День и ночь, ночь и день, горы и леса, птицы и звери, люди и стрелы.
Саруманово ущелье осталось позади, тропа уверенно вела их к выходу из Опустелой Гряды — к заветному укрывищу Короля‑без‑Королевства.
Фолко, Торин и Малыш долго судили так и эдак, как же им поступить с Эрлоном; хоббит предлагал под каким‑нибудь благовидным предлогом отослать его в Эребор, Торин — в Гондор, не пожалев дать ему с собой золота; однако Малыш неожиданно поднял палец:
— А что, если рассказать ему все?
— Жестоко, — возразил хоббит. — Представь каково ему будет?
— А не жестоко ли отсылать его в неизвестность, покалеченного, считай, на верную смерть? — в свою очередь спросил Малыш и этим убедил всех.
Эрлон встретил известие мрачным молчанием, однако остался спокоен и лишь спросил: сколько у него еще есть времени? Получив ответ, что не менее десяти дней, он, не произнеся ни слова, собрал наскоро свои пожитки и оседлал коня.
— Я останусь здесь. — Голос его был сухим и безжизненным. — Попробую найти эту тварь и договориться с ней. Кто бы он ни был, он не безнадежный злодей, и, значит, у меня еще есть шанс...
Эрлону оставили плотницкий инструмент, провизию, оружие; затем друзья поспешно простились с ним, отводя взгляды и торопясь поскорее скрыться за поворотом, — смотреть в глаза товарищу не хватало сил.
— Вы только помните, где я остался... — Голос Эрлона предательски дрогнул, Фолко сморгнул — глаза его вдруг наполнились горькой водой.
Но вот фигура Эрлона с высоко поднятой рукой скрылась за зарослями, и тот сразу отодвинулся куда‑то в прошлое; перед ними вставали новые задачи, и их надо было решать.
Ущелье змеей вилось между покрытых до половины высоты кустами гор; острые серые вершины гордо возвышались над зеленым царством. Вокруг путников вновь раскинула свои мягкие крылья безжизненная тишина; однако то и дело попадались отпечатки чужих копыт, и по ночам часовые до рези в глазах вглядывались в недвижный сумрак.
|
|
После встречи с Саруманом минуло пять дней, клыки гор мало‑помалу опускались все ниже, и в один прекрасный момент кусты поглотили последнюю серую проплешину. Ущелье кончилось, теперь вокруг них раскинулись холмистые, густо покрытые зеленью земли. Тропа сделалась шире — к ней присоединилось еще несколько стежек. Один раз, когда особенно сильно потянуло ветром с востока, Келаст насторожился и стал уверять всех, что чувствует запах дыма; однако гномы ему не поверили — слишком далеко еще выходило по карте до обитаемых земель. Но следовало остерегаться наверняка шныряющих в этих краях дозорных Олмера, как следовало и решить наконец: что делать дальше?
Дорваги не собирались менять своих намерений: они свято соблюдали приказ старшин — провести разведку и скорым ходом назад, в родные леса.
Фолко понял, что Торин втайне надеялся уговорить кого‑нибудь из людей пойти с ними дальше; однако дорваги были непреклонны.
— Здесь наши дороги расходятся, — озабоченно сказал гномам Келаст.
Было утро шестого дня, предстояло перевалить очередную гряду высоких холмов, крутобоких, наглухо заросших; тропа сворачивала на юг, но дорвагские разведчики благоразумно рассудили, что ее‑то и будут стеречь в первую очередь, и решили попытать счастья в нехоженных чащобах. За холмами, судя по карте, начиналась обширная равнина; люди хотели заглянуть туда по возможности не с парадного входа.
|
|
— Либо мы тайно проберемся к поселениям и разузнаем все, — продолжал Келаст, — либо рискуйте сами. Нам нельзя больше идти тропами. И вообще, я не понимаю этого Олмера — он либо беспечен до глупости, либо уверен в своих воеводах — также до глупости. Почему не заняты проходы в Опустелой Гряде? Почему никто не стережет нас здесь, где так легко перебить из засады любых незваных гостей? Нет, решено — костры больше не разводим.
Придется ночью померзнуть...
— Нам нужно подумать, — хмуро ответил Торин, и трое друзей отошли в сторонку.
— Если мы собираемся, как вроде хотели сперва, вступить в войско Олмера, нам нельзя таиться, — начал Торин, когда Малыш и Фолко уселись на мшистых камнях. — Напротив, надо отдаться в лапы патрулю. Во всяком случае, идти открыто.
— Если только у патруля не будет приказа убивать на месте всех, кто не знает слов пропуска, — возразил Малыш.
— Мифрил выручит — отобьемся, — сурово промолвил Торин. — Нам сейчас главное — узнать, что это за люди, что ими движет? Где сила Олмера — вот тот проклятый вопрос, который мы не можем разрешить уже почти два года и не разрешим никогда, если не станем рисковать. Что смогут вызнать дорваги?
Ну, сосчитают мечи и копья, боевых и заводных коней. Если повезет, возьмут языка, если повезет еще больше, узнают, какие из восточных племен присылают сюда гонцов... Но нам‑то нужно не это!
— Нас убьют, — мрачно покачал головой Малыш. — Мы ведь уже спорили об этом, Торин. Ты хочешь выдать себя за его сторонников — но мы ведь почти ничего не знаем о том, что он говорит своим людям, чем увлекает за собой!
|
|
Вспомни Герета. Он пошел за Олмером потому, что ему помогли.
— А нам он разве не помог? — вскинулся Торин. — Кинжал хоббита — это ли не помощь? Это ли не прекрасный предлог для нас? Да еще мое топорище... Мы скажем — вот, мы получили великие дары и пришли отблагодарить дарителя.
Если и раскусят — то не сразу.
— Но Фолко говорил, что этот Олмер собирается куда‑то далеко на восток, где тангар никогда наковальни не ставил, — упорствовал Малыш. — Мы же собирались идти за ним — к Дому Высокого, разве не так? А вы хотите вступить в войско. Вы станете слугами Олмера и уже не сдвинетесь с места без его приказа.
— Там видно будет, — отмахнулся Торин, но хоббит заметил, что слова Малыша его озадачили.
— С дорвагами надо прощаться, — поддержал Торина Фолко. — Пойдем по тропе, обязательно наткнемся на заставу.
Расставание с друзьями — дорвагами было коротким и немногословным.
Уговорились, что люди, тайно разведав все, что возможно, отыщут гномов и хоббита, которые постараются держаться как можно больше на виду.
— Даже если мы не встретимся, — сумрачно говорил дорвагам Торин, — помните, что ваши ополчения должны быть наготове. Олмер про вас не забудет, не из таких. С ним или против него — вам придется встать на одну из сторон. Над схваткой не удастся удержаться никому.
— Это почему же? — вдруг возразил Келаст. — Удавалось раньше, почему же не получится теперь? Мы на отшибе, в наши леса лезть — себе дороже обойдется. Что ему в нас? Даже если он начнет войну — посмотрим еще, куда повернет.
— Ну, а если на Запад? — прищурился Торин. — Если он минует вас?
— Пусть Запад разбирается сам, — спокойно сказал Келаст. — Мы не станем класть за него головы наших.
Дорвагские разведчики скрылись в кустах, а друзья, проверив кольчуги, неспешно тронулись дальше — открыто, на виду у всех, кто мог прятаться на склонах; теперь оставалось только ждать. Хоббит на всякий случай заколол плащ заветной фибулой, найденной еще в Арноре. Весь день тропа вела их, постепенно расширяясь, сначала к югу, а затем устремилась в широкий проем между двух далеко отстоящих друг от друга холмов. За переломом угадывалась скрытая голубой дымкой равнина. Солнце миновало полдень, стало припекать.
Мирные птахи, стрекот кузнечиков, сочная трава по краям тропы... Тихо, мирно, «благостно», как сказал бы дядюшка Паладин, будь он в хорошем расположении духа. Как ни приказывал себе хоббит быть начеку, мысли против его воли текли совершенно в ином, мирном направлении. Хорошо бы поваляться на траве да поудить рыбку, а вечером собраться с друзьями, поплясать под немудреные звуки их маленького оркестра... Пони, переступая копытами, нес и нес хоббита вперед. Многое, очень многое было оставлено позади — без сожалений, легко и бездумно. И по‑прежнему он не слишком сожалел об утраченном покое, подхваченный могучими волнами вздыбившихся в Средиземье новых сил.
Дорога, в которую мало‑помалу превратилась тропа, вывела их наконец к перелому. Если Олмер и тут не держал своих секретов, он поистине должен был быть лишенным разума. Вон холмы какие — поставь там вышку да наблюдай!
А когда путник перевалит за излом и двинется вниз, под гору, — ищи его там, на равнинах.
Торин натянул поводья. Друзья остановились на середине дороги, глядя вниз на убегающие вдаль долгими и пологими склонами просторы, на перемежающиеся островками рощ массивы желтых полей и немногочисленные деревни, кое‑где видневшиеся среди зеленых куп. Мирная, совсем не воинственная и не мрачная страна открылась их взорам, без пограничной стражи, без сторожевых постов, столь обычных для Запада. До ближайшей деревни, однако, было не меньше лиги, дома казались отсюда совсем крошечными. Зоркий Фолко разглядел неспешно тянущиеся повозки, одиночных всадников, пеших путников... Друзья переглянулись в недоумении. Не такой представлялась им цитадель Олмера — какой угодно, только не такой.
Какие‑то вольные землепашцы, да и только!
Очевидно, все они в эту минуту помыслили об одном; и Торин, сжав губы, молча махнул рукой — поехали... Прятаться не имело никакого смысла; оставалось лишь найти кого‑нибудь посмекалистее и расспросить как следует, прикидываясь ничего не понимающими чужестранцами, которые не против того, чтобы попасть пред светлые очи здешних заправил.
— Мы все — гномы, — на всякий случай напомнил товарищам Малыш. — Фолко, не проговорись! Дай‑ка, еще раз на тебя погляжу... Нет, не пойдет, никак не пойдет! Нет в тебе исконной гномьей солидности! Может, лучше и не начинать? — обратился он к Торину. — Его же любой тангар сразу раскусит.
— Ладно, скажем как есть, — отмахнулся Торин, похоже, его мысли в этот миг были заняты чем‑то иным. — Неужто это и есть земля Короля‑без‑Королевства? Сколько же лет и труда надо во все это вбухать?
Сколько ж лет назад он здесь укрепился?
Дорога, петляя среди негустых, изрядно прореженных вырубкой рощ, вывела их на край пшеничного поля и влилась в более широкую, идущую с северо‑запада на юго‑восток. Вдоль дороги появилась изгородь; вдалеке, внезапно вынырнув из‑за холма, на их пути замаячили двое конных. Они неспешно трусили на встречу друзьям, не проявляя ни малейшей тревоги; вид этих безмятежно приближающихся фигур почему‑то показался друзьям настолько пугающим, что Малыш невольно заерзал в седле, примериваясь к мечу; Фолко, непроизвольно облизнув губы, положил ладонь на рукоять металлического ножа; проверил, как сидит шлем, и сам Торин.
— Спросим дорогу до ближайшего трактира, — глухо бросил он спутникам; хриплый голос выдавал волнение. — Начнут расспрашивать, едем из Эребора. И ни в коем случае не хвататься за меч!
Среди колосьев мелькали голубые венчики васильков; легкий ветер чуть заметно колыхал тугие колосья. Всадники поравнялись с путниками и резко осадили коней, пристально разглядывая, очевидно, не очень‑то частых здесь гостей. Во все глаза глядел на всадников и хоббит.
Это были зрелые мужчины, невысокие, но широкоплечие, подобные гномам; простые темные кафтаны, длиннополые, почти до колен; чуть ли не до груди доставали густые вислые усы, а волосы острижены в круг. У каждого был кривой тонкий меч, но кольчуг они не носили. Один из верховых, с каким‑то серебристым значком на левом плече, направил своего коня прямо к незнакомцам. Голубоватые глаза смотрели пристально, но без страха или подозрительности. Он заговорил — но на каком‑то непонятном языке, хотя в потоке странных слов и попадались знакомые.
Торин с виноватой улыбкой развел руками, знаками показывая, что не знает этого наречия, и человек остановился, с легким удивлением подняв брови. Тут вмешался второй, положил руку на плечо первому и что‑то негромко сказал. Всадник со значком пожал плечами и задал вопрос на плохом Всеобщем Языке, говоря со странным акцентом:
— Кто вы? Откуда? Куда едете?
— Мы ищем почтенного и славного мечника Санделло, — неожиданно для всех вдруг сказал Торин; то ли решил сразу брать быка за рога, то ли хотел огорошить соратников Олмера (если они таковы) своим знакомством с его ближайшим подручным.
И подействовало! Имя это явно было известно повстречавшимся им всадникам: чуть заметно дрогнули губы у первого, слегка вжал голову в плечи второй... Однако первый воин с прежней надменностью повторил заданные вопросы.
«Торин ошибся! — молнией мелькнуло в мыслях Фолко. — Если мы и впрямь разыскиваем Санделло, то не станем спрашивать об этом первого встречного.
Раз мы его знаем, то должны бы разбираться в здешних порядках! Если уж выдавать себя за разведчиков, то не так же!»
Торин засопел и нахмурился: явно понял, что сделал промашку. Эти люди далеко не трусливы, горбуном их не запугаешь; теперь, если назвать себя, значит, признаться, что никакого дела к Санделло они не имеют и лишь прикрываются его именем; оставалось упорствовать.
И Торин стал упорствовать.
— Вам что, неизвестно это имя?! — загремел он. — Немедленно укажите нам, как добраться до него! Это спешно!
— Здесь не кричат, гном, — старательно выговаривая слова чужого языка, холодно произнес первый воин. — Мы не знаем тебя. Назови знак прохода.
— Странная же вы пограничная стража! — держась как можно самоувереннее, ухмыльнулся Торин. — Спрашиваете пропуск, когда мы уже давно въехали внутрь!
Воины переглянулись. Затем старший со значком на плече вновь повернулся к друзьям.
— Вы поедете с нами, — спокойно произнес он, глядя прищуренными глазами на угрюмо молчащих друзей. — К обиталищу... Расскажете все, если вы свои.
Бежать не нужно.
Кивком он указал на одиноко стоящую возле дороги березку, мимо которой гномы и Фолко проехали несколько минут назад: там, прислонившись к стволу, спокойно и неподвижно стоял одетый в зеленое человек, в закрывающей все лицо зеленой же повязке с узкими прорезями для глаз. Руки его сжимали длинный лук, в полный рост воина. Стрела уже лежала на тетиве. Оторопев, хоббит скосил глаза — из пшеничного поля бесшумно поднялись еще семеро лучников. Все они стояли молча, и у каждого тетива была растянута до самого уха.
Ни малейших следов злорадства не заметил Фолко на лице первого воина.
Ни злорадства, ни ожесточения, ни тупой готовности — глаза человека, казалось, были покрыты непроницаемой броней, и внутренний взор хоббита бессильно скользил по ней, не в состоянии проникнуть в помыслы противостоящего.
— Почтенные, — раздался показавшийся хоббиту преувеличенно спокойным голос Малыша. — Мы не знаем да и не можем знать вашего пропуска. Мы издалека. Мы ищем человека, который известен нам под именем Санделло, горбун, знаменитый на Закате мечник. Если вы отведете нас к нему, все недоразумения решатся сами собой.
— Вы идете за нами, — не обращая внимания на слова Малыша, проронил первый воин, — к обиталищу... Мы не разговариваем, когда охраняем.
Говорить и решать будут другие.
Бесстрастие воинов бесило хоббита, и, хотя он понимал, что это всего лишь маска, путей заглянуть под нее он не видел. Они явно знают Санделло!
Знают, но что‑то мешает им просто воскликнуть: «Ба! Да он тут совсем рядом! Мы так и знали, что вы свои!» Хоббит как бы ненароком откинул складку плаща с висящего на груди Клыка: однако стражи то ли ничего о нем не знали, то ли вновь не подали вида. Лишь на фибуле, что красовалась на левом плече хоббита, на мгновение задержался холодный взгляд старшего воина; задержался и тотчас скользнул дальше.
— Что ж делать... Едем, куда велят, — тихо проговорил Торин и вдруг добавил несколько быстрых слов на неведомом хоббиту языке, обращаясь к Малышу.
Всадник недвусмысленным кивком головы приказал им ехать вперед. Лучники тем временем вновь попрятались, однако их незримое присутствие ощущалось каждое мгновение; если бы не вера в мифрил, хоббит вообще не рискнул бы оборачиваться.
Но что же все‑таки сказал Малышу Торин? Он говорил явно на своем, тайном языке, который никогда не использовался гномами даже в разговорах между собой, если среди них оказывался иноплеменник. Неужели опять уговариваются о чем‑то вроде «ты переднего, я заднего»?
Они неспешно ехали по направлению, к деревне. Жилища в ней напоминали дорвагские, однако стены домов были все обшиты досками, двускатные острые крыши выдавались вперед, нависая над прикрылечными палисадниками.
Забрехали псы за высокими заборами; из сторожки возле крайнего строения появилось еще несколько воинов — все из различных племен, и Фолко уже не удивлялся соседству хазга, арнорца и истерлинга; и было там еще двое или трое совсем незнакомых, и Фолко услыхал, как Торин в задумчивости пробормотал:
— Под Форностом мы таких не видели...
Воин с серебряным значком что‑то негромко сказал светловолосому арнорцу (впрочем, с таким же успехом тот мог оказаться уроженцем Ангмара). Тот, очевидно, командир заставы, быстро окинул чужеземцев не слишком приятным, недоверчивым, буравящим взглядом глубоких темных глаз, в которых, однако, хоббит читал и волю и храбрость. Его взгляд задержался на фибуле Фолко, но и этот воин тоже промолчал.
Друзья спешились. Никто не хватал их под руки, никто не отбирал оружие, не срывал шлемов; люди молча смотрели на них, словно ожидая чего‑то. Торин уже было раскрыл рот, видя, что хозяева не торопятся начинать беседу, однако его опередил Малыш.
Почтительно поклонившись, он стал медленно, с расстановкой, старательно подбирая слова, говорить о том, что они разыскивают человека, которого когда‑то знали под именем Санделло, что какое‑то время назад, далеко на Западе, где произошла их встреча, он звал их присоединиться к нему и его друзьям в начатом ими большом деле основания свободного союза всех смелых и презирающих сытую дрему витязей. И что они, преодолев множество преград и опасностей, добрались наконец до места, где, как им указали, его можно найти; если они ошиблись, то они просят не держать на них сердца за это вторжение; и если в этих краях никогда не слышали о знаменитом горбатом мечнике, то путники продолжат поиски.
Малыш закончил свою долгую и витиеватую речь. Наступило молчание. Фолко впился взглядом в глаза начальствующего над заставой воина; решалась их судьба; может, сейчас придется драться...
— Положите ваши мечи, — холодно произнес командир порубежной стражи. — Оставьте свое оружие и отвечайте мне. Сейчас не те времена, когда чужеземцы могут так запросто разгуливать по Области Эззарх. Назовите ваши имена, ваш род и каким путем вы попали сюда. Кто указал вам дорогу? Идите в дом.
Под пристальными взглядами стражников гномы и хоббит положили на лавку свои мечи и топор. Фолко снял с плеча колчан, однако его не стали обшаривать, и Клык остался у него на груди, как и перевязь с восемью метательными ножами.
В небольшой комнате — судя по обилию оружия на стенах, караульной — их усадили в дальний от двери и окон угол. Вслед за ними вошло с улицы еще пять или шесть воинов — теперь против друзей оказался добрый десяток людей. У Фолко вспотели ладони, покрывшись холодным и скользким налетом...
Мрачно озирался, точно ища лазейку, Торин, один Малыш еще сохранял, по крайней мере, видимое спокойствие.
— Так говорите же, кто вы такие и что вам надо? — начал разговор, а точнее допрос, начальник заставы.
— Мы гномы из Эриадора, — смиренно ответил Малыш, — а наш товарищ Фолко, сын Хэмфаста — хоббит из Хоббитании, страны народа, именуемого на Востоке половинчиками. Мое имя Строри, сын Наина, а это Торин, сын Дарта.
Мы уже сказали, для чего мы пришли сюда — мы ищем человека, который известен нам под именем Санделло... Если вы не знаете такого и ручаетесь, что мы не найдем его в ближайших окрестностях, разрешите...
Краем глаза хоббит заметил быстрое движение, которое сделал один из воинов, обращаясь к только что вошедшему новому товарищу, — волнообразное движение рукой, словно очерчивающее гроб!
Здесь явно знали Санделло, знали, но не показывали виду...
— Мы не разрешаем чужакам ходить по нашим землям, — не меняя холодного тона, сказал капитан. — Вы пойдете к тем, кто знает и может больше нас.
Не слушая протестов Малыша и Торина, гномов и Фолко спокойно, но твердо вытолкнули на улицу. Шестеро воинов вскочили в седла, готовые сопровождать незваных гостей...
«Что делать? — думал Фолко. — Играть роль до конца или попытать счастья в открытом бою, пока не затащили куда‑нибудь в глубь вражеской земли, откуда едва ли можно будет выбраться?»
Он впился глазами в Торина. Даст он сигнал или нет? Наклонит ли голову, положит ли правую руку на край стола, чтобы в следующий миг сидящий напротив Торина капитан упал с ножом хоббита в горле, а гномы уже успели схватить какое ни есть оружие?..
Торин не дал сигнала. Он коротко глянул на хоббита, и в этом взгляде было отрицание. Отрицание и горькая готовность идти до конца и на все, лишь бы зацепиться здесь и остаться среди вчерашних врагов, имея хоть какую‑то свободу для исполнения задуманного.
Один из воинов собрал оружие друзей, небрежно увязал в тюк и приторочил к седлу. Капитан, выйдя на крыльцо, что‑то негромко приказал своим — и гномам вместе с Фолко был сделан недвусмысленный знак: «А ну, поехали!»
Весь день они двигались все дальше и дальше на восток от Опустелой Гряды, по хорошо укатанной дороге в глубь Страны Олмера. У хоббита всякий раз сжималось сердце, когда он украдкой бросал взгляд на окружавший их молчаливо‑безразличный конвой. Высокие, бесстрастные воины рысили на прекрасных, под стать хозяевам, каурых и буланых конях.
«Уж не к быстрой ли смерти в гости едем?» — подумал Фолко.
Он косился на каменные лица стражников, на угрюмо уставившегося в землю Торина, на меланхолично грызущего на ходу сухарь Малыша — и не мог понять, правильно ли они поступили, отдавшись в руки страже, и это сбивало с толку, мешало рассуждать и обдумывать дальнейшие действия. Ничего не оставалось делать, как смотреть по сторонам!
Мирные деревни хлебопашцев сменялись рощами, все более густыми и протяженными; исчезли последние намеки на всхолмленность, местность окончательно выровнялась. Дорогу обступили вязы и грабы, поля кончились, однако ветер нес с востока запах дыма, и этот запах невозможно было спутать ни со смрадом пожарищ, ни с удушливой гарью лесных палов — это был запах недальнего жилья.
И оно вскоре показалось — но, к удивлению Фолко, селение резко отличалось от пограничной деревни. На обширном, несколько лиг в поперечнике, безлесном пространстве, окруженном синими стенами далеких перелесков, теснились высокие, судя по всему легко переносимые с места на место шатры из какой‑то очень плотной ткани; из отверстий в их кровлях поднимался дымок. К югу, где в стене зарослей виднелся далекий просвет, что‑то вроде ворот на какую‑то еще равнину, паслись конские табуны; на глаз Фолко показалось, что в них не менее пяти сотен голов. С севера из леса выбегал ручей, огибая становище, и исчезал в восточных луговинах.
Между шатрами мелькали невысокие тени их обитателей, и Фолко узнал хазгов.
Потребовалось как следует стиснуть зубы и прикрикнуть на себя, чтобы ничем не выдать вдруг подкатившего тошнотворного ужаса: а что, если кто‑то из этих удальцов опознает Торина, лихо рубившего их собратьев в памятный день битвы на полпути от Форноста к Аннуминасу?
К дороге, поглазеть на странных пришельцев, стремглав вылетело несколько ребятишек; и долгим взглядом узких глаз проводил хоббита один из немногочисленных взрослых, оказавшихся тогда в становище. Вообще селение казалось опустевшим; Фолко дорого дал бы за то, чтобы узнать, куда делась подавляющая часть его населения.
Было уже далеко за полдень, когда они, миновав длинный участок лесной дороги, вновь оказались на краю круга полей. Снова начинались поселки — только здесь дома строились наполовину из камня, и хоббит подивился настойчивости обитателей — сколько нужно было трудиться, чтобы дотащить сюда такие груды плиточника. Селение окружал тын, и оно не тянулось ниткой вдоль дороги, как пограничные деревни, а сжималось в комок, точно ежесекундно ожидало коварного нападения. Полотнище широких ворот было все ж таки отвалено, и в проеме дремал, опираясь на копье, рослый бородатый часовой, смуглый и курчавоволосый; при виде конвоя он поспешно вытянулся, торопливо сдергивая ношеный синий плащ. Начальник стражи, тот самый воин с серебряным знаком на плече, повстречавшийся друзьям на пограничной дороге, бросил на ротозея презрительный взгляд, но не сказал ни слова. Они въехали в ворота.
— Эй, старшой! — нарочито громко обратился Торин к начальнику. — Раз уж вы нас ведете куда‑то, то кормить, надеюсь, тоже будете? У меня в животе гудит, как в плавильной печи при продувке!
Воин холодно посмотрел на гнома и ничего не ответил.
— Ладно, понимаю, у вас еды едва на своих хватает. Но, может, позволишь нам нашей собственной провизией подкрепиться?
— Хорошо, — не разжимая зубов, процедил начальник стражи. — Вы поедите здесь. Своего.
Трактир здесь оказался, однако, куда как похожим на арнорские, непривычны и неприятны были лишь не слишком любезные взгляды содержателя заведения, человека необыкновенно худого, словно высохшего.
— При таком‑то занятии — одни кости! — покачал головой, посмеиваясь.
Малыш.
Фолко смог выдавить из себя лишь бледную тень улыбки, ему было не до смеха.
Подгоняемые холодными взглядами конвойных, они наскоро, всухомятку поели из остатков своих дорожных припасов, запивая сухари холодной водой.
Малыш завел было речь о пиве, достал даже золотую монету, но трактирщик, не поворачивая головы, лишь цедил в ответ какие‑то однообразные, тягучие слова и пожимал плечами, делая вид, что не понимает. Фолко, рассеянно обводя взглядом стены, вдруг заметил нарисованные голубые и красные фигуры — не то руны, не то магические знаки; не эльфийские, не руны Феанора, использовавшиеся в языке Квенья, Высших, Заморских Эльфов, не руны Даерона, коими писали и люди и гномы по сей день; может, даже и не письмена; слишком уж часто останавливался на них взгляд трактирщика; воины же взирали на них равнодушно. Значит, подумал Фолко, это не знаки Олмера, а что‑то из глубин памяти этого народа, что невесть каким ветром занесло сюда, в Цитадель — как он стал прозывать про себя эту страну. Он вгляделся повнимательнее.
Странные знаки, очень странные; словно мукой изломанные росчерки — нет в них ни благородной простоты и изящества начертанных Феанором письмен, ни прихотливой разнообразности творений Даерона; со стороны это похоже...
Похоже, птичья лапа какая‑то в середине, слева вроде как глаз... Но до чего же все жуткое, неприятное! Такое не рисуют для души — разве что отпугивать кого‑то. А вот внизу, под тем, что ему кажется лапой, — вроде раззявленный рот... Алые и голубые линии свивались в причудливую вязь, и, чем дольше смотрел на них Фолко, тем больше казалось ему, что за этими знаками стоит какая‑то далекая и недобрая сила, чуждая, враждебная всему, в том числе и тем, кто рисовал эти, несомненно посвященные ей знаки.
«Нужно запомнить! — приказал себе Фолко. — Кто знает, может, сгодится...»
И он своим острым глазом стрелка‑хоббита стал медленно водить по изгибам линий и росчерков; он угадывал последовательность, в которой рисовался знак; пусть он не знает, что он означает — но за этим знаком была сила.
Путешествие через страну Олмера заняло еще три полных дня, и у хоббита в конце концов зарябило в глазах от разнообразия стекшихся сюда племен и народов. Здесь ему встретились и сумрачные ангмарцы — эти лютее всех зыркали на гномов и хоббита, и только присутствие стражи спасло друзей от драки; и низкие, коренастые, бородатые, смахивающие на гномов истерлинги‑пахари; и сходные с ними телосложением, но не носившие бород их сородичи‑кочевники; и попадались еще поселения хазгов, и еще каких‑то неведомых народов, названия которых он не знал; и все это смешивалось, варилось, превращаясь во что‑то неразличимо‑слитное; и надо всем властвовала здесь воля Вождя. Соединение получалось странное. Хоббит видел и шумное, веселое многолюдство, с песнями, с непохожими друг на друга танцами и обрядами — и мрачные, опустевшие улицы, и молодых мужчин, ожесточенно рубящихся на вытоптанных околицах деревянными мечами и ворочающих похожими на оглобли тупыми и тяжелыми копьями. Но имя «Эарнил» звучало повсюду. Оно доносилось из‑за неплотно прикрытых ставен; оно вплеталось в непонятные песни; оно было последним словом, замиравшим на устах разговаривающих в трактире, когда гномы и Фолко в сопровождении стражников входили туда; и над всем этим людским муравейником совершалась какая‑то трудноразличимая, но четко налаженная работа. Чья‑то воля ставила многочисленные кузни, где день и ночь стучали молоты; она управляла тянущимися по дорогам обозами с хлебом; повинуясь ей, шли, поднимая пыль, пешие и конные отряды — котел кипел, над ним поднимался обжигающий пар, уже начинающий распирать туго вставленную крышку...
— Вот ты говорил — мирная, мирная страна, — ворчал Малыш, — а вот чуланы с решетками и железными засовами у них в каждой деревне имеются, кто бы в ней ни жил...
На третий день, когда они ехали мимо невысоких холмов, Малыш вдруг насторожился и потянул носом воздух.
— Здесь где‑то поблизости кузни тангаров, — заявил он, — или я ничего не понимаю в углежогстве.
— Да‑да, пожалуй, — мрачнея, согласился с ним Торин. — Скоро и тут появится стоящая броня.