В Евангелии Христос предупреждает и даже настаивает: Его последователей в этом мире ждут гонения. Так всегда было с людьми, стремившимися исполнить Божью волю. Но почему это так? И не означает ли это, что христианство - религия пораженчества, бессилия и безволия? Может быть, в наши толерантные времена это уже не совсем так? А если Бог все-таки допускает эти гонения, то в чем их.смысл?
«Блаженны изгнанные»
Самое развернутое изложение учения Христа мы встречаем в самом начале Нового Завета, в 5-й главе Евангелия от Матфея — это знаменитая Нагорная проповедь, в которой собрано все, что Христос проповедовал во время Своего служения. И начинается эта проповедь с «блаженств» — парадоксальных изречений, которые называют блаженными тех, кого обычно считают несчастными: нищих, плачущих, алчущих и жаждущих. Нет, дело не в том, что когда-нибудь и им будет хорошо, — они блаженны сейчас, в своем нынешнем состоянии.
Потом Христос причисляет к блаженным людей, обладающих какими-то особыми качествами, которые приближают их к Богу: милостивых, чистых сердцем и миротворцев (это более понятно). И вдруг в завершение вновь говорит о страдании, причем с удивительной подробностью: Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас (Мф 5:11-12). Что Он имел в виду?
На самом деле все началось с Каина и Авеля, первых сыновей Адама и Евы. Каин убил Авеля, совершив первое на свете убийство. Это помнят все. Но почему? Может быть, братья не поделили богатство, или власть, или женщину? Вовсе нет: они не поделили Бога. Оба принесли свои жертвы, но Бог принял жертву Авеля, а жертву Каина отверг, и тогда Каин пошел на убийство. Можно заработать еще денег, найти другую женщину, получить власть в ином месте, но не бывает другой Истины и другого Бога. И если зло замечает источник света, который выставляет его, это зло, напоказ, самая естественная реакция — уничтожить этот источник, чтобы уйти во мрак безразличия. Если не будет Авеля, то и Каин вроде как не отвергнут Богом. Можно вообще сделать вид, что нет и не было никаких жертв и никакого Бога.
Но... блаженным оказывается все-таки Авель. Не только в вечности, но здесь и сейчас: блажен поверженный на землю, а не гордый победитель. С этим следует разобраться.
Легко ли быть праведником?
С тех пор подобное происходило неоднократно, и пророки (Христос ведь упоминал именно их) — самый яркий тому пример. Но почему же их гнали? Ведь пророки возвещали народу и его вождям Слово Божие и, казалось бы, их следовало за это окружить особым почетом. Тут стоит привести один интересный пример из ветхозаветной 3-й книги Царств (22-я глава). Сегодня, собираясь начать войну, консультируются с разведчиками, генералами и политологами — тогда приглашали пророков. Так поступили и израильский царь Ахав и его союзник из Иудеи, причем пророков при дворе было ни много ни мало — четыреста человек. И все они, как и положено «идеологическому сектору», единогласно пророчили царям победу.
Но цари, все еще не уверенные в себе, послали за последним пророком, Михеем, о котором было известно одно: он редко говорит угодное властям. Михея привели, причем по дороге проинструктировали — как будет славно, если он присоединится к мнению большинства! С этого он и начал, дословно повторив слова других пророков. Но... то ли интонация, то ли выражение лица показывали: он демонстративно выполняет заказ. И тогда Ахав обратился к нему: еще и еще заклинаю тебя, чтобы ты не говорил мне ничего, кроме истины во имя Господа. И пророк ответил правду: я вижу всех Израильтян, рассеянных по горам, как овец, у которых нет пастыря, и даже рассказал подробнее, как «лживый дух» вселился в царских пророков, чтобы погубить царя. И же? Михея арестовали, а царь о вился на войну, навстречу бесславной гибели.
Поведение обоих участников драмы кажется непоследовательным, но эта сцена очень точно отражает судьбу истинного пророка при царском дворе. Царь в глубине души сознает, что пророк говорит правду, но все же надеется услышать нечто приятное для себя — а не услышав, страшно гневается, наказывает пророка и следует заранее намеченным курсом, несмотря на предупреждение. Таковы нравы властителей.
А пророк? Почему он сначала говорит то, что от него хотят услышать? Может, просто малодушничает? Ведь он-то прекрасно знает, чем может обернуться для него правдивый ответ. Но скорее он хочет просто удостовериться: действительно ли царь ждет от него ответа? Если ему нужны пустые, формальные слова, тогда нет смысла передавать ему Божие откровение. Оно для тех, кто действительно ищет истины — и им приходится ее открывать, какова бы ни была цена.
Нечто похожее мы видим во многих книгах Ветхого и Нового Заветов. Возьмем, к примеру, Иоанна Крестителя — царь Ирод почитал его и не хотел причинять ему вреда, но лишь до тех пор, пока Иоанн не стал обличать его в беззаконном браке. Так что говорить о духовном можно сколько угодно, это даже почетно — только нельзя при этом становиться на пути у сильных мира сего. Кстати, Ирод не сразу казнит Иоанна, он сначала бросает его в тюрьму (как и Ахав — Михея), видимо, оставляя возможность договориться, уладить дело миром. И только потом, неосторожно пообещав исполнить любое желание дочери Иродиады, он неохотно (!) отдает приказ о казни пророка. Жаль, конечно, что так и не удалось столковаться, но государственные интересы требуют жертв.
Неумение молчать
Но легко ли дается человеку решение принять страдания ради любви к Богу? Пожалуй, подробнее всех сказал об этом пророк Иеремия, обративший к Богу такие слова:
Одолел Ты меня — ведь Ты сильнее.
День-деньской надо мной смеются,
все надо мной глумятся...
Слово Господне мне приносит
униженье,
насмешки с утра до ночи.
И сказал я: «Напоминать о нем
не буду,
говорить во имя Его — не стану!»
Но вот, в моем сердце будто огонь
пылает,
в костях моих струится!
(Иер 20:7-9, перевод Л. В. Маневича)
Так ветхозаветные праведники смотрели на свое служение. Они не просто пересказывали или записывали откровения свыше. Нет, они были живыми эмоциональными людьми и могли не соглашаться с Богом и даже возражать Ему. Но, в отличие от большинства современников, они не могли обходить Его слова безразличным молчанием.
Самый яркий эпизод такого «неумения молчать» связан с первой в Библии пророческой книгой. До Иеремии пророки проповедовали устно, а он стал первым пророком-писателем, продиктовав пророчества своему помощнику Варуху. Иеремии было запрещено приходить в Храм, поэтому от его имени там должен выступить Варух. Когда он прочел грозные слова народу, все были удивлены и напуганы. Варуха с его свитком вызывали в царский дворец к самому царю Иоакиму. Стояла зима, царь сидел перед жаровней с раскаленными углями, писец стал читать свиток, а царь постепенно отрезал от него прочитанное и бросал прямо на угли, пока не сжег все.
Но Иереемия получил от Господа повеление восстановить прежний текст, что он и сделал. Так что Михаил Булгаков был далеко не первый, кто понял — рукописи не горят: слова, некогда брошенные царем в огонь, мы и по сей день читаем в Библии.
Пророк говорит людям вокруг него то, что им нужно услышать, чтобы измениться к лучшему. Этим он и отличается от лжепророка, который говорит людям то, что им хочется услышать, чтобы не меняться.
Таких лжепророков было достаточно и во времена Иеремии, когда к стенам Иерусалима подступило вражеское войско. Его, обличителя грехов народа, как «пораженца» бросили в тюрьму, а потом — ив жидкую грязь опустошенного водосборника, и держали там «до исправления». Иеремия страдал, молился, просил вынуть его из грязи, в общем.. вел себя далеко не героически — не замолчать он не мог.