Константин Багрянородный описывал государство Русь в ту пору, когда полюдье как первичная форма получения ренты уже доживало последние годы. Началом же системы полюдья следует считать переход от разрозненных союзов племен к суперсоюзам-государствам, то есть рубеж VIII-IX веков. Совершенно закономерно, что именно это время и явилось временем зарождения широких торговых связей Руси с Востоком и Византией: полюдье было не только прокормом князя и его дружины, но и способом обогащения теми ценностями, которых еще не могло дать зарождавшееся русское ремесло.
Полюдье полгода кормило киевскую дружину и ее прислугу; по всей вероятности, полюдье гарантировало продовольственные запасы и на вторую, летнюю, половину года, когда происходил сбыт наиболее ценной части дани, собранной черными кунами, бобрами, чер-нобурыми лисами, веверицами-белками. С полюдьем связано свидетельство, неверное понимание которого иногда приводило исследователей к мысли о незнакомстве русов с земледелием:
"Русы не имеют пашен, а питаются лишь тем, что привозят из земли славян" (Ибн-Русте). "Всегда 100-200 из них (русов) ходят к славянам и насильно берут у них на свое содержание, пока там находятся" (Гардизи).
Все это прекрасно объясняется полюдьем. Экспортная часть полюдья состояла из пушнины, воска и меда; к продуктам охоты и пчеловодства добавлялась и челядь, рабы, охотно покупаемые на международных рынках и в мусульманском Халифате, и в христианской Византии. Знакомство с системой сбыта полюдья с особой убедительностью покажет государственный характер действий Киевской Руси IX-X веков.
Сбыт полюдья
Центром международных торговых связей Восточной Европы был, несомненно, Киев. Киев и русских купцов – "рузариев" хорошо знали в Центральной и Северной Европе, предоставляли им значительные льготы, так как они с оружием в руках пробивались через кочевнические заслоны хазар, мадьяр, печенегов, внутренних болгар и снабжали европейцев роскошью восточных базаров. Вплоть до крестовых походов Киев не утратил своего значения важного торгового центра Европы.
|
|
Наезженный путь вел от Киева на запад к Кракову и далее к Регенсбургу на Дунае. Через Киев (и благодаря Киеву) шел путь "из Грек в Варяги", соединявший Византию со Скандинавией. Важным и хорошо организованным был путь из Киева в Булгар на Волге. Он был разделен на 20 станций, расположенных примерно на расстоянии 70 километров друг от друга. Для гонцов, скакавших налегке, это был день пути, а для купцов, шедших "с бремены тяжкими", – два дня пути и день отдыха в станционном пункте.
По русским землям на восток путь шел через такие города-станции: Киев – городище на Супое – Прилук – Ромен – Вырь (?) – Липицкое городище – Гочево – далее ряд безымянных городищ по направлению к Дону. В двух случаях современные нам села сохранили архаичное имя старинных дорожных станций IX-XI веков "Истобное" (от "истьба" – теплое помещение, "теплый стан"); они находятся ровно в 70 километрах друг от друга.
Десятая станция, приходящаяся на середину пути между Булгаром и Киевом, находилась где-то у Дона, южнее Воронежа. Здесь, по восточным источникам (Джейхани, Идриси), находилась восточная граница Руси. Восточные путешественники, двигавшиеся из Булгара на запад, сначала преодолевали пустынные мордовские леса и луговины, а затем оказывались на Дону, где эта сухопутная дорога пересекалась донским речным путем из вятичей в Волгу и Итиль. Именно на этой дороге они делали свои наблюдения о жизни и быте славян.
|
|
Добравшись через два месяца пути до западного конца своей дороги в 1400 километров, булгарские или иные восточные купцы оказывались в Киеве, на берегах Днепра, который они называли то рекой "Дуна", то "Руса". Здесь, в Среднем Поднепровье, поблизости от Киева, восточные авторы указывают три русских города, ставших яблоком раздора между несколькими десятками современных ученых. Один из наиболее надежных источников, Худуд ал-Алем, сообщает:
"Есть еще река Руса (Дуна), вытекающая из глубины земли Славян и текущая в восточном направлении вплоть до границы русов. Затем она проходит по пределам Артаб, Салаб и Куяба (Киев), которые являются городами русов…"
Идриси, обладавший огромной библиотекой восточной географической литературы IX-XI веков, единственный из всех авторов указывает расстояние между этими тремя городами русов, расположенными на одной реке: от города Артан до Киева – 4 дня пути; до города Славия – тоже 4 дня пути.
Игнорируя приведенные выше точные ориентиры, исследователи рассматривали пресловутые "три центра Древней Руси" как некие государственные объединения, охватывавшие каждое большое пространство. Киев (Куяба, Куайфа и др.) не вызвал особых сомнений и обычно отождествлялся с историческим Киевом, центром Южной Руси.
|
|
"Славия", как правило, сопоставлялась с новгородскими словенами и Новгородом, хотя ни один источник – ни русский, ни скандинавский, ни греческий – Новгород Славней не называл. В этом сказалось влияние норманнизма, стремившегося искусственно создать какой-либо государственный центр на севере. Способствовало таким широким построениям и то, что в арабских текстах часто путались понятия "города" и "страны".
Особенно многообразным оказалось определение третьего города, имя которого варьирует в двух десятках форм. Не менее разнообразны поиски Артании или Арсании (обе формы крайне условны) на географической карте IX-X веков. В Артании видели и мордву-эрзю, и Тмутаракань, и Рязань, и Ростов…
Не вдаваясь в рассмотрение огромной литературы, посвященной "трем центрам", попытаемся наметить путь их поиска, исходя из приведенных выше ориентиров:
1) все три города находятся на одной и той же реке, что и Киев, то есть на Днепре;
2) все они расположены недалеко от Киева, на расстоянии, которое колеблется от 140 до 280 километров.
Такое созвездие русских городов в Среднем Поднепровье нам очень хорошо известно по документам X века, это упоминаемые договорами с греками города Киев, Переяславль и Чернигов. Расстояние от Киева до Чернигова – 140 километров; до Переяславля – около 100 километров; от Переяславля до Чернигова – 170 километров. Эта триада постоянно упоминается в качестве главных городов Русской земли в узком смысле. Город Славию не следует искать на том севере, о котором восточные географы не имели никакого понятия. Славия – Переяславль (или Переслав), древний город, стоящий близ Днепра и ближайший к "внутренним болгарам". В привлечении Чернигова есть только одно несогласие с источником – Чернигов расположен не на Днепре, а на Десне. После ознакомления с характеристикой всех трех городов вместо Чернигова может быть предложен иной вариант приурочения Артании.
В Худуд ал-Алем эти три города Руси охарактеризованы так:
"Куяба это город Руси, ближайший к странам ислама, приятное место и резиденция царя. Из него вывозят различные меха и ценные мечи.
Слава – приятный город, и из него, когда царит мир, ездят торговать в Болгарский округ.
Артаб – город, где убивают иностранцев, когда они попадают туда. Там производят ценные клинки для мечей и мечи, которые можно перегнуть надвое, но если отпустить их, они возвращаются в прежнее состояние".
У других авторов есть и дополнения. Ибн-Хаукаль сопоставляет Киев с Булгаром, отмечая, что Киев больше Булгара.
Для нас всегда очень важно выявить точку зрения информаторов. Ибн-Хаукаль, один из наиболее ранних писателей, пишет: "И достигают люди с торговыми целями Куябы и района его". Вот почему Киев считается наиболее близким к странам ислама; вот почему его сравнивают с Булгаром – это делали купцы, шедшие знакомой нам дорогой в 20 станций, начинавшейся в Булгаре и завершавшейся в Киеве.
Купцы попадают в Киев через город Ромен (современные Ромны, у Идриси – "Армен"), действительно находящийся на этой магистральной дороге. Город Славия описан у Идриси как самый главный. Быть может, здесь сказалось осмысление имени города – Пре-слав, "преславный", или же аналогия с болгарской столицей Преславом?
Сложнее всего обстоит дело с третьим городом, условно называемым Артанией, или, как его называет Персидский Аноним, Уртабом. Дополнения к сказанному выше таковы: рассказав об убийстве чужеземцев, Идриси добавляет, что в этот город "никому не позволяют входить с целью торговли… и вывозят оттуда (меха и свинец) торговцы из Куябы". Ибн-Хаукаль тоже пишет, что жители Арсы чужих не пускают, "сами же они спускаются по воде для торговли и не сообщают ничего о делах своих и товарах своих и не позволяют никому следовать за собой и входить в страну свою".
На Днепре, в 120 километрах (три с половиной дня пути по прямой) от Киева, в устье реки Роси был город Родень (в предложном падеже в летописи "в Род-ньи"), от которого ныне осталось городище на высокой горе – Княжья Гора. Город запустел с принятием христианства и на протяжении XI-XIII веков ни разу не упоминается в летописях, хотя событий в его окрестностях было много. Судя по местоположению в середине ареала древностей русов VI-VII веков, Родень мог быть племенным центром русов и называться по имени главнейшего бога древних славян – Рода. Его сравнивали с Озирисом, Баад-Гадом и библейским Саваофом. Это было божество более значительное, чем сменивший его дружинно-княжеский Перун.
Такое допущение вполне объяснило бы летописную фразу (возможно, взятую из греческих источников IX века) "Роди же, нарицаеми Руси…". Название союза племен по общему божеству прослеживается и в имени кривичей, названных так по древнему туземному (литовскому) богу Криве – Кривейте. Русы на реке Роси могли получить свое имя от бога Рода, местом культа которого был Родень на Роси.
При Святославе здесь был, очевидно, княжеский домен, так как там находился его "двор теремьный", Во время борьбы за киевский престол в 980 году здесь укрылся (возможно, рассчитывая на священность места?) князь Ярополк, но после длительной осады был убит наемными варягами. Городок был, по всей вероятности, широко известен на Руси, так как после этой тяжелой осады о нем сложили поговорку, просуществовавшую более столетия: "и есть притьча си и до сего дьне – "беда, акы в Родьни", – писал современник Мономаха.
Бог Род был верховным божеством неба и вселенной. Ему приносили кровавые жертвы. Особый праздник, приходящийся на 20 июля (день бога-громовержца), документирован для славян района Родня календарем ГУ века нашей эры, а в 983 году в этот срок был принесен в жертву молодой варяг, проживавший в Киеве.
Принесение своим богам в жертву чужаков, пленных, побежденных врагов было обычным в древности у многих народов и носило специальное название (греческое) "ксеноктонии". Очевидно, этот обычай ежегодных жертвоприношений и породил у иностранных писателей те разделы их сочинений, где говорится слишком расширительно об убийстве иноземцев вообще.
Запрет въезда в область Уртаба с целью торговли вполне объясним в том случае, если мы отождествим Уртаб (Артанию) с Роднем. Здесь, близ Витичева (города, упоминаемого Константином в связи с полюдьем), скапливались однодревки перед отплытием в Византию. Здесь в последнем, защищенном лесными островами участке Днепра производилось, очевидно, окончательное снаряжение флота и сортировка товаров, предназначенных для продажи на далеких международных рынках. Купцы и соглядатаи здесь были не нужны. Уртаб-Родень не исключался из торговли, но здешним торгом ведал Киев, люди "из Куябы"; недаром в этом городе почти у самой границы Руси находился "теремной двор" князя Святослава.
Наиболее логичным представляется такое отождествление "трех городов Руси":
Куяба – Киев
Слава – Переяславль
"Арта" – Родень на устье Роси.
Все три города на одной реке – на Днепре.
Куяба, "ближайший к странам ислама" город, назван так потому, что информаторы попадали в него по магистральной дороге из Булгара в Киев. Два других города стояли уже в стороне от этой магистрали: Арта-ния в 4 днях пути (вниз по реке) от Киева, а Славия в 4 днях пути от Артании, если плыть вверх по Днепру от устья Роси к Переяславлю.
Передаваемый из сочинения в сочинение рассказ о вывозе гибких стальных мечей из Киева и Уртаба находит подтверждение в легенде хазар о попытке их возложить дань на полян. В ответ на требование дани "съдумавъше же Поляне и въдаша от дыма – мечь… И реша старьци козарьстии: "недобра дань, къняже … си имуть имати дань на нас и на инех странах". Се же събысться вьсе".
Киевская легенда о хазарах могла быть известна и на хазарском востоке.
Славия торгует с болгарами. Переяславль расположен ближе других городов к "внутренним болгарам" Левобережья, постоянно воюющим с русами; этим и объясняется оговорка относительно торга тогда, "когда бывает мир".
Уртаб-Родень. Сюда, в место сосредоточения торгового флота с полюдьем, в город, контролируемый самим великим князем киевским (и до сих пор называемый Княжьей Горой), не пускают иностранных торговцев. Здесь в святилище Рода (по имени которого назван город) приносили в жертву чужаков. Все это вместе окутывало район Княжьей Горы различными легендами, созданию которых Киев мог содействовать целенаправленно. Название этого города так варьирует в арабской графике и такие разные города подставляются при расшифровке, что приравнивание Уртаба Родню является, пожалуй, одним из наиболее удачных вариантов.
Куяба, Славия и Уртаб – это не три государства, не три "центра Руси", а просто Киев и два соседних города, которые играли важную роль в жизни Киевской Руси и интересовали восточных купцов, прибывавших в Киев из Булгар. Наместников князей (или их сыновей) они принимали за "царей" и повторяли легенды о самом удаленном городе Родне, куда путь им был заказан. Уже к началу X века место Родня занял Чернигов, вошедший в триаду важнейших русских городов.
Ежегодно весной Киевская Русь осуществляла свою вторую государственную задачу – вывоз огромного количества товаров, полученных за полгода кругового объезда-полюдья. Сборщики дани превращались в мореплавателей и караван-башей, в воинов, пробивавшихся через кочевнические заслоны, и в купцов, продававших привезенное с собой и закупавших все, что производил богатый Восток, ослеплявший тогдашних европейцев своей роскошью.
Ладьи, наполненные бочками с воском и медом, мехами бобров, чернобурых лисиц и другим товаром, готовились к отплытию в далекие моря в самом Киеве и соседних городах на Днепре – Вышгороде, Витиче-ве, где была сигнальная башня, извещавшая огнем о приближении печенегов, Переяславле Русском и Родне. Самой южной гаванью-крепостью на пограничной реке Суле в 10 километрах от Днепра был город Жел-ни (городище Воинь), своеобразное сооружение, где вышедшие из Руси суда могли в случае неблагоприятных вестей укрыться в прибрежном укреплении, внутрь которого ладьи входили прямо из реки.
"В июне месяце, двинувшись по реке Днепру, они (одно-древки русов) спускаются в Витичев, подвластную Руси крепость. Подождав там два-три дня, пока подойдут все однодревки, они двигаются в путь и спускаются по названной реке Днепру" (Константин Багрянородный).
Далее Константин подробно описывает (очевидно, со слов варяга русской службы) тяжелый и опасный переход флотилии через днепровские пороги. Названия порогов он приводит как по-славянски, так и по-русски, принимая служебное положение современника Свенельда, служившего Руси, за его национальность.
Привозные восточные вещи VIII-IX вв. в земле вятичей (с. Железницы близ Зарайска)
"Русские" – названия порогов (действительно в ряде случаев скандинавские) – доставили большую радость норманнистам, но на самом деле они не доказывают ничего большего, чем наличие варягов на службе у киевского князя, что и без того известно как из договора Руси с тем же Константином, так и из летописной справки о том, что Игорь в это самое время нанял варягов для войны с греками.
"Первый порог называется Эссупи, что по-русски и по-славянски означает "Не спи!". Этот порог настолько узок, что не превышает ширины ипподрома. Посредине его выступают обрывистые и высокие скалы, наподобие островков. Стремясь к ним и поднимаясь, а оттуда свергаясь вниз, вода производит сильный шум и внушает страх".
Русы с трудом переволакивали свои суда через каждый порог, иногда даже вытаскивая из них поклажу и волоча ладьи по берегу. Так они добирались до "Крарийской переправы" (Кичкас), которой пользовались херсонесские купцы, ходившие в Русь. Весь этот путь проходил под обстрелом печенегов.
Пройдя пороги, на острове Хортица (близ современного Запорожья)
"…русы совершают свои жертвоприношения, так как там растет огромный дуб. Они приносят живых петухов, кругом втыкают стрелы, а иные кладут куски хлеба, мяса…".
От Хортицы русы плывут к острову Березани близ устья Днепра и там дополнительно оснащаются перед плаванием по морю. Далее их путь лежит к устью Днестра, а оттуда к гирлу Дуная к Селине.
"Пока они не минуют реки Селины, по берегу за ними скачут печенеги. И если море, что часто бывает, выбросит однодревки на сушу, то они все их вытаскивают на берег, чтобы вместе противостоять печенегам".
Плавание вдоль западного берега Черного моря (к которому нам еще придется вернуться) завершалось в Константинополе, где русские "гости" проводили все лето, возвращаясь на Русь лишь для нового полюдья.
От устья Днепра или от острова Березани предстоящий морской маршрут русов раздваивался: одним направлением был указанный путь в Царьград, а другим – сложный путь в Хазарию и далее в "жребий Симов", в далекие страны Халифата, о чем мы уже знаем из рассказа Ибн-Хардадбега середины IX века.
"Русы-купцы – один из разделов славян. Они возят меха белок, чернобурых лисиц и мечи из крайних пределов славянства к Черному ("Римскому") морю, и берет с них десятину византийский властелин. А то они отправляются по Дону ("Танаису"), славянской реке, проходят до (Хамлиджаса (хазарской столицы), и берет с них десятину ее властелин".
Интересным вариантом является сообщение Ибн-ал-Факиха:
"…владетель Византии берет с них десятину. Затем идут по морю к Самкушу-Еврею, после чего они обращаются к Славонии. Потом они берут путь от Славянского моря (Азовского), пока не приходят к Хазарскому Рукаву, где владетель хазар берет с них десятину. Затем идут к Хазарскому морю по той реке, которую называют Славянской рекой…"
Здесь важно отметить, во-первых, проход русского флота через Керченский пролив, который принадлежал хазарам, принявшим иудаизм ("Самкуш-Еврей"), а во-вторых, обилие "славянских" определений: Азовское море – Славянское; низовья Танаиса-Дона – Славянская река, Северное Приазовье – Славония(?) и даже Нижняя Волга в ее, несомненно, хазарском течении – тоже "река славян". Не пытаясь внести четкость в эти определения, отметим лишь, что Приазовье и Нижний Днепр, очевидно, действительно были наводнены в ту эпоху славянами.
Ежегодные экспедиции русов через Керченский пролив мимо Керчи и Тмутаракани привели к появлению новых географических названий (если не у местных жителей, то у иноземных географов), связанных с Русью:
Керчь – "город Русия",
Керченский пролив – "река Русия",
участок Черного моря близ Тмутаракани (в пяти днях плавания от Трапезунда) – "Русское море".
Неудивительно, что с этим районом ученые нередко связывали еще одну загадку восточных географических сочинений – "Остров русов", в котором хотят видеть Тмутаракань. Не подлежит сомнению, что Киевской Руси при значительном размахе ее торговых операций на юге были крайне необходимы какие-то опорные пункты на Черном море, но Тмутаракань, находившаяся до 960-х годов во власти хазар, едва ли подходит под определение "Острова русов" (хотя ее и называли островом).
Совершив трудный и дорогой по сумме пошлин путь по Хазарии (300 километров по Азовскому морю, 400 километров вверх по Дону и волоками и 400 километров вниз по Волге), русская флотилия выходила в Каспийское море, называвшееся то Хазарским, то Хо-резмийским (в летописи "Хвалисским"), то Джурджан-ским, то Хорасанским.
Ибн-Хордадбег, продолжая свое повествование о русах, сообщает интереснейшие сведения о далеких морских и сухопутных маршрутах русских купцов:
Из Хазарии "они отправляются к Джурджанскому морю и высаживаются на каком угодно берегу. И диаметр этого моря 500 фарсангов. (Ибн-Факих сохранил еще одну подробность этого текста: "…и продают все, что у них с собою; и все это доходит до Рея"). И иногда они привозят свои товары на верблюдах из Джурджана в Багдад, где переводчиками для них служат славянские рабы. И выдают они себя за христиан и платят подушную подать". Вариант: "…они идут в Джурджанское море, затем до Балха и Мавераннахра, затем до кочевий тогуз-гузов, затем до Китая".
Мы должны вполне доверять сообщению Ибн-Хор-дадбега, так как сам он находился в Рее, а путь русских купцов от Рея до Багдада (около 700 километров) проходил по области Джебел, над которой Ибн-Хордадбег начальствовал в качестве управителя почт. Русские караваны ежегодно проходили на глазах у автора "Книги путей и государств". Он знал, что писал.
Кроме этих дальних дорог, связанных с заморскими поездками, существовал еще один сухопутный трансъевропейский маршрут, одним из важнейших звеньев которого был Киев. Он начинался на восточном краю Европы, на Волге, в столице Волжской Болгарии, в городе Булгаре. Из Мавераннахра и Хорасана через "ворота гузов" на север вели караванные пути к Булгару. Сюда приводил северных купцов волжский речной путь. От Булгара в Итиль и далее к Каспию текла Волга.
Информаторы восточных географов очень часто точкой отсчета брали Булгар. Нумизматы считают, что одним из важнейших пунктов распространения восточных монет IX-X веков был Булгар.
Мы уже видели, какую важную магистраль представлял собой хорошо наезженный, тщательно измеренный и снабженный "манзилями" ("станами гонцов") путь из Булгара в Киев, по данным Джейхани. Но этот путь не обрывался в Киеве; Киев был лишь пределом знаний восточных географов X века. Вероятно, здесь, в столице Руси, активная роль переходила к русским купцам, которых в Западной Европе называли "рузарии".
Путь из Киева на запад едва ли был только путем сбыта дани, собранной с русских земель; по всей вероятности, к русским мехам, вывозимым на запад, добавлялась и доля восточных товаров, привозимых мусульманскими купцами из Булгара в Киев или закупленных русами во время их заморских путешествий.
Французский поэт того времени, воспевая красавицу, говорил, что она одета в одежды из "русского шелка". Это, конечно, русский транзит, привоз из Византии или Хорасана (куда, в свою очередь, шелк поступал из Китая), но важно отметить, что последними поставщиками были "рузарии", иначе шелк не называли бы "русским".
Путь из Киева на запад шел через Дрогичин на Западном Буге (где найдено множество торговых свинцовых пломб) в Польшу или несколько южнее в направлении на Краков, бывший тогда важным политическим и торговым центром. Дальнейший путь киевских "рузариев" шел на Средний Дунай, к такому крупному экономическому центру Европы, как Ре-генсбург.
С Северной Европой Киев был связан тем путем, который описан летописцем Сильвестром как "путь из Грек в Варяги", а историками был перевернут и обозначен как "путь из Варяг в Греки", хотя летописец ясно написал, что последний вариант подразумевает морской объезд континента Европы, когда мореплаватели сначала попадали в Рим, а потом уже "в Грекы".
Путь, связанный с Киевом, Сильвестр обозначил так:
"Бе путь… по Дънепру и вьрх Дънепра волок до Ловоти и по Ловоти вънити в Илмерь езеро великое, из негоже езера потечеть Вълхов и вътечеть в езеро великое Нево и того езера вънидеть устие [река Нева] в море Варяжьское. И по тому морю ити доже и до Рима…"
Из пяти направлений "гостинцев" (магистральных торговых путей), шедших из Киева, – цареградского, закаспийско-багдадского, булгарского, регенсбургско-го и новгородско-скандинавского – наиболее важными, государственно значимыми были два первых. Мы уже разобрали подробно один из этих важнейших путей внешней торговли Киевской Руси, уводивший русские караваны на "вельблудах" далеко в "жребий Симов" до Багдада и Балха. Русские воины-купцы являлись здесь далекими предшественниками Афанасия Никитина, так как добирались почти до самых ворот в Индию, находившихся в 10 днях пути от Балха, а в Рее пересекали будущий путь тверского купца. Теперь нам надлежит ознакомиться с другим важным направлением торговли и военных походов – юго-западным, "в Грекы".
Это направление было известно славянам еще на заре их исторической жизни: Тацит пишет о походах венедов к устьям Дуная к певкинам; морские походы середины III века шли к западному побережью Черного моря. Колонизация славянами Балкан тоже шла этими путями.
Для только что оформившейся как государство Руси торговля с Византией представляла очень важный раздел государственной деятельности. Военные походы (начиная с 860 года) были продиктованы не стремлением к завоеванию византийской земли, а необходимостью проложить свободный путь (закрытый в устье Днепра и в гаванях Черного моря греками), что сочеталось с желанием получить контрибуцию золотом и парчою, как бы в компенсацию за протори в торговле.
Константин Багрянородный, описавший организацию полюдья киевских князей, с такой же добросовестностью описал и путь русской флотилии, нагруженной "медом, воском, скорой (пушниной) и челядью". Ладьи-моноксилы со всех концов славянских земель сходились к Киеву, Витичеву и, по всей вероятности, к Родню на устье Роси. Затем они с трудом и опасностью проходили пороги, непрерывно осаждаемые печенегами. Миновав пороги, русы на острове Хортице приносили жертвы своим языческим богам. Выплыв из Днепра на морской простор, русские корабли прибывали к островку Березань (от Борисфена – Днепра), имя которого сохранилось в сказках: остров Буян.
"Пристав к этому острову, они отдыхают там два-три дня и опять снабжают свои однодревки недостающими принадлежностями: парусами, мачтами и реями, которые привозят с собой". "Оттуда они уходят к реке Днестру и, благополучно достигнув его, снова отдыхают… (затем они) приходят к Селине, так называемому рукаву реки Дуная.
Пока они не минуют реки Селины, по берегу за ними скачут печенеги. И если море, что часто бывает, выбросит ладьи на сушу, то они все их вытаскивают на берег, чтобы вместе противостоять печенегам. От Селины они никого уже не боятся и, вступив на Болгарскую землю, входят в устье Дуная. От Конопа – в Кон-стантию на реке Варне (?). От Варны к реке Дичине – все эти места находятся в Болгарии – от Дичины достигают области Месемврии. Здесь оканчивается их многострадальное, страшное, трудное и тяжелое плавание".
Весь путь от русской границы у Сулы, где находилась гавань-крепость Воинь, и до Дуная представлял собою военно-оборонительную экспедицию, которая должна была противостоять ордам 40 печенежских племен, владевших всей степью "на месяц конного пути". Только разветвленные гирла Дуная удерживали степняков. "Река Селина" в настоящее время средний, а в древности – первый с севера, самый ближний к степям проток Дуная, что делает понятной порубежную защитную роль этого гирла.
Представляет интерес и дальнейший путь вдоль болгарского побережья, указанный Константином. Этот ежегодный каботажный путь надолго остался в памяти русских людей, и книжник конца XIV века в перечне "градов русских ближних и дальних" совершенно неожиданно для ситуации 1390-х годов перечисляет в своем списке приморские гавани древнего болгарского побережья, как бы дополняя и поправляя Константина, сочинение которого известно ему не было.
Перечень русских градов на море доведен почти до того же места, что и у Константина, – до Дичины, под которой следует понимать не город на Дунае, а реку между Варной и Месемврией (как у Константина), где ханом Омортагом в 821 году был построен дворец. В результате мы получаем крайне интересный исторический перечень черноморских пристаней, куда регулярно заходил русский торговый (а может быть, и военный) флот: в устье Дуная (на южном берегу древней Селины) – Килия. На Черном море – Констанция (древние Томы), мыс Калиакра ("Аколякра"), Каварна, Карна, Варна, Дичина, Месемврия.
При перенесении этого перечня пристаней на карту бросается в глаза неравномерность их распределения: такие гавани, как Килия, Констанция, Варна, Месемврия, отстоящие друг от друга на большие расстояния, связаны с каботажным характером русского мореходства, но на участке между мысом Калиакра и Дичиной мы видим пять пристаней на 60 километров побережья. Почти несомненно, что это связано с русско-болгарским торгом, так как означенные приморские города ближе всего расположены к жизненным центрам первого Болгарского царства – Плиске, Преславу и Шумену, где была какая-то "русская контора". От Варны до Преслава всего около трех дней конного пути, а до Плиски – только два дня.
Сгусток пристаней вокруг Варны, постоянно использовавшихся русскими торговыми экспедициями, свидетельствует о том, что русское полюдье еще до того, как оно достигало Византии, частично распродавалось в Болгарии. Русские торговые базы в болгарских гаванях были, очевидно, настолько обжиты и освоены флотом киевских князей, что это позволило русскому писателю XIV века причислить их к общему списку русских городов.
Византийская монета – солид с портретным изображением Константина VII Багрянородного. 945 г.
"Тяжкий и многострадальный" путь русских купцов отмечен несколькими пунктами языческих жертвоприношений. Об одном из них (на острове Хорти-це) упомянул Константин. В конце болгарского отрезка морского пути между Дичиной и Месемврией есть село Волос (Влас), имя которого связано со славянским богом богатства Волосом. Кто бы ни основал святилище этого бога – местные славяне или приезжие славяне-мореплаватели, – но те участники морских экспедиций, о которых писал Константин, отмечавший, что именно у Месемврии заканчивалось страшное и трудное плавание, могли здесь принести благодарственные жертвы своему "скотьему богу", именем которого они клялись при заключении договоров с тем же Константином.
Часть русской торговой флотилии, покинув болгарские гавани, отпрашшлась в Константинополь – столицу Византийской империи. Император не описал жизни русов во "втором Риме", но здесь на помощь приходит русский летописец, включивший в свою хронику драгоценнейший текст договоров двух государств – Руси и Византии.
Русь была жизненно заинтересована в постоянной мирной торговле с Византией, которая, однако, стремилась играть в своей внешней торговле активную роль и не впускать иноземцев в свою страну, не открывать им рынки своих городов. У греков было много средств воспрепятствовать проезду русских внутрь империи: застава у устья Днепра, контролировавшаяся из Херсонеса (современный Севастополь), закрытие черноморских гаваней, необходимых русам при каботаже, подговор печенегов и, наконец, закрытие входа в Босфор. Все эти препятствия преодолевались Киевской Русью вооруженной рукой и закреплялись дипломатическими документами. Осада столицы Византии русским войском в 860 году была показателем противостояния двух могучих противников, оставившего долгий след в памяти народов Европы. С этого небывалого события русский летописец начинал свою хронику исторической жизни Руси.
Договоры Руси с империей (907, 911, 944 годов) должны были закреплять успех русского оружия (или успех угрозы) и обеспечивать возможность мирного торга, главной цели русских, так как никаких территориальных претензий Русь даже после победы не предъявляла.
При заключении договоров исполнителями и выразителями воли киевского князя были как варяги, так и славяне, но самый договор заключался в двух экземплярах на двух государственных языках – греческом и славянском (русском). Договоры заключались Византией от лица цесаря (императора), а с русской стороны – от имени великого князя киевского и от имени его вассалов, различных "светлых князей", стоявших во главе племенных союзов, и "всякого княжья" – многочисленных князей племен. В договорах часты ссылки на "Закон Русский", текст которого до нас не дошел, но был, очевидно, хорошо известен грекам (там и тарификация штрафов выражена в греческих деньгах), так как иначе не было смысла на него ссылаться.
Договор 907 года вводит нас в бытовую обстановку жизни русских "гостей" в Константинополе в тех политических условиях, когда Киевская Русь диктовала свои пожелания, а Византия в меру возможностей ограждала свои права. Русские послы получали от греков посольское содержание "елико хотящи".
Купцы-гости получали содержание помесячно на протяжении полугода. Это летняя половина года, когда русские гости распродавали все, что было собрано в зимнюю половину, во время полюдья. Из этого явствует что реализация полюдья не была каким-то оптовым, одноразовым актом, а производилась неспешно на протяжении целых шести месяцев, когда гости из Киева, Чернигова, Переяславля, Полоцка, Ростова и Любеча проживали в предместье Константинополя и получали от греческого правительства "хлеб и вино и мясо и рыбы и овощь (фрукты)". Оговорено было даже право пользования цареградскими банями-термами: "и да дверять им мовь, елико хотять".
Единственное ограничение, которое вставили в договор византийцы, боявшиеся вооруженных русов, касалось безопасности столицы. Императорский чиновник составлял список русских гостей (для выдачи содержания) и сопровождал их при входе в город. Русские должны были входить внутрь города только через одни ворота группами не более 50 человек и без оружия, но зато им разрешалось "да творять куплю якоже им надобе, не платяще мыта ни в чемь же".
Когда русские гости собирались к концу лета возвращаться к себе домой, император обязан был обеспечить отъезжающим "на путь брашно (продовольствие) и якоря и ужа (канаты) и пьре (паруса) елико надобе". Такая сверхблагоприятная ситуация была, разумеется, результатом определенного соотношения сил в пользу Киевской Руси и поддерживалась угрозой войны.
Под 907 годом в летописи приведена та часть договоренности Руси с Византией, которая касалась нормального повседневного быта русских воинов-купцов в столице империи на протяжении шести летних месяцев. Договор 944 года, заключенный после угрозы нового похода на Византию (Игорь дошел в 943 году только до Дуная), тоже содержал эту бытовую регламентацию с незначительными уточнениями. При входе в цареградскую крепость греческий полицейский "мужь цесарства нашего да хранить я" и следит за законностью действий как русских, так и греков.
Покупка шелковых тканей (монополия производства в императорских эргастериях) была лимитирована (50 кусков); каждая покупка пломбировалась цесаре-вым мужем.
Помимо этой регламентации обычной жизни русских в Царьграде договоры 911 и 944 годов содержат значительное количество юридических казусов, связанных с имущественным и уголовным правом.
Предусматриваются действия сторон при кораблекрушении купеческого судна; много статей посвящено пленным рабам (выкуп, возврат беглых, стоимость и т. п.); с русской стороны предусматриваются бедные и богатые (неимовитые и имовитые), учитывается возможность ухода от кредиторов; имовитый русский на случай смерти может составить письменное завещание. Не забыты и возможные случаи краж, драк и убийств. В отдельных случаях есть ссылки на "устав и закон русьский", и преступник, кто бы он ни был, "да будеть повинен закону русьскому и греческу".