26 августа 1856 года Григорий Иванович Бутаков был назначен главным командиром Черноморского флота и военным губернатором Николаева и Севастополя. В это же время он был произведен в контр-адмиралы.
Черноморский флот находился в самом жалком состоянии. Необходимо было его срочно восстанавливать. Предполагалось создать большую флотилию из 27 паровых судов, для чего построить близ Николаева специальный завод паровых машин. Но эти планы не были осуществлены. Согласно условиям Парижского мирного договора 1856 года Черное море было объявлено нейтральным, и ни Россия, ни Турция не могли иметь на нем военно-морских баз и военных кораблей. Следовательно, Бутакову надлежало заботиться не о строительстве нового флота, а о сокращении остатков старого флота. В этих условиях деятельность главного командира сводилась к чисто административным обязанностям, к докучной и утомительной канцелярской переписке. Он должен был решать вопросы по сокращению разных береговых морских учреждений, увольнять в отставку множество морских офицеров, ходатайствовать об установлении пенсий, раздаче медалей, проводить освидетельствование раненых офицеров и нижних чинов и вести бесконечную переписку по многим другим делам. Словом, вороха бумаг, тысячи отношений, справок, запросов, рапортов, отчетов, донесений! [70]
В своей работе Бутаков столкнулся с канцелярским крючкотворством, взяточничеством, казнокрадством. Будучи человеком честным, он никогда не мог примириться с этими общественными пороками, на которые многие его начальники и сослуживцы смотрели сквозь пальцы как на «неизбежное зло».
Григорий Иванович не мог сдержать негодования, когда узнал, что его помощник по интендантской части контр-адмирал Швенднер замешан в спекуляциях, связанных с поставкой военно-морскому ведомству 13 тысяч четвертей гнилой муки. Оказалось, что купец-спекулянт Киреевский был агентом и подставным лицом контр-адмирала Швенднера, который с помощью других чинов управления тайно вел крупные коммерческие операции.
|
|
Комиссия, назначенная Бутаковым, изобличила виновников. Спекулянт Киреевский был арестован, его склад опечатан. По требованию Бутакова в Николаев выехала из Петербурга «высочайше учрежденная комиссия» под председательством князя Оболенского. Казалось, справедливость торжествовала.
Но напрасны были надежды. Хотя князь Оболенский на словах и возмущался низостью преступников и обещал, что они будут сурово наказаны, но в то же время, неофициально, советовал Бутаков у «...оставить совсем в стороне произведенное уже следствие о фабрикации муки казенным поставщиком». К изумлению Бутакова, новая «высочайшая» комиссия допустила к присяге в качестве экспертов тех самых торговцев, которые принимали деятельное участие в продаже испорченной муки, т.е. людей скомпрометированных и явно пристрастных. Напротив, с членами комиссии, назначенной Бутаковым и обнаружившей воров, обошлись нарочито резко и грубо, требуя от них взять свое заключение обратно. «Просили меня о том же, — сообщал Бутаков в своем рапорте генерал-адмиралу, — намекая даже на антагонизм, в случае несоглашения моего действовать совокупно с Высочайше учрежденной Комиссией, — это раскрыло мне, к горькому сожалению, ход, который дан делу»{62}.
|
|
Комиссия постаралась прекратить разбор дела, компрометирующего некоторых высокопоставленных лиц (таких, как обер-интендант, а затем управляющий морским министерством адмирал Н. Ф. Метлин) и даже целые ведомства. [71]
Такой исход дела Григорий Иванович воспринял с глубокой болью. «Зная, что бедное мое отечество подрываемо страшным червем взяточничества, этой повсеместной гангреной нашею, — я выбрал удобный случай, чтобы нанести, в пределах вверенного мне управления, удар всеобщему врагу...» — писал Бутаков генерал-адмиралу{63}.
Видя свое бессилие в борьбе с беззаконием и несправедливостью, Григорий Иванович просил генерал-адмирала об отставке, но просьба его была отклонена. Однако и поддержки у высшего начальства Бутаков не имел, преследования и интриги продолжались. Однажды, в связи со своей твердой принципиальной линией в деле о разборке севастопольских развалин (он и здесь боролся с бюрократами и взяточниками), Бутаков неожиданно получил от генерал-адмирала выговор за «неприличную придирчивость и за неисполнение его воли». Тем не менее Григорий Иванович продолжал решительно и смело отстаивать свои взгляды. Его письма к генерал-адмиралу, написанные с предельной откровенностью и прямотой, раскрывают истинное положение вещей в Управлении Черноморским флотом в этот период. «Прошу Вас, — писал Бутаков, — хоть на один момент заставить себя вообразить, что я действительно честный и благородный человек и составляю странное в XIX веке явление лица, не ищущего себе возвышения, с еще более странным энтузиазмом к своим обязанностям, вопреки личным интересам и не солгавшего ни слова в этих письме и записке»{64}. Он просит сообщить, нужен ли он флоту, если в нем не убывает желание бороться с мерзостью, не идя ни на какие компромиссы, и если нужен — защитить его «от бюрократических (самых опасных и сильных в России) гонений»{65}.
|
|
Бутаков был убежден, что высшее начальство поймет и поддержит его в борьбе с казнокрадством и взяточничеством, наносящим огромный вред государству. Бутаков не понимал того, что шеф флота генерал-адмирал великий князь Константин лицемерил, когда обещал ему поддержку в борьбе с управляющим морским министерством Н. Ф. Метлиным.
В 1859 году Бутаков представил генерал-адмиралу «Секретную записку о положении в Черноморском Управлении», в которой дал обстоятельный анализ положения дел в морском министерстве в целом. По мнению Бутакова, министерство пришло в упадок из-за морального [71] разложения его чиновников. Приведенные в записке факты подтверждали мысль ее автора. Бутаков понимал, что он один не в силах вести борьбу с этим злом, а обещанной реальной поддержки он не имел. «...Надо же было мне попасть на свою должность в такое время, — восклицает он, — когда все в России говорило: «Бросьте официальную ложь! Кто же после Севастопольской войны не знает, что у нас сверху блеск, в снизу гниль. Перестаньте молчать об этом...»{66}. Бутаков в конце записки просит генерал-адмирала освободить его от должности главного командира Черноморского флота и уволить в отставку, ибо «полумеры в этом отношении были бы непоследовательностью с моей стороны».
Последовавшее вскоре после этой записки решение генерал-адмирала больно ударило по самолюбию Григория Ивановича, надеявшегося, что его заботы о нуждах флота найдут поддержку у людей, стоявших у власти. Но этого не случилось. В начале 1860 года он был переведен для дальнейшей службы на Балтийский флот. «Меня хватили по лбу в январе 1860 года именно за то, что приобрел нерасположение сволочи, хотя был очень популярен между дельными и правдолюбивыми людьми»{67}, — писал позже Бутаков в письме жене.
* * *
В период пребывания на посту главного командира Черноморского флота Григорий Иванович Бутаков продолжал работать над созданием первой в мире тактики парового флота.
Еще в 1854 году по поручению Корнилова он составил для своего пароходного отряда краткое описание эволюции, т.е. наиболее выгодных поворотов и захождений кораблей для изменения курсов, перестроений и т. п.
Изучая эволюции кораблей, совершающих совместное плавание, Бутаков нашел, что при различных перестрениях корабли переход от прямолинейного движения к повороту совершают по касательной к окружности, описываемой ими при циркуляции. Отсюда он сделал важный вывод: за основание пароходных эволюции непременно следует принять две простые геометрические линии; окружность и касательную к ней. Основываясь на этом выводе, Бутаков составил несколько таблиц, при помощи [73] которых (пока только теоретически!) ему удалось решить ряд задач по тактическому маневрированию.
Важность исследований Бутакова была бесспорна. После Крымской войны будущее принадлежало не парусному флоту, а флоту паровому, железному. Бой «Владимира» с «Перваз-Бахри» наглядно показал тактическое превосходство паровых судов над парусными. Независимость паровых судов от ветра и большая маневренность, введение на них современных замковых, дальнобойных и скорострельных орудий — все это требовало разработки новой тактики морского боя и новых методов маневрирования.
Григорий Иванович Бутаков стремился сформулировать новые правила совместного плавания пароходов с математической точностью, чтобы, руководствуясь ими, соединения пароходов могли совершать перестроения быстро и четко.
* * *
Канун крестьянской реформы в России характеризовался непрерывным нарастанием прогрессивных, антикрепостнических настроений. Эти настроения проникли и на флот. Передовая часть морского офицерства все решительнее и настойчивее требовала уничтожения на флоте телесных наказаний. Подвергся публичному обсуждению вопрос о методах воспитания в военно-морских учебных заведениях. Все это было выражением протеста передовых слоев русского общества против духа аракчеевщины, царившего на флоте и в армии. Увлекательные рассказы, очерки и повести таких известных писателей, как И. А. Гончаров («Фрегат «Паллада»), Д. В. Григорович («Ретвизан»), силой художественного слова будили горячее сочувствие к матросам, осуждали и высмеивали деспотических адмиралов, командиров и боцманов старого покроя, принципиально не признававших иных методов воздействия на нижних чинов, кроме линьков и зуботычин.
«Казалось бы, — писал Бутаков в своих «Замечаниях по поводу Устава (к пункту 201)» в октябре 1859 года,- пора отменить линьки совсем, как вредные по последствиям своим для здоровья, и определительно ограничить меру исправительных наказаний, предоставленных командиру корабля...»{68} [74].
Прогрессивные настроения в русском флоте были настолько сильны, что еще до официальной отмены телесных наказаний многие командиры и офицеры перестали заниматься рукоприкладством. На страницах «Морского сборника» все чаще стали появляться статьи, посвященные проблеме улучшения быта матроса. Предлагалось, например, освободить солдатских и матросских детей от обязательного поступления на военную службу, упразднить звание кантониста, сократить срок службы матросов с 25 до 14 лет, улучшить условия их быта, учить матросов грамоте, для чего создать, в частности, матросскую библиотеку и постоянную матросскую школу в Кронштадте и т. д. Все эти преобразования должны были, по мнению авторов статей, составить «только начало того ряда реформ, который должен поставить нашего матроса на... степень благосостояния, материального и нравственного... что эти же реформы должны оградить личность матроса от излишних притязаний строптивого начальника»{69}.
Григорий Иванович Бутаков живо интересовался вопросами службы и жизни матросов, их просвещением. Однажды он послал в журнал «Морской сборник» дневник матроса Ивана Лыкова, рекомендуя его опубликовать. «Недавно мне попалась прилагаемая тетрадь, — писал Бутаков, — которой автор теперь в отставке... Если редакция сочтет ее занимательной для своих читателей и напечатает в «Морском сборнике», то желательно бы отослать автору положенное число оттисков и причитающуюся плату за статью. Адрес его легко узнать в экипажной канцелярии»{70}.
«Путевые заметки русского матроса» были опубликованы в «Морском сборнике». Несмотря на свою наивность и малограмотность, они, несомненно, свидетельствовали о наблюдательности автора. Редакция снабдила «Путевые заметки» Лыкова следующим примечанием: «Жаль, что при такой любознательности автор заметок не имел возможности удовлетворять ей. Это указывает на необходимость некоторого знакомства наших матросов с картами морей, по которым они плавают, или с глобусом»{71}.
Широко обсуждался в те годы вопрос о радикальном изменении системы воспитания молодежи в морских учебных заведениях. В основном речь шла не столько о [75] недостаточности практического морского образования, сколько о ложной системе воспитания, основанной на страхе наказания. Против этой системы энергично восставали и Г. И. Бутаков, и И. А. Шестаков, В. И. Даль и многие другие, учившиеся в николаевскую эпоху в Морском корпусе. Все они хорошо помнили жестокий режим училища, бесчеловечные истязания кадет. Видимо, по этой причине Бутаков, несмотря на настойчивые просьбы двух сыновей (Александра и Алексея), не пожелал определить их в Морской корпус, а послал их по окончании гимназии в Петербургский университет. Только после этого он определил их на флот юнкерами.
Не приходится сомневаться, что Григорий Иванович Бутаков принадлежал к числу сторонников крестьянской реформы. Об этом свидетельствует уже тот факт, что он еще в 1858 году успешно осуществил освобождение черноморских адмиралтейских поселян{72} от крепостной зависимости, за что в 1862 году был награжден золотой медалью на Александровской ленте. Несомненно, эту награду можно рассматривать лишь как показной жест царского правительства, как игру в либерализм.
* * *
Сдав дела, Бутаков выехал из Севастополя к новому месту службы. Он отлично понимал, что назначен на Балтику не с целью продвижения по службе, а из-за своего нежелания прикрывать махинации, в которых были замешаны высшие круги морского министерства.
Назначение Григория Ивановича Бутакова начальником практической эскадры винтовых кораблей Балтийского флота сыграло огромную роль в развитии отечественного военно-морского искусства. Именно здесь он получил возможность проверить на практике разработанные им основания тактики паровых кораблей. Именно здесь им были разработаны и претворены в жизнь принципы боевой подготовки броненосного флота в мирное время. [76]