Лидия ПАСТУХОВА
Заголовок, как понимаете, заимствован у Фёдора Михайловича Достоевского. Понадобился он, чтобы замолвить словечко об одном существительном, которое переживает далеко не лучшие времена: мало того что Иваны, не помнящие родства, его облили нечистотами, так ещё и с упорством, достойным лучшего применения, делают всё, чтобы оно осталось в золотарях (золотарь – тот, кто занимается очисткой выгребных ям).
А слово-то звонкое (ни одного глухого звука в его составе!), мелодичное, пружинистое. Наши пращуры не стыдились нарекать им своих сыновей. Затейники придумывали с ним вкусные загадки. А уж о поговорках и пословицах с его участием и говорить нечего. Кухонные маэстро ошеломят разнообразием блюд, значащихся под этим словом. И все мы, братья-славяне, неделю в году особенно чтим традицию, идущую из глубины веков.
Догадались, о каком слове идёт речь? Конечно же, о слове «блин». И всё, что о нём сказано, чистая правда. Было время, когда в славянских семьях живали Добрыни (малыш добрый, кроткий, отзывчивый), Жданы (видно, счастливые родители заждались прибавления семейства), Третяки (с уверенностью можно сказать, что носитель этого имени – третий ребёнок в семье). Дело в том, что славяне-язычники называли своих детей близкими по жизни словами. Поэтому имена у пращуров были, с нашей точки зрения, непривычными. Довольно часто встречалось, например, имя Шуба – так называли младенцев, которые родились раньше времени. До положенного природой срока их бережно выхаживали, держа в рукаве шубы. По месту вынужденного жительства и нарекали ребёнка Шубой. И существительное «блин» выступало в роли имени собственного. Появился на свет пухленький, круглолицый русый сыночек – чем не сладенький Блин, Блинчик, Блиночек?
В телефонном справочнике Симферополя за 1985 год – двое Блинковых, один Блинников и семь Блиновых. Без сомнения, все они в своём роду имели пращуров, которые носили имя Блин.
«Поговорка – цветок, пословица – ягодка», – говорит народная мудрость. Так вот «блин» и в цветочках, и в ягодках не последний: «Печёт как блины», то есть делает что-то быстро и в большом количестве; «Первый блин комом», – говорим мы, если начало какого-то дела оказывается неудачным; «Блин – не клин: брюхо не расколет» (можно и больше съесть); «Где блины, тут и мы», «Кому чин, кому блин, а кому и клин» и др.
А вот вам и загадка о «тонкой лепёшке из жидкого теста»: «Что на сковороду наливают да вчетверо сгибают?». Кулинарная книга рассказывает о блинах на опаре, о блинах скороспелых, украинских; о блинах из пюре тыквы, морковных; о блинах с красной икрой, со сметаной, с сельдью; о блинчиках, о блинных пирогах... О масленичной неделе, о великом семидневном блинном пиршестве знает и стар и млад. А тёще перед зятем приходится ещё и держать блинный экзамен.
И вот это вкусное, безвинное слово уже который год унижено и оскорблено. Произошло это, выражаясь газетным языком, в «бандитские девяностые». Советский Союз распался. Начался передел собственности – разного рода «разборки» («крупные ссоры и драки между враждующими, обычно преступными, сторонами»). Страна, по образной оценке политолога, превратилась в одно уголовное дело. И замелькали в речи перлы: «беспредел», «козёл, «мент», «мусор», «всё схвачено», «общак» и многие другие того же криминального разлива.
Под «раздачу» (тоже уголовное словечко) попало и слово «блин». К великому несчастью, двумя первыми звуками оно совпадает с грязнейшим ругательством, которое мало чем отличается от, простите великодушно, выгребной ямы. Падкие до «матовых слов» (выражение шестилетнего языковеда) грязноговорящие решили, видимо, облагородить свою дурнопахнущую площадную речь (а можно облагородить, например, тошнотворный запах хронического перегара крупинкой, скажем, ванили?) и принялись заменять гнуснейшую непристойность безгрешным словом «блин». И пошло оно, болезное, гулять по страницам газет, в эфире, а уж о бытовой речи и говорить не приходится.
Сальность, спрятавшуюся за без вины виноватое существительное «блин», со смаком произносят взрослые и дошколята, ею не брезгуют ни «владельцы высших образований», ни полузнайки, за спиной которых от силы четыре класса начальной школы. Как же надо ненавидеть язык, на котором говоришь, как же надо презирать людей, с которыми общаешься, как же надо наплевательски относиться к себе, чтобы давать волю этому разнузданному непотребству!
Антон Павлович, вы, как всегда, правы: «В сущности, если вдуматься, всё прекрасно на этом свете, всё, кроме того, что мы сами мыслим и делаем, когда забываем о высших целях бытия, о своём человеческом достоинстве».