тумбочке, буквально, у головы и включил телевизор, сразу попав на канал новостей: «Число жертв смертельного вируса Эбола в странах Западной Африки выросло до 4551 человек, около 8,9 тысяч инфицированы». Я читал в интернете, что семь процентов населения планеты имеют антитела к этому вирусу, то есть, что бы вы ни делали, они не смогут заразиться. Сейчас в мире примерно семь миллиардов человек, поэтому при возможной массовой эпидемии, когда каждому заболевшему не смогут оказать должное внимание, в живых останется около полумиллиона. Согласитесь, это отличая возможность «очистить» мир. А что если в мозг одного из этих полумиллионов ворвалась столь губительная навязчивая идея? Да даже я при должном рвении смог бы устроить апокалипсис. Вы только представьте, как это просто – раздобыть вирус, допустим, слетав в Африку. Или посетить европейскую клинику, где лечат больных Эболой. Говорят, сейчас в США разыскивают всех пассажиров самолета, на котором летела одна из зараженных. А что, если я опережу их и соберу бациллы первый. И это самые простые способы. Ведь можно ограбить хранилище со смертельными вирусами. И я сейчас говорю не о вооруженном вторжении, а о вторжении путем махинаций. Можно устроиться на работу в лабораторию и получить хотя бы малейший доступ к вирусу. Либо пойти в университет на медицинский, а дальше на специализацию вирусологом, написать дипломную работу или диссертацию на тему лихорадки Эбола. Потом стать ведущим специалистом в этой области и получишь полный доступ к хранилищам. А далее столько возможных вариантов, сколько позволяет вам ваше воображение. Зараженные письма, прямое распыление вируса на заполоненных людьми улицах города. А представьте, что есть такие организации, вербующие детей еще в школе, оплачивающие их образование, и выплачивающие большие гонорары, чтобы те молчали и в дальнейшем по первому приказу, могли достать любой образец любого вируса. Ну как, страшно? Мне нет. Я уже свыкся с мыслью, что могу умереть в любую минуту. Даже прямо сейчас в квартиру может ворваться толпа омоновцев. Быть может они уже давно вышли на мой след и лишь ждут подходящего момента, чтобы «повязать» меня. Я не слежу за расследованиями – так мне живется спокойней. Лучше прожить несколько лет в гармонии и равновесии, чем всю жизнь в страхе. Мой пистолет всегда наготове, и обычно не находится дальше нескольких метров то меня. Так что если меня потревожат суровые «дядьки» правосудия или я почувствую явную угрозу, то без колебаний пущу себе пулю в висок.
А вообще, если бы я хотел очистить этот мир от грязи, то скорее всего сжег бы весь алкоголь, и перерезал бы всем алкоголикам глотки. Поверьте, жить бы стало гораздо проще. Две огромные проблемы, которые поддерживают друг друга на протяжении нескольких веков, канули бы в лету. Нет алкоголя, нет риска появления новых алкоголиков. Нет алкоголиков – исчезает рынок сбыта алкоголя. Ну а пока этого не случилось или мне не пришла подобная навязчивая идея в голову, я лежу в уютной кровати со своей любимой девушкой, и смотрю по телевизору на страдания чужой страны. Что может быть лучше? Только если…
– Знаешь, что я понял в жизни, – я смотрел в потолок, и размышлял на свои любимые вечные темы о жизни.
– Что? – Она посмотрела на меня сверху вниз, не отрывая головы от моей груди.
– Я понял, что почти каждый человек на планете, не совершает две важные вещи, которые могли бы кардинально изменить его отношение к миру и развить мировоззрение в нужном направлении. Также позволить немного отслоить и отдалить веру от человека. А это уверенный шаг к победе над религией.
– Ты о чем? – она состроила тупой, непонимающий взгляд. Я усмехнулся.
– Ну, ты подумай. Что, почти каждому человеку, не удастся сделать в жизни. Никогда.
Она нахмурила гладкие, ровные брови и опустила глаза. Поняв, что бессмысленно ждать, я продолжил:
– Полет в космос.
Она снова подняла взгляд на меня, но посмотрела мимо моих глаз, продолжая размышлять.
– Мало кому удастся в этой жизни полететь в космос. Можно сказать – только избранным. Ты только представь, что это «путешествие» так же доступно, как и полет в Турцию на отпуск. Представляешь, как бы это повлияло на наш мир в целом? Я думаю, верующих людей стало бы, как минимум, вдвое меньше. Мне кажется, когда находишься там, и видишь планету со стороны, всю её округлость, беззащитность, и относительную миниатюрность, понимаешь что мир не такой уж сказочный. Планета кажется невероятно маленькой. А кто такие тогда мы? Я тебе отвечу, мы никому не нужные существа. – Я взглянул на неё, она внимательно слушала, не сводя с меня глаз, я обожал её за это. Я мог говорить что угодно, сколько угодно и когда угодно, а она всегда слушала, не перебивая. Это редкое качество. – Потом ты смотришь в другую сторону и видишь лишь пустоту. Тьму, полость, вакуум, сквозь который прорываются лучи большой звезды. На земле ведь не так. Куда не глянь – на триста шестьдесят градусов – везде эта навязчивая планета. Даже если посмотришь вверх, то увидишь лишь слои атмосферы, которые своим «ходом» тебе никогда не преодолеть. Куда не пойдешь, везде тебя будет безысходно притягивать гравитация к тошнотворного цвета земле. – Я выдохнул, затягиваясь в глубокие пучины депрессивных размышлений. Но моя любовь вытянула меня. Разбудила. Впрыснула ярких красок в душу своим нежным голосом:
– А второе?
Настал тот момент – «все или ничего». Пистолет лежал в ящике с чистыми трусами, на случай если что‑то пойдет не так. Отца не было дома. Я был готов. Плевать на правила. Я их создал, значит, только мне можно ими пренебрегать. Тем более, я уже совершил достаточное количество убийств, чтобы позволить себе это. Конечно, привыкать к таким привилегиям не стоит. Но любовь… Ради любви попробовать стоило.
– Убийство человека.
Она взглянула на меня с легким непониманием, но явной уверенностью, что я сейчас все поясню.
– Что? Ты думаешь, что я это только что придумал? Можно сказать это мантра, это истина. Отрицать это, значит лгать себе. В лишении жизни человека есть что‑то таинственное. Когда человек, замертво падает перед тобой и превращается в груду гниющего мяса и костей, ты понимаешь, что там – после смерти – ничего нет. И человек – не есть душа, а есть – огромное количество клеток управляемых электрическими посылами мозга. Вот только в отличии от полета в космос, возможность совершить убийство не зависит от огромных денег или неповторимой выносливости твоего организма. Это может сделать каждый здесь и сейчас.
– Откуда ты знаешь все эти подробности про смерть человека?
– А что ты думаешь, я делал, там во дворе? Как ты сказала – я шпион. Я собирал информацию о людях, которых потом собирался убить. Но ты мне, можно сказать, помешала.
Она расхохоталась, так же как и тогда на скамейке. Возможно, она хотела высмеять то, что я сказал, но как бы она не старалась, её смех был милее сотни пищащих котят. Она поднялась с кровати и подошла к окну. Она была полностью голая, я не мог отвезти взгляда от тонкой шеи, плавно переходящей в узкие плечи. О, как же я любил её узкие плечи.
– Не хочешь, не верь.
Она снова посмотрела на меня игривыми глазами. Странно, но это взбесило меня. Я только что, буквально, открыл ей душу. Она единственная, кому я рассказал о том, чем занимаюсь в свободное время. А она лишь смеётся мне в лицо. Хоть и невероятно мило. Необъяснимым рвением я встал с кровати, подошел к шкафу с одеждой и выдвинул ящик с трусами, поверх которых лежал небольшой пистолет. Ох, сколько жизней он отнял. Я взял пистолет, поднял вверх, поджав губы, и увидел, как расширились зрачки Евы, в её глазах вспыхнули огоньки. Это был тот самый, единственный благополучный исход, один из многих тысяч различных исходов. Она могла запаниковать, сбежать, закричать, ударить меня, выхватить пистолет, выброситься в окно и т. д. Но у неё вспыхнули огоньки. Я все понял. Она моя. Та самая недостающая часть меня, идентичная мне, жаждущая убивать людей.
– Он настоящий? – Ева подошла как можно ближе ко мне, не сводя взгляда с пистолета.
– Конечно, – я протянул ей пистолет. Он был не заряжен, так что волноваться было не о чем. Она обхватила своей тонкой кистью рукоятку пистолета и взвесила его в воздухе, что, вероятно, означало, что он ей показался тяжелым. Потом выставила перед собой на вытянутых руках, повторяя всем знакомые движения голливудских боевиков. Как же она выглядела сексуально с этим пистолетом. Я заметил, что её дыхание сильно участилось.
– Это возбуждает. – Она посмотрела, на меня голодными глазами. Я не собирался на этом останавливаться. Забрав у Евы пистолет, я повернулся к ящику с трусами, запустил руку поглубже и вынул обойму, заполненную блестящими золотистыми пулями. Потом снова повернулся к обнаженной Еве и демонстративно, уверенным движением загнал обойму в пистолет. Потом также технично передернул ствол, и легким движением большого пальца переключил рычаг предохранителя, на режим «огонь». Затем медленно приблизил пистолет к Еве, и приставил к подбородку.
– Вот это – возбуждает. – Она смотрела на меня испытующе из‑под лобья. Я буквально слышал, как сильно бьется её сердце. Теперь она была полностью в моей власти. Я грубо надавил дулом пистолета на её шею, и Ева послушно поддалась мне, отступив назад. Тут же, уловив ход моих мыслей, она осторожно повернулась и забралась на кровать, встав в колено локтевую позу и раздвинув ноги. Она сделала это настолько изящно и покорно, что мой член сразу очнулся. Она прогнулась как потягивающаяся кошка,