ШУМЕЛ СУРОВО БРЯНСКИЙ ЛЕС 25 глава




Вынужденная задержка соединения на Збручи позволила немцам собрать гарнизоны и полицейские части Теребовли, Чорткова, Бучача, Монастыриска и других районных центров, отвести их за Днестр к Галичу и поставить в оборону.

Разведчики сообщили, что два полка, которые следовали на фронт, высажены из эшелонов и направлены по нашим следам. Кроме того, сосредоточивались войска в районе Станислава. Видимо, противник понял, что путь наш ведет к нефтяным промыслам, и теперь предпринимал все меры, чтобы помешать нам.

– Надо спешить. Не позволить немцам сосредоточить крупные силы на нашем пути, – торопил Ковпак командиров батальонов и рот. – Позади себя взрывать все мосты, задерживать фашистов, чтобы не наступали нам на хвост.

– Посадить всех на подводы, – предложил Руднев.

Предложение было принято. Это позволило проходить по сорок пять‑пятьдесят километров в сутки. Однако, как мы ни спешили, противнику удалось закрепиться на правом берегу Днестра в районе Галича и перекрыть мост западнее города у Сивок.

Первым к реке вышел кавалерийский эскадрон. Уничтожив охранение противника на этом берегу, Ленкин рассчитывал до наступления рассвета верхом на лошадях прорваться через мост. Ночь – постоянная партизанская союзница – на этот раз сыграла злую шутку. Всадники не разглядели, что на середине мост перегорожен рогатками, опутанными колючей проволокой, и налетели на них. С противоположного берега вспыхнула бешеная стрельба. Передняя лошадь вместе с всадником рухнула на заграждение, жалобно заржала и забилась в предсмертных судорогах.

– Назад! – скомандовал Ленкин.

Несколько мгновений потребовалось всадникам, чтобы укрыть лошадей за насыпью, а самим вступить в бой.

На помощь кавэскадрону я развернул разведчиков, а вскоре подоспела третья рота. Заработали пулеметы и автоматы. Огонь вели по вспышкам на противоположном берегу. Противник в свою очередь не снижал интенсивности стрельбы. Особенно опасным был пулемет, простреливавший мост.

Бой грозил затянуться до рассвета. А это ничего хорошего нам не обещало. Немцы подбросят подкрепление и постараются удержать мост. Да и авиация может появиться, а наша колонна в чистом поле. Вот уже три дня преследует нас звено бомбардировщиков.

– Товарищ капитан, разрешите, я угощу фрицев гранатой? – вызвался вездесущий отважный старшина разведроты Зяблицкий. – Только прикройте меня огоньком.

– Валяй, – не раздумывая, разрешил я.

– Я с тобой, – проговорил Володя Лапин и, чуть пригнувшись, побежал вслед за Васей.

Разведчики вскарабкались на насыпь и залегли. Передохнули секунду‑другую и поползли по настилу один у правых, другой у левых перил. На помощь Зяблицкому и Лапину кинулось несколько партизан третьей роты и кавэскадрона. Их заметили немцы и усилили обстрел моста. Но было поздно. На противоположном берегу послышались два взрыва, пулемет замолчал. Это Вася и Володя гранатами прикончили его.

– Расчистить мост, – послышался голос Гриши Дорофеева.

– Пулеметчики на месте, остальные вперед! ‑ приказал я.

В предутреннем тумане людей почти не видно, но дробный стук каблуков по деревянному настилу говорил о том, что хлопцы бегут по мосту. На противоположном берегу послышались очереди наших автоматов. Это разведчики перемахнули через мост. Вслед за автоматчиками перебежали на тот берег и пулеметчики.

– Посторонись! – услышал я команду Ленкина. Еле успел прижаться к перилам моста, как мимо меня галопом промчались всадники. Проскочив мост, кав‑эскадрон свернул влево и по шоссе умчался в сторону Галича.

– Когда они, черти, успели сесть на лошадей? – сказал с удивлением и одобрением Карпенко.

А на мосту уже громыхали наши тачанки. Партизаны садились на первую попавшуюся из них и устремлялись за кавэскадроном. Но разве их догонишь!

По шоссе проехали километра два, а затем свернули направо в лес. К пяти часам утра шестнадцатого июля вся колонна переправилась через Днестр. Мост взорвали. Часов пять двигались лесом. На дневку расположились недалеко от Седлиска. Чтобы не обнаруживать себя, костров для приготовления пищи не разводили. Над лесом весь день летали немецкие бомбардировщики и наугад обстреливали и бомбили. Но нас так и не нашли.

До Карпат оставалось километров семьдесят‑во‑семьдесят. Это расстояние мы могли легко преодолеть за два‑три перехода. Казалось, что с форсированием Днестра все трудности остались позади. Наше внимание привлекало зеленовато‑бурое пятно на карте, обозначавшее горы, покрытые лесом.

– Руку протянешь – можно горы достать, – торжествовал Митя Черемушкин.

– Не осторожно протянешь – можешь руку потерять, – предостерег Ковалев.

– А чего здесь остерегаться? – не сдавался Митя. – Около тысячи километров отмахали и все благополучно, а тут меньше сотни… Даешь Карпаты! Там развернемся…

– В горах не очень развернешься, – спокойно сказал бывший пограничник Алексей Журов. Он только что вернулся из разведки, тихо подошел и стоял перед нами худой, длинный, с посеревшим от усталости лицом. Партизаны считали его специалистом по Карпатам, поэтому замечание Леши приняли всерьез. Журов подумал и добавил: – Хлебнем мы там горя.

Однако горя пришлось хлебнуть еще раньше.

Весь день по дорогам из Станислава, Калуша, Войнилова и Галича противник на автомашинах подвозил войска и к вечеру блокировал лес, в котором мы укрылись. Над соединением нависла угроза. Отходить некуда. Единственный путь – вперед к лесному массиву, который носил странное название – «Черный лес». Но для этого нужно было форсировать быструю и каверзную реку Ломницу.

В середине дня на участке обороны третьего батальона и пятой и восьмой рот первого противник повел наступление, форсировал реку, но был остановлен партизанами. Было решено здесь сдерживать противника, а реку форсировать в районе Медыни. Для захвата переправы вперед выслали несколько рот. Не ожидая результатов боя, колонна перед вечером начала вытягиваться из леса и сразу попала под артиллерийский обстрел и удары авиации. Появились убитые и раненые. В селе Седлиско вспыхнули пожары. Колонна двигалась рывками, задерживаясь в лесу и быстро пересекая открытые места. И лишь с наступлением ночи пошла ровнее.

Четырехчасовой бой ударной группы не дал желаемых результатов. Трижды менялось направление удара, но переправу захватить не удалось. Зато прибавилось количество раненых.

Противник прочно закрепился на противоположном берегу, пресекая все наши попытки переправиться через Ломницу.

Колонна уже больше двух часов, как подтянулась к месту боя и под артиллерийским обстрелом нетерпеливо ждала команды на возобновление движения.

Головная походная застава в составе главразведки и третьей рот стояла на окраине деревни. Меня беспокоила неясность положения на переправе. Бой то затихал, то вспыхивал с новой силой. Лишь артиллерия противника снаряд за снарядом посылала в нашем направлении. К счастью, обстрел велся наугад, и мы почти не имели потерь. Но он держал нас в постоянном напряжении.

– Лучше в бою участвовать, чем ждать, пока тебя прихлопнет снарядом, – ворчал Коля Гапоненко.

И как бы в ответ на желание лейтенанта из темноты вынырнул Ковпак с плеткой в руке. Увидев меня, он на ходу коротко бросил:

– Приготовьтесь к бою!

Не добившись успеха ни на одном из направлений, командование решило взять переправу штурмом. Для этого выделялись разведывательная, третья, шестая и девятая роты. Руководство возлагалось на Вершигору. Поддержку осуществляли два орудия, поставленные на прямую наводку.

Роты тихо вышли к шумной Ломнице, развернулись на узком участке и залегли. Справа от меня Стрелюк, слева Черемушкин… Гляжу на эту буйную реку и думаю, что народ правильное название подобрал реке – Ломница. Она действительно ломится среди гор и вырывается на равнину, продолжая свой стремительный бег.

Ждем сигнала, затаив дыхание. Сердце стучит так громко, что, кажется, сосед слышит его биение. «Наверно, так у каждого, – размышлял я. – Мыслимое ли дело – штурм! Слово‑то какое! Оно означает – одолеть врага или погибнуть. Другого не должно быть. За спиной все соединение. Раз командир решил идти на штурм, значит иного выхода нет… Лишь бы не получилась заминка в самом начале. Зацепиться за противоположный берег, а там уж посмотрим, чья возьмет!» Еще на фронте мне несколько раз приходилось быть свидетелем рукопашной схватки. И всегда гитлеровцы не выдерживали, бежали. Побегут и сейчас…

– А глубока ли река? – послышался чей‑то торопливый шепот.

– Трусу с головой, а храброму по колено, – пробасил спокойно Журов.

Спрашивавший приглушенно хихикнул и затих.

Услыхав этот разговор, я подумал: возможно, тот, кто спрашивал, не умеет плавать, а признаться в этом Сюится, чтобы не посчитали трусом. Как об этом я раньше не подумал! На миг представился барахтающийся среди волн бурной реки беспомощный человек, меня от этой мысли передернуло.

– Передайте по цепи: реку преодолевать, держась за руки, – сказал я Черемушкину и Стрелюку.

– В реке держаться за руки, – полетело, как шорох, вправо и влево и пропало в темноте…

Тягостно ожидание. Ждешь считанные минуты» а кажется, проходит целая вечность. Наконец, потревожив ночь короткой вспышкой, за спиной грозно рявкнула семидесятишестимиллиметровая пушка – сигнал для начала штурма, – и сразу же, как эхо, на противоположном берегу реки отозвался разрыв снаряда. Не ожидая команды, партизаны вскочили с земли и темной стеной кинулись в реку. Забыв о своем же предостережении, я прыгнул с берега в холодную, обжигающую тело воду и, борясь с быстрыми клокочущими волнами, устремился вперед. Но тут же услыхал голос Черемушкина: «Руку». Вытянув наугад левую руку, натолкнулся на автомат Мити и крепко ухватился за него. Справа за мой автомат держался Стрелюк.

Река оказалась неглубокой. Вода доходила до груди, но местами попадались ямы‑водовороты, и тогда приходилось преодолевать их с помощью товарищей. Идти было очень трудно. Быстрым течением вырывало из‑под ног неровное, скользкое, каменистое, загроможденное валунами дно. Партизаны изо всех сил старались быстрее выбраться из воды.

За взрывами снарядов и шумом водного потока мы не слышали автоматной и пулеметной стрельбы противника. Однако трассирующие пули, пролетавшие над головами, да множество вспышек на противоположном берегу напоминали об опасности.

Когда прошли быстрину реки и до берега оставалось метров двадцать, командир девятой роты Давид Бакрадзе, перекрывая шум Ломницы, рявкнул своим громовым голосом: «Огонь!» Отпустив автомат Черемушкина и высвободив свой из рук Стрелюка, я повернул его в сторону противника и одновременно со всеми дал первую очередь. Долина реки заклокотала от нескончаемого рокота автоматных и пулеметных очередей. Бредя по пояс в воде, партизаны не прекращали стрельбы. Надо было ошарашить врага.

Вот и берег! Дружное «ура» раскатами понеслось по долине реки и где‑то вдали отозвалось эхом. По тому, как стрельба удалялась вперед от реки и в стороны, стало понятным – противник убегал.

– Драпают, драпают фрицы! Ура‑а‑а! – радостно закричал обычно тихий Павлик Лучинский, посылая очереди в спину гитлеровцам.

Миновав окопы и не обратив внимания на оставленные там пулеметы, мы продолжали преследовать противника, который убегал без всякого сопротивления. Видимо, гитлеровцев напугала дерзость партизан.

Через реку переправился кавалерийский эскадрон и черной молнией умчался влево, намереваясь захватить немецкую артиллерию…

Предоставив право кавалеристам, шестой и девятой ротам преследовать остатки гитлеровцев, я повел головную походную заставу по маршруту.

Наступил рассвет. Несмотря на усталость, шли быстро. Когда стало совсем светло, нас догнал связной Миша Семенистый.

– Командир приказал захватить переезд на железной дороге Станислав–Калуш, – сказал он.

– А как колонна? – поинтересовался Черемушкин.

– Переправляется полным ходом. Сидор Артемович и Семен Васильевич очень даже довольны сегодняшним боем, – радостно сообщил Миша…

– Эх, закурить бы, нет бумажки, да и портсигар полон воды, – сказал с сожалением Журов, выворачивая карманы.

– На месте покурим, – отозвался Черемушкин.

– Долго ждать – уши опухнут…

– Миша, слетай к Зяблицкому и привези нам махорки, – приказал я связному.

– А я хотел остаться с вами, – с огорчением начал было Семенистый, но круто повернул свою неутомимую лошадку и галопом понесся навстречу колонне.

Миша возвратился раньше, чем мы его ожидали. Еще издали он закричал:

– Сам Михаил Иванович Павловский пожаловал

вам скалатские сигары! Получайте.

Партизаны расхватывали сигары, разминали их пальцами, надкусывали и, прикурив, с наслаждением затягивались.

Вслед за Семенистым подлетели две тачанки. На передней восседал ездовой Вершигоры донской казак Саша Коженков.

– Садитесь, с ветерком прокачу! – сказал он, сдерживая резвых жеребцов.

– А Петр Петрович? – спросил Черемушкин.

– Он верхом на буланом…

Кое‑как на две тачанки втиснул человек двадцать, оставив с остальными Черемушкина, приказал:

– Трогай, Саша!

Лошади с места взяли крупной рысью. Журов, стоявший на тачанке, во весь голос запел:

Та ишов гуцул з полоныны…

Он пел с душой. Его бархатный голос с особой торжественностью звучал в это ясное, чистое и радостное утро. Разведчики начали подтягивать. Не вытерпел и я. Нельзя сказать, чтобы от этого песня выиграла. Даже наоборот. Но никто об этом не говорил. Каждый считал, что именно в его исполнении песня звучит правильно. Только Журов, понимавший толк в песне, иронически улыбался и не пытался разочаровывать незадачливых певцов.

Так с песней мы и ворвались в деревню, расположенную перед железной дорогой. Белостенные хатки весело смотрели на улицу окнами, заставленными цветами. Возле каждой хаты – садик, обнесенный плетнем или заборчиком. Улицы пустынные, ни единой души. Мы насторожились. Повскакивали с тачанок. Но когда присмотрелись, то обнаружили жителей, исподтишка выглядывавших из‑за плетней.

– Не бойтесь, мы вас не тронем, – весело сказал Журов и подморгнул молодице, прятавшейся за плетнем.

Скрипнула калитка, и со двора вышла женщина с бесштанным мальчонкой лет двух. Он левой рукой вцепился в подол матери, а два пальца правой держал во рту и смачно сосал их. Широко открытые черные, как переспелая вишня, глаза, не мигая, уставились на нас.

Стараясь не напугать ребенка, я тихо спросил женщину:

– Немцы в деревне есть?

Она отрицательно покачала головой.

– А полицаи?

– Щэ з вэчэра кудысь повтикалы… Мабуть, од вас, – ответила она тихим грудным голосом и опасливо посмотрела по сторонам.

Осмелев, жители выходили на улицу, обступали разведчиков, наперебой предлагали угощения, приглашали зайти в хату. Но мы не могли задерживаться, надо было спешить к переезду. Нас уже настигала колонна.

На железной дороге охраны не было. Выслав в обе стороны по отделению, я поднялся на высокую насыпь и стал ждать подхода рот, которые должны сменить моих разведчиков.

С насыпи хорошо было видно разведчиков с Гапоненко и третью роту, которые прошли под виадуком железнодорожного моста, поднялись из лощины на взгорок и уже втягивались в лес.

К переезду подошли главные силы. И тут‑то оказалось, что я допустил оплошность, направив колонну под мост.

– Взорвать! – приказал Ковпак, указывая на мост.

– После прохождения колонны? – спросил я.

– Зараз, – ответил Сидор Артемович. – А для колонны найдите другой переезд.

Вскоре переезд был найден. Колонна взяла чуть правее и пересекла дорогу в другом месте. Подоспели минеры и стали готовить мост к взрыву. Когда же мост был заминирован и шнур подожжен, со стороны Станислава появился самолет‑разведчик. Он летел низко вдоль железной дороги. Видимо, летчик заметил нашу колонну и старался подлететь ближе, чтобы получше рассмотреть. В тот момент, когда самолет оказался над мостом, произошел взрыв. Взрывной волной самолет несколько раз качнуло из стороны в сторону. Однако летчик выровнял машину, развернулся и, дав полный газ, улетел обратно.

– Как его передернуло, точно в судорогах, – с детским азартом закричал Семенистый.

– Чуть бы пониже летел, спикировал бы вместе с мостом…

– Теперь, хлопцы, ждите «юнкерсов» или «мессеров», – уверенно сказал Варшигора и приказал поторопить колонну.

И звено «мессеров» появилось. Колонна главных сил уже скрылась в лесу, и фашистские стервятники обрушились на арьергард, начали бомбить и обстреливать из пулеметов. Самолеты не отставали до тех пор, пока последняя партизанская подвода не вошла в лес. Да и после этого еще долго кружились над лесом. В результате налета авиации мы потеряли одного партизана и тридцать лошадей.

Черный лес! При первом знакомстве недоумеваешь, почему такое странное название? Наоборот, он очень зеленый. Но колонна медленно вползает все глубже в лес. И удивительное дело, твое мнение меняется. Чем дальше идешь по заброшенной, сырой дороге с прогнившими мостиками, тем темнее становится. Трудно верить, что сейчас десять часов утра. Ветки могучих грабов и сосен сплетаются высоко над нашими головами и не пропускают солнечных лучей. Между грабами и соснами тянется к свету густая молодая поросль. В лесу сыро и прохладно, как в глубоком погребе. Всю эту мрачную картину дополняет прелый запах перегнившего бурелома. И все‑таки лучше было бы назвать лес не «Черным», а «Дремучим».

Однако, как бы лес ни назывался, какой бы он ни был, какое бы впечатление ни производил, никто из партизан не сожалел, что он встал на нашем пути. Наоборот, радовались ему, как спасителю. Здесь мы могли отдохнуть, спокойно передвигаться днем, не опасаясь авиации. Вот и сейчас вдоль и поперек над лесом с злобным воем пролетают фашистские самолеты, но все впустую. Нас укрывает лес. Нет, мы благодарны Черному лесу!

Расположились недалеко от лесничества Забуй. Все рассчитывали на двух‑трехдневную передышку. В отдыхе нуждались не только люди, но и лошади. Да и погода испортилась, небо обложили тучи и по листьям деревьев застучали капли дождя.

Однако наши надежды не оправдались. Из разведки возвратились группы Гапоненко, Осипчука и Мычко. Сведения, которые они добыли, не утешали нас. В ближайших населенных пунктах, расположенных южнее леса, немцы сосредоточили крупные силы. Журов и Чусовитин ходили в разведку к горам. Достигли Манявы и целый день просидели в кукурузе, наблюдая за передвижениями немцев. В Маняве противника не было, а в Россульне и Красном укрепилось до двух батальонов гитлеровцев… Обстановка требовала немедленного выступления на марш.

Из Черного леса двинулись несколькими маршрутами. Третий батальон Матющенко и три роты первого батальона, под командованием Бакрадзе, получили задание разгромить немецкие гарнизоны в Красном и Рассульне. Колонна главных сил, минуя Рассульну, пошла на Солотвин и Маняву, за которыми темной полосой вырисовывался лесистый горный кряж. Здесь начинались отроги Карпатских гор.

 

 

ПЕРВЫЕ ДНИ В ГОРАХ

 

 

Дождь прекратился, но небо по‑прежнему было затянуто сплошными облаками. До черноты темная ночь. Ни единой звезды. Колонна двигалась медленно, часто останавливалась. Впереди разведчики прощупывали дорогу, возвращались, и тогда колонна возобновляла движение. Взоры и слух всех партизан прикованы вправо, куда ушли Матющенко со своим батальоном и Бакрадзе с тремя ротами. От того, удастся ли им выполнить возложенную на них задачу – разгромить гарнизон в Рассульне, – зависел успех марша. Если же противнику удастся избежать разгрома, то он отойдет на юг, займет оборону в предгорьях, преградит нам путь в горы, а оттуда его выбить будет не так‑то легко.

– Справа ракета! – выкрикнул Костя Стрелюк, хотя и так ее заметили все партизаны.

Мы замерли на месте. Справа и чуть впереди, мигая, снижалась ракета. Она еще не успела догореть, а наш слух уловил частые взрывы гранат и отчетливую дробь автоматов. Прислушавшись, Карпенко сказал:

– По почерку узнаю, Бакрадзе действует.

Мы знали, что там располагается батальон СС со штабом полка, и ждали упорного сопротивления. Но, судя по звукам боя, противник почти не отвечал. Протарахтело только несколько очередей немецких пулеметов. Видимо, Бакрадзе навалился на немцев внезапно.

Я подал команду начать движение. Когда колонна тронулась, справа послышались артиллерийские выстрелы.

– Сволочи, начинают огрызаться, – со злобой в голосе сказал Журов.

Артиллерийская стрельба вскоре прекратилась. Слышались лишь одиночные винтовочные выстрелы и редкие короткие автоматные очереди. Похоже было, что партизаны доколачивали остатки немецкого гарнизона.

Я шел с разведкой и третьей ротой в головной походной заставе. Впереди нас шел взвод Гапоненко. По колонне передали распоряжение – ускорить движение.

Обогнув Рассульну, мы вышли на хорошую дорогу и, не дожидаясь исхода боя, устремились на юг. Далеко справа вспыхнул огромный факел, за ним второй, третий… Запылали первые нефтяные вышки.

Незадолго до рассвета подошли к Солотвину. Спокойно переехали по мосту через Солотвинску Быстрицу и вошли в населенный пункт. В это время впереди, куда ушел Гапоненко, вспыхнула перестрелка. Поспешили на помощь.

Судя по стрельбе, противника было меньше роты. Но он занял три кирпичных здания, расположенных на перекрестке, и держал под обстрелом улицу. Автоматным огнем выкурить их было нелегко, а артиллерию для этого не хотелось разворачивать.

Подошел Кульбака с ротой своего батальона. На его долю выпала задача овладеть почтой. Второй дом блокировала третья рота. Разведроте надо было уничтожить противника в одноэтажном приземистом домике, обнесенном частоколом.

Ведя огонь из автоматов по окнам и двери, мы приблизились к дому с намерением забросать гранатами. Однако сделать это нам не удалось. Дверь была очень. прочная, окованная железом, а на окнах – металлические решетки. Ни с какой стороны не подберешься.

– Сдавайтесь! – предложил Черемушкин.

В ответ выстрелы. Стоит прекратить обстрел окон, как сразу же оттуда гитлеровцы высовывают дула винтовок и автоматов и отстреливаются.

Попробовали забросить гранаты в окна, но они ударялись о решетки, отскакивали и рвались. Разведчики со злостью строчили по окнам. Сопротивление фашистов становилось все слабее. Видимо, среди них были убитые. Что делать? На почте уже хозяйничают партизаны, выведен из строя узел связи, подорваны электростанция и лесопильный завод. Наступил рассвет, а мы никак не справимся с десятком фашистов. Наконец немцы прекратили сопротивление. Несколько разведчиков пошли разбивать дверь, а я с Черемушкиным, Мычко и еще двумя товарищами остановился метрах в десяти от дома. Стоим, разговариваем, вдруг что‑то больно стукнуло меня по левой ноге. Посмотрев вниз, я просто остолбенел: у моих ног шипела немецкая граната с длинной деревянной ручкой. Первая мысль – схватить и отбросить. Но можно не успеть. Убегать тоже поздно. Размахнувшись ногой, ударил по гранате, чтобы отбросить ее в сторону. И в этот миг произошел взрыв. В глазах ночь, в ушах шум. Стою и думаю, жив я или нет? Протер глаза, открыл – видят. Переступил с ноги на ногу – держат, даже боли не чувствуется. Посмотрел на ноги – голые! Чудо! Случиться же такому! Граната взорвалась на самой ноге и ни одного серьезного ранения, только брюки и кальсоны исполосовало на лоскуты. Один срам! Правда, уже в горах из левой ноги я извлек около десятка мелких осколков, впившихся в кожу. Остальные мои товарищи вообще не пострадали.

– Если бы наша «лимонка» рванула – никто бы из нас не остался цел, – с гордостью за свое оружие сказал Мычко.

– Еще живы, гады, кусаются! – разозлился Митя.

Он отогнал от дома товарищей, подложил под дверь связку гранат и скрылся за углом. Взрывом сорвало дверь. Черемушкин забросил еще гранату в дом и сразу же после ее взрыва ворвался туда с автоматом. Вслед за ним кинулся Мычко. Через несколько минут с фашистами было покончено. К нашему огорчению, в доме было всего девять человек с ручным пулеметом, автоматами и винтовками.

Всего же в Солотвине было около тридцати гитлеровцев. Ни одному из них не удалось бежать.

Путь был расчищен.

‑ Разрешите вести взвод вперед? – обратился ко мне Гапоненко.

Я посмотрел на него и чуть не ахнул. На его левой щеке, начиная от виска и до подбородка, отстала кожа, словно ее ошпарили кипятком.

– Что с тобой? – спросил я с тревогой.

Он помялся немного, а потом нехотя ответил:

– Так… Ничего. Наверное, кислота.

– Откуда она взялась? Кто тебя разукрасил?

– Случайно. Увидел, что ребята тащат вино, и решил навести порядок. Спустился в подвал – все полки от пола до потолка заставлены бутылками. Смотрю, некоторые товарищи к горлышку прикладываются. Я и начал из автомата крошить по полкам. Бутылки разлетаются, а вино стекает под ноги. Перебил нанизу и дал очередь по верхней полке… Мне и хлестнуло… Как пилой по сердцу. Еле выбрался оттуда… Хорошо, что не в глаза, а то бы отвоевался.

– Иди к Лиде, пусть она смажет чем‑либо или перевяжет. Со взводом пойдет Черемушкин, – распорядился я.

Когда Гапоненко остался ждать санитарную часть, а Черемушкин со взводом ушел вперед, шагавший рядом со мною Ковалев сказал:

– Представляешь, Иван Иванович, если бы кто глотнул – пропал бы ни за понюх табака. Надо с людьми серьезно поговорить.

Пока мы возились с фрицами в Солотвине, колонну догнал Бакрадзе с ротами. Оказалось, им удалось захватить немецкий гарнизон врасплох. Стремительной атакой партизаны смяли охранение, захватили орудия и открыли из них огонь по фашистскому штабу в Рассульне. Уничтожили более двухсот гитлеровцев, два орудия, около сорока автомашин и захватили трофеи…

Чем ближе подходили к Маняве, тем отчетливее вырисовывались горы. Они как бы надвигались на нас своей громоздкой массой. Скаты горного кряжа, обращенные к нам, почти голые, обрывистые и лишь вершины покрыты лесом.

– Как же на нее заберешься без лестницы? ‑ полушутя‑полусерьезно сказал Ванька Хапка, всматриваясь прищуренными глазами в горы.

– Если бы знал, что придется здесь побывать, – непременно до войны стал бы альпинистом, – сокрушенно сказал Кашицкий.

– Мы‑то на эти вершины заберемся и без особой подготовки, а как быть с обозом? – рассуждал вслух политрук.

– Ничего страшного, обоз тоже вытащим, – успокоил я Ковалева, еще не зная, что ждет нас впереди.

Тем временем колонна пересекла Маняву и головой уперлась в гору. Дорога шла у самой подошвы горы влево на Надворную, вправо вдоль села. Повернули направо.

– Воздух! Воздух! – понеслось по колонне.

Послышался гул моторов, и над колонной появились два самолета «Мессершмитт‑110». Обоз и люди сгрудились на узкой дороге. Сворачивать некуда. Лучшей цели для авиации и не придумаешь.

Сбросив бомбы над селом, самолеты зашли с хвоста и начали прочесывать вдоль колонны к голове, поливая пулеметным дождем и наводя ужас надрывным ревом моторов. Они летели низко, чуть повыше крыш домов, и, лишь прочесав колонну, легко и плавно взмыли вверх и отвалили вправо для нового захода.

– Не останавливаться, вперед! Только вперед! ‑ надрывая голос, командовал Федя Горкунов.

Ребята побежали, стараясь побыстрее выбраться из села и скрыться в горах. Ездовые, нахлестывая лошадей, на рысях мчались вдоль населенного пункта. Но вот передняя подвода резко остановилась, задняя, не успев затормозить, налетела на переднюю.

– Дороги нет. Впереди обрыв! – прокричал растерявшийся ездовой Иван Селезнев.

Влево, круто забирая вверх, змейкой вилась горная дорога.

– Сворачивай!

Началось наше первое восхождение на гору, обозначенную на карте солидным числом – 936. Это значило, что вершина этой горы находится на девятьсот тридцать шесть метров выше уровня моря… Темп продвижения резко снизился. А колонна продолжала подходить и накапливаться в Маняве.

Очередной заход самолетов был встречен пулеметным шквалом и огнем бронебоек. Однако и на этот раз фашистским разбойникам удалось безнаказанно расстреливать колонну с малой высоты.

Падали убитые лошади и преграждали дорогу обозу. Их стаскивали в сторону, а в повозки впрягали верховых лошадей. Появились убитые и раненые среди партизан.

При четвертом налете огнем из бронебойки удалось сбить один самолет. Уцелевший набрал высоту и не представлял уже серьезной угрозы. Да и этот вскоре улетел. В колонне навели порядок и продолжали восхождение на гору.

Узкая каменистая дорога была сильно изрыта дождевыми потоками. Колеса телег то наталкивались на дикие камни, то проваливались в рытвины. Лошади, привыкшие к равнине, быстро выбивались из сил. Останавливались через каждые десять‑пятнадцать метров. Справа дороги пропасть, а слева почти отвесно возвышалась гора. Остановится одна повозка – задерживает всю колонну. На помощь лошадям пришли партизаны. Поднимали повозки и на своих плечах тащили в гору. Поломавшиеся брички разгружали и сталкивали в пропасть, освобождая дорогу.

Каждый метр приходилось брать неимоверными усилиями. А пути, казалось, не будет конца. Посмотришь – до вершины рукой подать, стоит только одолеть сотню метров, взобраться на взгорок, перевалить через него и дело пойдет легче. Но за этим взгорком появлялся следующий, еще более тяжелый. И чем выше, тем хуже дорога.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-08-26 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: