Российское (советское) языкознание XX века




Еще в предреволюционные годы в отечественном языкознании сложились две крупные школы: Московская, основанная Ф.Ф. Фортунатовым и Петербургская во главе с И.А. Бодуэном де Куртенэ. После революции по разным причинам покинули страну многие ученые: И.А. Бодуэн де Куртенэ, В.К. Поржезинский, Н.С. Трубецкой, Р.О. Якобсон и др. Обе школы, однако, сохранились. Более устойчивыми оказались традиции Московской школы, поддерживавшиеся в МГУ и других московских вузах Д.Н. Ушаковым и Михаилом Николаевичем Петерсоном (1885 – 1962). Большинство ученых, о которых дальше будет идти речь, в той или иной степени относились к этой школе: А.М. Пешковский, Г.О. Винокур, Н.Ф. Яковлев. П.С.Кузнецов, Р.И. Аванесов, В.Н. Сидоров, А.А. Реформатский. Петербургская школа оказалась менее однородной. После отъезда И.A. Бодуэна де Куртенэ ее возглавил Л.В. Щерба, по ряду вопросов, как будет пoказано ниже, значительно отошедший от взглядов своего учителя. Более верен бодуэновской традиции был Е.Д. Поливанов, но он с начала 20-х гг. уехал из Петрограда и в силу обстоятельств своей биографии не смог создать научной школы. Из Петербургской школы вышел и Виктор Владимирович Виноградов (1895—1969), по взглядам в целом близкий к Л.В. Щербе; переехав в конце 20-х гг. в Москву, он создал собственную школу языковедов (С. И. Ожегов и др.), конкурировавшую с Московской школой. Ученики Л.В. Щербы преимущественно занимались фонетикой и фонологией, ученики В.В. Виноградова — грамматикой и лексикой русского языка. Еще одним видным представителем Петербургской школы был ученик И.А. Бодуэна де Куртенэ Лев Петрович Якубинский (1892—1945), автор значительной работы о диалогической речи (1923), также значительно отошедший от идей учителя.

В 20-е гг. основную роль в развитии языкознания продолжали играть Московский и Петроградский (Ленинградский) университеты. Резко упало значение периферийных вузов, хотя в провинции работали крупные ученые, например В.А. Богородицкий в Казани. Позже в связи с общей реорганизацией научной деятельности в СССР упала роль вузовской науки; в 30-е гг. в МГУ вообще не преподавали языкознание, кадры специалистов готовили в это время в педагогических вузах, среди которых выделялся в это время Московский городской педагогический институт (МГПИ), где работали Г.О. Винокур и ученые Московской фонологической школы; лишь в годы войны в МГУ был воссоздан филологический факультет. В то же время создаются ранее не существовавшие в нашей стране научно-исследовательские лингвистические институты. Самым крупным и жизнеспособным из них оказался институт, созданный в 1922 г. академиком Н.Я. Марром в Петрограде – Яфетический институт Академии наук, первоначально как институт для разработки его «нового учения о языке». Очень скоро, однако, Яфетический институт перерос рамки марризма, в нем сконцентрировались многие ведущие советские языковеды разных специальностей. В 30–40-е гг. институт функционировал как Институт языка и мышления им. Н.Я. Марра АН СССР, в 1950 г. он был преобразован в Институт языкознания АН СССР с переводом основной его части в Москву. После войны от института отделился Институт русского языка АН СССР.

Особо среди ученых старшего поколения следует отметить Александра Матвеевича Пешковского (1878 – 1933). Он также принадлежал к Московской школе, однако помимо Ф.Ф. Фортунатова он испытал и влияние А.А. Потебни и А.А. Шахматова, особо проявившееся в более поздних его работах. А.М. Пешковский долго работал гимназическим учителем и сравнительно поздно сосредоточился на научных исследованиях. Его первый и самый крупный и известный труд «Русский синтаксис в научном освещении» впервые был издан в 1914 г. В 20-е гг. А.М. Пешковский активно публиковался, преимущественно по вопросам русского языка. В связи со своей многолетней педагогической деятельностью он много занимался вопросами преподавания русского языка, опубликовав ряд учебных пособий («Наш язык» и др.) и работ методического характера.

Главная книга А.М. Пешковского и сейчас остается одним из наиболее детальных и содержательных исследований русского синтаксиса (и во многом грамматики в целом). Книга, как и ряд статей А.М. Пешковского, отражает и общелингвистическую концепцию ученого. Не вполне отказавшись, как и Ф.Ф. Фортунатов, от представления о языкознании как исторической науке, ученый стремился к системному описанию фактов, к выявлению общих закономерностей. Последовательно выступая против логического подхода к языку, А.М. Пешковский старался выработать четкие и основанные на собственно языковых свойствах критерии выделения и классификации единиц языка. С этой точки зрения важна статья «О понятии отдельного слова» (1925), где ставится нетрадиционный вопрос о том, что такое слово и как его можно выделить в тексте. От последовательно формального подхода, господствующего в первых изданиях «Русского синтаксиса...», автор книги затем отошел в сторону психологизма и большего учета семантики, пытаясь синтезировать идеи Ф.Ф. Фортунатова с идеями А.А. Потебни. В частности, части речи в окончательном варианте книги уже предлагалось выделять не по формальным, а по смысловым основаниям. В 20-е гг., когда многие лингвисты стали избавляться от психологизма, А.М. Пешковский продолжал его сохранять; в книге «Наш язык» он писал: «Для науки о языке, когда она занимается значениями слов, важно не то, что есть на самом деле, а что представляется говорящим во время разговора». В связи с психологическим подходом он одним из первых наряду с Л.В. Щербой поставил вопрос об эксперименте в языкознании; в частности, он считал важным постановку лингвистом экспериментов над собой с помощью интроспекции.

К числу языковедов, сформировавшихся до революции, но продолжит и их активно работать и в советское время, относился и академик Лен Владимирович Щерба (1880—1944). Он был учеником И.А. Бодуэна де Куртенэ, и почти вся его деятельность была связана с Петербургским – Петроградским – Ленинградским университетом (лишь незадолго до смерти, в годы войны, он переехал в Москву). Ученый разносторонних интересов, Л.В. Щерба более всего был известен как фонетист и фонолог. Еще в дореволюционные годы он возглавил в университете фонетическую лабораторию, ставшую главным центром экспериментальной фонетики в стране. Лаборатория существует до настоящего времении носит имя Л.В. Щербы. Ему самому принадлежат выдающиеся исследования, основанные на экспериментах: «Русские гласные в количественном и качественном отношении» и «Фонетика французского языка». Л.В. Щерба также стал основателем фонологической концепции, известной как «ленинградская». Эту концепцию затем развивали его ученики М.И. Матусевич и Л.Р. Зиндер.

Л.В. Щерба был выдающимся лексикографом, ему принадлежит «Русско-французский словарь» (совместно с М.И. Матусевич) и содержательная теоретическая работа «Опыт общей теории лексикографии». Он также занимался нечасто изучаемой лингвистами-теоретиками теорией письма, методикой преподавания родного и иностранных языков, изучал один из наименее исследованных славянских языков – лужицкий в Германии. Л.В. Щерба был выдающимся педагогом и подготовил много учеников. Общее количество публикаций Л.В. Щербы сравнительно невелико, но почти каждая из них, независимо от тематики, представляет значительный интерес. Как и его учитель, он умел писать ясно и четко, избегая при этом в отличие от И.А. Бодуэна де Куртенэ стремления вводить большое количество новых необычных терминов. Даже в работах по конкретным языкам он стремился рассматривать общетеоретические проблемы. Основные работы ученого по общему языкознанию собраны в посмертном изда­нии «Языковая система и речевая деятельность», вышедшем в свет в 1974 г.

В области фонологии Л.В. Щерба воспринял от своего учителяИ.А. Бодуэна де Куртенэ концепцию фонемы, однако подверг ее значительному переосмыслению. В соответствии с общими тенденциями мировой лингвистики тех лет он постепенно отказался от какого-либо психологизма и стремился к объективным критериям для выделения фонем. В то же время, будучи выдающимся фонетистом-экспериментатором, он довольно строго придерживался фонетических критериев для их выделения. Фонема для Ленинградской школы — класс близких по физическим свойствам звуков; например, оба гласных в русском вода для этой школы — разновидности фонемы а. Критерий звукового сходства оказывалсярешающим для Л.В. Щербы и его учеников, поэтому их противники из Московской школы упрекали их в «физикализме».

В области теории грамматики важное значение имеет работаЛ.В. Щербы о частях речи, впервые опубликованная в 1928 г. Здесьотмечается, что научных классификаций слов может быть много: по значению, по морфологическим свойствам и т.д., однако классификация по частям речи – нечто иное: «В вопросе о частях речи исследователю вовсе не приходится классифицировать слова по каким-либо ученым и очень умным, но предвзятым принципам, а он должен разыскивать, какая классификация особенно настойчиво навязывается самой языковой системой, или точнее... какие общие категории различаются в данной языковой системе». У этих категорий должны быть «какие - либо внешние выразители», но эти выразители, разные в разных языках, нельзя считать определяющими сущность частей речи: «Едва ли мы потому считаем стол, медведь за существительные, что они склоняются; скорее мы потому их склоняем, что они существительные». Здесь мы видим полемику с Московской школой, выделяющей части речи по морфологическим признакам, в том числе существительные по признаку склонения.

Таким образом, части речи – не морфологические и не синтаксические классы слов, в то же время Л.В. Щерба против и того, чтобы выделять их целиком по значению. Но тогда что такое «навязывание» языковой системой? Л.В. Щерба прямо не отвечает на этот вопрос, видимо, потому, что в этот период он уже начал отходить от психологизма своего учителя и не желал апеллировать к психологическим критериям, однако, по существу, здесь речь идет именно о том, какая классификация навязывается» не только языковой системой (она может навязывать разные классификации), а психолингвистическим механизмом человека; какие единицы лексики связаны между собой в человеческом сознании, отсюда и допустимость для Л.В. Щербы пересечений частей речи, возможность некоторых слов оставаться вне классификации. Для научных классификаций все это – недостаток, а для моделирования психолингвистического механизма человека такой подход может быть оправданным. Работа Л.В. Щербы интересна и его конкретными решениями; в частности, он предложил выделять для русского языка особую часть речи – категорию состояния, куда входят слова типа надо, нельзя и т.д. Как выяснилось впоследствии, и выделение этой части речи имеет психолингвистические основы.

В наибольшей степени общие вопросы лингвистической теории рассмотрены у Л.В. Щербы в статье «О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании», впервые опубликованной в 1931 г. и посвященной памяти умершего незадолго до того ИА. Бодуэна де Куртенэ. Здесь Л.В. Щерба предлагает собственную оригинальную интерпретацию соссюровского противопоставления языка и речи.

Вместо двух понятий языка и речи Л.В. Щерба вводит три понятия: речевая деятельность, языковая система и языковой материал. Речевая деятельность, как указывает сам автор концепции, соотносима с речью у Ф. де Соссюра, но не вполне с ней совпадает. Речевая деятельность понимается как процессы говорения и понимания, обусловленные психофизиологической речевой организацией индивида и в то же время имеющие социальный характер. Языковой материал – понятие, не имеющеепрямых соответствий у Ф. де Соссюра, - определяется как совокупность всего говоримого и понимаемого в определенной конкретной обстановке в ту или другую эпоху жизни данной общественной группы. На языке лингвистов это тексты. Языковой материал – результат речевой деятельности». Наконец, языковые системы, соотносимые с языком соссюровском смысле, понимаются достаточно своеобразно. Согласно Л.В. Щербе, языковые системы – не что иное как словарии грамматики языков, но не столько реально существующие, сколько некоторые идеальные описания, которые должны исчерпывать знание данного языка.

Где находится языковая система и существует ли она вообще объективно? На последний вопрос Л.В. Щерба, безусловно, отвечает положительно. Он возражает против мнения о том, что она «является лишь ученой абстракцией» (такое мнение он усматривает у Э. Сепира). С другой стороны, он спорит и с представлениями ряда других ученых, включая Ф. де Соссюра, о том, что язык (языковая система) существует «в качестве психических величин в мозгу»; по-видимому, здесь ведется спор и с прямо не названным И.А. Бодуэном де Куртенэ. Как считает Л.В. Щерба, «все языковые величины, с которыми мы оперируем в словаре и грамматике, будучи концептами, в непосредственном опыте (ни в психологическом, ни в физиологическом) нам вовсе не даны», они лишь извлекаются из языкового материала. К тому же языковые представления индивидуальны, а языковые системы коллективны. И здесь, как и в случае с частями речи, Л.В. Щерба исходил из общего антипсихологизма, свойственного языкознанию этой эпохи.

Языковая система рассматривается Л.В. Щербой как нечто производное от языкового материала: языковая система «есть то, что объективно заложено в данном языковом материале и что проявляется в "индивидуальных речевых системах", возникающих под влиянием этого языкового материала». Единство языкового материала для некоторой социальной группы обеспечивает и единство языковой системы. «Лингвисты совершенно правы, когда выводят языковую систему, т. е. словарь и грамматику данного языка, из соответствующих текстов, т.е. из соответствующего языкового материала». То есть языковая система все-таки, вопреки сказанному Л.В. Щербой выше, оказывается именно «ученой абстракцией», однако конструируемой не произвольно, а в соответствии с информацией, извлекаемой из языкового материала. Не удается Л.В. Щербе полностью отвлечься и от психологии: в МОЗГУговорящих существуют «индиивидуальные речевые системы», соотносимые (с возможными частными вариациями) с языковой системой.

Исходя из выдвинутого им трехкомпонентного подхода, Л.В. Щерба трактовал и изменения в языке. «Языковые изменения обнаруживаются в речевой деятельности» и обусловлены внеязыковыми факторами «условиями существования данной социальной группы».

Исходя из последовательно структурного подхода к языку, Л.В. Щерба ставит вопрос о «взаимообусловленности отдельных элементов языковых структур». Он приводит примеры разного рода: в языках с развитым словоизменениемвроде латинского порядок слов не играет синтаксической роли, сложность и развитость системы согласных оказывается в ряде языков связаннойс простотой системы гласных и т.д. «Все эти факты, бросающиеся в глаза, лежат, так сказать, на поверхности наблюдаемых явлений, на очереди стоит еще углубленное, по возможности исчерпывающее изучениеотносящихся сюда фактов». Последовательно заниматься подобными вопросами системная типология начала лишь в 70—80-е гг.

Григорий Осипович Винокур (1896—1947) принадлежал к более молодому поколению языковедов, сформировавшемуся уже после революции. Он окончил Московский университет, где учился вместе с Р.О. Якобсоном, и по основным идеям принадлежал к Московскойшколе. В дальнейшем он был профессором Московского городского педагогического института, а в последние годы жизни – МГУ. Он занимался достаточно разнообразными проблемами русистики и общего языкознания. Вместе с В.В. Виноградовым он заложил основы истории русского литературного языка как особой лингвистической дисциплины (книга «Русский язык. Исторический очерк» и ряд статей). Ему принадлежит ряд важных работ по стилистике и культуре речи, по вопросам поэтического языка. Он вел активную лексикографическую работу, участвуя в составлении словаря под редакцией Д.Н. Ушакова;под руководством Г.О. Винокура начиналась работа по составлению словаря языка А.С. Пушкина, завершенная в соответствии с его теоретическими разработками уже после его неожиданной смерти. Г.О. Винокур был автором и работ по русской грамматике и словообразованию, и частности, отметим его статью очастях речи, где для русского языкапостроена последовательно морфологическаяклассификацияслов, которая окапывается достаточно отличной от традиционнойсистемы частей речи. Ряд работ Г.О. Винокура посвящен и литературоведению.

Одним из самых ярких ученых в советском языкознании 20–30-х гг. был Евгений Дмитриевич Поливанов (1891–1938). Он рано погиб, став жертвой репрессий, а в силу сложных обстоятельств жизни после 1931 г. мало печатался, многие его работы были в разное время потеряны. Тем не менее и то, что дошло до нас, свидетельствует о том, что этот ученый успел внести вклад во многие области языкознания. Выдающийся полиглот, Е.Д. Поливанов занимался многими языками, интересовали его и вопросы языковой теории.

Е.Д. Поливанов принадлежал к Петербургской школе и был учеником И.А. Бодуэна де Куртенэ. Окончив Петербургский университет как специалист по общему языкознанию, он еще в первые годы своей деятельности увлекся японским языком, в то время мало изученным. Ещедо революции, будучи совсем молодым ученым, Евгений Дмитриевичсовершил несколько поездок в Японию, во время которых он, как признавали потом ведущие японские лингвисты, впервые выяснил характер японского ударения и разъяснил его японским коллегам; тогда он впервые в мировой науке описал ряд японских диалектов и подготовилих сравнительную фонетику и грамматику. Впоследствии им была издана грамматика японского языка (в соавторстве) с первым очерком японской фонологии. Проработав ряд лет (1921—1926 и 1929— 1937) в Средней Азии, Е.Д. Поливанов систематически изучал самые разнообразные языки этого региона: узбекский, казахский, бухарско-еврейский (семитская семья), дунганский (близок к китайскому). Ему же принадлежат грамматика китайского языка, исследования по корейскому, мордовскому, чувашскому языкам, по русистике, славистике, индоевропеистике. Он активно изучал родственные связи ряда неиндоевропейских языков, в частности японского. Свой богатый опыт работы со многими языками Е.Д. Поливанов обобщил в книге «Введение в языкознание для востоковедных вузов».

Концепция Московской фонологической школы в основных своих чертах сложилась в начале 30-х гг., прежде всего в стенах недолго просуществовавшего и закрытого по требованию марристов Научно-исследовательского института языкознания в Москве; однако в печати идеи школы в основном были высказаны позже: в 40-е и даже в 50-е гг. В состав школы вошла группа молодых лингвистов, в большинстве работавших в упомянутом институте. Это были Петр Саввич Кузнецов (1899–1968), Александр Александрович Реформатский (1900–1978), Рубен Иванович Аванесов, впоследствии член-корреспондент АН СССР (1902–1982), Владимир Николаевич Сидоров (1903–1968). Все они получили образование в МГУ уже в послереволюционное время, их учителями были ученые фортунатовской школы, в частности Д.Н. Ушаков. К ним присоединился и старший по возрасту, но активно начавший заниматься лингвистикой в это же время Алексей Михайлович Сухотин (1888—1942).

Все эти ученые занимались не только фонологией. П.С. Кузнецов - автор книг по истории русского языка и русской диалектологии, работ по проблемам теории грамматики. А.А. Реформатский знаменит выполненным на очень высоком научном уровне учебником «Введение в языковедение». У Р.И. Аванесова немало работ по произносительным нормам русского языка, долгое время он возглавлял работы по русской диалектологии в нашей стране. В.Н. Сидорову принадлежит одно из лучших описаний русской морфологии. A.M. Сухотин активно участвовал под руководством Н.Ф. Яковлева в разработке алфавитов, он также известен как переводчик на русский язык книг Ф. де Соссюра и Э. Сепира. Однако наибольшее теоретическое значение имели их работы по фонологии, где в 30–40-е гг. все указанные языковеды выступа­ли с единых позиций. В 50-е гг. с несколько иными взглядами начал выступать Р.И. Аванесов, см. его изданную в 1956 г. книгу «Фонетика современного русского литературного языка». Остальные основатели школы продолжали отстаивать свою точку зрения до конца жизни, их идеи были продолжены фонологами следующего поколения (М.В. Пановым, В.К. Журавлевым и др.). Близок к данной школе был и Александр Иванович Смирницкий (1903—1954), занимавшийся преимущественно не фонологи­ей, а теорией грамматики

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2018-02-24 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: