СТАРШАЯ СЕСТРА.
С раннего утра в доме Равински начались суетливые приготовления к предстоящему празднику в честь семилетия их старшего сына - Марка. Весенний день выдался солнечным, последние морозы давно отступили, на улице уже порхали первые бабочки, звонко щебетали птицы, природа оживала. Ещё до полудня приехали родители Михаэля – отца семейства, – чтобы помочь с организацией. Гостей планировалось много. В прошлом году не удалось должным образом отметить день рождения Марка, он лежал в кровати с сильной простудой, потому теперь особенно важно как следует наверстать упущенное. В скором времени подоспели две тётушки, целый выводок кузенов и кузин, школьные друзья с родителями и соседи. Ещё накануне на семейном совете было принято решение проводить гулянку на заднем дворе, погода располагала к этому. В тени раскидистых ветвей установили два садовых столика: на одном распределили прохладительные напитки и пёстрые блюдца с канапе на любой вкус, на второй взгромоздили настоящее чудо – трёхъярусный шоколадный фонтан, окружённый мисками с нарезкой фруктов. На веранде накрыли главный, длинный стол. Родственники были заняты сервировкой под бдительным контролем хозяйки дома – Нины. Она уже несколько раз обошла его со всех сторон, с критичным видом перекладывая приборы, разглаживая скатерть, поправляя тарелки и бокалы. Для неё это мероприятие значило гораздо больше, чем для её сына. Этот день должен был стать идеальным. Пригласили клоуна с двухчасовой развлекательной программой и профессионального фотографа. Взяли в аренду детский батут. Заказали уникальный авторский торт в форме Молнии МакКуин из любимого мультфильма Марка. Торт, стоит отметить, получился настоящим шедевром и выглядел гиперреалистично, без единого изъяна, такой и резать было жалко. Для именинника, его четырёхлетней сестрёнки Софии и их родителей на заказ сшили новые наряды. На маме с её дочерью были одеты абсолютно идентичные – не считая размера – белоснежные платья с пышными, многослойными юбками по колено, украшенные кружевами и бисером. Русые волосы обеих были уложены в одинаковые причёски. Образ сына точно так же копировал отца. Для них Нина выбрала шёлковые белые рубашки, чёрные приталенные жилетки и синие зауженные джинсы, умышленно протёртые и порванные в одних и тех же местах. Гости умилялись, делали комплименты и не переставали восхвалять продуманность Нины Равински. Среди всех своих знакомых она всегда славилась репутацией примерной жены и идеальной матери. Нина не имела вредных привычек, никогда не распускала сплетни, ходила в церковь, состояла в волонтёрском движении, организуя сбор одежды и продуктов питания, а затем распределяя это по нуждающимся семьям, следила за модой, заботилась о правильном питании детей, водила их на всяческие дошкольные занятия, но и про развлечения не забывала. Нина умела соблюдать тонкий баланс между строгостью и баловством. В её жизни всё и всегда находилось под контролем. Даже ближайшие подруги ни разу не слышали от неё жалоб, Нина не уставала и не унывала, её энергия не иссякала. Официальной работы у неё на данный момент не было, большую часть времени она занималась непосредственно домашним хозяйством и детьми. До того, как выйти замуж, Нина получила образование маркетолога, и именно во время учёбы познакомилась с Михаэлем. Между ними с первого взгляда возникло непреодолимое влечение друг к другу, свадьба состоялась в первую годовщину их первой встречи. Они родились в один год, имели одинаковые взгляды на жизнь, даже в манере общения были схожи. Оба являли собой эталон добропорядочности и честолюбия. Супруги Равински всегда выглядели безупречно, были вежливы, рассудительны, внимательны к проблемам других, справедливы и доброжелательны. Никто бы не посмел назвать их снобами, Равински не зазнавались и никогда не смотрели на других свысока. После свадьбы они какое-то время жили на съёмной квартире, Нина работала флористом, а Михаэль устроился в агентство по продаже недвижимости и превосходно прижился там, в скором времени став лучшим из сотрудников. Он умел найти подход к человеку из любого слоя населения, будь то скромный бедняк, гоповатый хам или представитель зажиточной элиты. Расположить к себе всякого умела и Нина, ей это удавалось даже лучше, и муж частенько шутил, что если бы она не отдала предпочтение роли домохозяйки, то с успехом составила бы ему достойную конкуренцию в риэлтерском промысле. Дела семьи год за годом шли в гору, к моменту появлению первенца у них уже был свой дом и автомобиль. Кредиты быстро гасились, имущество преувеличивалось. Местом для жилища был выбран тихий, спальный район вблизи большого, шумного города, добраться до которого на автомобиле семья могла в течение пяти минут. Дом считался среднестатистическим, не лучше и не хуже, чем у соседей. Пару лет назад Равински завели той-терьера для детей, но это опять-таки было сделано в большей степени по прихоти Нины. Свой дом, успешный муж, умница-сын, красавица-дочка и породистый питомец – вот что в представлении Нины являлось идеальной семьёй, и всё это теперь у неё было. Жизнь целиком и полностью удалась. Нина была абсолютно счастлива. На несколько секунд она отвлеклась от приведения стола в порядок, чтобы окинуть благоговейным взглядом двор. Звонко смеясь, по территории носятся четырнадцать деток в возрасте от трёх до десяти лет. Подруги с бокалами игристого шампанского сидят на садовых качелях и ведут оживлённую беседу. Многочисленные родственники со стороны мужа складывают подарки на специально отведённой для этого скамейке. У обоих родителей Михаэля есть братья и сёстры, он сам – третий и самый младший ребёнок. Нина всегда мечтала о большой и дружной семье, чтобы на праздники, как сейчас, собиралась шумная компания. Её мать – выходец из детского дома, она осталась сиротой в раннем детстве, родители погибли в аварии. Родного отца Нина никогда не видела. На момент первой беременности её мать не находилась в браке. Не известно, зачем она решила оставить ребёнка, но Нина предполагает, что та слишком поздно узнала о своём положении и выбора уже не оставалось. Её мать не отличалась порядочным поведением ни тогда, ни сейчас. Она вела разгульный образ жизни, регулярно употребляла спиртное, постоянно меняла мужчин, приводя их в дом, где находилась её маленькая дочь. Пару раз она была замужем, но оба раза это длилось недолго. В лучшие свои годы женщина считалась довольно привлекательной, но вот нрава была непростого, любила поскандалить, могла поднять руку или запустить чем-нибудь в неугодного ей человека. На детей это не распространялось. Хорошей матерью её назвать нельзя, но, по крайней мере, к насилию в отношении дочери и младшего сына она не прибегала. Айзэк младше Нины на четыре года, сейчас ему двадцать шесть. Он был рождён от первого законного мужа, который ушёл из семьи, когда мальчику едва исполнился год, и участия в воспитании сына не принимал, но стабильно выплачивал алименты. Как иногда казалось, их мать вообще не сознавала, что у неё есть дети. С ними она общалась как с приятелями, не стеснялась употреблять крепкое словцо в выражениях, ничего не запрещала и никак не контролировала. Никогда не было ни помощи с уроками, ни совместных игр, ни сказок на ночь. За порядком в доме женщина тоже не особо следила, но со стороны комитета по защите прав ребёнка ей ничего предъявить не могли, ведь мать обеспечивала своих детей всем необходимым, они не голодали, не ходили побитыми. Женщина почти всю жизнь проработала официанткой в придорожном кафе, зарплаты и чаевых вполне хватало, оттуда же она приводила новых ухажёров.
|
|
|
|
|
|
Нина помнит лишь вечный бардак, запах перегара, грязь, горы нестиранного белья в ванной и нагромождение немытой посуды на кухне. По мере своих возможностей она старалась заниматься уборкой, готовила и, конечно же, заботилась о младшем брате. Видя, что подрастающая дочь отлично со всем справляется сама, нерадивая мать окончательно расслабилась. Нина в некотором роде заменила Айзэку маму. Обязанности ничуть не обременяли её. Единственное, чего боялась девочка с ранних лет – стать похожей на свою мать.
Детали своего безрадостного детства Нина не скрывала, ближайший круг друзей прекрасно знает, как нелегко ей было. Но Нину Равински не жалеют – ей восхищаются. Ведь она, несмотря ни на что, нашла в себе силы преодолеть все невзгоды и вырасти прекрасным человеком, какого ещё надо поискать.
Среди прочих гостей Нина взглядом находит мать. Удивительно, что она не поленилась приехать из другого города, в котором Нина выросла, но поспешила его покинуть, как только представилась возможность. Она пришла с очередным своим ухажёром, и оба уже успели порядком напиться. Одета женщина несоответствующее возрасту и слишком вызывающе. Обесцвеченные волосы высоко зачёсаны и собраны на затылке безвкусной заколкой, к которой пристёгнуты завитые локоны старого, потрепавшегося шиньона. Она громко и вульгарно смеётся, чуть пошатываясь при этом и нелепо жестикулируя. Нина смотрит на неё с отвращением. Она даже не приглашала мать, та сама заявилась. Странно, что в её памяти отложились даты дней рождений внуков. Наверняка опять подарит дешёвую шоколадку и мягкую игрушку с барахолки. Ей здесь не место. Она никак не вписывается в идеальный антураж, который так старательно создавала Нина. Но она должна быть мила и приветлива, ведь что скажут люди, если хозяйка вечеринки прогонит собственную мать. Нужно быть терпеливым и снисходительным ко всем ничтожествам, это превозносит тебя. Родственников, увы, не выбирают. Они могут быть сколь угодно убоги, но если ты отвернёшься от них – то выставишь себя в нелестном свете и тебя непременно осудят. А Нина дорожит своей репутацией, как ничем иным. Потому, когда мать случайно замечает её, кричит на весь двор приветствие и машет, расплёскивая содержимое бокала – Нина обворожительно улыбается и машет в ответ.
Скоро появляется нанятый клоун. На нём каноничный красный комбинезон в крупный белый горошек, одетый поверх жёлтой рубашки с пышными воланами на манжетах, и жёлтые лаковые ботинки с преувеличенно длинными носами. Объёмный кучерявый парик пестрит всеми цветами радуги, лицо комично загримировано, круглый красный нос-пищалка присутствует на положенном месте. Клоуна сопровождает заводная песенка, звучащая из динамика компактной переносной колонки, закреплённой на поясе. Дети мгновенно реагируют и с визгом несутся к нему. Клоун волочёт за собой красный, громоздкий чемодан на колёсиках и обещает окружившей его со всех сторон публике показать сто и один фокус. Нина довольна. Она взглядом отслеживает местоположение фотографа, желая убедиться, что тот успеет заснять реакцию Марка на клоуна. Всё должно быть идеально. Само собой, у Нины никогда не было таких праздников, но её дети заслуживают только самого лучшего.
Вдруг Нина замечает мальчика лет четырнадцати, стоящего по ту сторону невысокой ограды заднего двора. Он угрюм, стоит неподвижно и пристально следит за Ниной. Женщина не выказывает никаких эмоций при виде этого мальчика, лишь сосредоточенно замирает, а в следующую секунду к ней со спины подкрадывается Михаэль и чмокает в щёку, отчего та невольно вздрагивает, будто от слабого удара током:
— Испугалась? — обворожительно улыбается муж.
— Нет, просто задумалась. Будь добр, принеси ещё сока из холодильника и поставь его к канапе. И приготовь пожалуйста оплату для клоуна.
— Будет сделано. Только дай пару минут отдышаться, — Михаэль приобнимает жену за талию и прикладывается к открытой, но ещё не початой бутылке пива.
Когда Нина вновь переводит взгляд туда, где минуту назад за оградой стоял мальчик – его на месте уже не оказывается, и женщина с облегчением вздыхает:
— Так, милая, только не нервничай, — Михаэль кивает в сторону дома. — Твой брат пришёл.
Нина резко оборачивается и округляет глаза. Одно лишь упоминание о брате способно вызвать у неё стресс. Насколько бы сильным ни было стремление Нины Равински контролировать происходящее вокруг – существовали факторы, абсолютно ей неподвластные. На веранде, непрочно держась на полусогнутых ногах и пошатываясь, стоит взъерошенный, помятый парнишка, внешним видом напоминающий бродягу. Подруги Нины уже приметили Айзэка и начинают перешёптываться. Его каштановые волосы на солнце переливаются медным оттенком, а у Нины шевелюра светло-русая. Айзэк долговязый и тощий, а Нина невысокая и пышная в нужных местах. Ни цветом глаз, ни чертами лица, ни манерами они не похожи даже отдалённо. Тот, кто не знал об их родстве наверняка – ни за что о том и не подумал бы. Айзэк сильно пьян. И это в лучшем случае. Он выглядит потерянным, словно не до конца осознающим, где конкретно оказался. Проблемы с алкоголем у него начались ещё в школе. Затем он пристрастился к лёгким наркотикам и постепенно перешёл на более тяжёлые вещества, как это обычно и происходит. Нина всячески старалась образумить его, но брат постоянно ей врал, обещая всё бросить и наладить свою жизнь. Несколько раз он даже крал у неё деньги. В конечном счёте его увлечения едва не довели его до смерти. В двадцать три года Айзэк, благодаря сестре, был определён в клинику лечения наркозависимости. Он провёл там пару лет, а вернулся всего несколько месяцев назад. Нина запретила ему приближаться к своей семье, но помогла брату пристроиться в новом городе, нашла подработку в крупном сетевом универмаге на складе и недорогую комнату в общежитии, потому что в мамин дом в родном захолустье Айзек возвращаться наотрез отказался. Он продержался буквально пару недель после выписки, а потом вновь начал пить. Пока обходилось только алкоголем. По крайней мере, Нина так считала:
— Хочешь, я с ним поговорю? — спрашивает Михаэль.
— Нет, — твёрдо отвечает Нина. — Я сама. Всё в порядке.
Её брат - это исключительно её бремя, и она не станет перекладывать его на плечи других. Нина, не взирая на несущественную разницу в возрасте, практически сама, единолично вырастила его. Если она могла позаботиться о брате, накормить его смесью и поменять подгузник, когда ей самой едва исполнилось семь - то сможет справиться с ним и теперь. Увидев приближающуюся сестру, Айзэк цепенеет на несколько мгновений, будто пугается, и предпринимает попытку расправить сутулую спину, но надолго его не хватает. Вид его становится ещё более поникшим и провинившимся, словно у обруганного хозяином щенка:
— Что ты себе позволяешь? — грозно, но тихо, чтобы не быть услышанной остальными гостями, шипит Нина, беря брата под руку и отводя в сторону. — Зачем ты пришёл? У тебя же сегодня должна быть рабочая смена.
— Я взял выходной. У Марка ведь день рождения, — робко оправдывается Айзэк, сутулясь ещё сильнее и протягивая сестре наспех завёрнутую в мятую подарочную бумагу книгу. — Это энциклопедия по авиации, он же любит всё про самолёты, да?
Нина выхватывает книгу:
— Я передам ему, спасибо.
— А можно я сам подарю? — с детской наивностью вопрошает Айзэк, но Нина непреклонна.
— Нет. С ума сошёл? Ты себя видел? Выглядишь, как попрошайка, и воняешь так же. Сколько ты сегодня уже выпил?
— Да я же не…
— Не смей оправдываться, — прежним тоном перебивает его Нина. — Ты жалок, Айзэк. Мне противно на тебя смотреть. Мало того, что мама здесь, так ещё и ты заявился без приглашения. Отвечай на мой вопрос – сколько ты сегодня выпил?
— Нина, всё не…
— Ты что – оглох? — от резких нот в спокойном, тихом голосе сестры Айзэк вздрагивает и съёживается.
— Я опять его вижу, Нина, — и тут вдруг он начинает плакать.
Плечи Айзэка лихорадочно трясутся, он шмыгает носом, нижняя губа дрожит. Сейчас Нина отчётливо видит в нём прежнего маленького, сопливого мальчишку, который хвостиком таскался за ней всё детство. Он выше сестры, несмотря на то, что сильно сгорблен, а она стоит на каблуках. Айзэк с тех самых пор, как начал стремительно расти в длину, чувствует себя как будто виноватым и рядом с Ниной всегда старается показаться ниже:
— Неужели он не приходит к тебе?
— Заткнись, Айзэк, — Нина обводит гостей взглядом, некоторые уже обратили внимание на рыдания и косятся в его сторону. — Никто ко мне не приходит и к тебе тоже. У тебя возобновились галлюцинации. Ты принимаешь таблетки, которые прописал психиатр?
Айзэк нервно кивает:
— Они не помогают мне, Нина. Я не могу так больше жить, мы должны…
— Айзэк, – вновь обрывает его Нина и берёт лицо брата в свои ладони, чтобы остановить беспорядочное верчение головой. — Немедленно успокойся. У тебя паническая атака. Считай от ста в обратную сторону. Ну же, давай вместе со мной. Девяносто девять, девяносто восемь…
— Девяносто семь, девяносто шесть, девяносто пять…
— Дыши глубже, продолжай считать, всё будет хорошо.
— Нина, я… — всхлипывает паренёк, но его в очередной раз перебивают.
— Тише, Айзек. Я с тобой.
И вдруг сестра обнимает его. Айзэк, поражённый проявлением нежности по отношению к себе, замирает и перестаёт содрогаться от слёз. Ему настолько непривычен тесный тактильный контакт с другим человеком, что он понятия не имеет, как себя вести. Страшно сделать что-то не так, совершить неуместное телодвижение. Этот момент становится для него самым лучшим за последние несколько лет. Никогда прежде сестра не обнимала его.
Нина же сейчас думает о том, насколько благодетельно и трогательно выглядит этот её жест в глазах собравшихся гостей, которые хоть и не пялятся откровенно, но точно наблюдают за развитием сцены между братом и сестрой. Все без исключения обожают следить за чужой драмой. И Нине отведена роль героини, всепрощающей и понимающей святой девы. «Какая сила духа, мне бы её ангельское терпение» - скажет соседка. «Просто чудо, а не женщина… Столько всего пережила, но не ожесточилась» - кивнёт сотрудница Михаэля.
— Я разрешу тебе поздороваться с Марком, но потом ты сразу же уйдёшь. Понял?— шепчет Нина.
— Понял, да, спасибо, Нина.
За время нахождения Айзэка в клинике племянник успел почти забыть своего дядюшку и подарок принимает с сомнением, предварительно посмотрев на стоящую рядом маму и дождавшись её одобрительного кивка. София, восседающая на руках Нины, так и вовсе смотрит на Айзэка с опаской, потому как в своей сознательной жизни видит его, грубо говоря, впервые, ведь в последний раз они встречались, когда малышке было полтора года. После этого он, как и обещал, беспрекословно уходит. В скором времени праздник покидают и мать Нины со своим сожителем. Вероятно, им обоим надоело окружение визжащих детей и было решено подыскать местечко повеселее. Вытерпев обряд прощания, целования и обнимания с матерью – Нина наконец-то вздыхает полной грудью. Теперь ничего лишнего в поле зрения не осталось. Всё идеально.
***
Жизнь шла прежним чередом. Бытовые хлопоты, готовка, стирка, сопровождение детей на развивающие занятия, поездки за продуктами, йога вечером. Нина и сама порою поражалась тому, как она умудряется всё успевать, выглядя при этом бодрой и прекрасной. Каждый новый день был для неё в радость. Казалось, не существовало ничего, что было бы способно испортить ей настроение.
Но однажды вечером раздался звонок на её мобильный. Михаэль принимал душ после работы, дети играли во дворе с собакой. На экране высветился номер Айзэка. Нина купила брату мобильный телефон сразу после его выписки, но это был первый раз, когда он позвони:
— Нина, — звучит в телефонной трубке дрожащий голос Айзэка. — Я снова вижу его... Он стоит прямо передо мной...
— Айзэк, закрой глаза и считай от ста в обратную сторону, слышишь? — Нина говорит размеренно и спокойно, стараясь не выдавать своё раздражение.
Брат молчит. До слуха Нины доносится лишь его тяжёлое, сбивчивое дыхание:
— Айзэк?
— Я больше не могу, это никогда не закончится, мы должны обо всём рассказать... — умоляюще всхлипывает брат.
— Ты бредишь, Айзэк. Прими лекарство.
— Если ты не пойдёшь в полицию вместе со мной, то я один пойду.
— Так, стоп. Успокойся. — теперь нервничать начинает Нина, никогда прежде он не заговаривал о полиции. — Мы справимся со всем вместе, как раньше, правда? Тебе лишь нужно успокоиться. Где ты сейчас находишься? Дома?
— Да.
— Я сейчас приеду, никуда не уходи. Мы всё обсудим, и тебе станет легче.
— Я не знаю, Нина, я не уверен…
— Я сказала – оставайся на месте.
Нина сбрасывает звонок и начинает собираться:
— Кто звонил? — спрашивает вышедший из ванной муж, обтирая голову мягким, махровым полотенцем. — или мне показалось? Ты вроде с кем-то говорила.
— С Айзэком. Я поеду к нему, у него снова паническая атака.
— Мне съездить с тобой?
— Нет, не тащить же туда детей. Оставайтесь дома. Я ненадолго.
Наспех накинув лёгкий плащ поверх домашнего платья и поправив причёску, Нина выходит к гаражу, открывает ворота, садится в машину, заводит мотор и выезжает.
Ей казалось, что больше никогда не возникнет нужды возвращаться в прошлое, но на самом же деле оно неотступно следовало за ней каждый день и вот теперь буквально наступает на пятки.
Когда Нина училась в младших классах - она в полной мере смогла ощутить на себе всю необузданность и неоправданность детской жестокости. Она была хорошо развита для своих лет, обладала довольно приятной внешностью, примерно училась, принимала участие в различных олимпиадах и всегда тянулась к общению. Но сверстники отвергали её. Среди них были дети и из обеспеченных семей, и из малоимущих, финансовое положение родителей отношения к делу не имело. Просто в любом классе есть изгой, на котором сосредотачивается общественная неприязнь, его выбирают на интуитивном уровне, негласно, но уже навсегда. Изгоя заставляют поверить в то, что он отличается от остальных, ему постоянно напоминают об этом. В случае Нины решающим фактором выбора её кандидатуры послужило фривольное поведение её матери. Один из одноклассников услышал, как его родители обсуждают женщину, отзываясь о ней нелестным образом. Потом рассказал своим друзьям об этом. Те передали дальше. И за Ниной закрепилось позорное звание "потаскухиной дочки". Одноклассницы никогда не звали её на девичники. Не было знаков внимания со стороны мальчиков. В лучшем случае её просто игнорировали, в худшем - дразнили и оскорбляли.
Айзэк учился вместе с ней в одной школе, но на три класса младше. Его сверстники слышали, что говорят об их семье старшие ребята, и перенимали неприязнь, пусть до конца и не понимая природу её возникновения. Таким образом друзей в школьные года они оба оказались лишены. Но в отличие от Нины, которая упорно отрицала свой статус и всеми силами старалась влиться в коллектив – Айзэк вовсе не нуждался в чьём бы то ни было одобрении. Он всегда был тихим, замкнутым ребёнком, большую часть времени проводя в собственном мире, где не существовало никого, кроме сестры. После школы они вместе делали уроки, Нина помогала ему, исправляла ошибки, учила новому. Она была рядом с момента его появления на свет, ухаживала, если тот заболевал, читала книжки вслух перед сном. Он спал вместе с ней в одной кровати до момента поступления в первый класс. Потом один из очередных «приятелей» мамы привёз старую двухъярусную кровать, оставшуюся от его сыновей, которые уже выросли.
У Айзэка вообще были крайне заниженные потребности в общении, и Нина более чем удовлетворяла их. В глазах младшего брата она представляла собой величественное и могущественное существо, которое всё знает и которому нельзя перечить. Делать этого, собственно, и не хотелось. Айзэк не испытывал страха перед ней, это чувство скорее было сродни уважению. Мнение Нины всегда ценилось, она стала для брата единственным и неоспоримым авторитетом. Потому когда однажды в начале летних каникул в соседнюю квартиру на их лестничной клетке вместе со своей мамой поселился ровесник Нины и сразу же понравился ей – то понравился и Айзэку. До того момента они с сестрой всегда гуляли и играли вдвоём. В двухэтажном многосемейном доме, который стоял на самой окраине города, не было других детей. Да и Нина даже при желании и наличии иной компании не имела возможности оставить младшего брата без присмотра. Они были будто привязаны к друг другу. Девочка не знала другой жизни, она привыкла к постоянному присутствию Айзэка и воспринимала это как нечто должное.
Нового соседа звали Томάш, ему, как и Нине, в этом году исполнилось четырнадцать. Его родители недавно развелись, и им с мамой пришлось перебраться в чужой город из-за её работы. Она была высококвалифицированной медицинской сестрой, её перевели в другую больницу, оплатив билеты и все хлопоты, связанные с переездом. Будучи общительной и владея грамотной, приятной речью, Нина быстро познакомилась с ней. Они с Айзэком стали частыми гостями у новых соседей, помогали распаковывать вещи и расставлять их по местам. Имея богатую фантазию, девочка подкидывала идеи в плане обстановки жилища. Мать Томάша, вымотанная домашними заботами и ночными сменами в больнице, души в ней не чаяла, постоянно благодарила и угощала сладостями. Нина тоже прониклась сильной симпатией к этой женщине, она воплотила в себе образ идеальной матери – заботливая, порядочная, внимательная. В своих розовых мечтах девочка уже представляла, как Томάш женится на ней, и они живут долго и счастливо вместе с его мамой и, само собой, Айзэком.
Всё лето дети провели втроём. Томάш сдружился с ними, делился своими переживаниями по поводу развода родителей. Нина тоже была предельно откровенна с новым другом и безоговорочно доверяла ему.
Томάш совершенно не знал города, так что маршруты для прогулок всегда выбирала Нина. В их скромной компании она была за главную. Поблизости был парк с установленным комплексом качелей, турников и горок для детей, но Нина остерегалась водить туда нового друга во избежание нежелательных стычек с одноклассниками, которые могли бы высмеять их. Чаще она водила мальчишек на реку окольными путями, чтобы построить шалаш, порыбачить или искупаться на отмели. Иногда они забредали на заброшенную стройку неподалёку, чтобы поиграть в прятки. Всех такое времяпрепровождение вполне устраивало.
К середине лета Нина по уши влюбилась в Томάша. Это было не удивительно, ведь он оказался первым мальчиком, не считая Айзэка, который уделял ей внимание, всегда был вежлив и обходителен. Девочка буквально грезила им во сне и наяву. Напрямую о своих чувствах Нина не говорила, она ждала наиболее подходящего момента и искренне надеялась на взаимность. Но близился новый учебный год. Это означало, что Томάш неизбежно познакомится с другими детьми. Нина в тайне желала ему той же судьбы, какая сложилась у неё – по какой-либо причине стать изгоем. Тогда бы он остался с ней навсегда.
Наступил роковой сентябрь. Томάша зачислили в ту же захолустную школу, в которой учились Нина и Айзэк, но в параллельный класс, так что девочка уже оказалась разлучена с ним. У них не совпадало расписание уроков. Если Нина заканчивала раньше, то непременно ждала своего соседа, чтобы вместе пойти домой. А он не ждал. День за днём Томάш становился менее разговорчивым, всё больше молчал и недовольно хмурился, будто присутствие девочки действовало ему на нервы, шёл умышленно быстрым шагом, чтобы Нина и Айзэк не поспевали за ним. Нина не могла понять, чем вызвана столь разительная смена его отношения к ней, и лишь позже догадалась, что Томάш начал стыдиться дружбы со своими соседями по лестничной клетке. В новом классе он завёл друзей, записался на внеклассные занятия футболом и быстро влился в команду.
Минула вторая учебная неделя. Нина ждала соседа в школьном дворе, уроки у них сегодня закончились одновременно, также девочка выяснила, что футбола сегодня не будет, потому рассчитывала уговорить Томάша вместе сделать домашнее задание. Он вышел в сопровождении нескольких мальчиков из команды, которые, громко хохоча, бурно обсуждали что-то, по всей видимости, чрезвычайно захватывающее. Увидев Нину, Томάш моментально отвёл от неё взгляд, будто они были незнакомы. Девочка не могла принять его равнодушие, ведь в ней всё ещё теплилась надежда на взаимные романтические чувства. Она подбежала к нему и схватила за руку, потянув на себя со словами, что им пора домой. А Томάш оттолкнул её. Споткнувшись, девочка не устояла на ногах и расселась на земле, обескураженно взирая на свою первую любовь. Она не могла поверить, что это происходит на самом деле. Всё её мечты разрушились в одно мгновение:
— Томάш, это что, твоя подружка? — последовал незамедлительный подкол со стороны капитана футбольной команды.
— Шлюшкина дочка?! Не ожидал от тебя! — засмеялся второй приятель.
— Придурки! Она просто живёт по соседству и бегает за мной везде, — огрызнулся Томάш, пренебрежительно глянув на Нину, которая была настолько ошеломлена, что всё ещё даже не пыталась подняться.
— Эй, а ты случайно ещё не пошла по стопам мамули? — ехидно щурясь, обратился к Нине один из одноклассников Томάша. — А то у меня завалялось немного мелочи, могли бы договориться.
— Фуу! Ты рехнулся! — засмеялся на этот раз сам Томάш.
— Да я прикалываюсь! Я бы её и пальцем не тронул, руки с хлоркой мыть потом пришлось бы. Ладно, ребят, пойдёмте отсюда.
Мальчишки ушли, Айзэк помог сестре подняться, и они молча направились домой. Нина не плакала. Грубость со стороны других детей была ей привычна. Она могла бы пожаловаться учителю, и обидчики понесли бы заслуженное наказание, потому что порой их издёвки переходили рамки допустимых шуток. Но она не делала этого. Ей было стыдно обращаться к взрослым и повторять все те ужасные, обидные слова, которые доводилось слышать в свой адрес. Девочка всё ещё не могла поверить в предательство Томάша.
Последующие дни для Нины тянулись безрадостно. Она по-прежнему прибиралась дома, готовила, делала с братом уроки. Иногда они с Томάшем пересекались на лестничной клетке, но мальчик делал вид, что не замечает их. Нина долго надеялась, что он раскается и попросит прощения. Девочка, конечно, пообижается ради приличия ещё чуть-чуть, но простит его в ту же минуту, как только Томάш заговорит с ней. Но этого не случалось. Тогда обида в её детской душе начала перерастать в ненависть. Это чувство настолько сильно и глубоко укоренилось в ней, что она больше не могла думать ни о чём ином. Во время очередной прогулки по заброшенной стройке Нина узнала, что через это место собираются проложить новую трассу. Весь мусор уже начали расчищать эскалаторы. И тогда девочка придумала план мести.
Она знала, что Томάшу нравится одна его одноклассница. Ей случайно удалось подслушать в столовой, как это обсуждали его друзья по футбольной команде. Один из них сказал, что Томάш собирается пригласить ту девочку погулять, но пока не решается. Нина неоднократно видела её в школе. Она несомненно была симпатичной, но никак не красивее Нины, которая твёрдо уверила себя в своём превосходстве над соперницей. С каждым днём Томάш становился ещё более ненавистен. Несколько дней у Нины ушло на то, чтобы кардинально изменить свой почерк, ведь тот был хорошо знаком Томάшу, так как они неоднократно делали вместе домашнее задание. Эта мера предосторожности не была необходимой: вряд ли мальчик был настолько внимателен, что запомнил манеру письма своей соседки, но подстраховаться всё же стоило. Нина сочинила записку от имени той девочки, которая нравилась Томάшу. В ней говорилось о том, что она узнала о его чувствах и это взаимно. Девочка приглашала его на тайную встречу на заброшенной стройке. Также она просила никому об этом не рассказывать, даже с ней самой не обсуждать записку, если вдруг они пересекутся в школьном коридоре. Одним словом – это строжайший секрет. Девочка признавалась, что очень смущена и не придёт к назначенному часу, если Томάш хоть кому-то проболтается. Место встречи тоже не должно было его удивить. Днём на стройке теперь шли работы по расчистке территории, а ближе к ночи туда частенько забредали влюблённые парочки подростков в поисках уединения. В записке Нина уточнила, что Томάш должен следовать за красными стрелками, мелом начерченными на полу и стенах, тогда не ошибётся и найдёт её. Мальчик мог пренебречь любовным посланием или поступить наперекор указанным в нём условиям, подойти к той девочке и спросить у неё обо всём напрямую. Но стоило рискнуть.
Записку Нина незаметно подсунула в его шкафчик и весь тот день старалась не упускать Томάша из вида, чтобы наблюдать за его реакцией. Внешне мальчик сохранял спокойствие, шутил вместе с друзьями, но время от времени становился задумчив и рассеян. Нина видела, как он украдкой смотрел на ту девочку в столовой, и была уверена, что все указанные в записке пункты соблюдены.
Вечером Нина вместе с Айзэком издалека наблюдали за тем, как рабочие заканчивают план на день и один за другим покидают руины стройки. Сторож на территории на ночь не оставался, потому как вся техника уезжала на родную стоянку и охранять, по большому счёту, здесь было нечего. Участок лишь оградили красной навесной лентой, означающий, что пребывание за ней небезопасно, но существенной преградой это, разумеется, не служило.
Нина не посвятила брата в детали плана. Она сказала ему, что собирается подшутить над Томάшем. Айзэк должен спрятаться внизу и позвать его, когда тот окажется на самом верхнем этаже. Крыши у трёхэтажного здания не было, оно планировалось гораздо выше. Некоторые стены и лестничные пролёты успели обвалиться, всё было изрисовано корявыми граффити, матерными словами и признаниями в любви. Нине пришлось постараться, чтобы её красные стрелки, ведущие наверх, выделялись среди общей массы самобытных художеств.