Голодомор: скрытый Холокост
Эта книга выдержала несколько изданий на английском языке под названием «Execution by Hunger: The Hidden Holocaust» (Убийство голодом: скрытый Холокост). В предисловии к третьему нью-йоркскому изданию написано:
«Это рассказ о Великом голоде, произошедшем в результате сталинской коллективизации украинского сельского хозяйства.
В 1929 году Иосиф Сталин приказал произвести коллективизацию всех украинских хозяйств с целью уничтожения самодостаточных крестьянских хозяйств. В последующие годы жестокая советская кампания конфискаций, террора и убийств распространилась по всем украинским селам. Это привело к нехватке продовольствия. В результате голода целых семь миллионов украинцев умерли от голода - масштабы этой трагедии превышают Холокост
В этой книге проницательный взгляд одного из чудом оставшихся в живых очевидца повествует о ежедневном противостоянии молодого Мирона Долота отчаянию и смерти; о его беспомощности после ареста друзей и семьи; о постепенном установлении Советами абсолютного контроля над всеми сферами жизни. Кроме того, это история о человеческом достоинстве перед лицом ужаса и унижения. Также эта книга является обвинительным актом периоду советского прошлого и выполняет свою печальную обязанность, чтобы напомнить о безграничной способности человека к жестокости по отношению к своим близким».
Я посвящаю эту книгу
тем украинским крестьянам, которые
были умышленно доведены до голодной смерти
во время голода 1932–1933 годов.
К сожалению, невозможно в полной мере описать и донести
Их невыносимые страдания.
«Души миллионов убиенных
Стучатся в сердце
И обращаются к живым»
ВСТУПЛЕНИЕ АВТОРА
Политика принудительной коллективизации, начатая в конце 1929 года, призывала всех крестьян к вступлению в колхозы, что крепко привязывало крестьянство к коллективному хозяйству подобно крепостной зависимости, прекратившей своё существование более 70 лет назад. Колхозы были созданы, но не без сопротивления со стороны крестьянства. Крестьяне усиленно противостояли коллективизации. Они держались за свои земельные участки и свою собственность, составлявшие смысл всего их существования, - и эта борьба стала для них вопросом жизни и смерти. Но, не имея оружия, неорганизованные, при отсутствии лидеров, крестьяне не могли противостоять государственной военной машине. Их сопротивление было безжалостно подавлено. Их деревни подверглись разрушениям и обезлюдели. Население вымирало миллионами. Одни были сосланы в концентрационные лагеря или изгнаны из родных мест в богом забытые северные регионы, другие «просто» безвозвратно исчезли. Тем, кому удалось уцелеть, пришлось, сжав зубы, всё-таки вступить в колхозы, чтобы спасти себя и свои семьи. Так завершилась эта битва: крестьяне понесли поражение, а коммунисты одержали победу. Таким образом, всего за несколько лет навсегда оказался погубленным традиционный уклад деревенской жизни.
Голод вспыхнул в Казахстане, на Кубани и в районах, прилегающих к Дону. Но эти воспоминания рассказывают исключительно о голоде на Украине в 1932–1933 годах.
Некоторые считают, что голод на Украине оказался результатом коллективизации. Есть сторонники идеи искусственного провоцирования голода с целью загнать крестьян в колхозы. Наконец, существует мнение, что голод по своей сути стал проявлением геноцида, то есть тщательно выношенного плана по ликвидации украинского народа как нации.
Анализ причин голода выходит за рамки этой книги. Этим должны заняться специалисты. Тем не менее, я полностью убеждён, что этот голод имел политическую и национальную, или вернее, антинациональную основу. Я считаю, что между голодом и политикой национальности существовала прямая связь, особенно на Украине.
Эта книга имеет длинную историю. Первые 24 главы были написаны до 1953 года. Тридцать лет спустя, достигнув семидесятилетнего возраста, многое познав и став более критичным, я решил завершить свой труд и вынести его на суд читателей. Всё это время я находился под впечатлением величайшей человеческой трагедии, непонятой и непознанной ещё многими. Надеюсь, что мне удалось раскрыть суть рассматриваемых событий и сделать правильные выводы.
В истории человечества нет описания подобного преступления по уничтожению целого народа с помощью голода, тем более таким хладнокровным способом. Я обратился к исторической науке на предмет голода в различные эпохи, чтобы сделать сравнение с событиями на Украине. Мне пришлось ознакомиться с историей голода, вызванном неурожаем картофеля в Ирландии в середине XIX века, и трагедиями в Китае и Индии, когда периодически в результате возникавшего голода уносились жизни миллионов людей. Все эти бедствия происходили по естественным причинам, не подвластных воле человека. Это оказывалось результатом неурожаев из-за плохих погодных условий или нашествия растительных вредителей. Так, в Ирландии голод развился из-за неурожая картофеля, являвшегося основным продуктом питания этой страны, а голодные годы в Китае или Индии были обусловлены засухами или перенаселением в определённых районах.
Но голод на Украине в 1932–1933 годах стал голодом политическим. По словам Малкольма Маггериджа, ставшего свидетелем этого голода, «Это было целенаправленным созданием бюрократического мозга». В действительности, это оказалось геноцидным голодом, применённым руководством коммунистического государства с целью подчинения украинских крестьян.
Голод 1932–1933 годов в Советском Союзе целиком игнорированное, умалённое, неверно истолкованное и искажённое событие. Даже в наши дни советская историческая наука отрицает существование этого факта.
В этой книге я рассказал, что происходило в моей родной деревне между 1929 и 1933 годами. Всё, о чём я говорю, имело место в действительности. Хотя запись разговоров и выступлений не воспроизведена дословно, но они точно отражают, что было сказано в конкретных условиях. Я привожу их по памяти.
Некоторые читатели могут усомниться, как мне удалось восстановить столько событий в деталях, спустя много лет. На самом деле, в этом нет ничего удивительного. Прежде всего, невозможно изгладить из памяти травму и трагедию своей жизни, как не старайся. Во-вторых, нельзя забыть подробности борьбы за собственное выживание. Это было время, когда всё население Украины жило от одной компании, проводимой государством, до следующей, от одного выступления вождя до другого, от одной партийной резолюции до другого, от одного государственного указа до другого, и, наконец, от одного колхозного или заводского собрания до следующего. Я не могу всего этого забыть. Подробности и даты, приведённые в книге, были тщательно сверены с советскими газетами того времени.
Моим читателям я должен пояснить, что Мирон Долот — это мой псевдоним, под которым я публикую свои статьи и книги в США, Германии и Швейцарии.
Предисловие переводчика
Теперь, по прошествии 70 лет со времён Голодомора, конкретные виновные пытаются взвалить всю вину на Сталина. Однако доподлинно известно, что за Голодомор отвечают те же самые люди, которые сделали и революцию в 1917 году — это был международный организованный иудаизм. 99.9 % старых большевиков были людьми одной определённой национальности — евреями, независимо какими, русскими, украинскими, литовскими, латышскими, польскими, немецким или вообще американскими. Существует справочник, который называется «Who’s Who in American Jewry», «Кто есть кто в Американском еврействе». В этом справочнике на странице 556, Лев (Лейба) Троцкий, указывается как американский еврей и гражданин имеющий американский паспорт. В этом же справочнике, на странице 673, министр иностранных дел СССР Максим Литвинов указывается как американский еврей, имеющий настоящую фамилию Финкельштейн, при этом товарищ министр почти не разговаривал по-русски. И таких должностных лиц, не разговаривающих по-русски, не говоря уже об украинском, было тогда очень много, их всех выдавали за «прибалтов».
Конкретным лицом, который по указанию международного иудаизма развернул операцию «Голодомор», был Лазарь Моисеевич Каганович, теневой диктатор СССР. Правой рукой Кагановича, который осуществлял Голодомор конкретно на Украине, был Мендель Маркович Хатаевич, член ЦК ВКПб и Второй Секретарь ВКПб на Украине, который непосредственно отвечал за уничтожение населения Украины. Необходимо отметить, что задачей «каганистов» было именно физическое истребление населения Украины и юга России, а не проведение некой «коллективизации». Об этом говорит и книга, где показано, что начали «каганисты» Голодомор под лозунгом коллективизации, а когда всех коллективизировали, то продолжили Голодомор под предлогом обеспечения заготовок зерна. В настоящее время, после развала СССР, их преемники тоже проводят голод на Украине, но уже под лозунгом приватизации и демократизации. Им лозунги безразличны, им важно только чтобы процесс уничтожения шёл в максимальном режиме.
Сталину, занятому отражением постоянных атак троцкистов, было неизвестно состояние дел на юге России и Украине, троцкисты держали его в абсолютном неведении и поворачивали всю информацию с ног на голову. Однако когда до Сталина начали доходить некоторые слухи, то в марте 1930 года он издал знаменитое постановление о перегибах. По ходу книги вы увидите, что это постановление приостановило процесс массового убийства крестьян. Без этого постановления Сталина, выжить бы не удалось никому ещё в 1930 году, «каганисты» не ждали голода, они тотально конфисковывали имеющиеся продукты у населения, практика — неизвестная в мировой истории даже на оккупированных в войну территориях. Через 10 лет даже немецкие оккупанты не делали этого на той же Украине. Именно Сталин расстрелял Хатаевича в 1937 году, когда смог добраться до людей, сотворивших геноцид в России и на Украине. Голодомор на Украине, Кубани и Поволжье являлся всего лишь продолжением такого же Голодомора, устроенного теми же, но тогда ещё относительно молодыми большевиками, в 1917–1922 годах. Почему такая не любовь к югу России?
Существует негласное указание международного иудаизма освободить Юг России и Украины для предполагаемого там будущего хазарского государства, поскольку евреи разновидности ашкенази, в отличие от сефардов, считают своей исторической родиной именно Юг России и Украины и бывший хазарский хаганат. Особенное внимание отводится полуострову Крым, из которого коренное население было вообще насильно выселено в то же самое время, и с той же целью, теми же самыми людьми. Только Отечественная война и необходимость защиты своих завоеваний от немцев сбила все карты «каганистов» и остановило попытку создания хазарского хаганата на Украине и юге России ещё в те годы. Однако превращение Украины и юга России в другую Палестину началось, и в настоящее время, после развала СССР, вспыхнуло с новой силой.
Необходимо смотреть шире и видеть, что международный иудаизм в то время осуществлял попытки массового геноцида не только на Украине и юге России, но и в других странах. Десять лет, как закончилась массовая, грандиозная и беспорядочная резня населения царской России. Затем были незаконченные попытки в Германии и Венгрии. Однако в 20е годы массовый геноцид удался в Мексике. В З0-е годы массовый геноцид удался в Испании. Предполагались перевороты под названием мировой пролетарской революции в Германии и Америке. Однако в СССР, под надёжным прикрытием центрального иудейского бюрократического аппарата, «каганистам» удалось почти полностью осуществить уничтожение гражданского населения Украины и юга России. При этом, уничтожение украинцев свалили на «москалей», а уничтожение русских свалили на Сталина. По ходу книги вы увидите, что все уполномоченные, проводившими геноцид в жизнь, были людьми одной определённой национальности. Революция в России была классовой только со стороны истребляемых, но со стороны истребителей, революция была сугубо национальной. Эти лица, которые уничтожают всех и вся, никогда не делают этого под истинными лозунгами, но только всегда прикрываясь благом всего человечества в целом, или благом самих же уничтожаемых. Кроме этого, они умело используют других для исполнения своих целей. В книге, например, отмечается, что все солдаты, участвующие в операциях, были из Средней Азии. Война в Ираке и Афганистане тоже совершается этой же самой международной мафией, чужими руками и под лозунгами блага самих же уничтожаемых — это типичный подчерк этой интернациональной, космополитической мафии — организованного иудаизма.
Глава 1
Я вырос в обычном украинском селе Черкасского уезда, удалённой от столицы Украины, Киева, на сотни километров. Деревня раскинулась на северном берегу реки Тясмин, одного из многочисленных притоков Днепра. Место было очень живописным. На юге за рекой возвышались зелёные холмы, а на севере протянулись бескрайние чернозёмные просторы. Они были исчерчены полосами распаханных полей. Каждую весну и лето километры колосящейся пшеницы скрывали эти полосы. Волны тяжёлых колосьев, зелёных весной и золотистых летом, пробегали по полям при дуновении лёгкого летнего ветерка. После сбора урожая земля опять обнажалась, словно оплакивая потерю своей былой красоты. К концу года наступал новый цветовой цикл, белоснежный, и горизонт сливался с серо-голубым морозным небом.
Наше село было большим: в нём насчитывалось около восьмисот дворов, и проживало почти четыре тысячи человек. В центре стояли общественные постройки: церковь, школа, торговая лавка, здание местного управления, почта и дом врача, где он жил и принимал больных. Центральная площадь села служила местом игры детворы, здесь люди встречались и обсуждали свои проблемы, здесь же располагался и базар.
Традиционно в украинских сёлах и деревнях крестьянские хаты стояли рядом друг с другом. Улицы без тротуаров не имели названий, но каждому дому присваивался номер. Главная улица проходила через всё село и соединяла его с внешним миром.
Наши хаты имели простое убранство и не отличались сложностью постройки. Они возводились из грубо отесанных балок и брусьев, которые обмазывались глиной, и имели крышу, обычно покрытую соломой. Жестяная крыша считалась признаком достатка, и я могу вспомнить только несколько таких крыш в нашем селе. Большинство хат имело только одно просторное помещение внутри, служившее одновременно для многих целей, в том числе, для приготовления еды и для сна всей семьи. Деревянные полы были редкостью, как и стены, они выкладывались из глины. Но, не смотря на простоту жилища и условия жизни в них, они содержались в чистоте и уюте.
Рядом с каждой хатой имелся сад с огородом, росли фруктовые деревья, а на подворье содержались куры, гуси и утки. В хлеву держали лошадь, одну или две коровы и несколько свиней. На крыльце или около ворот обычно отдыхала собака.
В нашем бедном и перенаселённом селе только несколько крестьян имело более чем двадцать гектаров земли. Хотя и бедные, но селяне не считали себя Богом забытыми людьми. После изнурительного рабочего дня весной и летом молодёжь собиралась на околицах и танцевала, пела и играла в игры далеко за полночь. Семьи ходили друг к другу в гости, навещали друзей или проводили время в кругу семьи, сочетая приятное времяпровождения с изобилием еды и питья. Хотя это и было запрещено, но селяне обычно гнали собственный самогон.
Наше село жило одной жизнью. Было принято оказывать помощь соседям по хозяйству или в случае каких-то несчастий, а по вечерам после работы собираться вместе. Иногда на такие мероприятия приглашали музыкантов, танцевали, ели и пили до самого утра.
Нас ничего не связывало. Любой был свободен уехать из села в поисках работы. Мы ездили в большие города и близлежащие населённые пункты на свадьбы, ярмарки и похороны. Никто не спрашивал у нас документов и не задавал вопросов о целях наших поездок. Мы были свободными людьми.
Гостеприимность была в почёте. Все, приходившие в наш дом, встречались как желанные гости. Мы могли жить впроголодь, но всякого пришедшего потчевали всем, чем могли.
Несмотря на бедность и лишения, мы не знали чувства страха. Днём никто не запирал свой дом на замок. Старики и молодёжь, чей путь лежал через наше село, не боялись нападений или преследований.
Приближение зимы всегда ожидалось с большой радостью. Мне даже кажется, что чем суровее была зима, тем больше было веселья, особенно среди нас, детворы. Не было конца катанию на коньках, лыжах и санках. Крепкий мороз, глубокий снег и метели создавали условия для отдыха крестьянам и были предвестниками хорошего урожая на будущий год. Короткие зимние дни и долгие холодные ночи заставляли нас проводить большую часть времени в доме. Никто не мёрз, потому что у каждого было припасено достаточно дров. После завершения работ по дому и в хлеву мы собирались в доме и занимались чтением, писанием или рассказывали друг другу истории, играли в игры, пели и танцевали.
В 1929 году появились слухи, что Коммунистическая партия и Советское правительство постановили провести коллективизацию всех крестьянских хозяйств. Фактически, объединения под названиями ТОЗ, артели, коммуны и совхозы уже существовали долгое время. На самом деле, за исключением совхозов и коммун, эти объединения не являлись коммунистическим изобретением, а были известны в дореволюционное время. Они возникли как добровольные крестьянские товарищества. Основными стимулами этих организаций стали защищённость от конкуренции, возможность получать государственные кредиты и существенная помощь в обеспечении сельскохозяйственным инвентарём и семенами. На Украине существовало два вида сельскохозяйственных кооперативов (объединений): ТОЗ — Товарищество по Обработке Земли, и артель. Только труд и земля, или её часть, а также тяжёлая сельскохозяйственная техника были коллективными. Домашний скот, жильё и даже часть земель находились в личной собственности крестьян. Это была свободно организованная ассоциация, из которой любой её член мог беспрепятственно выйти.
Артель представляла собой группу людей, занимавшихся одним ремеслом и объединённых в кооператив по производству конкретной продукции. Сельскохозяйственные артели состояли из крестьян, решивших объединить свои земельные участки, инвентарь, лошадей и совместно заниматься выращиванием урожая. Их работа оплачивалась в зависимости от вложенного в общее дело труда. Каждый член артели имел право содержать собственный дом, корову, овец, коз, свиней и домашнюю птицу. Во время полной коллективизации в Советском Союзе артель стала прообразом того, что сегодня известно как коллективное хозяйство.
Сельскохозяйственные общины, которые по коммунистической теории представлялись наивысшей формой организации внегородской жизни и труда, начали возникать во время периода Военного коммунизма (в годы Гражданской войны 1918–1921 гг.). Обычно они организовывались на территории бывшей помещичьей усадьбы. Сельскохозяйственные общины (коммуны) имели в своей основе не только коллективное ведение хозяйства, но и обобществление всех сторон жизни, в том числе общих домов, столовых, детских садов и яслей и т. д. Члены этих коммун были лишены права на частную собственность, за исключением самых необходимых личных вещей. Коммуны получали большую поддержку со стороны Коммунистической партии и правительства, но, тем не менее, они были обречены на неудачу. Они или распускались, или, что имело место в большинстве случаев, преобразовывались в государственные хозяйства — совхозы.
Совхоз представлял собой государственное предприятие с привлечением наемных рабочих, получавших регулярную зарплату. Сельскохозяйственные рабочие, занятые на таком предприятии, не были крестьянами в полном смысле этого слова. Они были лишены права голоса при распределении дохода от продажи произведённой продукции и участия в вопросах управления.
Все эти коллективные хозяйства организовывались на добровольной основе, исключавшей какое-либо давление. На самом деле, крестьяне часто становились свидетелями краха этого вида хозяйства и смеялись над попытками коллективизации. Зачем же правительству было повторять свои ошибки? Но их смех оказался преждевременным.
Где-то в конце декабря 1929 года, когда слухи о принудительной коллективизации стали реальностью, в наше село прибыли какие-то люди. Мы вскоре узнали, что они являлись официальными представителями Коммунистической партии и Советского правительства. Они имели поручение организовать в нашем селе колхоз.
Эту группу из десяти человек возглавлял «двадцатипятитысячник». Остальные именовались агитаторами. Эти названия были непривычными для нашего слуха, но понадобилось совсем немного времени, чтобы мы поняли их значения.
Для выполнения всеобщей коллективизации ЦК Коммунистической партии призвал двадцать пять тысяч наиболее активных и преданных своих членов по всей стране. Поэтому этих коммунистов стали называть «двадцати пяти тысячниками». Мы упростили это название до «тысячников». После короткого инструктажа по методам коллективизации эти «тысячники» были направлены по разным регионам. Для обеспечения эффективности в их работе им давались практически неограниченные полномочия. Они подчинялись непосредственно ЦК Коммунистической партии Украины.
Каждый «тысячник» сопровождался группой агитаторов. Они выбирались в каждом районе из числа коммунистов или комсомольцев.
«Тысячник» и его агитаторы были людьми, прожившими свою жизнь в городах — профессора, учителя и заводские рабочие. Когда они приехали в наше село, то некоторые из них пытались завязать разговоры с мимо проходящими селянами. Другие просто прогуливались по округе, с любопытством разглядывая всё и всех, словно они раньше никогда не видели деревни и её жителей.
Их внешний вид забавлял нас. Незагорелые, бледные лица и городская одежда никак не вязалась с деревенской средой. Осторожно ступая, стараясь не испачкать свои начищенные ботинки, они выглядели настоящими пришельцами среди нас.
Хотя они демонстрировали интерес и энтузиазм к их новому окружению, им не удалось скрыть презрение к деревенской жизни. Селяне посмеивались над «городскими», и спустя несколько дней эти незнакомцы стали «героями» многих забавных историй.
Нашего «тысячника» звали Цейтлин, точнее — товарищ Цейтлин. Хотя он пробыл в нашем селе несколько месяцев, мы так и не узнали его полного имени. Товарищ Цейтлин являлся для нас скорее олицетворением режима, чем просто человеком. Нам стало известно, что он прибыл из Киева, и что он вступил в партию ещё до революции. Хотя его прежняя профессия осталась для нас загадкой, было ясно, что он мало разбирался в вопросах сельского хозяйства. Никто не мог определить его национальность. Он немного говорил по-украински, но было очевидно, что он не из наших краев.
Товарищ Цейтин был небольшого роста с огромной головой на узких плечах. Мы никогда не видели его улыбающимся. Казалось, что он всегда поглощён в какие-то проблемы. Он редко разговаривал, а когда и говорил, то только официально и партийными штампами. Лишь иногда он здоровался с селянами, да и то небрежно.
Все партийные и государственные представители, прибывшие в наше село, имели разные виды оружия, обычно скрытое от посторонних глаз. Но товарищ Цейтлин, очевидно, не догадывался о своей популярности в нашем селе и всегда открыто носил наган на поясе. Без всякого промедления он вступил во власть. С первого же дня своего прибытия он начал обходить хату за хатой. Эти визиты породили много историй. Один забавный случай был особенно популярен: рассказывали, что при осмотре крестьянской конюшни кобыла махнула хвостом и оставила на его лице следы навоза. «Фу, проклятая корова!» — прорычал он сердито и пнул кобылу ногой. Кобыла ответила тем же, и крестьянину пришлось помочь товарищу Цейтлину подняться на ноги.
Ретивость кобылы отпугнула его от дальнейшего осмотра. В загоне для телят он «загладил» свою ошибку. Видимо, желая убедить крестьянина, что он не боится животных, подошёл к телёнку. «Какой прекрасный жеребёнок!», — воскликнул он.
Крестьянин оказался тактичным человеком, и, не осмелившись поправить своего гостя после первой промашки, на этот раз вежливо заметил: «Это не жеребёнок. Это телёнок, детёныш коровы. Жеребёнок — это детёныш лошади». Товарищ Цейтлин резко возразил: «Жеребёнок или телёнок. Какая разница! Мировая пролетарская революция не пострадает от этого».
Последняя фраза была его любимым выражением, хотя тогда мы ещё не понимали, что это значит. Но нас позабавило незнание представителя партии и правительства разницы между лошадьми и коровами.
Однако товарищ Цейтлин хорошо знал свою работу. Он также знал, как выполнять инструкции партии. В то время, когда селяне забавлялись историями о недалёкости товарища Цейтлина, в центре села проводилась оживлённая работа. Туда по вызову являлись определённые крестьяне, что вселяло в нас любопытство и страх. Почти каждый день на селе появлялись новые незнакомцы, чаще всего — в офицерской в форме. Мы часто видели «тысячника» в окружении агитаторов и незнакомцев, инспектирующего дома.
Однажды прибыла команда телефонистов и быстро провела телефонную линию между нашим селом и районным центром. Только несколько селян знало, что такое телефон, но даже они не могли предположить назначение телефона в нашем селе. Новые должностные лица не преминули указать на это событие, как на символ величайшего прогресса на селе под руководством Коммунистической партии.
Глава 2
Совсем недолго стратегия товарища Цейтлина оставалась для нас загадкой. Первое происшествие случилось морозным ранним январским утром 1930 года, когда жители нашего села ещё спали. Было арестовано пятнадцать человек. Говорили, что чекисты прибыли в село ночью и, затолкав с помощью местных властей арестованных в свой воронок, исчезли ещё до пробуждения села.
Среди арестованных оказались наиболее известные жители села: школьный учитель, работавший в селе с дореволюционного времени; член местного Совета, влиятельный и пользовавшийся всеобщим уважением человек, разбиравшийся в юридических вопросах; и владелец местной лавки. Остальные были обычными крестьянами с хорошей репутацией. Никто не знал, за какие преступления их арестовали и куда отвезли.
Это пугало. За одну ночь мы лишились лучших людей. Крестьяне, в большинстве своём неграмотные и невежественные, стали, следовательно, более беззащитными и уязвимыми.
Почти сразу же семьи арестованных крестьян были выгнаны из своих домов. Я оказался свидетелем несчастья одной такой семьи. Мы жили недалеко от одного из арестованных, Тимиша Запорожца, которого мы, дети, звали дядей Тимиш. Около полудня в его хату заявилась группа представителей власти. Жене дяди Тимоша было объявлено, что поскольку её муж оказался «врагом народа», всё его имущество должно быть немедленно конфисковано и передано в собственность государства. Женщина, сильно расстроенная и не понимавшая, что происходит, пыталась спорить с ними. Она спросила, какое преступление против людей совершил её муж, что его объявили врагом народа. Но чиновники не были расположены к обсуждению этой темы. Они повторили приказ освободить дом. Её разрешили взять только одежду для себя и детей. Всё остальное должно оставаться на месте.
Только теперь несчастная женщина поняла, что происходит. Со слезами на глазах она умоляла их разрешить ей остаться с детьми в доме ещё на одну ночь, чтобы собрать нужные вещи. Но все уговоры были напрасны. Они опять повторили приказ. Женщина потеряла сознание и упала на пол. Её дети начали плакать. Главный в группе приказал поднять её с пола и вынести в сани, стоявшими уже наготове у дома на улице. В этот момент она пришла в себя и, рыдая, сказала, что ей некуда ехать. В этом доме, построенном ей самой, мужем и детьми, она прожила много лет.
Но слёзы и мольбы не помогли. Представители власти велели ей поторопиться. Один из них взял её за плечи. Закричав, женщина вырвалась. Тогда они схватили её, она сопротивлялась и рвала на них волосы. В конце концов, её выволокли из дома и бросили в сани. Пока двое мужчин удерживали её, детей вынесли на улицу. Какие-то их вещи швырнули на сани, и они тронулись с места. Всё ещё удерживаемая двумя «товарищами», жена дяди Тимиша и его дети, причитая и крича, исчезли в зимней мгле.
Позже мы узнали, что их увезли на железнодорожную станцию и погрузили в специальный товарный состав, отправившийся на север. Та же участь постигла и других арестованных людей. Больше мы о них ничего не слышали.
Спустя несколько дней после этих событий нас собрали на митинг. Он проходил в доме того же Тимиша Запорожца. Всё в доме подверглось перемене. Стены оказались снесёнными, и трёхкомнатный дом превратился в большую казарму с грубо отёсанными скамейками. Нам стало понятно, что Тимиш пал жертвой собственного дома. Представители власти арестовали его только потому, что им нужно было большое помещение.
На этом собрании нас оповестили, что на селе теперь будет новое начальство. На первых порах это сообщение не вызвало никакого беспокойства. Просто предполагалось разделить наше село на отдельные секторы, названные Сотнями, Десятками и Пятёрками.
Я в то время был мальчишкой и не интересовался последствиями такого деления. Только позже я осознал, какой неизбежной ловушкой стала новая система руководства. Благодаря этому разделению «тысячник» и его сподручные оказались способными установить беспредельный контроль над селом. Более того, теперь он мог обнаружить и уничтожить любое сопротивление партийной политике, и, следовательно, быстро провести коллективизацию всего села.
Наше село состояло из почти восьмисот дворов и четырёх тысяч жителей. Его разделили на восемь Сотен, восемьдесят Десяток и сто шестьдесят Пятёрок, в целом, 248 подразделений. Поскольку каждое подразделение возглавлялось представителем сельского Совета, то на селе стало насчитываться 248 чиновников — представителей власти. Кроме того, к каждой Сотне был приписан пропагандист, а к каждой Десятке и Пятёрке — агитатор. Таким образом, число должностных лиц удвоилось и дошло до 496. Помимо всего этого, при каждой Сотне формировалась Хлебозаготовительная Комиссия.
Эти комиссии рассылались по всем деревням и сёлам Украины. Сначала в каждом селе была только одна комиссия. Но уже при первых шагах коллективизации такая комиссия прикреплялась к каждому сельскому подразделению, например, к каждой Сотне. Контролируемые Коммунистической партией, эти комиссии организовывались с единственной целью: конфискации собранного урожая. Позже, когда была провозглашена установка на полную коллективизацию и «ликвидацию кулаков как класса», эти комиссии превратились в основную силу по организации коллективных хозяйств и экспроприации кулаков. Фактически, они стали деспотическими правителями на селе.
Эти новые хлебные комиссии состояли из десяти или более человек, увеличивая численность местных представителей власти до 576. Наконец, было ещё три постоянных выконавца, местных милиционеров, для каждой Сотни, общим числом двадцать четыре человека. Они являлись важными представителями власти и имели право арестовывать людей без всяких юридических формальностей. В целом на селе появилось 600 представителей власти, или 75 управленцев на каждую Сотню. Таким образом, каждое подразделение из ста дворов контролировалось 75 человеками. Если сюда присоединить 35 членов сельского Совета и 17 колхозных чиновников, то это число станет ещё больше. На самом деле, у нас на селе имелось 652 активных исполнителей власти. Другими словами, на шесть жителей приходилось по одному управленцу.
Большинство должностей было поручено обычным крестьянам, и тем самым, они сами оказались в двусмысленной ситуации. Они ненавидели идею коллективного хозяйства, и в то же время сами стали инструментом по её осуществлению. Они должны были выполнять свои обязанности как солдаты. У них не было другого выбора, кроме как подчиняться приказам. Любой член такой организации считался представителем власти, независимо от того, был ли он прислан правительством или являлся местным жителем. Титул «представитель власти» значил очень многое, поскольку давал практически неограниченные полномочия его обладателю. Таким образом, обычный житель старался избегать даже малейших контактов с местными властями, в то время как служение им давала ему громадные преимущества.
Простой крестьянин становился одним из представителей власти сразу же после вступления на должность члена комиссии, комитета или какого-то вида бригады, созданных для официальных целей.
Согласно коммунистической концепции, быть представителем советской власти считалось почётной обязанностью. Отказ служить этой власти означал предательство — самое тяжкое преступление. Каждый отказавшийся от должности или сопротивлявшийся властям подвергался тяжёлому наказанию как враг народа. Эта политика внедрялась с такой жестокостью, что только очень немногие осмеливались не принять новой должности или открыто противостоять власти.
Чтобы выслужиться перед государством представители власти должны были стараться во всю. Любой промах мог быть истолкован как отказ подчиниться партии и правительству. Поскольку их основной задачей была коллективизация и сбор сельскохозяйственной продукции, то они должны были коллективизировать самих себя и отдавать свою продукцию.
Раньше на селе имелось только одно начальство — Сельский Совет, выбираемый на общем собрании с одновременным избранием председателя Совета и секретаря. В то время такие организации как Коммунистическая партия и Комсомол ещё не играли важной роли в административной жизни деревни, и членство в этих организациях было большой редкостью в нашем селе.
Однако с развёртыванием коллективизации эта система самоуправления была ликвидирована. Общая деревенская сходка и сельский Совет лишились своей силы в пользу коммунистической партии, членство в которой стало возрастать среди сельских жителей. Организация коммунистической партии, подменив собой сельский Совет по всем вопросам, стала хозяином села, диктуя свои решения на общем собрании его жителей. В результате, общее собрание превратилось в послушную марионетку компартии. То же произошло и сельсоветом. Только коммунисты и комсомольцы или люди с несомненной преданностью партии и правительства имели право быть избранными или назначенными на ответственные должностные посты.
Вскоре после появления нашего «тысячника» в селе возникли две новые организации: Особый Отдел и Рабоче-Крестьянская Инспекция. Обе стали наводить ужас на жителей села.
Особый Отдел был составной частью ГПУ. Официально его представлял только один человек, занимавший кабинет в сельсовете и всегда одетый в полную форму ГПУ. Всё, что происходило за его дверями, а также имена его секретных агентов, оставались для нас загадкой. Однако считалось, что в каждую Сотню был внедрён один осведомитель, информировавший ГПУ о каждом жителе села конкретной Сотни.
Рабоче-Крестьянская Инспекция представляла собой местную форму одноимённого Комиссариата. Позже это стало называться Комиссией Государственного Контроля. Задачей Инспекции была проверка работы государственных организаций и выяснения преданности их работников. С провозглашением полной коллективизации партия и правительство уполномочило этот Комиссариат полностью контролировать эту политику.
Рабоче-Крестьянская Инспекция также была представлена в нашем селе одним человеком. Конечно же, он был приезжим. Для помощи ему была создана комиссия из пяти человек. У него имелись свои секретные осведомители, шпионившие за местными представителями власти. Когда он обнаруживал «несогласие», он возлагал на <