Воспоминания о русской семье
(Перевод с английского Е.В. Третьяковой)
Краснодар 2009
Предисловие от переводчика
Мое знакомство с династией Стахеевых началось осенью 2006 года. Пребывание в Елабуге в те дни было поистине удивительным. Прежде всего, поразил сам город: тихий, цельный и такой одухотворенный. Здесь все пронизано любовью к предкам и их делам, бережным и трогательным отношением к истории.
Хочется выразить огромную благодарность от меня и моей мамы, Елены Всеволодовны, елабужанам за то, что чтят и помнят Стахеевых. Огромное спасибо Наилю Мансуровичу Валееву за титанический многолетний труд в научном исследовании жизни и деятельности купеческой династии Стахеевых, приоткрывшей для нас двери к собственным корням. Для моей семьи – это не только история, исторические факты, но и, прежде всего, жизненный ресурс, внутренняя сила. Мы бесконечно благодарны Инге Владимировне Масловой, связавшей свою профессиональную деятельность с изучением жизни купцов Стахеевых.
По воле обстоятельств той же осенью я встретилась с Питером Карсоном, сыном Татьяны Петровны Карсон (Стахеевой) в Лондоне. Состоя в родстве, мы все же представителя разных культур: говорим на разных языках, у нас разные привычки, уклад жизни, но, несмотря на это, нас тесно связывает общий неподдельный интерес к истории предков, нас тесно связывает Елабуга. Питер поделился со мной воспоминаниями-записями Татьяны Петровны. Они удивительны своим красочным и детальным описанием той обстановки, которая окружала ее в детстве и подростковом возрасте. Она описывает самые мелкие детали: во что были одеты герои ее воспоминаний, внешний вид домов, расположение комнат в них, пейзажи окрестностей. Подробно рассказывает о времяпровождении, занятиях детей в ее семье, об их отношениях друг к другу, о взаимоотношениях со служащими, что дает возможность погрузиться в атмосферу того времени и глубоко прочувствовать ее. Записи Татьяны Петровны, прежде всего, предназначены ее англоязычным потомкам, именно поэтому она поясняет некоторые вещи, которые не требуют толкования для русского человека.
Меня поразило, насколько содержательной, насыщенной и разносторонней была жизнь детей Стахеевых. Не торопясь, они успевали все: получить фундаментальное образование, изучить языки, развиваться физически, именно такое образование, жизненные принципы, заложенные в детстве, и, как следствие, сильный дух помогли Татьяне Петровне пройти известные испытания и выжить. Ведь даже в трудные времена, времена отчаяния для многих, она находила в себе силы радоваться самым простым вещам: великолепию природы, ее пейзажам и краскам. Она тонко чувствовала человеческую натуру, выделяя в ней все самое ценное.
Думаю Татьяна Петровна была бы рада, узнав о том, что с ее воспоминаниями будут знакомиться не только в Англии, но и на ее родине – в России.
Евгения Третьякова
ПРИМЕЧАНИЕ
Текст сохранен в том виде, в котором моя мать написала его в конце 1970-х годов, с небольшим редактированием. Я добавил фотографии, в основном, из семейной коллекции, а также несколько и из других источников. Подписи к фотографиям составлены со слов моей матери.
Питер Карсон
ВВЕДЕНИЕ
В пятнадцатом и шестнадцатом веках цари Иван III и Иван IV Грозный подчинили себе Новгород, положив конец вече – народному собранию. Большинство знатных жителей они казнили, а некоторых сослали в восточные города России или в недавно завоеванные земли Казанского ханства. Семья Стахеевых была сослана из Новгорода, но многие ее члены бежали из города через густые леса на севере России и обосновались в только что завоеванных землях на Волге и Каме. Со временем семья становилась многочисленной, дела ее шли в гору, она процветала и окончательно обосновалась в Елабуге, на реке Каме, в Вятской области.
Река Кама и ее притоки: Белая, Уфа, Вятка во истину прекрасная сторона России. Иван Иванович Шишкин, пейзажист, родившийся в Елабуге, запечатлел много картин этой местности: «Сосновый бор» (1872); «На Каме близ Елабуги» (1895); «Святой Ключ близ Елабуги» (1886), «Дубовая роща» (1886), Далекий лес, Кама» (1884); «Среди долины ровная…» (1883).
Вспоминается, как писатель Аксаков рассказывает в своей книге «Семейная хроника. Жизнь в Уфе»:
«Прославленная страна, ты красива, чиста и прозрачна, твои озера, как громадные глубокие чаши, полные воды, твои реки, рассекающие лесистые долины и ущелья уральских предгорий, богаты разнообразной рыбой, спокойно и ярко скользящей в незаметных движениях. Великолепная зелень украшает плодородную землю, роскошные поля и луга. Весной они светятся белым цветом с молочным цветением земляники, ландышей, вишни, а летом покрыты благоухающей земляникой и крошечной вишней. Твои темные леса стоят свежие, зеленые и крепкие. Рои диких пчел заселяют твои природные ульи, складывая там липовый мед».
Хочется также вспомнить Хью Стюарта, молодого гувернера-англичанина семьи Пашковых. Путешествуя по России и побывав дважды летом в Уфимской области, в своей книге «Провинциальная Россия» он написал:
«Над коническими зелеными холмами, бесконечными вздымающимися равнинами, очерченными елочной бахромой, голубыми озерами, болотами со стаями диких уток, гусей, журавлей и лебедей, таится дух дикой природы. И нигде в России его так сильно не прочувствуешь, как на берегу рек, таких как Кама, Уфа и Белая. Они привлекательны сами по себе: здесь узкие, бурлящие и властные, как круговорот мельницы, там спокойные, спящие, в теплых ивовых тенистых ветвях, там снова прерываются каскадами или вытягиваются в широкие, мелководные пороги. На берегах пейзаж раскрывается, постоянно меняя обворожительные виды кленовых зарослей, еловых, сосновых, лиственных, дубовых лесов».
И далее:
«Вот возвышенности выступают над течением, а здесь после изгиба реки они отступают в серовато-багровую даль».
Святая Весна. Иван Шишкин.
Святая Весна или Святой Ключ – имение Стахеевых на Каме.
Однажды Питер Энгелхорн, внук наших друзей из Германии, будучи военнопленным в Елабуге, по окончании Второй мировой войны сказал нам: «Если бы я был русским, то непременно бы жил в этом красивейшем месте России».
Краткие сведения о Питере Энгелхорне, немецком военнопленном офицере, хранятся в монастыре в Елабуге, построенном родным братом моего прадедушки Иваном Ивановичем Стахеевым; На фотографии - Спасский собор.
Как уже отмечалось, Стахеевы в пятнадцатом (или шестнадцатом?) веке были высланы или бежали из города, когда Новгород и Казань были захвачены царями Иваном III и Иваном IV Грозным. Торговля была основным занятием в Новгороде. Она велась с Византией, Днепром и городами Ганзейского союза. Торговые пути пролегали вдоль Волги к Каспийскому морю.
Стахеевы продолжали вести торговлю вдоль Камы и Волги. В других регионах России они торговали пшеницей, переправляя ее на своих лодках и баржах. Они процветали и становились богатыми. Позже они экспортировали пшеницу в Европу. Отмена «Хлебных Законов» в Англии в 1846 году открыла Стахеевым свободную торговлю пшеницей и зерном с Англией. Вспоминаю, когда я была маленькой девочкой, мы с отцом ехали в Биаритц через Санкт-Петербург. Отец взял меня в свою контору, расположенную на Невском проспекте, и молодой секретарь показывал план трюма на корабле, где складировали зерно и переправляли в Англию.
Как хорошо я помню флотилию лодок и барж Стахеевых в бело-розовых ленточках, проплывающую мимо Святого Ключа вверх и вниз по Каме. Она всегда приветствовала нас приглушенными огнями в ночи и звучными гудками днем.
Здание Стахеевых в Иркутске, 1980-е годы.
Внешне Стахеевы были высокими, статными, некоторые даже великанами, светловолосые со сходными чертами лица. И невозможно было скрыться даже тогда, когда мы, старшие дети, прятались в отдаленных деревнях во время революции 1917 года. Кто-нибудь из старых крестьян мог подойти и спросить, не Стахеевы ли мы.
Соловейчик в своей книге о Екатерине II упоминает, что один из Стахеевых был фаворитом императрицы непродолжительное время.
Не могу не вспомнить Ивана Ивановича Стахеева (1806 – 1885-е годы), неоднократно избранного главу Елабуги и мультимиллионера. Перед смертью он оставил свои богатства и отправился паломником на гору Афон. Там он стал монахом, но любовь к Каме заставила его вернуться в Елабугу, где он и умер. Он основал Елабужский Казанско-Богородицкий монастырь, обеспечивая содержание двухсот монахинь. Содержание монастыря составляло 30 тыс. английских фунтов или 300 тыс. рублей. Иван Иванович получил множество наград, включая орден Владимира, но носил его в кармане. Стахеевы сохраняли свою независимость и не принимали предложенные им почести. Один из таких примеров – отказ моих прародителей от предложенного им титула графа.
В династии Стахеевых было два известных Дмитрия Ивановича. Один из них был писателем, а другой – многократно избранным главой Елабуги. Именно он отправил молодого художника Ивана Шишкина в Москву на обучение в школу изобразительного искусства и в дальнейшем содержал его в период всего обучения в Академии художеств.
Дмитрий Иванович Стахеев, писатель. Фотография приблизительно 1873 года.
На Каме близ Елабуги. Иван Шишкин.
В Елабуге многие строения были созданы руками моих прародителей: церковный приют для престарелых – нашим дедушкой Василием Григорьевичем Стахеевым; тюремная церковь – братом нашего дедушки Иваном Григорьевичем Стахеевым.
Епархиальное училище, основанное нашей бабушкой. Сейчас Елабужский педагогический университет. В октябре 2003 года перед университетом был торжественно открыт бронзовый памятник писателю Дмитрию Ивановичу Стахееву. В июне 2006 года внутри университета был торжественно установлен бюст Глафиры Федоровны. Молельня училища располагалась на последнем этаже под куполом. В настоящее время это главный актовый зал.
ЕЛАБУГА
Елабуга находится в Вятской губернии на правом берегу Камы и простирается на три версты от реки. От пристани набережная ведет в город. Над набережной, вдоль прогулочной аллеи, располагаются дома Стахеевых. Отсюда открывается чудесный вид на Каму, который можно увидеть на картинах Шишкина.
Купола Елабужских церквей: слева направо Спасский собор, Никольский храм (церковь семьи Стахеевых), Епархиальное училище вдалеке и Покровский собор.
Город Елабуга в древние времена был частью Волжской Болгарии, а затем Казанского ханства. Болгарский город Бряхимов был основан болгарским ханом Ибрагимом. Однако болгарский историк Шариф Уддино, летописец шестнадцатого века, утверждает, что город Бряхимов был основан Александром Македонским (Искандером Зулькарнайном – как его звали на Востоке).
Татары разрушили Бряхимов в 1164 году. Они захватили Болгарское царство и его столицу Болгар в тринадцатом веке, в устье Камы, там, где она впадает в Волгу. Единственная постройка тех времен в Елабуге – башня Дьявольская крепость или Приграничная крепость, известная также как Чертово городище. (Слово «чертов» может быть переведено на английский язык как дьявольский, так и граничащий).В девятнадцатом веке археологи в пяти верстах от Елабуги обнаружили могильный холм – курган Ананьевский бронзового века. На могильном камне высечена фигура скифа.
Когда царь Иван IV Грозный захватил Казань и Казанское ханство, на месте бывшего Бряхимова он основал поселение Трое святых, известное как Трехсвятское, названное в честь иконы, которую он отправил в это поселение. Этими святыми являлись: Василий Великий, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст. Именно поэтому большинство мужских имен в семье Стахеевых были: Василий, Григорий и Иван. Эта старинная икона греческой школы находилась в первой деревянной церкви с девятью куполами, построенной во второй половине шестнадцатого века (единственная церковь до 1648 года) и носившей название «Заступничество благочестивой Девы».
В 1780 году Трехсвятское было переименовано в Елабугу и преобразовалось в уездный город Вятской губернии. Елабуга в переводе с татарского означает «насест». В 1781 году у Елабуги появился герб – дятел, долбящий обрубок дерева, рука с луком и стрелой, а внизу еще один дятел. В 1614 году в Чертовой крепости был основан Свято-Троицкий монастырь, а также Свято-Троицкая церковь и кладбище. В 1764 году монастырь был закрыт, и Свято-Троицкая церковь с ее иконами была заново построена в новом месте. В 1770 году императрица Екатерина II запретила хоронить вокруг монастыря и приказала открыть новое, отдельное кладбище. После 1648 года были возведены две другие церкви: Нашего Спасителя и Святого Николая Чудотворца.
На лодке по Каме в Трехсвятское была привезена чудодейственная икона Спас Нерукотворный. Икона оказывала целительное воздействие и для нее была построена деревянная церковь Нашего Спасителя – Спасская.
В 1714 году эта церковь была выстроена из камня. В 1820 году она была разобрана, а в 1850 году был построен Спасский собор с пятью куполами. В 1851 году Стахеевы пригласили из Москвы двух иконописцев
(И. Осокина и И. Теокимова) для работы над иконостасом собора.
Церковь Святого Николая Чудотворца была заново построена из камня в 1818 году.
В 1714 году Казанский церковный суд позволил крестный ход по реке Вятке в Мамадыш иконы Святого Николая Чудотворца. Икона Святого Николая относится к семнадцатому веку. Ей поклонялись как местное население, так и приезжие. Крестный ход совершался в июле. Покрытую балдахином икону перевозили на барже, которую тянула одна из лодок Стахеевых. Духовенство Мамадыша встречало икону на берегу, где собиралось много народа. Икона не обходила стороной ни один дом. Седьмого июля икона направлялась в Святой Ключ. Для того чтобы ее увидеть и помолиться перед ней, люди приезжали из Уфимской, Казанской, Вятской и даже Самарской губерний.
В мае и июне икона Спас Нерукотворный также совершала крестный ход в город Мензелинск (город в районе Святого Ключа) Уфимской губернии, а затем в Вятскую губернию.
Иконостас Спасского собора. Сейчас иконостас разрушен.
Епархиальное училище для девочек, основанное моей бабушкой, 1903 год.
Елабуга была детищем Стахеевых. В течение многих лет они основывали и строили церкви, монастыри, школы, дома для престарелых, приюты для сирот и больницы. Они приглашали художников из Академии художеств: К.Ф. Гуна, В.П. Верещагина, П.П. Верещагина для написания икон и иконостасов в церкви Заступничества благочестивой Девы и женском монастыре. Стахеевы провели электричество в Елабугу, обеспечили город водой, сделали его красивым и современным.
Елабужская электростанция, построенная моим дядей Федором Стахеевым в 1902 году на дороге, ведущей от реки к городу. Над электростанцией виднеются пять куполов и колокольня Спасского собора
САМАРА
Годы
Моя мама, Вера Ивановна Докучаева, родилась и выросла в Самаре (сейчас Куйбышев) на Волге. В семье было семеро детей: трое сестер и четверо братьев. Она была самой старшей. Каждое лето, юной девушкой, она навещала в Казани своих бабушку и дедушку Докучаевых, отправляясь туда на лодке по Волге. Именно в этом городе мама и встретила моего отца. Они были двоюродным братом и сестрой. Мой отец, будучи студентом Лесного института в Санкт-Петербурге, также навещал своих родственников. Среди них была тетя Екатерина. Она была замужем за профессором медицины Николаем А. Геркеным. (Именно в честь нее были названы другие Екатерины в нашей семье).
Родство мамы и папы явилось главной причиной нежелания семьи (и даже протеста) дать разрешение на заключение их брака. Но в 1899 году, когда маме исполнился 21 год, они поженились в Москве. В медовый месяц молодые отправились в Париж и Ривьеру. Зная мамину любовь к собакам, папа подарил ей в Монте-Карло красивого кофейно-молочного французского пуделя, который, к сожалению, по прибытии в Россию незаметно превратился в грязно-белого.
Несмотря на то, что у папы был дом в Москве, первые зимы супружеской жизни мои родители проводили в Самаре, чтобы быть поближе к нашей бабушке Тане в период рождения первых детей – Веры, меня, Ирины и Васи. Я родилась в 1901 году в Москве, и была вторым ребенком и второй дочерью. Только я и самая младшая из детей – Катя – были рождены в Москве.
Мы никогда не знали нашего дедушку Ивана Федоровича Докучаева, умершего за несколько лет до свадьбы наших родителей. Он происходил из семьи единоверов, проживающей в Казани. Когда он женился на бабушке, богатой наследнице, они обосновались в Самаре, чтобы быть поближе к ее родителям и их имению.
Моя бабушка Таня (Татьяна Семеновна) была небольшого роста, миловидной. У нее были горящие карие глаза и чудесные руки. Полная жизни, молодая девушка была, что называется, модницей, любила литературу и читала много французских, немецких и английских книг и журналов. (Чтобы читать Шекспира в оригинале она изучила английский язык, когда ей было далеко за пятьдесят).
Моя бабушка, будучи вдовой; и моя мама в Самаре в возрасте 20 лет.
Мои родители: папа – студент Лесного института в Санкт-Петербурге, и мама незадолго до свадьбы.
Моя бабушка в Самаре, 1870-е годы.
Бабушка была любимицей своего отца. Когда она вышла замуж, он даровал ей два имения – Сарбай и Подгонское в Самарской губернии площадью 25 тыс. десятин, а также внушительное приданое из Санкт-Петербурга: семь нитей жемчуга, бриллиантовый гарнитур, диадему, ожерелье, серьги, брошь, браслеты, соболье манто (все необходимое для приемов и посещения театра), чайный и столовый наборы из позолоченного серебра и громадный самовар.Я помню красиво украшенный стол, цветы и двух слуг, несущих именно этот самовар, когда мы ожидали гостей на именины, Пасху и Новый год.
Отец моей бабушки, мой прадедушка, Семен Илларионович Аржанов, был одним из крупнейших землевладельцев в Самарской губернии. Он владел примерно 900 тыс. десятин. Семья была из уральских казаков-староверов.Наша прабабушка Вера Яковлевна была дочерью главного атамана уральского казачьего войска – Якова Сладкова. Моя мама рассказывала нам, как в 1860-х годах ее дедушка и бабушка с детьми, когда новорожденной бабушке Тане было всего несколько недель, были вынуждены бежать из Уральска зимой на санях, чтобы избежать преследования на почве вероисповедания. Бабушка и дедушка моей мамы пользовались огромным авторитетом в Самаре, и многие приходили к ним за советом. Они придерживались строгих религиозных правил. Бабушка Таня, когда была маленькой девочкой, должна была в течение долгих часов стоять во время службы в церкви и выполнять многочисленные коленопреклонения.
Сильно испорченная фотография, на которой изображены мои дедушка Иван Федорович и бабушка Татьяна Семеновна Докучаевы, 1880-е годы; моя мама вторая справа.
Особняк Семена Аржанова на улице Дворянская в Самаре (фотографияс веб-сайта, где были изображены дома старой Самары).
Мы жили в одном из домов моей бабушки на улице Дворянской, в котором мама провела свое детство, но позже семья стала многочисленной и переехала в большой дом на улице Саратовская. Я до сих пор вижу этот дом: белый, двухэтажный с собственным садом, где растут золотистые кустарники и жасминовые кусты, цветущие по весне, огромная терраса, с видом на сад; две белые колонны около ворот, сторожка привратника, конюшни, выгон для лошадей, коровник и задний двор. Всем этим хозяйством управлял старый распорядитель Василий Матвеевич К., преданный нашей семье. Во время беспорядков он сохранил принадлежащие бабушке старинные семейные иконы, зашив их в кресла. После революции дом был передан сиротскому приюту.
Я помню, как на меня и на сестру Веру надевали маленькие белые шубки, отстроченные мехом, дамские шляпки, муфты, зимние ботинки, и мы отправлялись на прогулку с нашей няней в Струковский городской сад на спуске к Волге. Он находился напротив губернаторского дома, куда мама, будучи молодой девушкой, ходила на балы (в то время губернатором был Брянчанинов). Или же мы шли на задний двор кататься на маленьких санках со снежной горки. Возвращаясь домой, поднимались по лестнице, где почти всегда ждала нас мама, чтобы поцеловать в холодные щеки.
Вспоминаю маму, сидящую в гостиной за пианино «Бехштейн». Она играла нам, а мы, три маленькие девочки, пели. Зала (огромная гостиная, бальная комната) была чудесной угловой комнатой, обставленной мебелью из карельской березы с бледно-голубой парчой на сиденьях стульев и с занавесками в тон ей. В памяти запечатлелись веселые голоса, раздающиеся после обеда и переходящие из красной гостиной наверх в наши детские комнаты. В гостиной сидели мама, ее двоюродная сестра Вера и две или три молодые подруги, облаченные в красивые наряды от мадам Ламоновой из Москвы. Мама была самой красивой из присутствующих.
В нашей огромной детской комнате в углу по вечерам горел маленький светильник (лампада) напротив икон. Мы с Верой спали в наших детских кроватках, а няня Афанасия читала молитвы. Отчетливо помню, что в старшем возрасте наши кроватибыли заправлены голубыми и розовыми одеялами, связанными крючком и обшитыми шелком.Эти одеяла сшила наша бабушка Таня. И с того времени Вере всегда дарили голубые, а мне – розовые. Она также дарила нам куклы, кукольные кроватки, финифтевые шкатулки.
Вера (справа) и Таня (я) в Самаре.
Когда мы заболевали, наша няня клала нам в носки сухую горчицу на ночь. Я любила свою няню и всегда говорила ей, как в сказках, что «одела бы ее в шелка и бархат».
На Рождество была огромная елка высотой до потолка. Празднования проходили у нас дома или у наших родственников. Я вспоминаю бал-маскарад у тети Веры. Самым запоминающимся был наряд тети Кати. Она надела костюм мухомора – огромную шляпу из красного бархата в белых крапинках и длинное гофрированное шифоновое платье белого цвета.
Мы часто навещали бабушку Таню. Если погода была плохой, то она разрешала играть нам в зале. Величайшейрадостью было выставить в один ряд стулья из карельской березы, обшитые белой парчой, накрыть их платками и проползать под ними.Обычно у бабушки устраивали большой прием для молодых людей: приезжали наши дяди со своими студенческими и школьными товарищами. За столом раздавались смех и шутки. Старая экономка разливала им в стаканы чай и разносила удивительные по своему вкусу пироги с клубникой, малиной или вишней. Сергей, самый младший брат мамы, был всего лишь на несколько лет старше нас самих и играл с нами. У него была пара маленьких шотландских пони, которых он запрягал в сани и катался перед домом. Сергей был ужасным задирой, на его стороне были Вера и няня – против меня, бедной маленькой девочки!
Я в возрасте примерно полутора лет с няней Надеждой в Самаре.
В течение дня за мной и Верой присматривала гувернантка-француженка. У нас было много занятий: мы делали поделки из цветной бумаги, рисовали, лепили из пластилина, разукрашивали маленькие горшочки по рифленым образцам, вышивали небольшие коврики. В то время в России дети начинали читать и писать только в возрасте шести лет. Первые уроки Веры начались в Самаре.
Иногда гувернантка-француженка Сергея и тети Кати – крошечнаямадемуазель Маргарит – приходила к нам и читала книги графини де Сегюр из библиотеки Розе – «Les Malheurs de Sophie» («Несчастья Софи»), «Les petites filles modèles» («Примерные девочки»), «Les Vacances» («Каникулы»). Мы, дети, выросли на этих книгах. Еще вспоминаю первый спектакль в театре, на котором мы присутствовали, – «Дети капитана Гранта». Довольно пугающим зрелищем было увидеть на сцене орла, несущего одного из детей.
Вся наша семья посещала Единоверческую церковь (староверов) по воскресеньям, которая в начале века приняла верховенство православных епископов. Мы покрывали головы белыми кружевными платками. После отъезда из Самары мы вернулись в греко-русскую православную церковь, которую традиционно посещала семья моего отца. В церковь староверов мы больше не возвращались.
Вид на Самару с Волги.
Весной с мамой мы ездили на дачу одного из ее двоюродных братьев в зеленой карете. Дача находилась в пригороде Самары. На жужжащих телеграфных проводах, пересекающих огромное поле королевских лютиков, сидели ласточки. На балконе мы играли в кегли. Потом возвращались домой уставшие и сонные. Это было очень счастливое и спокойное время.
РЕВОЛЮЦИЯ 1905 ГОДА
В это время мне было четыре года. По причине народных волнений и, как следствие, материальных затруднений елка в тот год у нас была небольшая. Случилось так, что она загорелась, именно поэтому я ее и помню. И еще помню, как папа затушил пламя.
В ту зиму была стрельба. Однажды пуля пролетела через окно над письменным столом в кабинете отца. К счастью, что там никого не было. В это время папа находился вдалеке от дома по своим делам и должен был вернуться на поезде, переодетым в крестьянскую одежду.
Весной, как только растаял лед на Волге и Каме, началось судоходство. Одно из наших суден пришло за нами, чтобы отвезти в Святой Ключ. На тот период времени нас, детей, было четверо: Вера, я, Ирина и первый мальчик Вася. Вначале у нас было три няни, затем только две, они прожили с нами долгие годы и стали частью нашей семьи: Афанасия Ефимовна К. и Надежда Григорьевна Ф. – обе были молодыми вдовами. Няня Афанасия умерла в Париже в «Сент-Женевьев-де-Буа» – доме для русских в возрасте девяноста лет, а няня Надежда в «Поместье Толстого» – доме для русских в Нью-Йорке, также в глубокой старости.
После революции 1905 года зимы мы проводили в Биаритце во Франции. А наша бабушка Таня переезжала в это время в Москву, для того чтобы уделить внимание образованию своих младших детей – тете Кате, дяде Алексею и дяде Сергею. Она возвращалась в Самару только весной, чтобы провести лето в своем загородном имении Сарбае на реке Кинель в Самарской губернии. Став старше, мы проводили несколько недель летом у бабушки Тани в Сарбае. С нами была гувернантка-англичанка Клэр Костэр. До Самары мы добирались по Волге на корабле, а оттуда – по железной дороге до станции Кротовка, недалеко от Тимашево, в 60 верстах от Самары.
Деревенская местность близ Сарбая заметно отличается от местностей вблизи Святого Ключа и Камы. Ее пейзажи сходны с некоторыми пейзажами Англии: небольшие холмы, покрытые деревьями, поля, небольшие реки, извивающиеся между нависающими ивами и покрытые зимними кувшинками. Дом в Сарбае был одноэтажным, Г-образной формы, с верандой с двух сторон, где семья обычно обедала, с длинным крытым коридором, ведущим в кухонные помещения, с погребом-ледником, подвалами и прачечной. Также там находился дом поменьше, для гостей. В доме не было водопровода, но умывальники наполнялись каждый день в каждой комнате. Не было там и электричества; в гостиных стояли масляные лампы, а укладываться спать мы шли, держа в руках свечи. Дом располагался в старом парке с аллеями из высоких лип и круглой беседкой, усаженной деревьями. По краям дорожек росли громадные кусты сирени (таких я больше нигде не встречала). Теннисный корт, купальня на реке располагались в нижней части парка, лодки с веслами находились на лужайке перед домом, а за воротами была деревня Сарбай. Вдали виднелись пшеничные поля.
Обед на веранде в Сарбае; бабушка крайняя слева.
Сарбай, 1912 год: Ирина впереди, мисс Клэр(?) и я рядом с ней сзади
В одно из наших путешествий мы проехали 60 верст из Самары в Сарбай на паккарде дяди Алеши. В тот день шел дождь, дороги сильно размыло,и они превратились в болота. Мы застряли на целый день в дороге и нас вытягивала телега, запряженная лошадью.
После обеда мы часто катались на автомобилях, пугая деревенских лошадей, которые выскакивали на поля, как только мы приближались.Мы плескались в купальне, немного рыбачили, играли в теннис. Обычно тетя Катя приезжала с учительницей-англичанкой из Москвы – мисс Мод Барр, для того чтобы упражняться в английском языке. Мисс Клэр радовалась компании англоязычной собеседницы..
СВЯТОЙ КЛЮЧ – СВЯТАЯ ВЕСНА
Святой Ключ находится в Уфимской губернии на левой стороне Камы. Где бы мы ни проводили зимние месяцы – в Москве, в Биаритце или, как в течение первых лет супружеской жизни наших родителей, в Самаре, в летние месяцы (начиная уже с мая) – июне, июле и августе мы переезжали в излюбленный Святой Ключ. Сначала мы ехали на ночном поезде из Москвы в Нижний Новгород, затем нас встречал экипаж и отвозил к пристани на Каме, куда причаливали пассажирские пароходы – «Каменский» и «Людимовский». Мой отец всегда выбирал одно из своих любимых судов (и капитанов) – обычно это было судно «Санкт-Петербург».
Судна были удобными, там подавали деликатесы: стерлядь, осетрину, икру, гусиное филе, дичь. Но я думаю, мы были слишком молоды, чтобы оценить все это по достоинству. За нами всегда был закреплен угловой столик во внутреннем помещении. Каждый из нас брал в дорогу вышитую сумочку, в которую клали чай и сахар. Готовясь к 48-часовому путешествию к Казани вниз по Волге, а затем вверх по Каме, мы становились более спокойными. Няни распаковывали наши дорожные подушки из китайского эпонжа, простыни и шотландские пледы красного цвета. В каждой каюте было две койки, а в углу находился умывальник. Обычно няни заправляли простыни таким образом, чтобы мы не прикасались к голым стенам. Мы распаковывали дорожные сумки, доставали свои сокровища и расставляли на столе у окна. Мы с Верой накануне сдали ежегодные экзамены и чувствовали себя совершенно свободными, а потому могли просто играть или читать свои любимые книги, гулять по палубе или сидеть и любоваться пейзажами проплывающих берегов. В мае судно проходило мимо сплавляемого леса. Когда темнело, слышалось пение соловьев. В местах наших остановок крестьянские девочки продавали огромные охапки ландышей.
Рано утром, на третий день путешествия по реке, когда судно разворачивалось на последнем изгибе Камы, вдалеке вырисовывался Святой Ключ, справа на холме покрытый лесом; среди деревьев проглядывалось множество крыш. Через некоторое время слышался длинный гудок, и мы поворачивали к причалу. Судно останавливалось, мы все спускались и подходили к сходне, и вместо того, чтобы пройти длинный путь вокруг, поднимались на холм по лестнице с устойчивыми платформами. Проходили часовню Святого Ключа и пруд, снова поднимались и оказывались на аллее перед нашими воротами, куда сбегалась прислуга, чтобы встретить нас. Мы завтракали, затем переодевались в летнюю одежду, надевали сандалии и бегали по всем любимым местам. Нас встречали любимые игрушки, книжки, животные – два ослика, позже три пони, Васины курочки, мамин черный сеттер Арапка и наш фокстерьер Пионка.
Речной корабль на Каме, вид из Святого Ключа.
Святой Ключ (Святая Весна), как я уже упоминала, располагался на холме по левой стороне Камы. За пределами Казани железных дорог не было. В летнее время речные пароходы останавливались для нас у причала, а в зимнее время из-за снега и льда на реке путешествие было возможным только на лошадях и санях. Наш дом стоял на вершине холма и был обращен на восток, на восходящее солнце над Камой. На противоположном берегу можно было увидеть луга и холмы, уходящие далеко к горизонту. На вершине холма и на дороге, ведущей к реке, росли деревья – дубы, клены и липа, которые ежегодно подрезали, чтобы сохранить вид аллеи. Судна, проплывая мимо дома, громко гудели – в ответ в доме гасили свет.
Из наших окон, с балконов и террас вид через Каму на остров, извилистую реку, далекие луга и холмы был великолепным. Весной, когда таяли снега и трогался лед, Кама поднималась и выходила из берегов, затопляла луга, расширяясь, как море, к горизонту. Позже, летом, вода отступала.
Возвращаясь мысленно в Святой Ключ летом, сразу же вспоминаются сенокос, женские поющие голоса за рекой и костры на лугах ночью.
Стахеевы любили Святой Ключ. По мере пополнения семьи один за другим строились дома. Лесная территория была огромной, было место и для дома, и для сада, и для парка. Мой отец построил наш дом в начале века, вскоре после своей свадьбы. Дом был обшит натуральным деревом, спальни были из светло-кремового клена, гостиные из грецкого ореха и дуба. Впереди и сзади дома располагались огромные террасы, занавешенные кремовыми льняными шторами с красной бахромой. В летнее время обеды подавали на одну из этих террас. Дом был обвит диким виноградом, который созревал осенью.
Мой рисунок дома.
Вокруг дома был разбит огромный сад, под окнами располагались клумбы с резедой – любимый цветок моего отца. Повсюду росли ирисы, пионы, сирень и розы. Также росли жасмин, японская вишня и голубые ели. За сосновой аллеей, высаженной моим дедом в прошлом веке, находился парк с огромными тенистыми деревьями и ландышами, появляющимися под деревьями весной. Там располагалось поле для крокета, теннисный корт, песочница для малышей, качели, как для взрослых, так и для детей, а также фруктовый сад, оранжереи, парники, конюшни, баня, подсобные помещения, дома садовников, управляющих и дворы.
Мама очень любила цветы и растения, но сама она их не сажала. Для этого у нас был главный садовник, специально обученный садоводству, его помощник и десять деревенских девочек. Они пололи траву, поливали, копали и чистили песочные дорожки в форме елочек. У мамы был рассадник, где выращивались цветы, растения из семян или черенков, привезенные из всех стран Европы, заказанные по многочисленным каталогам. Она обожала розы. В садах их были тысячи. Некоторые из них, такие как «леди Мэри Фитцвильям» – огромная розовая чайная роза, привезли из Англии. Также я помню одну белую розу, кажется – «невеста» и еще «ежедневная почта 1914 – Роза мира», первый раз мы видели этот цветок распущенным в 1917 году. Он был оранжево-розовый. Из-за зимних холодов и заморозков осенью многие розы выкапывали и хранили в теплицах, а весной снова высаживали. Черную вишню, персики и абрикосы выращивали в высоких стеклянных теплицах. Мы часто могли видеть маму и тетю Варю в саду, сажающими небольшое растение, за бесконечными разговорами, в которых представляли, как через несколько лет оно превратится в куст или дерево. У тети Вари были клумбы георгин, которые мама ненавидела. У каждого из нас был свой маленький садик для того, чтобы выращивать растения и заботиться о них, но я должна признаться, что мы забывали об этом, и часто Фелиси была вынуждена поливать растения за нас.
Мама придерживалась всех последних диет и новшеств, как говорят сейчас, «здорового образа жизни» и нас к этому приучала. В пять утра нас будила прислуга, мы выпивали стакан только что надоенного моло