Гражданские постановления и вообще все устройство общества применительно к религии подзаконной

Еще нагляднее и крепче ограждение нрав­ственно-религиозного духа заключается в граж­данских постановлениях.— В яйце есть заро­дыш; его облегает жидкость, необходимая для него в первом развитии пища; и зародыш, и сия жидкость ограждаются скорлупою.— В дре­ве начало жизненности составляет сок; клетча­тая система — поприще его движений; кора — необходимое для него ограждение.— Нрав­ственно-религиозные чувства — это зародыш, начало жизни; их пища и поприще, где они раскрывают свою деятельность;— обрядность и частные практические правила; гражданские постановления — ограждение, опора, обезопашение бытия последних, а чрез них и первых. Нравственно-религиозные чувства не разовь­ются и не окрепнут без правил и обрядности, по последние не устоят, если не оградить их строгою необходимостию, казнию и принужде­нием. Потому-то заповеди и оправдания — и

а) обезопашиваются судами. Постановлено умертвить пророка, который бы говорил Израилю, еже прельстите его от Господа Бога его (Втор.13, 5); каждый израильтянин должен был первый открыть и первый наложить руку на брата, сына, дочь и жену, если бы кто из них тайно говорил: идем и послужим богам иным (Втор. 13, 6—10). Должно было убить убийством меча и проклятием проклясть все живущее во граде, зараженном идолопоклон­ством, самый град и корысти его сжечь, чтобы был пуст и «не возградился по сем» (Втор. 13, 15—16); должно было изыскать со всем тщанием мужа и жену, о которых возвещено, что они поклонялись «солнцу, или луне, или всякому, яже от красоты небесныя»,— и побить камнем «да умрет» (Втор. 17, 2—5); смерть — дающим от семени своего Молоху и причащающимся Веельфегору (Лев. 20, 2—3; Чис. 25, 4—5); смерть волхвам, чревобасникам и волшебникам, равно как и тем, кои при­бегают к ним (Исх. 22, 18; Лев. 20, 6, 27). Весь сонм сынов Израилевых «камением да побиют... иже аще прокленет Бога своего... и нарицаяй» таким образом (хуляй с подлин.) «имя Господне, смертию да умрет» (Лев. 24, 15—16). Потребится от среды людей сво­их всякая душа, которая осквернит субботу, сотворив в нее какое-либо дело (Исх. 31, 14; 35, 2; Чис. 15, 32—36), и вообще смерть всякому, кто нарушит какое-либо обрядовое постановление (например, Лев. 23,29; 17, 11—12 и др.). Таким образом, вся первая скри­жаль из нравственной сделалась гражданскою, и заповеди ее стали судом. То же самое и в от­ношении ко второй скрижали. Действия неува­жения к родителям — удар, злословие, про­клятие — наказываются смертию и прокляти­ем (Исх.21,15—17;Лев.20,9; Втор.27,16), - и сын непокорный, безнравственный и притом неисправимый по суду изъемлется из среды народа, как злой, как язва его (Втор. 21,18—21). Судом ограждены жизнь, здоровье, целость всего тела и каждого в частности члена: возда­ют жизнь за жизнь, око за око, зуб за зуб, но­гу за ногу, руку за руку, рану за рану, ожжение за ожжение (Исх. 21, 23—25; Лев. 24, 19—22; Втор. 19, 16—21). Строгим правом возмездия обезопашено имущество и всякий даже малейший ущерб его (Исх. 21, 33—36; 22, 1—И; Лев. 24, 21). Гражданский закон охраняет целомудрие и доброе имя другого, казнит нецеломудренных во всех их видах (Исх. 22, 16—17; Лев. 26, 10—21), а лжесвидете­лю налагает то же самое наказание, какое сле­довало оклеветанному (Втор. 19, 18.20).

Приемля, таким образом, в свое заведова­ние нравственные правила, облекая их таковою строгостию, гражданский закон становится каменною оградою и движущимся в них религи­озным и практическим чувствам: он упокоивает, собирает душу в себе, не давая ей расхо­диться вовне. Обезопашенный насчет внешне­го своего состояния, человек мирно мог чтить Бога и благотворить ближнему, не тревожась и не мучась подозрениями: закон все взял на себя. Даже и тогда, как другой является пре­ступником именно в отношении к нему, он может сохранять к нему мирные расположения и, не раздражаясь против него, предать его законам. При таком порядке Израилю дана полная возможность зреть в духе своей рели­гии под прикрытием закона, как птенец зреет под скорлупою.

Находясь в таком близком отношении к нравственности и религии, служа им так благо­приятно, гражданские постановления

б) естественно приноравляются к ним, про­никаются ими, и, с одной стороны,—

аа) берут себе из них начала и основания. Оттого, разбирая преступное дело, закон смот­рит на намерение,— и объявляет невинным того, кто нанес вред здоровью или имению другого, даже лишил его жизни, не имея злобы в сердце (Исх. 21, 12—14); имеет в виду рели­гиозное значение обиженного,— и казнит смер­тию насильственно лишившего свободы брата, который должен быть рабом единственно Бо­жиим (Исх. 21, 17; Втор. 24, 7), и не по­зволяет при легких преступлениях давать бра­ту более 40 ударов, ибо «иначе срам бра­ту» (Втор. 25, 2—3) и

бб) усвояют их дух — «дух» строгого суда и казни в отношении к преступникам злонаме­ренным,— и «дух» сострадательности и сердо­больности, какой выражен в законах о рабах, пришельцах, бедных, и в предписании изыски­вать намерение преступника и действитель­ность проказы у оподозренного: здесь они щадят и смятенное состояние доброго сердца, и вообще дух правоты самостоятельной, благо-рассмотрительной, нелицеприятной, бескорыст­ной (Исх. 23, 1—8; Втор. 24, 16; 27, 18) — точь-в-точь соразмеряющей воздаяние с делом и решающей его всегда так, как требует прав­дивое сердце; —

с другой — вв) делают уступку, жертвуют собою нравственности и религии и умягчают ими строгость свою, оттого не попущают толь­ко, но предписывают то, что по началам прав в обществе неуместно, как то: давать другому взаймы без роста и даже ожидания отдачи; отказываться от некоторой части своей жат­вы - в пользу бедного и путешественника (Втор. 24, 19—22); чрез 6 лет давать ра­бам свободу; из воинов оставлять дома тех, кои заняты каким-либо семейным делом.

в) Отсюда уже само собою следует, что они теряют свой самостоятельный характер. Не имея цели в себе, а в религии и нравственнос­ти, они становятся в отношении к ним сред­ством, а следовательно, приличны и дают бы­тие обществу нравственно-религиозному, или Церкви, там, где приходят в исполнение. Тако­вым и было общество еврейское. По завету Израиль сделался народом святым, царством священников — непрерывных служителей истинного Бога (Исх. 19, 6; Лев. И, 44—45; Втор. 7, 6 и др.),— и посмотрите ли на его семейную или на общественную жизнь: там и здесь все носит характер религиозный, в жизнь поглощена, так сказать, религиею, и не­прерывная цепь дел ее представляет непрерыв­ное служение Богу. В пище, одежде, чистоте тела и дома, в сыне и рабе — Израиль не на­поминание только носит о Боге своем, но и творит волю Его. Он живет в прекрасной земле, но она Божия; у него крепкие города, хорошие домы, но их дал ему Бог; первенец его или скот его есть достояние Божие, и вся­кое вообще благо он ожидает и получает прямо от Бога. С Божия благословения начинает он жатву, в радости о благословении продолжает и оканчивает живым благодарением: он не съест зерна, не вкусит плода прежде приноше­ния от них Господу. Осчастливленный, прино­сит благодарственные жертвы и устрояет пир, где участвуют у него, кроме семейства, вдова и сирота, пришлец и левит (Втор. 12, 4—19): ест и веселится пред Господом (16, 11), но не для пресыщения, а для того, чтобы научиться бояться Господа (Втор. 14, 22—29). Господу посвящает он утро и вечер дня, начало месяца и года; все празднества его, установленные в воспоминание событий, утвердивших его на­родную независимость, суть празднества рели­гиозные; и в своих субботних годах и юбиле­ях — временах по преимуществу народных — он упражняет только свою добрую волю, или служит Богу, или учится служить. Он испол­нен единодушия: общим судом решает дело и определяет казнь (Втор. 17, 7), всем собором и исполняет ее; но, совершая это, он изымает и погубляет злое из себя самого (Втор. 13, 5), истребляет мерзость во Израиле (Втор. 17, 4). Его единодушное ревнование о правоте и чис­тоте есть плод патриотизма, не терпящего ни­чего оскверняющего или унижающего целое общество или один какой род его (Лев. 20, 14; 21, 9); не терпит он ничего в себе нечистого потому, что среди его живет Святый Бог его (Втор. 23, 13—14; Лев. 13, 46; 15, 23). У него есть писаные законы, но сии законы от Бога; есть начальники и судьи, но их избирает Бог и многое за них решает Сам; есть войско и предводители, но поборает за них всегда один Бог. Для него всё — Бог. Он Царь его, которому одному и платит дань (Исх. 30,13—14), его верховный законодатель, каждый закон освятивший Своим Царственным именем: Я Иегова (Исх. гл. 20—23), его верховный Су­дия, посредственно и непосредственно решаю­щий его сомнительные дела (Чис. 12, 1—11; Втор. 17, 8—12 и др.), и Сам же исполняю­щий определения своих судов, или чудесно (Чис. 11, 33—35; 12, 1—15; 16, 1—50), или невидимым устроением Промысла (Лев. гл. 26; Втор. гл. 28—30; Лев. 20, 3—6), его предво­дитель в войне, назначающий, на кого воевать, кого щадить и кого истреблять вконец, Сам поборающий в сражении и получающий часть из добычи (Чис. 31, 27—34). Скиния, жили­ще Божие — есть жилище его Царя; в ней хранятся законы — основание государства; около нее, как стражи дома царева, располага­ются левиты, а далее уже и все израильтяне в четырех полках по четырем сторонам. Здесь звук трубы у скинии назначал собрание (Чис. 10.2-4); движение облака над скиниею да­вало знак к начатию и прекращению пути; сюда стекается народ решать свои дела и воп­рошать Бога о суде (Чис. 15, 32—41; 17, 1-11). Скиния с освященными лицами состав­ляет центр, душу всего народа.

Так, и внутри — в нравственно-религиоз­ном порядке, и извне — в устройстве граждан­ском,— Там все исходит, а здесь все возвра­щается к Богу. Там из завета, как из семени, развивается ряд религиозных чувств и нрав­ственных расположений, облекающихся потом множеством обрядов и практических правил. Здесь законы гражданские принимают сии правила и обряды под свою защиту, сходятся потом сами в некоторые круги (семейство, об­щество, правители, управляемые) и, сосредо­точившись около скинии, и сами восходят, и всех возводят к Богу. Страх суда и смертной казни вразумляет человека и, приведши его к скинии, вводит в завет с Богом. Живя по сему завету, он развивал в себе нравственно-религи­озный дух, который опирается на оправданиях и заповедях, и питается в них, огражденных судом.

Если снова забывался человек, сии суды снова вразумляли его и снова приводили к Богу. Вообще бодренный страж завета то сво­бодно витал в духе,— в завете и нравственно-религиозных чувствах, то подчинялся приня­тым оправданиям и заповедям; то жил в чув­стве, то переходил в холодную законность; то блаженствовал, то страшился; но во всяком случае исходил от Бога и к Богу возвращался. Таким образом, все устройство постановле­ний в подзаконной религии походит на устрой­ство вен и артерий в нашем теле: последние берут из сердца кровь хорошую и разносят ее по всему телу во множестве своих разветвле­ний; так из завета развиваются нравственно-религиозные чувства; первые множеством сво­их разветвлений собирают из всего тела не­нужное и испорченное и возвращают к сердцу для оживления и очищения; так суды возвра­щают к Богу порочных. Потому сие устрой­ство есть устройство живое и живоносное.