Воровка чар
С хорошенькими девушками всегда случается что-то хорошее, или на крайний случай интересное. Рок вытаскивает их из-за печки и отправляет в путешествие. Или замуж.
Но иногда судьба ошибается и вместо красотки хватает за шкирку лягушку.
Но даже такой как я придется идти.
Идти, пряча чуждые миру черты лица под капюшоном.
Идти и надеяться, что смогу вернуться.
ГЛАВА 1. Приговор
Селяне толпились на берегу реки, перешептываясь в тревожном ожидании. Староста Верей сопел за спиной сбивая с мысли. И не жалко ему тратить утро на подобную ерунду, забот поди хватает. Я посмотрела на водную гладь, сонное течение не вызывало привычного страха. Просто большое зеркало, отраженные кроны деревьев, ясное небо, яркое солнце. Макушка лета[1], а настоящего тепла мы еще не видели. Хороший день. Для заговора подходящий. Хотя, откуда мне знать?
– Не пересохнет, – оборвав невнятный шепот, я поднялась с колен. На грубой ткани штанов остались зеленые разводы от примятой травы, в воде дрожало зыбкое отражение.
Люди неуверенно заулыбались. Не мне, друг другу. Староста кивнул, сдержанный он у нас. На «спасибо» я давно не рассчитываю, из села не выгоняют и ладно. Пора уходить, пока глядя на мое бледное лицо, люди не вспомнили, кто перед ними.
Я развернулась и даже успела сделать несколько шагов вверх по тропинке.
– Айка, – окликнул Верей.
Пришлось остановиться, чуть-чуть не успела.
– Ты…это …того… – по лицу старосты пробежала тень, отразив внутреннюю борьбу.
Содержательно. Нехорошее предчувствие, холодком пробежало по спине. Что еще стряслось? Неужели догадались? Тогда обычным закидыванием камней не отделаюсь.
– Приходи вечером.
|
|
Я в изумлении подняла брови.
– На свадьбу приходи, дочь моя, Ксана замуж выходит. Ты же знаешь.
Ксану я знала, и про свадьбу тоже. Хотя ясности это не добавило. Раньше меня не приглашали, и никого, при условии, что гуляло все село, это не смущало. Нас с бабушкой в первую очередь. Гадай теперь, с чего такая милость.
Люди всегда нас немного сторонились. А если быть честной, некоторые и вовсе шарахались. Бабушка Сима была местной знахаркой – травницей. Чего особенного в том, чтобы собирать растения и использовать их с пользой, в виде мазей, отваров и настоек? Много чего. Селяне за глаза именовали ее стригой[2], и тайком бегали попрошайничать любовные зелья, просили навести порчу или извести соперницу.
Мое существование и вовсе не слыханное дело. Лет двадцать назад в реке нашли кузовок со спящим младенцем. Его прибило к берегу недалеко от Солодков. Суд людской постановил, что пред ним не ребенок рода человеческого, а водяное отродье. Светлые волосы и «водянистые» глаза – самые что ни на есть верные признаки. Плюс кузовок принесла река.
Ниже Ленея впадает в один из водоемов Озерного края, считающегося вотчиной ворд[3]. То, что течением никого не могло оттуда снести, по причине направления туда, а не обратно, людей не смущало. Последним неопровержимым доказательством нечестивости было то, что ребенком не утонул, а должен был. Самое гнусное, что во время этого разговора отродье, то бишь я, продолжало как ни в чем ни бывало спать. Приговор был вынесен и обжалованию не подлежал. Предать смерти и никак иначе.
Переход от теории к практике дался людям нелегко. Палача в селе не держали, и временно исполнять его обязанности никто не соглашался. Какая-то сердобольная старушка предложила оставить отродье прямо здесь, на солнышке, авось без воды само сдохнет. Не могу не согласиться, без воды еще никто не жил долго и счастливо.
|
|
Тут и появилась бабушка Сима. На селе она была человеком новым, никто не знал чего ждать от пришлой ведьмы. Она прошла сквозь толпу и взяла ребенка. Недовольство жителей пресеклось, одним словом:
– Прокляну.
Мне у нее было хорошо, даже слишком. Осознание такой ценности как дом пришло не сразу, примерно после нескольких одиноких прогулок и попыток завести друзей. Первый же метко брошенный камень сбил с ног и уложил в постель на неделю. Сама я это событие помню плохо, зато остальные хорошо. Так я и росла, называя Симу бабушкой, помогая по хозяйству и обучаясь ремеслу. Жители со временем привыкли, и уже не плевали в след. По крайней мере, не все.
В один из засушливых годов, селяне заметили, что Ленея обмелела, и не долго думая, впали в панику. Объявили, что речке конец, и селу соответственно, а заодно и всем нам. Кому пришло в голову, что народ воды управляет реками, не знаю, а то бы отблагодарила. В итоге староста мялся на пороге нашего дома, держал торжественную речь, возлагая почетную обязанность по спасению села на мои хрупкие плечи. Никто не задался вопросом – а с чего бы мне их спасать?
Идею с заговором подала бабушка, дескать, все равно не отвяжутся. По началу я до ужаса боялась, что река и в самом деле пересохнет, обман раскроется, и меня в ней же утопят. Ну, не владею я искусством шептунов[4].
|
|
Как показало время, сезонное обмеление вызвали естественные причины. С тех пор, мои заговоры стали делом постоянным.
Домой я вернулась в задумчивости и минуту сверлила взглядом бабушкину спину, та, стоя у стола разливала свежий отвар по склянкам. Я принюхалась. Череда и староцвет, от кожного зуда. Это кого ж угораздило?
– Как прошло? – не оборачиваясь, спросила она.
– Нормально, никуда эта речушка не денется.
– Я серьезно, – повернулась Сима.
– Я тоже. Староста на свадьбу дочери пригласил.
– Пойдешь?
– Не знаю.
С одной стороны чего я там забыла, а с другой – интересно, не каждый день можно безнаказанно мозолить людям глаза.
– Айя, – бабушка повернулась и стала вытирать натруженные руки о фартук, лицо раскраснелось от пара идущего от котелка с отваром, несколько седых прядей выбились из под платка, – они тебя не ненавидят. Опасаются, как всего необычного, а ты рада стараться, хоть улыбайся иногда.
– Так? – я старательно растянула рот, Сима обреченно махнула рукой, – Лучше пусть боятся, чем камнями закидывают.
– Не преувеличивай. Не собираешься же ты всю жизнь просидеть у старухи под боком.
Тогда вопрос поставил меня в тупик, на самом деле именно это я и собиралась сделать. Оглядываясь назад, я понимаю, бабушка хотела для меня лучшей доли, и старалась, как могла. Один раз меня отправили отнести мазь от ушибов кузнецу. Оного дома не оказалось, зато присутствовал здоровенный бритый детина, то бишь сын, который решил разнообразить свою и чужую жизнь пригласив некрасивую девушку на свидание, то бишь на сеновал. Сделал он это со всем доступным ему тактом, то есть попытался сгрести меня в охапку и доставить к месту назначения. Его намерения душевного отклика у меня не нашли, в результате ухажер согнулся от подлого удара по выступающей части тела. Когда он смог поднять голову, я, полная раскаяния, поставила рядом горшочек с мазью, посоветовав применять по назначению.
Представив, как буду слоняться от одной группки людей к другой, как улыбки будут застывать на лицах, как будут подниматься руки, выписывая отвращающие знаки, я скривилась. А бабка Сима, сияя улыбкой, уже достала из сундука сарафан, остро пахнущий лавандой.
Эол[5] и все его сподвижники! Она ведь давно не видит моего лица таким, каким видят остальные. Так же как и Ринка, по малолетству обварившая щеку кипятком для маслобойщика и его жены всегда будет первой красавицей Солодков. К тем, кто рядом мы всегда относимся по-другому, мягче и лживее, им мы прощаем все: от перевернутой кастрюли щей до нелепого внешнего вида.
– Схожу ненадолго, – выдавила я.
– Умница, – подала мне «обновку» бабушка.
Красно-белый летний сарафан покупались для Симы, как минимум пару десятилетий назад. В отличие от бабушки прошедшие годы не пошли вещичкам на пользу. Нет, с виду все было неплохо, ни дыр, ни обтертых мест.
Но старые слежавшиеся вещи пахли пылью и сухой травой, напоминая давно забытые, погребенные временем дни. В них бабушка обладала пышными формами и миниатюрными ступнями, за ней наверняка ухаживали мужчины. На мне наряд висел унылыми складками, ноги в узких лаптях начали ныть.
– Ничего другого все равно нет, – поникла Сима, – Не в штанах же идти.
Она права, платьев у меня не водилось. Травы собирать, да по лесу лазить в них не с руки. Свадьба другое дело. Переплетая косу, я решила, что ничего не мешает мне тихонько посидеть в сторонке, не привлекая внимания. Бабушка хмурилась, как бы не справила приличное платье в мое отсутствие. Тьфу – тьфу.
На свадьбу единственной дочери староста не поскупился. Столы, выставленные вдоль центральной улицы, ломились от еды, заборы увиты цветами и лентами. Часовня утопала в сирени и в украшениях не нуждалась. Люди толпились по обе стороны, ожидая выхода молодых. Смирт[6] закончил обряд, и пара явила счастливые лица народу. Староста дал отмашку, и веселье покатилось по нарастающей.
Странно это ощущать себя внутри толпы, быть ее частью. На меня недоуменно косились, в спину несся угрожающий шепоток, едва не вынудивший покинуть праздник.
Не то что бы я их боялась, нет. Каждый из них трус, и дать отпор наглому увальню, задиристой девице, возмущенной тетке или пьяненькому мужику я могла. Даже ножом владела, плохо правда, но для деревенских дурачков в самый раз. Толпа другое дело. Собираясь у колодца, на посевную или праздник они крепли. Страх объединял людей, позволял черпать силы друг в друге, и тогда они могли напасть, просто так без всякой причины.
Уловив напряжение дядька Верей громко поздоровался и прилюдно проводил к столу, показывая остальным – я гостья, я под защитой. Вряд ли он сделал это для меня – молодой знахарки, скорее ради дочери, ради неиспорченного торжества, и ради той неведомой причины, заставившей пригласить.
Многие опустили глаза, многие нет.
«Пусть сегодня ты своя, ты с нами. Но придет другой день и все вернется – и страх, и ненависть, и камни» – предупреждали они, – «Но не сегодня».
Я расслабилась, перестала напоминать чуткого зверька, готового сорваться в бегство при малейших признаках опасности.
– За здравие молодых! – поднял первый тост Верей.
Отказаться было немыслимо. И я пригубила пахнущий яблоками сидр.
– За долгие лета! – за первой чаркой последовала вторая, потом третья.
Я прочла одобрение в одних, вторых, третьих глазах и улыбнулась, четвертую уже поднимала сама. Тосты следовали один за другим.
– За приплод! – отличился кто-то из гостей и парни заржали, а невеста залилась румянцем, а жених выпрямлял плечи и петушиным взором окидывал гостей, предлагая усомниться в его силах.
Народ стал разбиваться на группки, наливая и выпивая уже без словоблудия, заиграла гармонь и начались танцы.
Голова кружилась, в ней поселилась какая-то бесшабашная легкость, по телу разливалось тепло. Люди сновали, кружились, смеялись, плакали, говорили. Захотелось совершить что-нибудь смелое и безумное, например, выскочить в круг танцующих. Я даже попыталась стащить лапти, намявшие ноги.
Кроме меня обособленно держался лишь один гость – незнакомый парень лет семнадцати. Он не танцевал, не заигрывал с девушками, не реагировал на выпады и подначки парней.
Кто это? Дальний родственник? Случайный путник? Я отметила его присутствие бессознательно, потертая кожаная куртка, сбитые сапоги, отстраненное презрение. А не маловат ли ты для этого? На моем лице, как и полагалось, его взгляд остановился. Я старательно улыбнулась. Он, смешавшись, отвернулся.
Что, не нравлюсь? – мысленно спросила я, – Ну-ну, у меня опыт в людском презрении по-боле будет.
Заметив наши переглядки, еще бы, за столом больше никого не осталось, староста довольно заулыбался.
– Вот, Рион, познакомься наша гордость – Айка.
Интересно, он перепил, или спятил, на радостях, что дочь сбагрил.
– Она ведьма, как и ты.
Рион молчал, сомнения в здравомыслии дядьки без труда читались на молодом лице.
– Ну, вы тут поболтайте, о своем, – Верей многозначительно подмигнул и откланялся, сочтя свой долг выполненным.
Не иначе, как и вправду речка высохнет.
– Приятно познакомиться, – процедил парнишка.
Длинный, нескладный, узкие карие глаза, растрепанные черные волосы – такой же гость на празднике, такой же чужак.
– Где вы учились? – вежливый вопрос, отстраненный полный превосходства взгляд.
– Нигде. – продолжала улыбаться я.
Ответ Риону не понравился. Конечно, он же правдив.
– А вы, – переспросила я, – где учились на ведьму?
Надо же, удалось задеть. Подбородок высоко взметнулся, плечи выпрямились.
– Я являлся лучшим учеником главного действительного мага Вышграда мэтра Дамира.
– Он умер? – поинтересовалась я.
– Почему? – округлили глаза лучший ученик.
– Ты же сказал «являлся».
– Я закончил обучение, – резкий тон Рион попытался сгладить едва заметным поклоном.
Умею я заводить друзей. И зачем, спрашивается, нахамила? А затем, чтобы больше не подходил. Так проще и безопаснее.
Провозгласили очередной тост, я уже сбилась какой по счету, да это казалось неважным. Мелькнула мысль о неправильности происходящего. Мелькнула и исчезла потопленная очередной порцией вина. Слишком хорошо, слишком смело и свободно я себя чувствовала. Праздник близился к завершению. Молодой, подхватив супругу на руки, скрылся в доме. Вслед неслись одобрительные выкрики и смущенный девичий смех.
Число гостей поредело, остались самые стойкие. Улица погрузилась в серые сумерки, а значит и мне тоже пора. Вроде ненадолго собиралась. Я поднялась из-за стола. Черт, какая земля неустойчивая, так и плывет под ногами. Уйти не попрощавшись, показалось не вежливым. Было весело, да и запас вредности закончился. Рядом со старостой, как назло стоял новоиспеченный маг.
– Спасибо за праздник. До свидания.
– Айка, ты вот что, – нахмурился Верей, – Идти тебе далече, пусть Рион проводит.
Тот скривился, от такой-то радости, но руку послушно подал.
– Не надо.
– Старших слушай, – раскраснелся дядька, – парни выпивши, и ежели с тобой чего, не дай Эол, Серафима мне голову открутит.
Я посмотрела туда, где слышался низкий гогот и сальные шуточки.
– Они столько не выпьют.
– Айка!
– Ладно, – я ухватила парня под локоть. Земля сразу же перестала шалить и успокоилась. Иногда проще и быстрее уступить, чем ввязываться в спор.
Главная улица плавно спускалась к берегу. Наши размеренные шаги были едва слышны в опускавшемся летнем, стрекочущем крыльями насекомых вечере. Молчание, не тяжелое, обычное. Сейчас косые взгляды Риона казались незначительными. Я чувствовала его сдерживаемое раздражение в подрагивании руки, в дыхании; когда он набирал воздух, собираясь силами, и когда шумно выдыхал; невысказанные слова отступали, послушно ожидая следующего раза.
– Дядька Верей говорил, ты магией воды владеешь? – все-таки нашел тему для разговора парень.
Голос оставался нарочито отстраненным, но чувствовалось в вопросе какое-то детское любопытство. Я отметила, что Рион назвал нашего старосту дядькой. Его, конечно, пол села так называло, но вряд ли об этом знает приезжий маг. Настоящий племянник? Что я знаю о родне Верея? Ответ – ничего.
Но вопросу я даже не удивилась – еще один на мою голову. Радость тут же ушла, оставив после себя странное скребущее чувство. В деревню приехал маг, и староста не упустил случая проверить водянку. Вот и причина внезапного гостеприимства. К дасу[7] все! Посмотрим, как они в следующий сезон запоют, когда вода снова отступит. Не всем же колдовать, надо кому-то и народ успокаивать, излечивать от собственных страхов. Что он может предъявить? Ничего. Денег мне не платят.
– Нет, – врать, не было смысла.
– Как нет? А речку кто вспять поворачивал?
– Слушай, ты вроде ученый, можно течение повернуть? – в голосе прорезалась непрошенная горечь.
– Замедлить или ускорить – да. Обратить – нет, закон о магическом воздействии на целостность природных объектов.
– Так чего придуряешься?
– Я не придуряюсь, но и не обманываю. Знаешь, за магическое мошенничество полагается?
Мы снова замолчали, на этот раз тягостно, неловко. Я убрала руку, мне не хотелось касаться парня. Он ни в чем не виноват, но все равно не хотелось.
Наша деревня Солодки располагалась на соединении двух рек. Мелководная Рыховка впадала в полнорводную Ленею. Бабушкин домик стоял особняком, на другой стороне. Дощатый мост строили еще до моего рождения, по старому образцу – бревенчатый, выгнутый, без перил. Пробегая туда сюда по нескольку раз в день, я никогда не задумывалась о возможности падения.
От тесных лаптей болели ступни, терпеть неудобство в угоду приличиям глупо, тем более теперь. Я стянула первый, встала на прохладное, влажное дерево и облегченно выдохнула. Рион отвернулся, словно увидел не голые пятки, а, по меньшей мере, колени.
Потянулась за вторым, зацепила пальцами, и заскользила. Мир снова пришел в хаотичное движение, мост зашатался, запрыгал перед глазами, звезды описали сияющий хоровод, тугая струя воздуха ударила в спину, предвещая короткий полет и падение. Страх молотом ударил в голову, оглушая, ослепляя, лишая воли.
Водянка, значит? Самое время рассмеяться. Больше всего на свете я боюсь не тычков и летящих камней, больше всего я боюсь воды, даже плавать не умею. И никакие уговоры и хитрости бабы Симы не смогли этого изменить. Что там под темно–зеленой толщей? Что появится, когда поднявшийся ил осядет и муть разойдется?
Лапоть упал в реку, издав легкое «плюх». Моя очередь. Звук будет посильнее, но я этого не услышу. С губ сорвался стон. Отчаянный взмах рукой, загребающей воздух. Во что я вцепилась сведенными от страха пальцами, не знаю. Раздался треск рвущейся ткани и хруст. Меня ударили в плечо и оттолкнули от края моста. Клацнув зубами, я упала на пахнущее влагой дерево.
Вот и все. Обычное дело пьяная девка чуть не свалилась в речку. Знай, я тогда какие последствия это повлечет, прыгнула бы сама, не раздумывая.
– Ты…ты… – Рион побледнел, зрачки сузились, по телу прошла дрожь.
Эол и сподвижники, у него что падучая?
– Ты убила меня, – прошептал он и рухнул на мост.
В зажатом кулаке я держала обрывок рубашки с тесемками, который оторвал пытаясь удержаться от падения. Парню удалось невозможное, напугать меня еще больше.
– Рассказывайте, – приказала бабушка.
Мы втроем сидели за столом. Обычным, круглым, с потемневшей от времени столешницей, и круглыми отпечатками мисок. Недоброе предчувствие незримо повисло в комнате, я видела его везде – в глазах парня, в собственном молчании, в бабушкиной притворной бодрости. Это как проснуться и понять, что–то случилось. Нет никаких причин, но ты чувствуешь, знаешь – это близится.
После того как малолетний маг упал, я попыталась привести его в чувство. Все знания годами вбиваемые бабушкой вылетели из головы. Традиционные методы – пощечины, сопровождаемые жуткими завываниями в моем исполнении, не помогали. Исчерпав запас, я, не преставая скулить, побежала домой. Что будет за мошенничество? Ха, а за смерть мага?
Из бессвязных объяснений бабушка поняла одно – я кого-то убила, и зову ее с собой, должно быть, чтобы спрятать труп.
На мосту, картина, к сожалению не изменилась. Рион лежал там, безмолвный и неподвижный.
– Жив он, – осмотрев мага, обрадовала бабушка.
– А чего ж он тогда…?
– В обмороке. Помоги-ка.
Совместными усилиями мы дотащили парня до избушки. Сима сунула под нос несостоявшемуся покойнику склянку с листоцветом, и маг не замедлил выказать признаки жизни, поморщился и отполз подальше.
Теперь Рион приведенный, в более или менее, вертикально-разумное состояние, с тоскливым видом смотрел себе под ноги. Где тот парень с равнодушно – презрительным взглядом? Где высокомерный маг? Сейчас он напоминал маленького мальчика, потерявшего любимую и дорогую сердцу игрушку, того и гляди заплачет.
– Она сломала мой камень силы, – не поднимая головы, пожаловался он.
– Этот? – бабушка выложила на стол лоскут рубашки, обрывок веревки и камешки. Удлиненный четырехгранник, темно синего цвета был расколот посередине, к одному из осколков крепилось железное кольцо, сквозь которое была продета веревочка. Он носил его на шее, как самое дорогое.
Маг кивнул.
– Как тебя угораздило? – повернулась ко мне бабушка.
«Откуда я знаю!» – хотелось закричать мне, – «Я всего лишь ухватилась за него, чтобы не упасть».
Эол, откуда эта тошнота, то и дело подкатывающая к горлу? Что я сделала на самом деле? Слова сами сорвались с губ, быстро, уверенно, убежденно, стараясь заглушить нарастающую панику:
– Дорогая побрякушка? Так можно склеить или, на худой конец, новую заказать. Чего людей пугать?
Рион стал бережно заворачивать кристаллы в лоскут. Остатки хмеля еще не выветрились, и меня охватило чувство нереальности. Сейчас открою глаза и окажусь в постели, в худшем случае в канаве. От его осторожных ласковых движений становилось не по себе. Так обращаются с хрупкой яичной скорлупой. Парень боялся лишний раз дыхнуть на осколки.
Бабушка погладила меня по руке, встала и не глядя на парня спросила:
– Ты не прошел посвящение?
– Нет.
Я уже открыла рот, чтобы спросить, но Сима, покачав головой, пояснила:
– Заканчивая обучение, маг изготавливает амулет. Его наполняют магической энергией. В процессе посвящения силы перетекают от амулета к его владельцу, и с этого момента маг считается «действительным». Ты Айка сломала амулет, высвободив энергию до срока.
Я изо всех сил боролась с желанием зажать уши, не слышать, не знать. Иначе придется, что-то делать, что-то решать, исправлять.
– Как я учителю на глаза покажусь?
– Объясни все, а потом новый камушек сделаешь, – резко, даже грубо ответила я.
Его детская беспомощность вызывала негодование. Кто из нас чаровник?
– Не могу. Камни силы никогда не ломаются.
– Плохо старались.
– Айка, прекрати, – одернула меня бабушка.
– В том, то и дело, что хорошо. Знаешь сколько охотников за чужими силами. Амулет связан с жизнью носителя. Сломать камень и поглотить силу мага можно только после смерти, и отнюдь не от старости.
– Напоминаю, ты жив!
– Это и есть проблема. Маг может остаться жив, в случае добровольной передачи силы. Я ничего подобного не делал. Учитель может отказаться от меня, – Рион чуть не плакал.
Он обхватил голову руками, как от боли. Бабушка достала еще одну бутылочку, посмотрела на мага, вздохнула перевернула мою ладонь и капнула на кожу. Мне и в голову не пришло сопротивляться. Пусть в другое время, я задала бы ей тысячу вопросов, мешая и говоря под руку. Сейчас же просто наблюдала. Что это? Успокоительное? Снотворное? Яд? Эол, какой яд, это же бабушка.
Жгучая боль, как от раскаленной иглы прострелила руку до самого плеча, в глазах на миг потемнело. Жидкость покраснела, будто на коже выступила кровь, вскипела и с шипением стала испарятся.
Проявитель, подсказала внезапно проснувшаяся память. Треть чебреца, треть пастушьих сумок и треть сока клевера. Настаивать ночь при полной луне, закрыть черной тканью и хранить месяц. Используется для проявления наложенных заклятий. Травница должна знать, болен человек или наведена порча.
– Айка, на тебе печать, – севшим голосом сказала бабушка.
– Ага, – кивнула я, бережно баюкая ноющую руку.
– Убивший чаровника и забравший его силу, будет заклеймен, – Рион говорил не поднимая головы, от чего голос казался глухим, доносившимся сквозь перегородку, или сквозь крышку, – Печатью смерти. Долг каждого мага нести возмездие, кару отмеченным, не зная пощады и жалости. Тебе будут мстить за мою гибель.
Дошло до меня не сразу, ослепленный болью мозг сперва отказывался понимать эту фразу, а потом каждое слово словно загорелось. Печать смерти. Знак обреченных на казнь. Нет, не так, не обреченных, а осужденных на казнь за преступление против мага.
– То есть, – вставая, проговорила я, – можно тебя сейчас пристукнуть, и хуже все равно не будет?
– Лучше тебя. Чего ждать? – Рион вскочил, – Хоть похоронят по-людски.
– Тихо, – прервала душевную беседу бабушка, – Печать можно снять, магическую силу вернуть. Но для этого нужен действительный маг.
Да? А где его взять? В наших-то Солодках? Один уже приехал на свою голову. Я почувствовала, как беспокойство, терзавшее меня, облекается во что-то определенное. Неужели придется…
– Надо ехать в Вышград, – подвела итог Сима, отводя глаза, добавила, – В ноги к его учителю падать.
Я открыла рот и благополучно закрыла. Смешно. Мысли вылетели из головы все до единой. Сознание затопила жалость. Сочувствие к себе, такой непутевой. Еще немного и я разревусь, пьяными, стыдными, никому ненужными слезами.
Они, что-то говорили, обсуждали, даже спорили. В основном, где Рион проведет эту ночь. Конечно, пусть остается, время позднее, мало ли что приключиться может. По-моему, все, что могло, уже случилось. Если ученичка кто и пристукнет ненароком, отвечать все равно мне.
Я стиснула руки в кулаки. Надо сесть, надо подумать, основательно, неторопливо. Нужно время, нужно прийти в себя и все будет в порядке. Решение должно быть. Оно всегда есть, просто сейчас я его не вижу. Я ушла в спальню, стащила сарафан и бросила в угол. Утром. Все утром.
ГЛАВА 2. Приключения на одно место
Сборы прошли как в тумане. Тихие шаги, шорох, осторожные движения и шепот, будто в доме покойник или тяжело больной.
Вышград – столица Тарии, стоял на берегу Рыховки, ниже по течению, в двух соварах[8], в трех днях на юго-восток.
Всего три дня, тысячи и тысячи шагов. Целый мир для меня. Как сквозь сон, я слышала, что Верей одолжит мне лошадь. Надо было клич по деревне кинуть, люди бы на радостях такого насобирали.
Наблюдая за приготовлениями, я ходила по избе, то и дело натыкаясь на предметы мебели, косяки, Симу и Риона. Почему не протестую? Не кричу? Не топаю ногами?
У меня в отличие от парня есть выбор. В Солодки магов, тем более действительных калачом не заманишь. За те годы, что я себя помню, ни одного не видела. Шансы счастливо прожить здесь жизнь, даже с этой идиотской печатью, высоки. Пусть парень сам своего учителя сюда везет, а я подожду.
Так почему я еду? Какое чувство пробивается сквозь обиду на судьбу? Что я так старательно прячу от самой себя? Предвкушение? Любопытство? Я объездила все окрестные села, но не видела особых отличий от наших Солодков.
Какой он – этот другой мир? Такой, как в сказках, что рассказывала мне в детстве бабушка? Вряд ли. В жизни в отличие от вымысла, я вряд ли выйду замуж за принца. Я вообще вряд ли выйду замуж.
Три дня туда, столько же обратно. Одним глазком увидеть, запомнить и вернутся. Семидневка не больше.
«А бабушка? Почему бы ей не поехать с нами? Почему собрана только моя сумка? Почему…» – подумала я и испугалась.
Если нелегкая все же сведет меня с настоящим магом, и тот решит привести приговор в исполнение, разве она останется в стороне? Быть причиной ее гибели мне решительно не хотелось, как смотреть на оное.
Эол, о чем я думаю! Кого уговариваю? Чего боюсь? Того, чем может обернуться любопытство? Давеча уже сходила на свадьбу. Или собственного желания уехать? Я не знала ответа. И это пугало даже больше невидимой и неосязаемой печати.
– Присядем на дорожку, – сказала Сима.
Я обвела диким взглядом комнату. Уже все? Два кулька и сумка были свалены у порога, одетый по-дорожному Рион сидел на лавке и разглядывал свои ноги с таким видом, точно никогда их раньше не видел.
– Айя, – проговорила Сима тихо, – Выбора нет. Ты должна отдать силу, а Рион позаботиться, чтобы ты дожила до этого момента. Верно? – она повернулась к парню, тот, не поднимая головы, кивнул, – Потому что если не уследит, силу ему будет брать неоткуда. Был маг, да весь вышел.
– Все это не может быть правдой, – пробормотала я, вспоминая себя вчерашнюю, ту девушку, что спокойно бормотала рецепты успокоительного над рекой, маскируя их под заговоры.
– Айя, – повторила бабушка и протянула мне маленький холщовый мешочек.
Мне не надо было заглядывать внутрь, чтобы понять что там. Одиннадцать медных черней и два серебряных дина, все, что удалось скопить за годы работы травницей в Солодках, крестьяне редко расплачиваются монетами, предпочитая натуру: муку, хлеб, яйца, масло. И именно в этот момент я поняла, что ехать придется. Убедил меня в этом мешочек с монетами, а не слова и не сумки у двери.
Стряхивая оцепенение, я посмотрела ей в глаза. Сколько там любви, сколько мольбы и тревоги. Эол, да она напугана больше меня. Сима вложила кошель в ладонь и, притянув меня к себе, зашептала на ухо:
– А норов свой спрячь, поняла. Иначе проснешься как-нибудь без головы, люди не везде такие добрые как здесь.
– Добрые? – прохрипела я.
– Да, Айя, но пока ты этого не понимаешь, может потом… – она торопливо отстранилась, чтобы я не увидела слез в ее глазах.
Что ты творишь, Айка, ушла в себя, а о ней даже не подумала. К горлу подкатил противный скользкий комок, но я улыбнулась, ободряюще сжав ей пальцы, и убрала кошель за пояс. Помолчим, так оно вернее будет.
Провожать нас, бабушка не пошла. То ли меня, то ли себя пожалела. Я в последний раз оглянулась на одинокую с каждым шагом удаляющуюся избушку. Сейчас во мне все кричало – нет, нельзя, не уходи.
Вернусь ли? Смогу ли?
Верхний или Новый тракт тянется почти через всю страну от Велижа на севере и до Вышграда на юге. По нему возят рыбу с северных озер, древесину из Багряного леса, зерно с западных полей, вино и ткани с южных окраин, и еще много всего, так сразу и не вспомнить. Раньше главным торговым путем был Нижний тракт, сейчас его еще называют Старым. Он огибает Тарию с востока в близи Вирийской границы. Но у монархов случились какие-то разногласия. Вирийский князь ни с того ни с чего взял штурмом Пограничный гарнизон. В последствии войскам удалось отбить крепость назад. Поговаривали, что начнется война, купцы искали другие пути и поднимали цены. Многострадальная крепость несколько раз переходила от наших к врагу и обратно. Неизвестно сколько бы еще правители развлекались подобным образом, но министры напомнили им о долге (надеюсь не карточном) перед народом. Решено было проложить еще одну дорогу на западе. Торговля возобновилась, хотя цены так и не упали, как и налоги, повышенные в период строительства. Вирийский князь, в конце концов, махнул рукой на упрямую крепость, и с не начавшейся войной было покончено. Правда люди, напуганные притаившейся угрозой, все равно предпочитали Новый тракт Старому.
Торопясь поскорей попасть к учителю, Рион наращивал темп. Деревенская кляча едва поспевала за его жеребцом. До этого мне случалось ездить верхом не более десятка раз. Я болталась в седле как куль с мукой, чувствуя, что могу свалиться в любой момент, но ни какие силы не заставят меня сказать об этом парню.
Остановок не делали, парень е л прямо на ходу, лишь чуть придерживая жеребца, чтобы прожевать сыр и не разлить воду из флаги. До темноты успели преодолеть значительное расстояние. Ночевали на опушке леса, сойдя с дороги на десяток вар.
С лошади, как и обещала, я свалилась, спина и то, что ниже ныли. Сил на притворство не осталось. Махнув рукой на недовольного мага, с наслаждением растянулась на траве, предоставив ему право как настоящему мужчине обустраивать лагерь: собрать на опушке хворост для костра, выложить спальные места лапником из леса, принести воды.
Надо сказать, он справился без единой жалобы, чем заставил меня непостижимым образом ощутить собственную никчемность. Ну, какого дасу мне надо? Вставала бы и помогала. Так нет, лежу, кусаю губы, злюсь неведомом на кого.
Ужинали в полном молчании. Если так дальше пойдет, мы и десятка слов друг другу не скажем. Может оно и к лучшему, но настроение от таких перспектив испортилось окончательно.
Лучше бы я в реку грохнулась и спала бы сейчас в своей постели. Вместо этого ворочаюсь теперь на жестком лапнике под открытым небом и взгляды парня игнорирую. Как бы он ни пытался скрыть любопытство, я чувствовала его затылком.
Прошлую ночь он провел под нашей крышей и не осмелился сунуть нос в спальню, теперь же восполнял недостаток сведений о водянках.
Да, знаю я, как выгляжу в темноте. Хватит уже, – мысленно рыкнула я. И Рион словно услышал. Странно крякнул и, наконец, отвернулся. Через несколько минут дыхание парня стало ровным.
А вот мне не спалось. Снимем мы печать, вернее учитель снимет, но это пол дела. Еще и силу возвращать надо. Проблема в том, что никакой силы я в себе не чувствовала, поэтому сильно сомневалась в ее наличии. Будет весело, если вернуть я ничего не смогу.
Лето в разгаре, но прохладное туманное утро, об этом не догадывалось. Стуча зубами и поглубже натягивая курточку, я попыталась встать. Вот именно, попыталась. Как все болит! Это лошадь на мне вчера ехала, а не наоборот. Издав стон, я упала назад и потянулась к сумке, где-то там была мазь от растяжений с обезболиванием.
Парень проснулся в самый не подходящий момент, я поймала его напряженный взгляд, когда, тихо ругаясь пыталась намазать себе поясницу. И то что ниже.
– Чего уставился? – невежливо пробурчала я.
– Ничего, – буркнул он, и разворошил почти погасшие угли костра.
Я натянула штаны и невесть с чего покраснела. Лучше боль, чем тот самый первый взгляд, которым меня наградил парень проснувшись.
– Нам в седлах еще пару дней трястись, – добавил Рион и принялся собирать вещи, – Ты сможешь…?
Он не договорил, а я уже рявкнула:
– Да.
Рион с мученическим видом вздохнул и пошел собирать вещи.
Одно хорошо, больше он так гнать не решался, с тревогой оглядываясь через каждый десяток вар. А я старательно улыбалась, стараясь не показать насколько больно мне сидеть в седле и только сильнее стискивала руки на поводьях. Не знаю, что сломило лед, мои страдания и слова бабушки, о том, что без меня ему не видать силы как собственных ушей, но теперь молчание не было абсолютным. Рион иногда обращался ко мне, один раз даже назвал по имени. Как не порадоваться.
Дорога поражала однообразием. И чего привлекательного находят в путешествиях? Встречаемые изредка путники, настороженно косились на меня. Но и только, в этих взглядах не было злости, только любопытство, иногда озабоченность. К вечеру на горизонте показалась деревушка, первая за все время.
– Заночуем с удобствами? – спросил Рион и, не дожидаясь ответа, направил коня к указательному столбу.
– Платить не буду, – сказала я и поморщилась, фраза прозвучала сварливо, – Если что могу и на лапнике за околицей устроиться, – маг даже не обернулся, и тогда я задала вопрос, который волновал меня намного больше денег, – Магов там нет?
– Тут не предскажешь, он может ждать нас и там, м он указала на деревушку, – И там, –кивок на уходящий к востоку тракт, востоку тракт, – Но пока нам везло.
– Все маги способны увидеть печать? И ты? – воспользовалась я разговорчивостью парня.
– Действительные – да, а всякие ведьмы и колдуны не в счет, чаще всего они пустышки. Я не прошел посвящение, к тому же без силы, – вздохнул Рион, – Нет, я тоже не могу.
– Хотьки, – прочитала я надпись на указательном столбе, чем немало удивила Риона.
Да, я умею читать. И писать тоже. Бабушка научила, рецепты снадобий надлежало записывать, иначе никакой головы не хватит.
Рион дернул плечом, но вопросов задавать не стал, тронул коня въезжая в деревушку. На первый взгляд, она мало чем отличалась от Солодков. Деревянные домики, огороды, в которых квохтали куры, в сараях мычала скотина, на распорках сушились рыболовецкие сети. Что б такое увидеть, можно было и не уезжать.