А там, внизу, гномы, похоже, поняли, что если они тотчас не вырвутся из кольца, их не спасет даже несравненная броня; и они, срубив двоих заступивших им путь, кинулись прочь, вверх по склону холма; стрела хоббита повалила еще одного преследователя, но воины Олмера не отставали, арбалетчики старались попасть в ноги гномам и присоединившемуся к ним хоббиту; друзей теснили к горам.
В отдалении, шагов за триста, среди деревьев мелькнула фигура поднявшегося верхами на кручу Олмера, его левая рука была вскинута, меч обнажен — и стоило хоббиту увидеть его, как сразу подкосились ноги.
Низкий, непередаваемо грозный боевой клич Вождя прокатился среди сосен; презрев рану, Король‑без‑Королевства гнал коня прямо на своих полуокруженных врагов.
И такая сила слышалась в этом яростном кличе, что поначалу дрогнули даже гномы, крепкие, точно корни гор. Фолко несся, потеряв голову, словно преследуемый коршуном заяц; вот они оказались возле своих укрытых лошадок; вот вскочили в седла...
Как удалось низким, коротконогим гномам и отродясь не умевшему быстро бегать хоббиту оторваться на несколько десятков шагов от высокорослых воинов Олмера, подгоняемых вдобавок железной волей своего предводителя?
Нечто более сильное, чем просто страх смерти, гнало их вперед, наделяя поистине сверхъестественными силами; и они успели, они выиграли несколько бесценных секунд, которых как раз хватило, чтобы вскочить в седла и хлестнуть лошадей.
Но далеко уйти им не дали. С бешеными взвизгами неслись хазги, отрезая дорогу вбок; страшась не столько за себя, сколько за лошадей, гномы и Фолко были вынуждены гнать все ближе и ближе к горам, к жадно расступавшимся острым гранитным клыкам...
Хоббит в отчаянии оглянулся. Погоня все ближе, деваться некуда; сколько бы ни продержались они против всей Олмеровой охраны, рано или поздно их все же одолеют.
А телохранители Вождя, вновь оказавшись верхами, быстро сжимали кольцо, тесня и тесня друзей все дальше от спасительного лесного покрова.
Торин, с перекошенным, бледным от ярости и отчаяния лицом, резко осадил своего конька.
— Бежать бессмысленно! — проревел он. — Клинки наголо! Барук хазад!
Хазад Аймену!
— Подожди! — прямо ему в ухо заорал не потерявший присутствия духа Малыш. — Пещера! Моя пещера! Туда!
И такая уверенность была в его голосе, что Фолко и Торин повиновались Маленькому Гному без звука.
Черный зев пещеры раскрылся внезапно, друзья с разгону влетели внутрь.
Копыта гулко зацокали по каменному полу.
— И что дальше? — Мифрильная маска уже закрывала лицо Торина, голос глухо доносился из‑под нее. — Они сейчас будут здесь...
Вместо ответа Малыш молча указал пальцем в угол, в самое дальнее место, куда еще добирались проникающие снаружи лучи. Повернувшись вслед за рукой Малыша, Фолко увидал там несколько странных знаков на стене, незнакомых ему рун, чем‑то напоминавших Даеронские.
— Черные Гномы... — выдохнул Торин.
И в тот же миг за их спинами затопали тяжелые сапоги, Преследователи настигли их.
— Задержите их, задержите хоть на пару секунд! — крикнул Малыш, устремляясь прямо к начертанным на камне письменам.
Об опущенное забрало хоббита тотчас сломалась арбалетная стрела. С шипением рассекая воздух, взлетел, впрыгнул в руки хозяина изрядно запятнанный свежей кровью топор Торина; частые удары коротких и толстых арбалетных болтов не давали Фолко прицелиться, и без того он был весь мокрым от пота, заставляя себя стоять в полный рост под колючим дождем.
Вслед за Торином хоббит также потащил из ножен свой меч.
— Взять их живыми! — раздался знакомый голос, шедший из‑за спин столпившихся у входа нападавших.
Все новые и новые воины Олмера врывались внутрь, постепенно охватывая сжавшихся в углу друзей. Испуганно заржал конек хоббита, и тотчас взвились арканы.
Их кидали хазги и истерлинги — непревзойденные мастера своего дела, и не было тут несокрушимого, неколебимого хирда, который мог в нужный момент удержать тебя, спасти от уже захватившей шею гибельной удавки; хотя гномам и хоббиту арканы были не в диковинку — их пробовали пустить в ход против них еще незабвенные басканы, — но куда было тем увальням до великих мастеров ременной игры из числа личных телохранителей Вождя!
Под прикрытием непрекращающегося потока стрел (из которых каждая могла найти свою дорожку, отыскать непрочное сочленение или расширившуюся чуть‑чуть больше, чем надо, щель) медленно приближались метатели арканов, наматывая кожаные веревки себе на локти. Фолко, превозмогая себя, все же попытался извлечь из колчана стрелу, наложил ее на тетиву, выстрелил — однако наконечник лишь высек искры из прочного нашейного хауберка одного из истерлингов.
Теряя терпение, Фолко зашипел, ощериваясь, словно кошка. В обеих руках сверкала сталь, ноги были напружинены, готовы к прыжку, рядом боевой башней застыл в своем грозном шипастом доспехе Торин, а у них за спиной Малыш продолжал что‑то делать, сопя и хрипло ругаясь.
Наконец решившись, один из истерлингов, очевидно, посмелее других, взмахнул рукой, и черная ременная петля захлестнула плечи гнома. Следуя примеру удачливого товарища, прыгнули вперед еще трое воинов Олмера.
Рыча, словно невиданный зверь в несказанной ярости, Торин не стал пытаться разрезать опутавшую его петлю; невысокий, почти квадратный в своих мощных доспехах, он неожиданно рванулся на врага сам, перекатившись по полу пещеры, точно детский мяч. Брошенные три аркана захватили лишь пыль, а Торин, не поднимаясь на ноги, из немыслимой позиции одним взмахом перерубил отважному истерлингу обе ноги, и вопль дикой боли забился под низкими сводами, камень щедро оросился кровью.
Несмотря на эту удачу, гному, конечно, было бы несдобровать, если бы на него сейчас навалились все противники одновременно. Он и не пытался остановить их в одиночку; держа топор наготове, Торин медленно пятился назад.
— Ну же, Строри! — заорал, надсаживаясь, Торин, словно Малыш был в доброй лиге от него. — Давай же, во имя Дьюрина!
И, словно отзываясь на заветное слово, за спиной хоббита что‑то негромко зашелестело, точно заработал какой‑то потайной, тщательно смазанный механизм; у воинов Олмера вырвались изумленные восклицания, и тут в задних их рядах внезапно поднялась какая‑то неразбериха, а еще спустя миг хоббит понял и ее причину: расталкивая своих, вперед устремился сам Вождь.
— Быстрее, Фолко! — услыхал хоббит истошный вопль Маленького Гнома.
Но что‑то мешало ему повернуться: его заворожила надвигающаяся сила.
Меч был зажат в левой, здоровой руке Олмера, глаза метали молнии — он раньше всех понял, что происходит, что добыча ускользает, и ринулся в атаку.
Чья‑то неимоверно сильная рука рванула Фолко за плечо так, что он не удержался на ногах и, отчаянно пытаясь сохранить равновесие, отлетел назад шагов на пять‑шесть — и будто с головой окунулся в темную воду; кругом был мрак. Тайная каменная дверь быстро закрывалась; одна или две стрелы сломались о стены узкого темного хода, где оказались друзья.
— Они... они не откроют? — задыхаясь от волнения, совсем по‑детски спросил хоббит у своих спутников.
Все вокруг тонуло в плотном сумраке, было слышно только тяжелое дыхание гномов.
— Не откроют... как и мы, впрочем, — со смешком сказал Малыш заметно дрожащим голосом.
— То есть как? — опешил хоббит.
— Да уж как есть. Внешний‑то замок я открыл, потому что там были кое‑какие подсказки на нашей Тайной Речи, а здесь... я шарю, шарю, но пока не нащупал вообще ничего похожего на замок.
— Погоди, а зачем его сейчас открывать? — хрипло произнес Торин. — Не терпится в объятия Санделло?
— Сейчас, понятное дело, открывать незачем, — согласился Малыш. — Но сколько ты рассчитываешь тут так просидеть?!
— Ну... день, два... Вождь спешит, путь его далек, охраны он тут не оставит... Вдобавок нам больше не вынести без воды.
— Погодите! — воскликнул окончательно сбитый с толку хоббит. — Чья это вообще пещера? Черных Гномов?
— Их работа, клянусь клещами Ауле! — заявил Малыш; судя по звукам.
Маленький Гном устраивался у стены поудобнее, ерзая из стороны в сторону.
— Старая, правда... но далеко не заброшенная. Куда вот только ведет? Но это большая удача, что мы на нее натолкнулись. Таким пещерам можно доверять. Я слышал, что в таких местах можно не бояться ни орков, ни какой иной подземной нечисти. Погоди, переведем дух, запалим что ни есть, осмотримся... Уверен, что замок должен быть...
Раздался глухой скрип, все сразу умолкли, поспешно хватаясь за оружие.
Скрип повторился, словно чьи‑то исполинские когти рвали в клочья чрезвычайно прочную, неподатливую грубую ткань. И в тот же миг по сознанию хоббита словно бы ударили тяжелым тараном, кто‑то настойчиво тянулся к нему, стремясь добраться до самого сердца, высосать силы, погасить мысли — и могла ли какая‑то дверь, пусть даже каменная и сработанная Черными Гномами, остановить его?
Страх, какого уже давно не знал хоббит, вновь охватил его, парализуя волю; как завороженный, не в силах отвести взор, Фолко вперился в черноту, откуда раздавались зловещие скрипы. Внутренний взор рисовал ему смутные контуры размытой серой фигуры, грозной и обуянной гневом, застывшей с широко распростертыми в стороны руками перед наглухо запертой дверью.
Хоббиту казалось, что он кожей чувствует поток ледяного ветра, неведомым способом прорывающегося через каменную преграду.
А потом что‑то с тяжелым скрежетом подалось, и мрак рассекла узкая щель, полная бледного, бесцветного пламени; закрываясь руками от холодных, но слепящих лучей, друзья попятились, а потом вновь опомнившийся первым Малыш дико завопил не своим голосом, выводя остальных из столбняка; они опрометью побежали, и их кони не заставили тянуть себя в глубь пещеры: неистово храпя от страха, они сами искали спасения.
Казалось, тяжко застонала сама гора, раздираемая до самых глубин; мертвенный свет бил в спины друзей, их чудовищно изломанные тени плясали, изгибаясь на гладких стенах коридора, они мчались сломя голову...
Позади раздался тяжкий удар. Мягкий, но исполненный необычайной силы, он заставил заколебаться скалу у них под ногами; теряя остатки самообладания, они бежали все дальше в слепом, животном ужасе.
Камень сотрясся вторично. Света заметно прибавилось, но с каким желанием гномы и хоббит променяли бы его на такую уютную, тихую, покойную тьму! У Фолко не было сил оглянуться, но и не делая этого, он знал, что, уступая чудовищному напору, дверь постепенно отворяется...
Стены узкого коридора внезапно раздались в стороны; друзья с разбега вылетели к краю черной пасти обрыва. За спинами все ярче становился пугающий бледный отсвет.
Торин затравленно оглядывался. По счастью, через пропасть на другую сторону вел, скрываясь в темноте, узкий каменный мост, очень похожий на Морийский.
Позади них с жутким грохотом обрушилось что‑то очень тяжелое, и Фолко понял, что дверь не выдержала; по коридору затопали преследователи.
— На мост! Быстрее! — крикнул Торин, волоча за повод упирающегося от страха конька.
Осторожно балансируя над пропастью, они перешли ее. Гномы нагнулись над краем моста.
— Малыш! Навались! Смотри, его можно спихнуть вниз!
— Ага! А потом куда?
— Потом, потом! Видно будет! Давай же, пока нам кишки не выпустили!
Малыш еще пытался что‑то возражать, но в это время из‑за поворота появились первые фигуры воинов Вождя, и больше он не заставлял себя упрашивать. В плечо Маленькому Гному ударила арбалетная стрела, но он, не обращая на это внимания, плечом к плечу с Торином налег на кажущуюся неподвижной испокон века глыбу моста. И такое неимоверное усилие вложили в это гномы, что камень подался. С глухим скрипом глыба дрогнула, и, прежде чем воины Олмера успели ступить на мост, он низринулся в пропасть. Звук от его падения дошел до слуха хоббита лишь спустя добрых пятнадцать секунд.
Друзья поспешно отбежали от края провала подальше, укрывшись в спасительной темноте. Фолко пустил стрелу, она отскочила от низкого истерлингского шлема, и охранники Вождя стали поосторожнее.
Затаив дыхание, пригнувшись, Фолко ждал со стрелой на тетиве — неужели Вождь не выйдет сам?! Только бы вышел!
Но Олмер, очевидно, прекрасно понимал, что дерзко покушавшиеся на него вряд ли ушли далеко, и не стал соваться под меткие стрелы хоббита.
Откуда‑то из‑за спин своих воинов, не показываясь на открытом месте, он отдал приказ отходить.
Спустя минуту в пещере уже никого не было. Малыш глубоко вздохнул, расслабляясь, и обессиленно откинулся назад. Свет тем временем померк, пещеру вновь затопил непроглядный мрак.
Некоторое время друзья молчали, еще не до конца уверовав в спасение.
— А куда теперь, Торин? — осведомился, отдышавшись, Малыш.
— Высекай огонь, — буркнул тот. — А я пошарю в седельной сумке, по‑моему, там были остатки факелов, что мы наготовили перед тоннелем Восьмого Колена.
Вскоре Торину и впрямь удалось на ощупь отыскать связку смолистых сучьев. Сухо щелкнуло огниво, заалел слабый язычок пламени, потрескивая, занялся факел. Дрожащий круг света упал на стены, друзья смогли кое‑как оглядеться. В противоположной от входа стене пещеры, возле которой они сидели, нашлось устье еще одного прохода; подземный зал пополам рассекал непроглядный провал.
— Куда направимся? — спросил Малыш. — Попытаемся перебраться через пропасть или пойдем вглубь?
— Через пропасть нам не перелезть — веревок не хватит, а если бы и хватило, лошадей пришлось бы все равно оставить, — сказал Торин. — Выходит, надо идти вглубь! Если уж Черные Гномы здесь свой замок поставили — рано или поздно мы на них натолкнемся.
— Замок‑то они поставили, да не больно он крепок оказался, — заметил Малыш.
— Хотел бы я знать, какая сила сумела его разломать, — кивнул Торин.
— Ладно, давайте уж двигаться, сидючи на месте и споря, мы точно от голода помрем, — прекращая дальнейшие споры и рассуждения, поднялся Фолко.
Они двинулись в путь; по счастью, коридор не ветвился. Прошло много часов утомительного и однообразного путешествия, когда предсказание Торина наконец исполнилось.
Словно чья‑то гигантская рука повернула потайную ставню — кусок коридора осветился неярким желтоватым светом; из глубоких ниш справа и слева безмолвно выступила закованная в броню стража.
Друзьям не дали даже раскрыть рта; поспешно показанные хоббитом и гномами роковые браслеты, похоже, оказались красноречивее любых речей.
Один из воинов, очевидно, старший караула, молча сделал выразительный жест, означавший: «А ну давай за нами!».
Гномы попробовали было объяснить, рассказать — их никто не слушал.
Подталкиваемые в спины древками могучих копий, в сопровождении до зубов вооруженного конвоя их повели куда‑то вверх по плавно поднимающимся переходам. Торин и Малыш испробовали все гномьи наречья, даже Тайное — все было тщетно.
Вот так, в полном молчании, они шли несколько часов, пока перед ними не раздвинулись бесшумно каменные глыбы и в глаза не брызнул яркий солнечный свет.
На востоке всходило солнце. Было раннее утро следующего дня.
Глава 5
ТАЙНА ТАЙН
Где‑то на востоке Средиземья, у подножия оплывших, заросших лесом гор, горел небольшой костер, старательно укрытый от посторонних глаз в глубокой яме между корней старой сосны. Сушняк горел почти бездымно; в закопченном, видавшем виды дорожном котелке булькало варево. Три расседланные низкорослые лошадки щипали траву неподалеку.
Лежа на спине, Фолко бездумно глядел в небо, высокое, чистое, едва подернутое зависшими на огромной высоте легкими перистыми облаками. Где‑то рядом негромко переговаривались гномы: Торин, как обычно, полировал топор, Малыш помешивал в котелке.
Положение друзей можно было бы назвать отчаянным — именно так и характеризовал его Фолко, но при этом им владело странное, мертвенное спокойствие, как будто собственная участь стала для него чем‑то совершенно не существенным.
Отринув все, они рвались к поставленной цели — враг оказался сильнее, и вот они очутились в неведомых глубинах Средиземья, в областях, куда и ворон костей не заносил, где они не знали ни дорог, ни рек, ни народов, ни языков; уже показывали дно мешки с провизией; их единственные не‑враги, Черные Гномы, выставили их за дверь без всяких разговоров... Друзья потеряли слишком много времени, след Вождя уже, как говорится, простыл.
В былые времена Фолко впал бы в черное отчаяние от всех этих рассуждений, но теперь они лишь побуждали его к действию. Они затеряны в неведомых далях — но и тут есть кое‑кто, на чью помощь можно надеяться.
Фолко вспомнил о Восточных Эльфах. Чудесный подарок Форве, принца Невозжелавших, настроенный на существо хоббита перстень, и клинок работы наставника мастеров этого великого народа — они приближались к своей прародине, и у хоббита крепла странная уверенность, что они помогут ему отыскать дорогу к тайным эльфийским твердыням. Он тщательно перебирал в памяти то немногое, что знал о здешних местах, — судя по всему, они уже недалеко от границ Серединного Княжества и от Вод Пробуждения.
Фолко перекатился на живот и глянул на восток. Лесистая равнина плавно уходила вниз, бесчисленные кроны деревьев сливались вдали в сплошной сиреневатый покров. Наметанный глаз хоббита, сколько ни старался, не мог узреть ни малейшего намека на хоть какую‑нибудь тропу.
Каждый понимал теперь, что их погоня за Вождем провалилась окончательно. Что делать дальше? То ли пробиваться обратно, на Запад, и попытаться искупить свой невольный грех, вступив в армию Гондора, в ее полках ожидая неминуемого начала кровавой битвы где‑нибудь на берегах Андуина? Или, махнув на все рукой, вернуться в Хоббитанию? (Эту возможность, однако, Фолко отмел с порога.) Или, последовав совету Наугрима, предложить свою службу Серединному Княжеству?
Хоббит скрипнул зубами. Невыполненный Долг пригибал к земле почище любого Кольца, и, возможно, именно от сознания невыносимости этого бремени Фолко пришла в голову и вовсе несуразная в их положении мысль.
Великий Орлангур! Дух Познания, Золотой Дракон Страждущих Откровения.
Последнее из последних средств. Если и он не даст ответа — его не даст никто в Мире, разве что они добрались бы до самого Валинора.
Но как его найти? Где искать зачарованную, окруженную сонмищем ужасных тварей пещеру? Кто, кроме Авари, смог бы помочь в этом?
Фолко достал перстень Форве. Камень в нем вновь был голубым, и огнистый мотылек мерно взмахивал крылышками в такт дыханию хоббита. Он бережно положил драгоценность прямо перед собой, на расстеленную поверх травы белую тряпицу. Дальше начиналось самое сложное. Смутные догадки, что через этот перстень можно как‑то дать знать о себе его прежним владельцам, были не более чем догадками, и не было ничего, что могло бы подсказать, как именно можно сделать это. Оставалось полагаться на свое чутье.
Зажмурившись, хоббит постарался как можно четче представить себе голубой камень. Пламенная бабочка была сущностью хоббита, его таинственным двойником — настало время ей разорвать тенета и отправиться в путь. Воля хоббита гасила одну за другой посторонние мысли, сосредоточившись на камне и только на нем одном. Это оказалось непросто: точно острые иглы, непрошеные чувства рвались со всех сторон в сознание — и отступали, ломаясь о крепкий барьер его собственной воли. И вот мало‑помалу ему стало казаться, что камень словно бы растет, увеличивается, заслоняя собой золотую оправу, становятся видны необычайно сложные радужные переплетения огневеющих нитей в теле и крыльях мотылька. Превозмогая головокружение, Фолко заглянул за край уступа, на котором, оказывается, сидит это существо, — у него перехватило дыхание, но дурнота тотчас прошла, ибо камня больше не было! Под лазурным небесным куполом парило сказочно прекрасное существо, похожее на пламенного орла. Фолко перестал ощущать собственное тело; в лицо дул свежий ветер, словно хоббит вновь оказался в том приснопамятном, увиденном на пути в арнорскую столицу — с легким шелестом расправились незримые крылья, и он взмыл вверх.
Его великолепный поводырь мчал перед ним, рассекая воздушные толщи; и чей‑то голос, трезвый и спокойный, начал нашептывать хоббиту:
«Два дня пути на север. День пути вверх по реке. Сверни от трех желтых скал на восток. Жди у Восьми Дубов в одном дне пути от реки».
И он помчался над землей, увидев все эти приметы, и возле могучей шеренги выстроившихся на вершине холма лесных исполинов заметил крошечные серебристые фигурки. Эльфы услышали его и, судя по всему, узнали.
Он еще успел заметить их вскинутые в приветствии руки, и тут видение оборвалось.
И друзья двинулись на север, в точности выполняя предписанное. Минуло два дня — и они увидели реку, широкую и медленную, так и оставшуюся для них безымянной. От желтых скал они повернули на восход, углубившись в привольные дубравы, перемежающиеся обширными лугами. Фолко недоумевал — подобный пейзаж сгодился бы где‑нибудь на юге Энедвэйта или Минхириата, но не здесь, на суровом и холодном северо‑востоке.
— Не иначе как эльфы потрудились, — заметил хоббит.
Давно уже не выпадало на их пути радующих глаз краев. Здесь помнили о Тьме, но ее порождения не осмеливались показываться здесь, отступив перед гордой силой исполинских дубов, вознесшихся подобно крепостным башням.
Дул легкий южный ветер, серебристая рябь морщила зеркала небольших, разбросанных тут и там прудов; журчали прячущиеся в зеленых травяных тоннелях ручейки, направляясь куда‑то на восток, и высоко‑высоко в необычайно высоком и чистом небе парил, описывая широкие круги, огромный орел.
— Воды Пробуждения недалеки, — глухим от волнения голосом сказал Фолко.
— Нутром чую.
— Ну‑ну... — неопределенно проворчал Торин. — По мне, хоть Пробуждения, хоть Задремывания — лишь бы толк был. Лишь бы на след навели!
— Если верить Наугриму, Форве и остальным, Великий Орлангур должен знать все, — возразил хоббит.
— Поживем — увидим, — по‑прежнему скептически ответствовал Торин. — Я ведь, собственно, не о нем, хотя нам, тангарам, всякие там Драконы, кем бы они ни были, очень даже подозрительны. А ты помнишь, что прорываться к его пещере надо сквозь полчища неведомых страшилищ?
— Неисполненность Долга хуже любых страшилищ, — сумрачно ответил хоббит, и Торин закусил губу, безмолвно соглашаясь с другом.
— Погодите, а во‑он там, впереди, не те ли Восемь Дубов, что нам нужны?
— вмешался в разговор Малыш, указывая рукой на восток.
За подернутым легкой дымкой небольшим озерцом высился могучий холм, его зеленые склоны поросли орешником, а на обнаженной вершине, посреди молодого подроста, стояли восемь таких громадных дубов, что даже невозмутимый Малыш удивленно присвистнул. Их кроны смыкались, ветви переплетались, образуя на высоте двух десятков саженей самый настоящий древесный замок — и это сразу же напомнило хоббиту прочитанное в Красной Книге описание прекрасного Лориэна.
А когда друзья, обогнув озерцо и поднявшись по некрутому, но очень длинному скату, достигли наконец подножия Восьми Дубов, из зеленых глубин листвы, не качнув ни единого листка, безмолвно возникли, точно ночные тени, серебристые фигуры эльфов‑Авари, и один из них поднял руку — тем же самым жестом, который хоббит видел, следуя странными воздушными путями за огненным мотыльком из перстня.
— Вот и снова встретились, Фолко Брендибэк, сын Хэмфаста! — произнес чистый и сильный голос принца Форве, и хоббит низко склонился перед царственным эльфом в почтительном поклоне. — Помог ли тебе мой подарок? Ты многое чувствуешь, многое открыто тебе — пусть даже ты сам не всегда осознаешь разумом, да это и не всегда надобно. Привет тебе! Я рад видеть тебя и твоих друзей здесь, в подвластных нам землях! А теперь, пока готовят угощение, расскажи: что приключилось с вами после нашей первой встречи? Мы следили за происходящим, насколько могли — до нас доходят вести о боях и походах, созидании и разрушении, и мы знаем о схватках, кипевших на серых берегах Хоара, но поведайте же нам, что вы смогли узнать о Вожде!
Торин и Малыш не сразу справились с изумлением — и тот, и другой впервые видели Перворожденных живьем и сперва смотрели завороженно, не отрываясь. На принце был серебристо‑зеленый плащ, на небесно‑голубой перевязи висел длинный меч, густые пепельно‑серые волосы охватывал серебряный же обруч с крупным агатом, но необычайно глубокий и мягкий блеск этого обруча говорил о том, что на самом деле он сотворен из мифрила.
Несколько разнообразно вооруженных эльфов, приближенных принца, обступили друзей; один из них с видом подлинного знатока и ценителя оглядел доспехи Торина и, легко коснувшись плеча гнома, протянул ему полный до краев походный кубок.
— Да! — улыбнулся Форве. — Выпьем живительной влаги соков земли — за успех начатого!
У хоббита закружилась голова от необычайных, тонких ароматов, волной обрушившихся на него, когда он поднес к губам чашу тонкой работы. Тем временем другие эльфы уже расставили на покрытом зеленой скатертью походном столе яства и напитки. Принц радушным жестом пригласил друзей к трапезе.
Однако не в обычае Авари было откладывать серьезные разговоры на потом.
Дослушав окончание рассказа друзей, Форве задумался, его светлое чело затуманилось.
— Что же, если вы ищите Великого Дракона, мой долг — указать вам дорогу. Но его мало волнуют мелкие свары между людьми. Поэтому, если все ваши подозрения беспочвенны, он просто ничего вам не ответит.
— Но разве Великий Орлангур не предупредил бы вас или правителей Серединного Княжества о приближении столь грозной опасности? — с набитым ртом спросил Фолко.
Принц в раздумье опустил прекрасное лицо.
— Великий Орлангур — не наш правитель. Он не окутывает нас удушливой завесой своей надмировой заботы... Мы должны сами отражать удары, сыплющиеся на нас. Поэтому он мог и не послать предупреждения — ведь согласно его непостижимому плану мы должны проходить и через суровые испытания. Поэтому не ждите от него ответа в форме прямого приказа! О глубоких пластах мировых сил он поведает вам с охотою, но только если вы достаточно мудры, его ответы окажутся небесполезны, только тогда вы сможете извлечь из них пользу для себя.
— На пути сюда, — сумрачно заговорил Торин, — мы встречали и друзей, и недругов. Но если недруги все как один готовы были встать за Вождя, то вот наши друзья... у каждого находилась тысяча и одна причина, почему он никак не может выступить с ратной силой против новоявленного Черного Копья.
Почему так?
— Видишь ли, почтенный гном, вашими друзьями были свободные. А свобода в первую голову — это наличие своего собственного, непреложного Долга.
Свет не привык нападать первым, он лишь отражает удары, поэтому те, у кого вы находили приют, и отвечали примерно так, что воевать будут лишь в том случае, если нападут на них самих. И так хватает других забот.
Торин попытался что‑то возразить, но Малыш остановил друга:
— Дьюрин нас рассудит, но все‑таки укажет ли нам Великий Дракон дорогу к Вождю? Откроет ли, где корень его силы? Объяснит ли, как нам избавить мир от Олмера? Если да, то мы трижды дураки, что теряли время, вместо того чтобы сразу отправиться к нему на поклон; но если вместо этого мы услышим туманные колдовские разговорчики — к чему нам туда тащиться?
— И кстати, — снова встрял Торин, не давая принцу и секунды, чтобы ответить Малышу. — А твои подданные, могучий и славный принц Форве? Разве вы, уже схватившиеся с отрядами Вождя, когда Отон прорывался с боями к Дому Высокого, не двинетесь против него всей своей великой силой?
— Быть может, и двинемся, — медленно произнес Форве, твердо глядя прямо в глаза гному. — Очень может быть. И поэтому ответы Великого Орлангура важны и для нас. Поэтому я сам искал встречи с вами. Поэтому мы так легко нашли друг друга здесь, на самой северо‑западной границе наших владений.
Путь к Золотому Дракону мы пройдем вместе.
Рядом с принцем бесшумно, точно лесной призрак, возник один из его воинов, негромко произнес несколько слов на древнеэльфийском. Форве повернулся к друзьям, его большие глаза сузились.
— Орлы заметили снижающегося улага, — негромко произнес он, и голос его не сулил ничего хорошего ни самому улагу, ни тем, к кому он направлялся. — Надо перехватить их! Давно, очень давно никто не дерзал ходить по нашим землям...
— Мы что, погонимся за ними? — осведомился Малыш.
Принц утвердительно кивнул, и тогда Маленький Гном заговорил снова:
— Но как же с Великим Драконом? Я все же хотел бы услышать, даст он нам ответ или нет? И если да, то какой?
— Великий Орлангур может открыть вам природу этого Вождя, — ответил Форве. — Но не слишком надейся, что он проникнется вашей страстью уничтожить его! Пойми, тангар, Золотой Дракон — он ни на чьей стороне, он не Свет и не Тьма, он Третья Сила! Как могу я заранее сказать тебе, что он возгласит вам? Нужно добраться — и услышать все своими ушами.
Пир был свернут в считанные минуты. Откуда‑то привели коней, и Форве повел свой небольшой отряд на юго‑восток. Эльфы ехали в молчании.