– Записывай: улица генерала Паза, 3030.
– Спасибо. Но вдруг ей нужен не ваш брат, а ваш отец?
– А его нет на месте. Он сейчас в Тукумане, я не знаю, когда он там закончит свои дела.
Тут подошел мужчина лет тридцати, который, видимо, слышал последнюю часть их беседы, и спросил у Дито:
– Так где, говоришь, твой отец?
– В Тукумане. У него там дела.
Педро был очень огорчен тем, что так подвел Эду, но фамилия блондина и его брата не Клемент, а Эйхман.
Несмотря на это, сеньора щедро оплатила старания мальчика.
Кенет сопоставил факты и новую информацию. Ясно, что старший сына Эйхмана Николас, живет в Буэнос‑Айресе под своим настоящим именем, как и сообщал Герман; семья Эйхманов тоже живет в Аргентине, причем по новому адресу: в районе между Сан‑Фернандо и Дон‑Торквато. А главное, можно не сомневаться, что Рикардо Клемент и Адольф Эйхман – один и тот же человек, муж Веры Эйхман и отец четверых ее детей: троих, которые родились в Германии, и малого, родившегося в Аргентине.
Без сомнения, блондин говорил правду: то, что его отец сейчас находится в Тукумане, соответствовало материалам досье Эйхмана.
Кенет отправил в Израиль очередной отчет. Он писал, что блондин из мастерской – это Дитер Эйхман, что живет он с матерью под своим настоящим именем и что имеется адрес старшего сына Эйхманов – Николаса, который также живет под своим настоящим именем, и что вскоре будет выяснен адрес преступника. Семья, видимо, распространяет слухи, будто Вера Эйхман вышла вторично замуж за Рикардо Клемента, поэтому в мастерской и считали, что Дитер «не совсем» сын Клемента... Сам же разыскиваемый находится в Тукумане, в 1500 километрах от столицы. На основании информации, полученной в сыскном бюро, стало ясно, что Франсиско Шмидт и Эйхман – не одно и то же лицо.
|
|
Получив этот отчет из Аргентины, я приказал немедленно прекратить наблюдение за семьями Эйхманов и Либелей в Европе: теперь уже не стоило рисковать. Наверняка, Кенет вскоре увидит Рикардо Клемента. Если окажется, что наши предположения верны и Клемент – это Эйхман, то и впредь будем действовать с величайшей осторожностью, чтобы не спугнуть преступника. Если же выяснится, что мы ошибались, то значит, Эйхмана нет в живых либо он преднамеренно порвал связи со своей женой, опасаясь, как бы она не навела правосудие на его след.
Кенет отправился в Сан‑Фернандо и легко нашел домишко, в котором, по словам столяра, жила семья Клемент. Этот одноэтажный дом с дверью из фанеры стоял в отдалении от других, никаких проводов к дому пока не тянулось, стены еще не были оштукатурены, и весь он выглядел убого. Кроме барака и киоска в радиусе более ста метров не виднелось никаких строений.
Проезжая на машине в тридцати метрах от домика, Кенет заметил на крыльце полную женщину лет пятидесяти. Рядом с ней играл маленький ребенок. По‑видимому, Вера Эйхман и ее младший сын, решил Кенет.
Он вернулся к домику еще раз и прошел мимо него с тыла, благо не было забора. Вдали слышался лай, но Клементы собаку не держали.
Возле дома стоял кирпичный сарай. Из дома и сарая выбивался слабый свет, как от керосиновых светильников. Из сарая вышел молодой человек и направился в дом, видимо – Дитер.
13 марта Кенет приехал в Сан‑Фернандо, на этот раз вместе с Примо. Студент вел машину, а следователь, вооружившись фотоаппаратом «Лейка» с телеобъективом, ждал удобного момента, чтобы сфотографировать дом Клементов. Они поставили машину в сорока метрах от домика, Примо поднял капот и стал копаться в моторе. Кенет сфотографировал дом и Дитера, возившегося в садике.
|
|
Назавтра Кенет отправился на главный почтамт на улице Санта‑Фе, чтобы полистать телефонную книгу города Тукумана. В книге 1959 года он нашел телефон и адрес компании «Капри», как говорилось в примечаниях – «Компании промышленного планирования и развития».
Итак, все было вроде ясно. Оставалось еще раз проверить себя, добыв нужные сведения в бюро актов гражданского состояния и выяснив, на чье имя записан участок и дом в Сан‑Фернандо. Кенет считал, что не стоит искать Эйхмана в Тукумане, не получив новых сведений о фирме «Фулднер» и компании «Капри». Если Клемент – это Эйхман и если он на самом деле уехал в Тукуман, то он непременно вернется домой ко дню двадцатипятилетия своей женитьбы – к 21 марта 1960 года.
16 марта в семь утра Кенет и Лобинский уже были в конторе местного самоуправления Сан‑Фернандо. Они попросили разрешения познакомиться с картой участков новой застройки, а потом подали (подписавшись вымышленными именами) заявление с просьбой уточнить, кому принадлежат участки в данном секторе. Кенет сказал чиновнику, ведавшему документацией, что он представляет американскую компанию, заинтересованную в приобретении участков под строительство. Чиновник заверил их, что завтра нужные сведения будут готовы. В девять утра они поехали к домику Клементов и остановились возле сарая, который находился примерно в двадцати метрах от большого строения. Из сарая вышла немолодая женщина, представился удобный случай поговорить. Они спросили, как называется улица, идущая от шоссе, и представились агентами крупной американской компании, которая намерена построить здесь большое предприятие. Женщина ответила, что ее дом продается. Тогда они поинтересовались, кто живет в недоштукатуренном доме. Женщина охотно пояснила, что там живут какие‑то немцы, она может позвать хозяйку.
|
|
Через несколько минут из дома Клементов вышла черноволосая молодая женщина, выглядевшая истинной аргентинкой. Кенет и Лобинский повторили ей свою версию. Оказалось, что молодая женщина не живет здесь, а приехала к свекрови, но она точно знает – домик не продается. Кенет сфотографировал миникамерой домик и миловидную невестку Клементов. Ей можно было дать не больше двадцати двух лет.
Лобинский спросил у нее, как называется боковая улочка. У них, дескать, уже есть участки в зтом районе, но они не знают, где именно. Адвокат поинтересовался, не может ли она позвать свою свекровь, но та ответила, что «мама» не говорит по‑испански.
После этого невестка сама начала задавать вопросы: какую компанию они представляют и что за предприятие они собираются строить? Когда она услышала, что гости разговаривают между собой по‑английски, то перешла на этот язык, и Кенет стал опасаться, как бы она не раскрыла обман. Невестка Клементов стала отговаривать их от затеи: в этом районе нет электричества и водопровода, а зимой во время дождей тут разливается целое море, да и старики не будут продавать дом.
После обеда Кенет дважды прошел мимо домика. Жалюзи на окнах не были опущены, но из дома никто не выходил.
Вечером Кенет дал Лобинскому новое задание: узнать с помощью одного из сыскных бюро все возможные сведения о Николасе Эйхмане, адрес которого уже был известен.
17 марта Кенет и Лобинский в шесть утра уже были на месте. Они укрылись в роще, приблизительно в ста пятидесяти метрах от объекта наблюдения. В 7:15 из дома вышел молодой парень и направился к киоску. До 8:25 никто вблизи домика не появился, затем наблюдателям помешал какой‑то человек, направившийся к роще.
Тогда Кенет и Лобинский пошли в местное самоуправление. Чиновник разочаровал их: записи о приобретении участка кем‑либо в интересующей их местности нет. Дело в том, что никто тут строить не решается: здесь зимой стоит вода, поэтому район считается бросовым. Отважившиеся поселиться строят без разрешения и налоги не платят.
В юридическом отделе муниципалитета ничего нового к этому ответу не добавили.
Посовещавшись, они решили, что только в компании, размечавшей район под строительство, можно найти какие‑либо записи о владельцах домов. И неплохо бы заполучить тот сарай, что возле дома. Лобинскому предстояло с помощью частных сыщиков выяснить, нельзя ли с ходу купить сарайчик, в котором жила толстуха. Вероятно, им удастся купить сарай без труда и недорого. Из него будет удобно вести наблюдения, да и никто не помешает в момент захвата Эйхмана.
18 марта Кенет купил бинокль ночного видения и перед обедом в очередной раз проехал мимо домика Клементов. Удалось разглядеть маленького мальчика, которому могло быть лет пять, не больше, и хозяйку, но со спины. Была она полная, черноволосая, среднего роста в дешевом ситцевом платье.
После обеда Кенет встретился с Лобинским в кафе. Судя по улыбке и нетерпению адвоката, он добыл важные новости. Оказывается, бросовая земля действительно принадлежала некой фирме, и Лобинский получил подробную справку об участке номер четырнадцать: он был записан на имя Вероники‑Каталины Либель де Фихман, проживающей по улице Чакобуко, №4261, в Оливосе.
Фамилия Фихман не меняла дела – при записи могли напутать или покупательница намеренно исказила свою фамилию. Важно было другое: если жена Эйхмана сейчас подписывалась Либель де Эйхман (или Фихман), то это могло означать только одно: фрау Вера вышла замуж вторично за собственного мужа. А поскольку, дом записан на ее имя, значит, хозяин предпочитает держаться в тени.
Вечером Кенет получил тому еще одно подтверждение. Корнфельд выяснял, кто из жителей Оливоса занесен в списки избирателей. Это было просто сделать, потому что в стране намечались выборы и списки обновляли. Для большей достоверности Корнфельд проверил списки в местном муниципалитете и в бюро одной из крупных партий. Фамилии Клемент, Либель или Эйхман не значилось ни в одном из них.
В тот же вечер Кенет передал в Израиль: «Жена Эйхмана идентифицирована окончательно. Сфотографировали дом, в котором живут Клементы‑Эйхманы. Посылаю вам фото. На расстоянии двадцати метров от дома Клементов стоит маленький домишко, скорее даже сарай. Возможно, мы приобретем его. Оценочно это обойдется в тысячу долларов. Если вы одобрите, куплю сарай, не вызывая подозрений».
Однако визиты в Сан‑Фернандо становились опасными. Приходилось менять машины как можно чаще, чтобы они не примелькались. 19 марта Кенет попросил Корнфельдов арендовать какую‑либо американскую машину. Это оказалось не так просто, но все же удалось.
На сей раз он совершил прогулку вокруг дома Клементов с Эдой Корнфельд. Проезжая мимо второй раз, примерно в 14:00, они увидели во дворе мужчину среднего роста с высоким лбом и лысеющей головой, снимавшего белье с веревки. Кенет попытался его сфотографировать, но не успел: мужчина вошел в дом.
Кенет не сомневался, что видел Эйхмана. Сходство мужчины со старыми фотографиями Эйхмана и его описанием было очевидно. К тому же он снимал белье с веревки, а из этого следовало, что он живет в доме и не оказался тут случайно. Видимо, он вернулся из Тукумана ко дню серебряной свадьбы.
Вечером Кенет отправил в Израиль еще одну депешу:
«Сегодня в доме Веры Эйхман заметили мужчину, похожего на Эйхмана.
Я уже извещал вас, что жду возвращения Рикардо Клемента – Адольфа Эйхмана домой к его серебряной свадьбе, которая должна праздноваться послезавтра.
Клемент вернулся к предполагаемому сроку, у меня нет сомнений, что это и есть Адольф Эйхман.
Считаю, что в следующий вторник Клемент вернется на работу в районе Тукумана. Поеду за ним, хотя и предполагаю, что обнаружить его там будет непросто.
Считаю полезным как можно раньше вернуться в Израиль – для отчета и продолжения операции».
Депеша убедила меня в том, что надо действовать быстро и решительно. С теми людьми, которые были в распоряжении Кенета, он не мог долго продолжать наблюдение, не разоблачив себя, а малейшая неосторожность Кенета спугнет Эйхмана. И хотя у нас еще не было стопроцентной уверенности в том, что Клемент – это Эйхман, я решил приготовить все к завершению операции. Не исключено, что окончательно опознать задержанного придется по ходу дела. В этом был определенный риск, но он казался мне оправданным, даже обязательным.
Я пригласил Ашера Кедема и сказал ему, что дело, о котором мы беседовали в декабре 1959 года, может стать актуальным в ближайшее время. Ашер намеревался поехать за границу для покупки новых самолетов для своей компании, но выразил готовность отказаться от поездки, если понадобится. Я не собирался срывать его командировку и сказал, что в случае необходимости найду его при помощи Дана Авнера, занимавшего высокий пост в той же авиакомпании и готового содействовать нам во всем.
Отчет Кенета
В воскресное утро 20 марта Кенет выехал в Сан‑Фернандо в старом автофургоне (тендере), накрытом тентом. За рулем сидел Примо. Они дважды проехали мимо дома Клементов, и Кенет сфотографировал строение с разных сторон. Затем они поставили машину в ста пятидесяти метрах от дома и в пятидесяти – от киоска. Примо пошел к киоску купить бутерброд, а Кенет из‑под брезентового тента разглядывал дом в бинокль. Ребенок играл во дворе, взрослых не было видно. Но в 11:45 со стороны шоссе появился тот мужчина, которого Кенет видел днем раньше. Он был одет с претензией на элегантность: светло‑коричневые брюки, серый пиджак, галстук и коричневые ботинки. Теперь Кенет внимательнее разглядел его: ростом метр семьдесят, на три четверти головы лыс, остатки шевелюры – темного цвета, нос большой, лоб широкий, очки, походка неторопливая.
Он не вошел в дом, а обошел кругом, пригнулся, чтобы пройти под проволокой, обозначавшей границу участка, и очутился во дворе. Остановился возле ребенка, сказал ему несколько слов, погладил по голове и поправил одежду. Затем поднялся на крыльцо, отгоняя мух газетой, и собрался открыть дверь, но полная женщина, которую Кенет уже видел, опередила его.
Не прошло и минуты, как мужчина снова вышел и направился к телеге на шоссе, купил там у лотошника два каравая хлеба и вернулся в дом. Минут через пять он опять появился, на сей раз в майке и пижаме, вошел в сарайчик и вынес сифон содовой воды. В этот момент к дому подошел блондин из мастерской. Мужчина в очках и блондин постояли на крыльце, а затем вошли в дом. Удовлетворенные результатами наблюдения, Кенет и Примо поехали в Оливос, где утром оставили взятую напрокат американскую машину. Кенет повел «американку» в город, но по дороге она сломалась. Ситуация малоприятная: ведь в воскресенье все гаражи закрыты. Им удалось договориться с механиком на заправочной станции, и тем не менее сумели завести лишь после четырех часов возни. Приехали они в Буэнос‑Айрес уже в шестом часу.
Вечером Кенет написал свой заключительный отчет:
«Вера Эйхман с Дитером и младшим сыном, которому лет пять, живет в отдельно стоящем доме примерно в тридцати километрах от центра Буэнос‑Айреса. Участок, на котором построен дом, записан на ее подлинное имя. Кирпичный дом еще не отштукатурен. Он защищен жалюзи, решетками и тяжелой дверью. Посылаю вам снимки дома. Если их увеличить и склеить в нужном порядке, то можно получить достаточно полное представление об этом жилище и окрестностях. Кроме маленького, похожего на сарай домика в двадцати метрах справа от большого дома, есть еще сарайчик. Других строений поблизости нет. В маленьком доме живет аргентинская семья, готовая продать его и участок в четыреста квадратных метров.
Месяц назад семья Эйхманов еще жила на улице Чакобуко в доме №4261, а затем переехала. По старому месту жительства мы добыли некоторые сведения об Эйхмане. Родственник Франсиско Шмидта с уверенностью сказал, что тут жил немец по фамилии Клемент и что Дитер – его сын. Дитер работает в небольшой мастерской неподалеку от прежнего места жительства. Сам он назвал себя Дитером Эйхманом. Он же рассказал, что семья перебралась в район между Сан‑Фернандо и Дон‑Торквато. Еще Дитер говорил, что его отец работает в Тукумане.
Наблюдение за Дитером привело нас к новому месту жительства Эйхманов. В документах компании, продавшей Клементам землю, участок записан на имя Веры Либель де Фихман, то есть на ее девичью фамилию с добавлением, как это принято здесь, фамилии мужа, правда несколько искаженной. В муниципалитете никаких записей нет – район считается бросовым, разрешения на строительство здесь не выдают, налогов жители района не платят.
Вчера я видел возле дома мужчину, похожего на Адольфа Эйхмана. Сегодня я продолжал наблюдения и опять видел этого мужчину в бинокль. Посылаю вам фотографии, которые сумел сделать, но вряд ли по ним можно опознать этого человека – снимать пришлось в трудных условиях.
Клемента нет в списках жителей Буэнос‑Айреса, из чего можно сделать вывод, что он незаконный иммигрант. В списках избирателей также нет никакого Клемента.
Итог: я считаю, что надо приступать к завершению операции. У меня почти нет сомнений, что этот мужчина – Эйхман. Он похож на человека, которого мы разыскиваем. Разница лишь в том, что он носит очки. Продавец хлеба сказал, что этот мужчина – муж Веры Эйхман. Если он муж Веры, но не Адольф Эйхман, то отчего дом не записан на его имя? Эти обстоятельства и характерные приметы – большой нос, высокий лоб, лысина, как у двух Эйхманов – братьев в Германии – исключают ошибку. Считаю, что на данном этапе можно удовлетвориться этой информацией. Окончательно идентифицировать Эйхмана придется по ходу операции, а слишком долгое наблюдение в конце концов может быть обнаружено, и тогда Эйхман скроется.
Пока Эйхман на удивление уверен в себе. Все члены семьи пользуются подлинной фамилией. Не исключено, что и сам он поступает так же. Дитер выдал адрес семьи совсем незнакомому человеку, хотя домишко трудно найти, даже зная адрес. Но семья особенно его и не скрывала – ведь на улице Чакобуко известен их новый адрес.
Из всего этого следует, что Эйхманы сейчас не чувствуют опасности. Но если мы сделаем неверный шаг, все переменится, и придется потратить недели или месяцы, чтобы напасть на новый след. Полагаю, надо купить маленький дом возле жилища Эйхманов и поселить там нашего сторожа. У него мы сможем получать необходимую информацию. Кроме того, мы устраним из района действий возможных лишних свидетелей. Нет никакого смысла гнаться за Эйхманом в Тукуман: я не представляю себе, как его там брать. Оттуда до Буэнос‑Айреса надо ехать сутки поездом, других видов сообщения нет. Думаю, надо приготовить все на месте, здесь, в Сан‑Фернандо. Жду указаний.
В тот же вечер, около девяти, Кенет вернулся в Сан‑Фернандо, на сей раз вместе с Корнфельдами. Он рассудил так: если поедет один, то может вызвать подозрения местных жителей и самих Эйхманов. Если же ехать не в машине, а в автобусе, то чужак тем более бросится в глаза. А вот джип с парочкой – явление обычное. Кенет видел не одну машину, стоящую на обочине шоссе в Сан‑Фернандо, а в машине – влюбленных. Эту роль и предстояло сыграть Корнфельдам.
Недалеко от дома Клементов проходило шоссе №202. Сам же дом стоял на обочине улицы Гарибальди, ответвляющейся от главной магистрали. От дома до шоссе было метров тридцать.
Весь район пронизывали улочки, и поскольку здесь зимой стояла вода, то боковые пути насыпали на метр выше местности. Это возвышение было незаметно, потому что шоссе и боковые дороги густо заросли травами и кустами.
Джип прибыл на место уже ночью. Машину поставили на перекрестке через три улицы от дома Клементов. Кенет в рабочем комбинезоне и в плаще направился к цели, пряча бинокль под полой. В доме было абсолютно темно. Он обошел его, надеясь в каком‑нибудь окне увидеть свет и людей. Но тщетно – в доме было тихо. Он вернулся к джипу и, к своему удивления, не нашел его на месте. Неужели ошибся улицей? Кенет еще раз проделал путь к дому Эйхмана и обратно, считая улицы – все было верно. Так где же машина? И тут он увидел Корнфельдов на обочине, машина лежала на боку. Оказывается, Давид Корнфельд пытался развернуть джип, но забыл, что дорога на метр выше местности... К счастью, супруги отделались только испугом и сумели выбраться.
Втроем с Кенетом они попробовали поднять автомобиль и поставить на колеса, но безуспешно. Надо было кого‑то звать на помощь. Оставить Давида возле машины Кенет не решился. Прохожие могли заметить чужого человека, который неизвестно почему оказался в их краях да еще перевернул машину... А слух об этом мог дойти и до Эйхмана. Поэтому тройка неудачников зашагала по шоссе №205 в сторону Сан‑Фернандо. Они прошагали минут тридцать, пока их не подобрал автобус. Из Сан‑Фернандо они позвонили Лобинскому и Примо, попросили срочно приехать, прихватив с собой трос.
Наконец, впятером они отправились к месту аварии, но кто‑то успел их опередить: одно из колес джипа исчезло! С большим трудом достали запасное колесо из ящика перевернутой машины и поставили на место. Но прикрутить его тоже было нечем: вор прихватил все четыре болта. Пришлось «одолжить» по болту у трех остальных колес.
В конце концов удалось поставить джип на колеса. Само собой, вокруг них столпились любопытные. Лобинский на хорошем испанском языке рассказывал, что пьяный водитель перевернул машину, а им – расплачиваться. К частью, из дома Клементов никто не вышел на шоссе.
Только после полуночи компания тронулась в обратный путь. Кенет сел за руль джипа и вскоре понял, что бензин на исходе. Все же он дотянул до Сан‑Фернандо. На этом, однако, приключения не закончились. В пути Кенет почувствовал, что его чем‑то заливает, оказалось – маслом. В Буэнос‑Айресе он вылез из джипа весь мокрый.
На следующий день пришлось сдать машину в ремонт. К счастью, слух о ночном происшествии не разошелся; впоследствии они выяснили, что Клементы ничего об аварии не слышали.
21 марта исполнялось двадцать пять лет супружеской жизни Веры и Адольфа Эйхманов. В этот же день вечером Кенет, на сей раз в одиночку, поехал в Сан‑Фернандо. Проходя мимо дома Клементов, он увидел слабый свет в одном из окон. Вскоре дом целиком погрузился в темноту.
22 марта около 18:45 Кенет проехал мимо дома. Во дворе были празднично одетые женщины и ребенок. Следователь решил, что ничего нового он уже не увидит, а чем больше он тут крутится, тем рискованнее становится наблюдение, и надо прекратить его, пока из Израиля не прибудут опытные сыщики. Ему же надо сделать только следующее: сфотографировать дом и окрестности с близкого и дальнего расстояния со всех сторон; попытаться достать приличную фотографию Клемента‑Эйхмана; выяснить, где он работает; выяснить еще раз, не занесен ли Эйхман официально в список жителей города. Три дня – с 23 по 25 марта – он отдыхал, гулял по Буэнос‑Айресу, чтобы лучше узнать город, и пытался взять напрокат легковую машину. Но найти ее не удалось, так что пришлось еще раз брать джип, но другого цвета.
23 марта до обеда он встретился с Лобинским, который передал Кенету новую информацию, полученную через частных сыщиков, о братьях Николасе и Хорсте Эйхманах. Лобинский приобрел также телефонную книгу столицы и района за 1951‑1952 годы, но никакого Клемента в ней не значилось.
Были у адвоката и сведения о компании «Капри», в которой якобы работал Эйхман. В телефонной книге Тукумана за 1959 год указан точный адрес компании. Но сыскное бюро выяснило, что по этому адресу подобная фирма никогда не находилась!
Вечером, в 18:30 Кенет еще раз проехал мимо дома Клементов. Он увидел уже знакомого ему лысеющего мужчину – тот что‑то делал в сарайчике. Следователь пытался сфотографировать его, но опять неудачно.
27 марта Кенет снова дежурил в Сан‑Фернандо. Проезжая по открытому полю по ту сторону реки Реконквиста, он обнаружил отличное место для фотографирования на расстоянии около километра от дома Клементов. Здесь вряд ли кто‑нибудь заметит наблюдателя. Возвращаясь, он увидел того же мужчину и блондина, работающих в саду, и сфотографировал их из машины.
Назавтра Кенет в восемь утра снова был в Сан‑Фернандо, на этот раз в обществе Примо. Лил дождь. Примо стоял возле киоска, делая вид, будто ждет автобус. Кенет оставался в машине в километре от дома. Но никого из семейства Эйхманов они так и не увидели и вскоре отбыли домой.
После обеда Кенет и Лобинский вылетели в Тукуман, чтобы узнать подробности о работе Эйхмана. Прибыв на место, они первым делом начали листать телефонную книгу 1960 года и выяснили, что компания «Капри» больше в ней не числится. Номер телефона 20709, который в 1959 году принадлежал фирме «Капри», теперь был записан на имя некоего Отто Бергера с улицы Чакобуко, №151.
В телефонной компании они узнали, что номер 20709 действительно находился в распоряжении «Капри», но до 1954 года, а потом был передан Бергеру. По ошибке в телефонной книге города продолжали еще несколько лет печатать при нем название фирмы. Телефон для «Капри» заказывал человек, чью подпись нельзя разобрать, но сохранился адрес: улица Мата, 1281.
В телефонной книге 1960 года указывалось, что на улице Мата де Лунес, в доме 1281 живут Родригесы, их телефон – 19950. Тогда Кенет позвонил по этому номеру и спросил, как можно связаться с компанией «Капри». Ничего о «Капри» Родригесы не знали, зато они помнили имя прежнего съемщика: с 1949 по 1956 год тут жил немец Фриц‑Мария Купер, а с ним четыре сына. В 1956 году они продали все, включая мебель, и вернулись в Германию. Тогда Кенет позвонил Бергеру, «наследнику» телефона компании «Капри», но и он ничем не мог помочь.
Лобинский отправился в частное сыскное бюро в Тукумане. Схема была отработана: адвокат якобы разыскивает по поручению клиента некоего сеньора по имени Рикардо Клемент, работающего в компании «Капри». Он не хотел бы встречаться с Клементом и не желает, чтобы тот узнал о розыске, так как дело пока в начальной стадии. Адвокат надеется, что бюро поможет узнать все о фирме «Капри» и о том, где сейчас находится сеньор Клемент.
На следующий день после обеда из бюро сообщили новости. Компания «Капри» в Тукумане хорошо известна. Ее основали Фулднер и Хансен, улица Кордоба, Буэнос‑Айрес. Компания, по существу, представляла собой группу инженеров. Они разрабатывали проекты водопроводов и электросетей в городе и округе. Отчеты и проспекты фирмы можно найти в библиотеках – они собраны в увесистые тома. С год назад группа закончила работы в этом районе.
Что касается Клемента, то члены компании «Капри» смутно помнят такого человека: он работал у них инженером до 1953 года, а в 1953 году переехал в Буэнос‑Айрес и открыл там на паях с другим немцем прачечную. В последний раз его видели в Тукумане в 1953 году.
2 апреля Кенет вновь приехал в Сан‑Фернандо. Он сфотографировал дом Клементов в разных ракурсах, затем, поднявшись на железнодорожную насыпь, – окрестности города. В 18:50, проезжая мимо дома, он опять увидел во дворе лысеющего мужчину. Когда стемнело, Кенет вернулся, оставив машину неподалеку, и прошел мимо дома пешком, проделав большой крюк. Со стороны железной дороги, то есть с запада, он увидел освещенное окно. Штора была приподнята, Кенет разглядывал фонарь «летучая мышь», чистую, уютную комнату и самого хозяина – Эйхмана.
Сфотографировать Эйхмана днем с близкого расстояния мог лишь человек, владеющий испанским языком. Кенет остановил свой выбор на Примо и быстро обучил его пользоваться миниаппаратом: камеру спрятали под одеждой, и Примо нужно было лишь незаметно нажать на кнопку.
Воскресенье более всего подходило для задуманной работы. Теперь они поехали втроем: Кенет, Примо и Давид Корнфельд. Давид вел машину. Прибыв в Сан‑Фернандо, они поставили тендер под виадуком: Кенет, спрятавшись под тентом, рассматривал дом Клементов в бинокль, его спутники копались в моторе. Как только Кенет увидел, что хозяин дома вышел во двор и направился к сарайчику, он дал сигнал, и Примо направился к дому, положив руку на кнопку фотоаппарата.
Студент подошел к дому в тот момент, когда по двору навстречу ему проходили Клемент и Дитер. Кенет, хотя расстояние было значительным, сфотографировал их, применив телеобьектив. Мужчина вошел в сарай, а Примо постоял, беседуя с парнем на границе участка. Затем он подошел к маленькому домику и там снова задержался на некоторое время. Выполнив задание, Примо по указанию Кенета направился к киоску и сел а автобус.
В Сан‑Фернандо они встретились на вокзале, и Примо рассказал, что спросил у лысого и его сына, какой дом тут продается – большой или маленький. Беседуя, он их сфотографировал. Потом студент разговаривал с хозяином маленького домика и обещал зайти через неделю с ответом.
4 апреля Кенет получил из дома долгожданную телеграмму: «Просим вернуться для отчета и определения дальнейших действий».
Сфотографировав Клемента, следователь был готов вернуться немедленно, но он не знал, получились ли снимки. Решили проявить пленку в Буэнос‑Айресе. Но как отпечатать карточки без риска огласки? Вдруг фотограф знает Клемента? Ясно, что он поспешит рассказать такую новость.
Поразмыслив, Кенет решил не печатать снимки, а отдать проявить пленку в крупное фотоателье в районе, где было много отелей и туристических магазинов. Он сказал хозяину, что работа срочная, так как заказчик уезжает. Обычно пленки проявляли за неделю, но Кенет пообещал надбавку за срочность. Хозяин ателье торжественно заверил, что заказ будет выполнен через день.
Из ателье Кенет отправился за авиабилетами, но ему сказали, что все места распроданы до начала июня. После долгих уговоров он все же получил билет в Европу на 7 апреля. Кенет не очень огорчался из‑за отсрочки: если снимки не получились, то будет время сделать новые.
На другой день он явился в ателье. Хозяин извинился и сказал, что карточки еще не готовы.
– Какие карточки? Я лишь просил проявить пленку!
– Она проявлена, но карточки не сделаны.
– Не нужны мне карточки. Я просил проявить пленку и хочу получить ее.