Хэсба Стреттон
Сэнди и Джипси
Два секрета
Оглавление
Сэнди и Джипси......................................................................................... 3
Первый вдох Джипси.......................................................................... 3
Мать и брат........................................................................................... 7
Потерявшаяся в Лондоне.................................................................. 11
Потерявшийся в Иерусалиме........................................................... 14
Новый друг......................................................................................... 17
Миссис Шафто................................................................................... 21
Печальное зрелище............................................................................ 25
Мистер Шафто................................................................................... 29
В поисках Джип................................................................................. 34
Неужели это правда?......................................................................... 38
Пробудившаяся совесть.................................................................... 42
Две матери.......................................................................................... 48
Воскресный костюм Сэнди.............................................................. 50
Последние дни Джонни.................................................................... 55
Джипси нашлась................................................................................ 59
Смерть Джонни.................................................................................. 62
Видение.............................................................................................. 64
Прощай, старый дом!........................................................................ 67
Эпилог................................................................................................ 72
Два секрета................................................................................................ 73
Сэнди и Джипси
Первый вдох Джипси
Прогулку по окраинам лондонского Ист-Энда в знойный летний день при всем желании не назовешь приятной или освежающей. Тротуары здесь узкие, а сточные канавы по бокам мостовой вечно переполнены помоями и всякой мерзостью, которую местные жители обычно вышвыривают на улицу прямо из окон. Яблочные огрызки, картофельная кожура, гнилые капустные листья громоздятся вдоль улиц живописными грудами. В этих мусорных кучах в поисках съедобного кусочка усердно роется детвора. Летом для детей настоящее раздолье, потому что гораздо чаще выпадает случай хотя бы чуточку утолить голод, неустанно грызущий их изнутри. Воздух, далекий от свежести, насыщен всевозможными запахами, вот только приятного в них мало, — каково бы ни было их происхождение, а сладостными их признать никак нельзя. Солнце безжалостно нагревает крыши плотно стоящих домов, грязные мостовые, пыльные улицы, и кажется, что от перегрева у них вот-вот случится тепловой удар. Здесь что ни угол, то трактир или пивная, где торговля с утра до поздней ночи идет на славу: сухой горячий воздух вызывает сильную жажду, и двери заведений то и дело распахиваются, пропуская внутрь и выпуская наружу вереницы посетителей — мужчин, женщин и детей.
Но дальше, за этими оживленными улицами, ютятся переулки и дворы, где жара совсем уж нестерпимая. Не ощущаешь ни капли прохлады, ни дуновения ветерка, эти жалкие трущобы затаились в такой глуши, что их обитатели не чувствуют перед посторонним взглядом ни страха, ни стыда. Такой беспросветной нищеты, такого чудовищного разложения не встретишь больше нигде. Люди живут в жуткой грязи, среди мусора и нечистот, и болезни, неизбежные в таких условиях, часто оказываются смертоносными. Добрая половина детей, родившихся здесь, умирают, не прожив и года. Только немногим крепышам или счастливчикам, родившимся у заботливых матерей, удается перевалить этот рубеж. В этом районе детские похороны — обычное дело: они случаются настолько часто, что никто не обращает на них внимания. Только детишки, сумевшие избежать общей участи, провожают маленький гробик до конца своей улочки и останавливаются на углу, глядя, как он уплывает куда-то в смутную даль, о которой никто ничего не знает и не ведает. Что до матерей, то большинство из них, словно бы утратив естественное чувство любви к своим отпрыскам, бывают только довольны, что одна забота свалилась с плеч долой.
В одном из этих тесных тупичков, в самой его глубине, жарким летним полуднем на пороге маленького домика, убогостью своей не отличавшегося от соседних строений, где окна редко бывают застеклены, а чаще затянуты коричневой бумагой, праздно сидел мальчуган. В доме, где насчитывалось четыре комнаты и обитало ровно столько же арендаторов со своими семействами, царила легкая суматоха: в открытую дверь было видно, как суетились и бегали вверх-вниз по лестнице женщины. В эту пору дня взрослых вокруг обычно не было, поскольку почти все они занимались уличной торговлей и спозаранку уходили с лотками и корзинами продавать фрукты, овощи и рыбу. Но весь переулок кишел ребятней, полуголые чумазые детишки играли в открытых сточных канавах, орали, возились и устраивали шумные потасовки. Наш мальчуган, судя по всему, не собирался присоединяться к своим юным приятелям. Он смотрел на них безучастным взглядом, время от времени тревожно посматривая в отворенную дверь и напряженно прислушиваясь к каждому звуку, доносившемуся из комнаты на втором этаже, куда вела расшатанная лестница. Внезапно до слуха мальчика долетел слабый протяжный стон, и слезы выступили у него на глазах. Сам не зная отчего, он поспешно вытер их рукавом и отвернулся, чтобы никто не заметил этих слез.
— Сэнди! — закричал женский голос откуда-то с лестницы. — Сэнди, давай-ка скорей свою куртку! Дитя завернуть не во что!
Ради новорожденного он даже в разгар суровой зимы, не раздумывая, сорвал бы с себя эту старенькую, истрепанную курточку. К маленьким беспомощным существам он всегда питал нежность и жалость. До появления на свет этой крохи он нянчил и лелеял двух других малышей. Потом на его глазах они медленно угасли, отравленные, как видно, этим нездоровым воздухом. О матери он особенно не беспокоился — что толку беспокоиться о беспробудной пьянчужке? Но детишек он очень любил — любил даже больше той приблудившейся дворняжки, которую тайком от матери ухитрялся некоторое время держать дома и которую потом у него отобрали, потому что он не мог заплатить за нее налог. «А вот на детей налогов нет!» — с торжеством сказал себе Сэнди. На прибавление в их семействе полиция уж точно не обратит никакого внимания. Он может всюду таскать малыша с собой, играть с ним, учить его всяким потешным штукам, и никто его не отберет.
— А это девочка или мальчик? — с живым интересом спросил он у соседки, торопливо спускавшейся по лестнице навстречу ему.
— Девчушка! — отвечала та. — Настоящая цыганочка — черноглазенькая, и волосики по всей головке тоже черненькие.
— Отдайте ее мне поскорее! — взмолился Сэнди, стискивая руки и от радостного нетерпения пританцовывая на ступеньке.
— Да бери хоть сейчас! — сказала соседка. — Духотища- то какая, прямо как в печке!
— Тогда я иду с вами, — живо откликнулся мальчик и пошел за соседкой к двери.
Спустя несколько минут ему протянули маленький сверток, упакованный в его собственную куртку, и, бережно обхватив драгоценную ношу руками, он стал потихоньку спускаться по лестнице. Нужно было отыскать какой-нибудь укромный уголок, чтобы рассмотреть свое новое сокровище, — он не хотел, чтобы вокруг него толпилась шумливая куча детворы, которая непременно набежит, стоит ему только усесться на пороге с этим таинственным свертком на коленях. Быстро окинув взглядом окрестности, он заприметил тачку зеленщика, прислоненную одним углом к стене, а под ней — пару пустых корзин. Сэнди осторожно пробрался под тачку и сел на перевернутую корзину. Теперь можно было развернуть сверток и поглядеть на новое, незнакомое личико.
Что же это его глаза опять заволокло слезами? Том и малышка Вик, лежавшие теперь в земле в своих крошечных гробиках, вдруг вспомнились ему так живо и ярко, что при виде этой новорожденной малышки он невольно заплакал. Он знал, что плакать для мужчины — последнее дело, и хоть злился на себя за эту слабость и ужасно боялся, что кто-нибудь застанет его за этим постыдным занятием, все-таки минуту-другую не мог совладать с собой. Потом решительно вытер глаза рукавом и стал внимательно рассматривать свою бесценную добычу.
И вправду самая настоящая цыганочка, в этом не могло быть сомнений. Глазищи черные, как уголь, и крохотная головенка покрыта угольно-черной шапочкой волос. Девочка спокойно лежала в его руках и серьезно смотрела прямо ему в глаза, как будто и впрямь разглядывала его и пыталась сообразить, что за братец ей достался. Сэнди сморщил лицо в забавную гримасу и растянул рот в широкую улыбку, потом тихонько посвистел сестричке, пощекотал пальцем ее маленькие губки и немножко покачал ее на колене. Не малышка, а золотко! — она даже не захныкала ни разу, а ведь вполне могла бы зареветь и тут же выдать их убежище. Ее серьезные черные глазки все так же неотрывно глядели на Сэнди.
«Эх, только бы выжила! К кому бы мне податься?» — скорбно думал Сэнди. Он смутно понимал, что есть где- то люди, которые умеют спасать новорожденных от гибели и могли бы уберечь и Тома, и малышку Вик. На улицах он частенько видел богатых деток, которые наверняка ни в чем не нуждались: пухлощекие и розовые, они были так не похожи на хилых и тщедушных детей из его родного тупичка! Но как это получалось — то ли просто потому, что это были дети богачей, то ли потому, что какие- то добрые люди помогали им избежать смерти и заботились о них лучше, чем о детях бедняков, — этого он сказать не мог. Встречая таких детишек, он всегда провожал их тоскливым взглядом — таких славных и милых, разодетых в хорошенькие голубые или алые плащики и белые чепчики, — и теперь всем сердцем желал, чтобы нашелся человек, который сберег бы для него малышку Джипси[1]. Ибо про себя он уже окрестил сестричку этим именем, а со временем и все окружающие стали ее так звать. Что проку крестить девочку в церкви и давать ей приличное имя, когда ясно было, что она скоро помрет?
Через несколько дней мать Сэнди оправилась настолько, что смогла снова взяться за работу. Как и большинство соседей, на жизнь она зарабатывала — если, конечно, давала себе труд это делать — торговлей вразнос. Когда у нее хватало ума и совести приберечь четыре-пять шиллингов, вместо того чтобы пропить их в ближайшем винном погребке, она брала напрокат ручную тележку, запасалась дешевыми фруктами и овощами и выходила на улицу торговать, а Сэнди ей помогал. Но такое случалось очень редко. Чаще всего выдержка изменяла ей, и она в очередной раз уступала искушению пропустить стаканчик-другой. Тогда Сэнди пускал в ход свои собственные сбережения и сам отправлялся добывать скудные средства к существованию, продавая спички у резиденции лорд-мэра или еще в каком-нибудь людном месте, где едва ли один из тысячи прохожих мог бы заметить его и взять под свою опеку. Когда в доме не было маленьких детей, он неделями туда не заходил и ночевал, где придется — в пустой телеге, под брезентом, а порой и под открытым небом, если никакого убежища не находилось.Если в эти дни бродяжничества их пути с матерью случайно пересекались, их родственная связь проявлялась единственно в том, что мать требовала отдать ей все деньги, что у него при себе были, и самолично обшаривала его лохмотья, подозревая, что он утаил от нее какой-нибудь полупенсовик. Но когда дома появлялся маленький ребенок, Сэнди приходил домой каждый вечер и приносил с собой гостинчик — липкий леденец или дешевую карамельку, в которой яда наверняка было больше, чем сахара.
Джип полностью перешла на попечение Сэнди. К этому времени мать окончательно спилась, так что дочь не вызывала у нее никакого интереса. Правда, иногда она зачем-то таскала ее с собой в погребок на углу, а потом являлась домой, едва держась на ногах, и Сэнди от тревоги не находил себе места. Но, в общем, она почти не замечала Джипси и предоставляла сыну возможность заниматься ею по своему усмотрению. И, конечно, для девочки так было гораздо лучше. Сэнди уносил ее подальше от зловонных переулков и шел с нею на широкие, открытые бульвары. Иногда он останавливался у витрины булочника и, покачивая сестренку на руках, с такой тоской взирал на выставленные там яства, что в конце концов получал чудесную ароматную корочку, которую малышка с удовольствием сосала. Ее единственной одежкой по-прежнему была старенькая курточка брата, и с наступлением зимы Сэнди стал сильно мерзнуть, руки у него немели от холода, так что он с трудом мог держать девочку. Но мальчик безропотно переносил все мытарства — да и кому он мог пожаловаться? Ведь у него не было друга, к которому можно было обратиться и сказать: «Мне голодно и холодно, и я раздет». Он и не подозревал, что некогда были произнесены такие слова: «Истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Евангелие от Матфея 25:40). Да и мог ли Сэнди даже помыслить о том, что он был одним из этих «меньших братьев»?
Но даже если бы какая-нибудь милосердная душа сжалилась над ним и, в воспоминание о Господе, накормила, обула и одела мальчика, все равно мать тут же заложила бы его одежду в ломбард, а вырученные деньги пропила.
Мать и брат
То ли Джипси, не в пример Тому и малышке Вик, уродилась крепенькой девчушкой, то ли Сэнди наловчился лучше ухаживать за младенцами, но она благополучно пережила первые, самые опасные двенадцать месяцев и, судя по всему, намеревалась и дальше бороться за жизнь. Она была малорослой худышкой с тоненькими ручками, напоминавшими сухие веточки, и землистым личиком, на котором выделялись огромные черные глаза, смотревшие необычайно серьезно, но всегда готовые заблестеть и заулыбаться при виде Сэнди. Питалась она скорее джином, чем молоком. Сколько мог припомнить Сэнди, сестренке довелось лишь два-три раза отведать жиденького голубоватого молока, которым угощала ее одна добрая женщина, не раз делившаяся с детьми корочкой хлеба. Но зато у нее уже стали прорезаться зубки, а это означало, что скоро они смогут справляться с твердой пищей, которую Сэнди собирался для них добывать. Кормя малышку или укачивая ее на коленях, когда она плакала всю ночь напролет, он с радостью замечал, как прорастают эти крохотные беленькие пенечки. А пьяная мать между тем спала беспробудным сном.
Джипси была умницей: она так живо откликалась на всякие потешные штуки, которыми он ее забавлял и до которых так и не успели дорасти рано умершие Том и малышка Вик. Теперь, когда, кажется, появилась твердая надежда, что сестренка выживет, он начинал спрашивать себя, какой она станет, когда вырастет, и как ему с ней тогда быть. Все, что угодно, лишь бы она не пошла по стопам матери! Эх, вот бы ему пристроиться к какому-нибудь хорошему делу, чтобы он мог содержать и себя, и Джип!
Правду сказать, возможностей для этого у Сэнди было маловато. Забот и хлопот у него то и дело прибавлялось, и каждый день нужно было где-то доставать деньги. Джип подрастала, и еды для нее требовалось все больше; старая курточка брата, служившая ей одеждой, совсем износилась; Сэнди старался не замечать того, в какие лохмотья одет он сам. Торговать на площади, поблизости от особняка лорд-мэра и на людных перекрестках становилось небезопасно: он уже не раз попадал в участок за то, что приставал к почтенным джентльменам, уговаривая их купить коробок спичек. Правда, до сих пор он отделывался легкими затрещинами да подзатыльниками, которые добродушно отвешивали ему полицейские, а в придачу давали бесплатный совет: пойти и заняться делом. А какое еще у него могло быть дело, кроме того, чтобы зарабатывать каждый день хоть пару пенсов, ведь нужно было прокормить себя и Джип не дать умереть с голоду! К несчастью, для этого приходилось время от времени наведываться на барахолку и тратиться на какую-нибудь одежку, а не то его попросту не пустили бы торговать на приличных улицах. Иногда Сэнди готов был совсем отчаяться, но даже в самые тяжелые времена, откуда ни возьмись, приходило неожиданное облегчение. То мать по пьяной своей забывчивости оставляла где-нибудь шестипенсовик, а бывало, и целый шиллинг! Зоркие глаза Сэнди немедленно подмечали это упущение, а проворные пальцы тут же завладевали добычей.
То кто-нибудь из соседей предлагал ему разовую работу, за которую Сэнди в конце долгого дня получал либо монетку в шесть пенсов, либо мешочек мелкой картошки или подмороженной брюквы. Тогда они с Джипси пировали!
— Куда же мне податься, а, Джип? — сказал он как- то раз, когда полиция больше обычного придиралась к нему. — Куда идти и что делать? Ты скажешь: делай свое дело! Да вот беда — дела-то у меня никакого нет. И, как видно, уже не будет. Для чего только мы с тобой на свет народились — прямо ума не приложу! Только подрастешь, только шаг ступишь на улицу, как тебя сразу хватают и велят заняться делом!
Джипси не сводила с него своих умных блестящих глазенок, точно понимала всю сложность его положения, вот только помочь была не в силах. К этому времени она уже понемножку начинала что-то лепетать и даже могла сама доковылять до выхода из тупичка. Оттуда она терпеливо высматривала брата, а завидев его, топала навстречу неуверенными шажками. Тонкие ножки подкашивались под весом ее худенького тельца, и сердце мальчика сжималось от страха, что малышка вот-вот упадет. Иногда она действительно падала, и тогда с пронзительным криком, на который оборачивались все прохожие, он кидался к сестренке и подхватывал ее на руки, прежде чем она успевала зареветь. Джипси порой увязывалась за матерью, когда та шатающейся походкой направлялась в ближайший кабачок, и поспешала за ней, цепляясь за рваную и замызганную материнскую юбку. Мать иногда визгливо кричала на дочку и гнала ее прочь, но чаще все-таки брала Джипси с собой и там, на потеху всей честной компании, насильно вливала ей в горло несколько капель джина, остававшихся на дне стакана. Почтенное собрание веселилось, глядя на гримасы и ужимки малышки.
Скоро Джипси запомнила дорогу в винный погребок и повадилась ходить туда сама, когда ей надоедало возиться в канаве с остальной детворой и хотелось к маме. Она подросла, и Сэнди стало тяжело носить ее с собой на руках, а сопровождать брата в его длительных скитаниях по улицам она еще не могла.
Однажды вечером Сэнди возвращался домой унылый и подавленный, как никогда. Весь день лило как из ведра, и ни один из прохожих, торопливо бежавших по своим делам, не остановился, чтобы купить у промокшего продавца промокший коробок спичек. Увы! Как ни старался он уберечь свой товар от дождя, прикрывая его полой курточки, усилия его оказались напрасны. Он вымок насквозь, вода струйками лилась с его густых нечесаных волос, затекала за ворот и противными холодными ручейками текла по спине. Стемнело, но ливень не прекращался. Сильный ветер гнал тучи с запада. Яркие блики света от фонарей приплясывали в огромных лужах. Сэнди шлепал через них босиком, не разбирая дороги. Из проржавевших насквозь водосточных желобов хлестали потоки воды и целыми водопадами обрушивались прямо на него, когда он бежал вдоль улиц, держась поближе к домам, чтобы, сколько возможно, укрываться от дождя. В такое ненастье Джип, конечно, не могла ждать его на улице. И очень хорошо, что сестренка сидит дома, потому что сегодня он ей ничего не принесет — совсем ничего, даже черствой булочки не удалось для нее выпросить. И хуже всего — хуже этого проливного дождя! — было думать о том, что малышке придется лечь спать голодной, и она будет плакать и просить есть, а ему нечего ей дать.
Как он и предполагал, на углу его никто не встречал. Сворачивая под арку в тупичок, он внимательно осмотрелся вокруг — иногда сестренка сидела под навесом, дожидаясь его. Но нет, ее здесь не было, и хотя это вполне объяснимо, почему-то его сердце болезненно сжалось.
В тупике не было ни души. Понятно, что в такую собачью погоду все, у кого есть дом, сидят дома. Два-три оконца тускло светились в темноте — видимо, соседи зажгли свечу, и благодаря этому Сэнди удалось пройти к дому, не угодив в сточную канаву, где вода бурлила, как в реке. Но окно в верхнем этаже, где обитали они с матерью, было пустым и темным — ни единого лучика света, ни от свечи, ни от очага! Он открыл дверь и вошел внутрь, тихонько окликая темноту: «Джип! Маленькая, ты где?» В ответ — ни звука. Пронзительный голосок Джипси не ответил ему, как обычно. Может, они с матерью еще в пивнушке? А может, проказливая сестренка нарочно молчит и прячется от него? Она любит играть с ним в прятки и, забившись в уголок, сидит тихо, как мышка, пока он делает вид, что ищет ее повсюду: озабоченно заглядывает в старый пустой буфет, под материнскую кровать и даже в дымоход, как будто Джип и впрямь могла туда забраться! Пока наконец, звонко смеясь, она не выскакивает ему навстречу из своего воображаемого укрытия, где он с самого начала ее прекрасно видел!
Сэнди осторожно пробрался в темноте к очагу, где на полке стояла свеча, укрепленная в горлышке пустой бутылки, и попытался чиркнуть мокрой спичкой. Ничего из этого не выходило: спички осыпались одна за другой, а если и вспыхивали, то тут же бессильно гасли, неспособные рассеять темноту безмолвной и, как теперь уже было ясно, пустой комнаты.
Наконец Сэнди чудом удалось зажечь свечу. Подняв ее повыше, он в один миг окинул взглядом всю комнату. В углу стояла материнская кровать, на ней была навалена груда шерстяных оческов, служившая матрасом. Валялась там и мать собственной персоной и спала мертвецким сном. Лицо ее отекло и побагровело, вместо одеяла она прикрылась старым рваным платьем, ибо само одеяло, а вместе с ним и верхнее покрывало были давно снесены в ломбард, причем без малейшей надежды на возвращение. Да, но где же малышка Джипси? Сэнди ясно видел, что ни под материнским платьем, ни рядом с матерью ее нет. Ее вообще не было в комнате. Он стоял точно пораженный громом и, чувствуя, как больно колотится в груди сердце, блуждал глазами по пустым стенам. Если малышки Джип нет дома, то где же она может быть?
Не в силах дольше терпеть эти боль и ужас, он бросился к матери и стал грубо трясти ее за плечо, крича изо всех сил прямо ей в ухо. Та не шевелилась, лежала как мертвая. Нелегко ему было пробудить ее ото сна и еще труднее — привести в чувство. Наконец мать приподнялась и замахнулась на него кулаком. Сэнди отскочил в сторону. Встав от нее на безопасном расстоянии, он снова закричал:
— Где Джипси? Мама, куда ты подевала мою Джип?
— Джип? — бессмысленно повторила та сиплым, похмельным голосом. И, немного подумав, сказала: — Я ее потеряла. Не могла нигде найти. Она где-то там...
Неопределенно махнув рукой, она повалилась на кровать и через минуту уже снова спала крепким сном. Джип потерялась...
Потерявшаяся в Лондоне
Минуту или две Сэнди стоял как вкопанный и отрешенно смотрел туда, где ожидал увидеть Джипси — на постели, под боком у матери. Ему казалось, что вот-вот из груды тряпья выглянет ее забавное личико и раздастся тонкий голосок: «А я тут!» Ветер и дождь стучались в окно, и вода уже давно просачивалась сквозь бумагу, которой оно было затянуто. Но в переулке стояла тишина. Сэнди вдруг представилось, как Джип с плачем бежит босиком по лужам, по скользким камням, и мокрые волосы облепили ей лицо. В Лондоне столько улиц, столько кривых переулков! И вот бедная маленькая Джип затерялась среди них, она блуждает под дождем, в темноте, совсем одна и отчаянно зовет брата, чтобы он пришел и унес ее домой. От одной мысли об этом сердце его готово было разорваться!
Мешкать дальше было нельзя: время было дорого. Бесшумно подкравшись к матери, он осторожно сунул руку ей в карман и обшарил его. Нет, она спустила в кабаке все деньги, до последнего пенни, и у него тоже не было ни гроша.
Тогда он собрал и завернул в тряпку весь свой запас спичек. В считанные минуты Сэнди придумал, что ему делать: он разыщет малышку Джип, но домой они больше не вернутся. Он уведет ее далеко-далеко, на другой край Лондона, и пьяница-мать никогда их больше не увидит. При этой мысли он ликовал, несмотря на печаль, терзавшую ему душу. Джип скоро будет совсем большая, так что он сможет повсюду водить ее с собой, а если она утомится, он возьмет ее на руки. А для ночлега им сгодится любая ниша в стене, любой укромный уголок. Он знал пару местечек, где Джип можно уложить поближе к стене, а самому лечь рядом, заслонив ее от дождя и холода. Если поначалу придется туго, другие мальчишки «спичечники» помогут ему, а уж он, в свой черед, отблагодарит их, когда счастье ему улыбнется. Одно он решил твердо — возврата в этот дом не будет никогда!
Сэнди медленно спустился вниз и вышел в переулок. Он все еще смутно надеялся услышать плач Джипси из какого-нибудь темного угла. Он позвал ее, сперва тихонько, потом все громче и громче, пока наконец соседи не стали открывать окна и двери, спрашивая, что стряслось и с чего это вдруг он поднял такой шум.
— Мать где-то потеряла Джипси! — отвечал он, а сам думал: «Вдруг окажется, что сестренку приютил кто-то из них!» — Никто ее не видел? Ночь такая, что собаку из дому не выгонишь, а она же маленькая девочка! Мать напилась, и сама не знает, где ее оставила. Может, кто-нибудь видел мою Джип?
Женщины, посудачив немного о Нэнси Кэрролл и ее пагубном пристрастии к спиртному, сказали, что насчет малышки Джип они ничего не знают, но видели, как незадолго до сумерек мать ее куда-то повела. Две-три соседки предположили, что Нэнси, должно быть, решила избавиться от девочки как от лишней обузы. При одной мысли об этом кровь вскипела в жилах у Сэнди.
— Нет, нет! — крикнул он. — Не может быть! Джип такая славная! Нет, мать не могла с ней так поступить, она иногда с ней хорошо обращалась, честное слово!.. Когда бывала трезвой... И Джип никогда не была для нее обузой!
— Когда Нэнси Кэрролл допьется до чертиков, она еще и не на такое способна! — визгливо крикнула одна соседка, гордившаяся тем, что пьет не чаще раза в неделю, да и то по воскресеньям, когда в торговле бывает застой.
Сэнди не стал вступать с ней в пререкания, он лучше поскорее разыщет Джип и тем самым снимет с матери это страшное подозрение. Упрятав под курткой сверток со спичками — сверток, в котором заключалась вся надежда на то, что они с Джип не умрут с голоду, — он повернулся и побежал по темному сводчатому проходу.
Выбежав на улицу, Сэнди в нерешительности остановился: куда же ему свернуть — направо, налево? Когда он бежал по тупичку, сомнений не было: Джипси могла идти только в одном направлении. Но пивные, которые посещала мать, стояли по обеим сторонам улицы. И от каждой из них во все стороны расходилось множество улочек, переходов, проулков, которые петляли, пересекались между собой и разбегались на много миль вокруг. Конечно, малышка Джип не могла уйти далеко, ведь она была еще совсем крохотная и слабенькая, но что если Сэнди решит двигаться в одном направлении, а она в это время будет идти в противоположную сторону? Тогда с каждым шагом они станут все больше удаляться друг от друга!
Первым делом он сбегал в оба кабачка. Народу там было полным-полно — еще бы, в такую-то ночь! Он обыскал все вокруг, заглянул во все углы, расспросил усталых буфетчиков за стойкой, не видали ли они маленькой девочки. Но Джипси нигде не было, и зацепок у него больше не осталось. Однако же пора было на что-то решаться, и, положившись на свою удачу, Сэнди кинулся бежать по пустынным улицам, заглядывая в каждую подворотню и выкрикивая имя сестренки в каждой арке, где Джип, будь она посмышленнее, могла бы укрыться.
Проживи Сэнди до ста лет, эту ужасную ночь он не смог бы забыть. Дождь хлестал беспощадно, порывы ветра рвали его жалкую одежонку, как будто нарочно хотели, чтобы холодные струи били прямо по голому телу. Но страх за Джипси был сильнее телесных страданий, и Сэнди не ощущал ни холода, ни усталости, ни голода. Бедная малышка! На ней не было ни башмачков, ни чепчика, ни курточки — ничего, кроме истрепанного бумажного платьица, которое он сам купил ей по дешевке в лоскутном ряду. Платьице было настолько ветхим и убогим, что даже мать не сочла его пригодным для дальнейшей перепродажи. Думать о том, что Джип, почти раздетая, бродит где-то под таким ливнем, было для него хуже смерти, — так мог ли он в эти минуты чувствовать, что промок и промерз до костей? Не чуя под собой ног, он бежал вдоль безмолвных улиц, пробегал перекрестки, сворачивал за углы и только изредка ненадолго останавливался, чтобы перевести дух. Так он бегал, пока небо на востоке не посветлело и тучи над головой из черных стали серыми Пришло утро, и большой город медленно пробуждался, но Сэнди так и не нашел малышку. Она пропала.
Улицы постепенно запполнялись прохожими, и шансов заметить Джипси или услышать ее плач становилось все меньше. Сэнди хорошо понимал это, но отказаться от дальнейших поисков был не в силах. Ему казалось, что без малышки Джип он не сможет больше жить. Потерять сестренку так глупо, так нелепо! Это было в тысячу раз хуже, чем если бы он увидел ее умершей, как других малышей, и слышал, как приколачивают крышку ее гробика. Он с тихими слезами провожал бы ее на кладбище и смотрел, как земля поглощает ее, понимая, что ее страданиям пришел конец и больше она не испытает ни холода, ни голода, ни боли. И правда, уж лучше бы Джип умерла, чем с ней произошло это ужасное несчастье! Нет, он не сдастся и будет искать ее до тех пор, пока не найдет среди живых или мертвых!
Потерявшийся в Иерусалиме
Прошло четыре дня, а Джип все не находилась. Сэнди не оставлял своих поисков, но теперь уже почти утратил надежду найти сестренку. Никогда прежде он не обращал внимания, какие громадные толпы народа ходят по Лондону. Все эти люди были для него чужаками, а некоторые, возможно, даже врагами. Он не видел среди них ни одного дружеского лица. Правда, у него было несколько приятелей, таких же мальчишек, как он, торговавших спичками. Они относились к нему по-дружески и даже время от времени, когда дела у них шли хорошо, ссужали его мелочью, но вообще-то не одобряли его поведения. Ну что это такое в самом деле — работу он совсем забросил, дни напролет убивает на поиски Джип, а они должны его подкармливать? На этот счет между ними и Сэнди состоялся уже не один серьезный разговор, и мальчик понимал, что близится час, когда старые друзья отвернутся от него.
Был полдень воскресного дня. Сэнди давно уже было безразлично, какое теперь время суток, но все-таки днем на улицах посветлее, а значит, и шансов заметить Джип больше. К тому же в воскресенье по мостовым ездило не так много повозок и экипажей, как в будний день, и колеса грохотали не так сильно, а это внушало надежду, что Джип может расслышать его голос, когда он станет звать ее. День выдался погожий, и низкое осеннее солнце рассыпало лучи над задымленными лондонскими улицами. Сэнди уныло брел по городу, вяло поглядывая по сторонам. Хотя поиски Джипси, как и прежде, оставались главным делом его жизни, теперь он еле волочил ноги, а на сердце тяжким камнем лежала печаль. Когда-то воскресенье и для него было праздничным днем, сулившим свои нехитрые радости. Он уносил Джипси на Лондонский мост, где свежий ветер обдувал им лица, и малышка от удовольствия заливалась смехом. Вот и теперь незаметно для себя он направился в ту сторону, а заметив вдалеке скопление народа, ускорил шаги. В такой вот толпе всегда увидишь детскую фигурку ростом с Джипси, и на какое-то мгновение можно вообразить, что это она и есть.
На возвышении под стеной стоял стул, а на стуле возвышался молодой человек и говорил что-то громко и воодушевленно. Лицо у него было славное, а живые, блестящие глаза, казалось, выделяли в толпе каждое лицо и смотрели на каждого человека в отдельности.
— Потерялся ребенок! — говорил он как раз в то мгновение, когда Сэнди подошел поближе, и эти слова сразу же приковали внимание мальчика. — Вы только представьте себе — потерялся ребенок! Еще утром, когда они покидали город, Он был рядом. Он шел по улицам вместе с матерью и отцом, разговаривал с ними. А потом они потеряли Его из виду, но подумали: «Он, должно быть, идет с соеед- скими детьми!», и шли дальше, не тревожась и не беспокоясь. Но вот стало смеркаться, путешественники остановились на постоялом дворе и собрались ужинать. Тут Мария спросила мужа: «А где же Иисус?» Она задала этот вопрос совершенно спокойно, ведь ей и в голову не приходило, что сын мог потеряться. «Где же Иисус?» — спросила она. И муж, скорее всего, ответил: «Не знаю, я Его с утра не видел. Он, верно, с другими детьми. Пойду, позову Его». Но среди детей Иисуса не было. Тогда отец с матерью испугались и стали расспрашивать о Нем родственников и друзей. «Не видели ли вы нашего сына Иисуса? Мы Его потеряли!» И все отвечали: «Нет! Утром, когда мы выходили из города, Он был с нами, но мы уже давно Его не видим!»
Настала ночь, и родители не могли вернуться в город до самого утра. Думаете, Мария спала в эту ночь? Думаете, она безмятежно лежала, закрыв глаза и выбросив из головы все неприятные мысли? О, нет! Она терзалась мыслью, где теперь ее дорогое дитя, не спит ли иод открытым небом, не голодно ли Ему, не страшно ли в большом городе? Или, быть может, ее сыночек заблудился в лесу или в широком поле, и негде Ему приклонить головы? Едва дождавшись утра, она с первым проблеском зари была уже на ногах, готовая пуститься в обратный путь.
И по пути назад отец и мать спрашивали каждого встречного: «Не видал ли ты, добрый человек, нашего сына, Иисуса из Назарета?» И те, кто Его не знал, отвечали: «А какой Он из себя?» Тогда Мария описывала Его подробно, как только могла, — и лицо, и голос. Но, наверное, прежде всего она говорила: «На Нем плащик, который я изготовила Ему своими руками, цельный, без единого шва». Потому что многие люди в первую очередь смотрят, во что человек одет, и одежду запоминают лучше, чем лицо. И все-таки никто не мог ничего рассказать им об Иисусе, пока они не вернулись в Иерусалим.
В поисках маленького Иисуса они исходили весь город вдоль и поперек. Они горевали и убивались. Вообразите себе, что ваше родное дитя, может быть, единственное, потерялось в таком огромном городе, как Лондон, и вы понятия не имеете, где оно теперь, в чьи руки попало, где ночует, не голодает ли.
«Да ведь эта история прямо про меня и Джип!» — сказал себе Сэнди, протискиваясь сквозь толпу поближе к говорящему и напрягаясь, чтобы не пропустить ни одного слова.
— Наконец, — продолжал тот, — Марию вдруг осенило. «Какие же мы глупые! — сказала она. — Когда мы были здесь с нашим мальчиком, то почти никуда не ходили, кроме храма, и ты помнишь, Иосиф, как нравилось Иисусу туда приходить. Пойдем, поищем Его там!» И они отправились в храм, куда любил ходить маленький Иисус, и нашли Его там! Представьте же, какой великой радостью сменилась их скорбь и как легко и весело было у них на сердце, когда, возвращаясь вместе с сыном домой, в Назарет, они смотрели на Него!
И вот теперь Иисус, потерявшийся некогда в Иерусалиме, разыскивает нас, Своих заблудших детей, скитающихся вдали от родного дома, вдали от обители нашего Бога и Отца Небесного. Вы понимаете, что отошли от Него далеко, что потерялись и не знаете, как вернуться назад. Мы с вами похожи на маленьких детей, которые, позабыв обо всем на свете, идут за уличными кукольниками, пока не окажутся в незнакомом месте. Они не могут найти дороги домой и бредут куда глаза глядят, и если их не находят, то постепенно они забывают и свой дом, и прежнюю жизнь. Спросите же себя: не позабыли ли вы, что жили когда-то в Божьем доме? Быть может, кто-то из вас тоскует по прежней жизни и хочет вернуться? Что ж, для того Бог и послал Иисуса, чтобы Он разыскал вас и показал дорогу домой. Он ищет вас и сейчас, как некогда горестная Мария искала Его. И если Он найдет вас, скорбь Его обратится в великую радость. Он позабудет всю боль, все огорчения, которые вы Ему причинили.
Вы не можете Его видеть, не можете слышать Его голоса, но Он здесь, среди нас, рядом с нами. Я говорю от Его имени, потому что вы слышите мой голос и видите мое лицо. И вот я говорю каждому из вас: Иисус Христос ищет и зовет вас. Хотите, чтобы Он вас нашел? Вот в этом-то все и дело! Он не может силой заставить вас возвратиться домой. Вы хотите поселиться в доме Божьем?
Вы потерялись? Да, конечно, потерялись. Кто-то из вас потерял себя в пьянстве, кто-то — в вор