Осуществление такого маневра позволило вывести отряды из‑под удара, заставило противника распылить силы. Планы немецкого командования, рассчитанные на уничтожение всего соединения в горах, провалились. Войска карателей вынуждены были метаться по территории всех западных областей Украины в погоне за отдельными партизанскими группами.
Нелегко дался нам этот рейд. Поредели наши ряды. Многих товарищей мы похоронили в Карпатах. Тяжелораненых оставили на хуторах Станиславщины в крестьянских семьях. Оставалась неизвестной судьба комиссара, Радика и многих командиров и рядовых партизан. Никто из партизан не упоминал их в числе убитых.
С приходом в Полесье на Станиславщину послали разведчицу Олю Трояновскую. Она должна была проведать раненых товарищей и узнать, что там происходит после нашего ухода. К сожалению, девушка не вернулась…
Тогда нам так и не удалось узнать о судьбе товарищей. И лишь в 1946 году решением правительства Украины была снаряжена экспедиция в горы. В ее составе были Вершигора, Базыма и Панин. С помощью гуцулов, которые хоронили погибших в делятинском бою, им удалось разыскать партизанские могилы. Гуцулам показали фотографию Руднева, и они припомнили, в какой могиле похоронен еще не старый, красивый человек с черными усами. Нашелся человек, который с убитого комиссара снял кожанку. Он‑то и рассказал, что комиссар был изрешечен пулями.
Разрыли могилу и по черным усам и металлической зубной коронке опознали Семена Васильевича Руднева. В височной кости черепа зияла пулевая пробоина. Видимо, комиссар, будучи раненым, пристрелил себя.
Вместе с комиссаром было похоронено семнадцать партизан. Во второй могиле покоились останки еще двадцати двух наших товарищей. Всех их Перенесли в Яремчу в братскую могилу.
Семену Васильевичу Рудневу посмертно присвоено звание Героя Советского Союза, а в 1961 году, в день двадцатилетия со дня организации отряда, в Путивле был открыт памятник славному партизанскому комиссару…
Радик пережил отца всего на несколько дней. Удалось выяснить, что он был ранен во время боя на кукурузном поле, отполз в канаву, заросшую лозняком, и потерял сознание. На второй день там проходил крестьянин села Слободки Гвоздецкого района Алексей Яковлевич Кифяк. Он услыхал стон, подобрал раненого и перенес в свою хату. Радик был в очень тяжелом состоянии и умер от заражения крови. Алексей Яковлевич похоронил его в своем саду. После войны прах Радика перенесли в Яремчу и похоронили в одной могиле с отцом.
Несколько по‑иному сложилась судьба Кости Стрелюка. Около двух месяцев пролежал он на чердаке. Рана заживала медленно. Часто к нему взбирались дети хозяина. Они полюбили его за веселые и увлекательные рассказы. Присутствие детей радовало разведчика. Стрелюк не чувствовал себя одиноким, заброшенным.
Однажды ночью к Иваночко осторожно постучали в окно. Михаила вышел и увидел троих вооруженных парней. Они назвались партизанами и просили провести их к Косте Стрелюку. Особенно настойчиво этого требовал высокий, худощавый парень с угрюмым, угреватым лицом. Михаила долго доказывал, что никакого Стрелюка у него нет и нечего по ночам тревожить людей. Тогда угрюмый юноша оставил своих товарищей караулить, а сам полез на чердак. Вскоре оттуда послышался торопливый радостный шепот: «Костя, где ты? Это я, Решетников».
Так произошла первая встреча Стрелюка с Сашей Решетниковым и еще двумя товарищами, отбившимися от отряда. После этого Решетников решил дождаться, пока выздоровеет Костя и идти вместе. Он еще дважды навещал раненого. Тем временем Стрелюк поправился, мог уже ходить. Правда, рана еще давала себя знать. Надо было с недельку выдержать, чтобы она совсем зажила. Но обстановка не позволила.
В хутор зачастили полицаи. Оставаться здесь было не безопасно. Товарищи забрали Костю в лес… Через три дня ночью Стрелюк с товарищами зашел к Иваночко попрощаться и запастись продуктами. На этот раз он, кроме пистолета, имел и автомат. «Подаемся к своим. Спасибо вам за все», – сказал Костя на прощание.
Наутро в лесу начался бой, длившийся около двух часов. Хуторяне недоумевали: «Кто бы это мог быть?» И только Михаила догадывался о причине стрельбы и тревожился за судьбу четырех партизан.
Когда стрельба затихла, на хутор заявились разъяренные бандиты‑националисты. Они погнали в лес крестьян, чтобы опознать убитых. Хуторяне подходили, снимали картузы и кепки, внимательно всматривались в лица четырех трупов, уложенных в ряд и, покачав отрицательно головой, молча отходили.
– Он тот хлопец больше всех лиха причинил. Человек двадцать наших убил, – говорил главарь бандитов, указывая на чернявого, в котором Иваночко с трудом узнал Костю Стрелюка.
Среди местных жителей не нашлось ни одного человека, кто бы опознал убитых. Михаила пришел домой и на немой вопрос жены ответил:
– Не горюй, жинко. Нашего Кости убить не можна. Он будет жить!
Так и не удалось Косте получить весточку от матери и прочитать ее стихотворение, которое мать посвятила своему единственному сыну, назвав это стихотворение «Прощание комсомольца с матерью».
Много лет спустя, после войны мне в руки попала пожелтевшая от времени воронежская газета за 30 декабря 1943 года, в которой было напечатано стихотворение Марии Алексеевны Стрелюк. Вот оно.
Ты рано улетел, орленок быстрокрылый,
Свое гнездо покинул в тот же час,
Как осознал ты сердцем, мальчик милый,
И матери сказал, с улыбкою простясь:
«Прощай! Я ухожу, благослови, родная!
Иду туда, где нужен, где кипят бои,
Громить врагов коварных, проклиная,
Содрогнутся противники мои.
Я все решил! Я буду партизаном,
Я отомщу за вражеский разбой.
Не говори, что это слишком рано ‑
Я выполню приказ любой.
Я буду мстить за смерть отцов и братьев,
За слезы матерей, за наши города,
За девушек без обуви и платья,
Что извела в мороз фашистская орда.
Гордись, родная, сыном‑комсомольцем,
Приветствуя его, а не виня.
Иду в отряд сегодня добровольцем.
Ну, улыбнись и поцелуй меня!»
Память об отважном разведчике Косте Стрелюке жива. В Воронеже в школе имени А.С. Пушкина, в которой учился Костя, и в Острогожской школе № 3 пионерским дружинам присвоено имя Кости Стрелюка.
НА НОВЫЕ ДЕЛА!
В ожидании самолетов с грузами подразделения вели разведку, отдыхали и приводили себя в порядок. Одним словом, залечивали раны.
Тяжелораненых отправили на Большую землю с сабуровского аэродрома. Распрощались мы и с нашим уважаемым начальником штаба Базымой Григорием Яковлевичем, получившим ранение при выходе из Карпат.
Пользуясь случаем, ребята отправляли письма. Выслал и я несколько писем друзьям и знакомым в разные города с просьбой, чтобы помогли мне разыскать родных и жену с дочерью.
Штабы засели за составление отчетов и наградных листов. Запросили самолеты с Большой земли. Вершигору вызвали в Москву. Улетая, он взял с собою радистку Аню Маленькую и Володю Лапина. Мы надеялись, что Петр Петрович ускорит присылку самолетов с боеприпасами и взрывчаткой.
Наступили осенние заморозки. Партизаны раздетые, в рваной обуви впроголодь жили в шалашах и землянках. По вечерам собирались у костров, вспоминали бои и переходы в Карпатах, распевали новую песню, написанную партизанским поэтом – минером Платоном Воронько. Песня посвящалась Карпатскому рейду. Поэт выстрадал ее вместе со всеми партизанами, поэтому каждое слово песни било прямо в сердце. Пели на мотив «Казака Голоты».
Леша Журов и Миша Демин торжественно запевали:
По высоким карпатским отрогам,
Там, где Быстрица – злая река,
тут подхватывали все разведчики:
По звериным тропам и дорогам
Пробирался отряд Ковпака.
Поешь эти слова и отчетливо представляешь и звериные тропы, и злую Быстрицу, и высокие отроги. А песня льется дальше, будит новые воспоминания:
Он гремел на днепровских равнинах,
Шел на Припять и Прут голубой,
Чтобы здесь, на карпатских вершинах,
Дать фашистам решительный бой.
Восемь вражьих полков налетело,
Но, отвагой борьбы обуян,
В бой неравный вступает умело
Ковпаковский отряд партизан.
Дни и ночи – бои, канонады,
Только эхо по сопкам ревет,
Партизан не желает пощады
И на помощь к себе не зовет.
Не зовет он далекого друга,
Что на фронте за тысячу верст.
Из‑за Дона и Южного Буга
Ты придешь к нам, наш сменщик, на пост.
Пусть Синичка‑гора в полукружье,
Пусть смыкается огненный круг,
Ковпаковцы не сложат оружья,
Не изменит товарищу друг.
На Делятин рванулись герои.
Словно гром среди ясного дня,
Только эхо боев за горою.
Только зарево – море огня.
Город взят. И с победою новой
Ковпаковцы идут на восток,
И шумит им листвою кленовой
Каждой ветки зеленый росток.
– Это не песня, а целая история Карпатского рейда, – сказал однажды секретарь партийной комиссии Панин. – Ее должны знать все ковпаковцы.
Песня по достоинству оценена партизанами. Она была поставлена в один ряд с любимой песней комиссара Руднева «В чистом поле, в поле под ракитой»…
К ноябрю штаб подвел итоги проведенного рейда. За четыре месяца мы с боями прошли более двух тысяч километров от Полесья, через области Западной Украины до венгерской границы. Несколько раз форсировали реки Буг, Прут, Днестр, Збруч, Горынь, Случь и много других.
По далеко не полным данным, в боях уничтожено около четырех тысяч гитлеровских солдат и офицеров, триста тридцать три автомашины, три самолета, четыре танка и много другой боевой техники. Пущено под откос девятнадцать эшелонов, взорвано свыше пятидесяти железнодорожных и шоссейных мостов. Выведены из строя Биткувские и Яблоновские нефтепромыслы, при этом сожжено тридцать две нефтяных вышки, два нефтеперегонных завода. Подорван нефтепровод и выпущено в реки свыше пятидесяти тысяч тонн нефти…
Если учесть, что рейд совпал с битвой под Курском, то станет понятным, какое значение имело для фронта нарушение работы жизненно необходимых для врага коммуникаций. Надо к этому добавить и то, что наше соединение приковало к себе около трех фашистских дивизий, которые направлялись на фронт. Кроме того, партизанами проведена большая разведывательная работа в интересах командования Советской Армии.
Как вдумаешься в эти цифры и факты, то сердце переполняется гордостью за боевые дела соединения!…
Несмотря на большие трудности, мы выдержали испытание. Партизаны проявили героизм… В нашей памяти навеки сохранятся имена погибших товарищей: Мити Черемушкина, Миши Семенистого, комиссара Шульги, Васи Чусовитина, Миши Остроухова и многих других товарищей, которые отдали жизнь за родину.
В результате рейда и проведенной нами работы среди населения в Галиции подготовлена почва для развития широкого партизанского движения.
Однако мы тогда еще не имели полного представления о значении Карпатского рейда. Лишь некоторое время спустя, оценивая Карпатский рейд, Н. С. Хрущев назвал его «самым сокрушающим и маршевым рейдом из всех рейдов, которые совершали партизаны Украины».[2]
Но не только этим определялось значение рейда. Газета «Боротьба», издаваемая подпольной организацией «Народная гвардия имени Ивана Франко», которая действовала на территории Львовской, Тернопольской и Дрогобычской областей, в то время писала о ковпаковцах: «Партизаны уничтожают немцев, разоружают полицию, распускают лагеря. Имущество немецких фольварков раздают крестьянам, которые встречают партизан как братьев. Над Галичиной повеял свежий ветер, который выметет фашистскую нечисть».[3]
Под влиянием успехов Советской Армии и партизанских рейдов на Украине возникли десятки новых партизанских отрядов. Перед ними встали новые задачи – оказать помощь армии в окончательном очищении советской территории от фашистских оккупантов. К этому мы и готовили себя.
Прилетел наконец долгожданный самолет. Он сбросил боеприпасы, взрывчатку и мешок с письмами и газетами. Сколько было радости! Партизаны читали друг другу письма родных и близких. Делились радостями и горестями… Письма, адресованные погибшим товарищам, читали вслух. Ответы писали всем подразделением. Подробно описывали боевые подвиги погибших.
За полтора года пребывания в тылу врага я не получил ни одного письма. На этот раз мне пришло сразу два: из Запорожья от жены и из Россоши от родных. Жена с маленькой Галочкой на руках пешком прошла из Полтавы до Запорожья к своим родителям и там перебивалась до прихода Советской Армии. Моих родных война из Луганска забросила в Майкоп, а оттуда в Воронежскую область. Отец сообщал, что дома все живы. Мой старший брат Рома на фронте, командует пулеметной ротой. «О нас не беспокойся. Бей, сынок, фашистов и быстрее возвращайся с победой», – писал отец. И тут же проскальзывали материнские слова: «Береги себя».
Истосковавшиеся по вестям с Большой земли хлопцы расхватывали газеты и читали их, начиная с «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» и кончая номерами телефонов редакции.
Настроение у всех поднялось…
Радио ежедневно приносило радостные вести с фронта. После разгрома фашистских войск под Курском и Белгородом Советская Армия продолжала успешно развивать наступление, на многих направлениях форсировала Днепр и 6 ноября освободила столицу Украины город Киев. Создались благоприятные условия для изгнания немецко‑фашистских захватчиков со всей территории Украины.
– Теперь гитлеровцам не до мирового господства, – торжествовал Журов.
– Дай, боже, унести ноги, – сказал Юра.
– Не говори, драка будет еще отчаянная, – охладил пыл Юры Антон Петрович Землянко.
– Все‑такие главные трудности позади, – стоял на своем Юра.
– Об этом никто не спорит…
– Однако недобитый враг хуже раненого зверя, – отозвался Зяблицкий.
– Эх, быстрей бы снабдили нас боеприпасами и взрывчаткой! Надо торопиться: фронт на пятки наступает, – высказал Гапоненко общее мнение партизан.
– Засиделись мы, братцы, – поддержал Журов.
Высказывания о том, что засиделись, были не совсем верными. С получением первых грузов на железной дороге ежедневно действовали наши подрывники и засады. Что же касается разведчиков, то им, как всегда, хватало работы. Об этом знали ребята. Но не к такой работе они привыкли. Тем более в момент, когда войска на фронте наносили сокрушительные удары по врагу, каждому из нас хотелось совершить что‑то большое, значительное.
С овладением советскими войсками городами Житомир, Малин и выходом на линию Овруч ‑ Коростень железная дорога Олевск – Сарны приобретала для немцев особо важное значение. Это единственный путь отхода их войск из‑под Коростеня. Немцы резко усилили охрану железной дороги. Начал курсировать бронепоезд. На запад поползли немецкие эшелоны.
18 ноября из‑под Олевска возвратился Гапоненко с группой разведчиков.
– Железная дорога забита воинскими эшелонами. Все учреждения Олевска подготовлены к эвакуации. На станции большое скопление войск, – доложил Гапоненко.
Ограничиваться пассивным наблюдением мы не могли. Командование решило нанести удар по противнику, овладеть Олевском и Сновидовичами, уничтожить эшелоны и разобрать железнодорожное полотно, а рельсы унести в лес. Потом занять оборону и не давать возможности противнику производить восстановительные работы. Для выполнения этой задачи выделялись второй батальон, четвертая и девятая роты первого батальона и Олевский партизанский отряд, присоединившийся к нам.
Для удара с тыла использовалась подпольная группа Олевска. Она должна была открыть огонь по противнику в его расположении и вызвать панику в рядах врага.
К началу боя на станции Олевск находилось четыре эшелона с боеприпасами, орудиями, автомашинами, горючим, ценностями и документами Олевска. Один восстановительный поезд.
Партизанские роты ночью без выстрела подошли к станции, заняли исходное положение и с наступлением утра по общей команде открыли огонь по противнику и эшелонам. В первые же минуты боя были подожжены пять вагонов с порохом и три цистерны с горючим. Пожар перекинулся на другие вагоны и платформы с автомашинами. Начали рваться патроны, снаряды, авиабомбы. Партизаны оказались в зоне поражения осколками. Кульбака вынужден был отвести батальон в лес.
Взрывы на станции продолжались около четырех часов. В это же время четвертая рота захватила Сновидовичи, уничтожила двадцать пять гитлеровцев, подорвала паровоз и разрушила триста семьдесят метров железнодорожного полотна. Девятая рота взорвала триста пятьдесят метров пути. Подпольная группа в городе успешно выполнила свою задачу и привела тридцать два полицейских.
Подпольщики сообщили, что в результате боя убито сто семьдесят два гитлеровца, ранено двести сорок два, уничтожено четыре паровоза, двести шестьдесят один вагон, пятьдесят тонн бензина, пять вагонов пороха, тысяча тонн авиабомб, снарядов и патронов, пятьдесят девять вагонов обмундирования, а также большое количество автомашин, продовольствия и другого имущества. Повреждена водокачка и разрушено путевое хозяйство.
Двое суток наши подразделения вели упорные бои, не давая возможности противнику начать восстановительные работы. 17 ноября в ротах кончились боеприпасы. Вынуждены были отойти. Противник все‑таки сумел восстановить путь. Но уже на следующий день второй Молдаванский отряд доставил нам боеприпасы, и роты вновь взорвали железнодорожное полотно.
Путь отхода противнику на запад по железной дороге был окончательно отрезан…
К концу ноября выяснилось, что между Овручем и Коростенем в немецкой обороне образовалась брешь, получившая название «партизанских ворот». Отпала необходимость в самолетах. Все грузы из Киева до Овруча Вершигора доставил на автомашинах, а здесь его перегрузили на санный обоз и через линию фронта, через «партизанские ворота» доставили в соединение.
Не прошло и недели после получения боеприпасов, взрывчатки и артиллерии, а соединение было готово к новому рейду. В этот‑то момент из Киева пришло распоряжение: Сидору Артемовичу сдать командование соединением Вершигоре, а самому, выехать на Большую землю.
Эта весть произвела впечатление взорвавшейся бомбы и всколыхнула всех партизан. И не мудрено! Человек, который создал отряд, вырастил его в соединение, с боями провел от Путивля до Карпат, одно имя которого наводило страх и трепет на немецких захватчиков, должен покинуть соединение. Люди так привыкли к нему, так верили в него, что не мыслили существование соединения без Ковпака.
Партизаны хлынули к домику, в котором располагался Ковпак. Услыхав галдеж под окнами, Сидор Артемович вышел на улицу.
– Шо вы, хлопцы, расшумелись? ‑ спросил он.
– Правда, что вы уезжаете? – послышалось со всех сторон.
– Правда, – ответил Ковпак.
– А как же мы? Соединение?
– Комиссара потеряли, а теперь и вы от нас уезжаете…
Ковпак, никогда в самой сложной обстановке не терявший присутствия духа, теперь стоял взволнованный и не находил, что ответить этим близким его сердцу боевым товарищам.
– Не пустим и крышка! – выпалил Гриша Циркач.
– Нельзя, распоряжение ЦК Коммунистической партии Украины, – собравшись с силами, ответил Сидор Артемович.
– А в ЦК подумали, что нам еще воевать?
– Подумали! – уверенно ответил Ковпак. – Подумали и командиром назначили Петра Петровича Вершигору. Все вы его знаете. Боевой, энергичный… Прошел хорошую партизанскую школу. С ним не подкачаете. И дело не только в нем. Вы, народ, всему голова… Да и командиры, с которыми вы ходили в бой, остаются… У вас за плечами такая школа, как Карпаты…
– Это так, только мы привыкли к вам, – проговорил уже без особого задора Гриша Дорофеев.
– А хиба я к вам не привык? – сказал Сидор Артемович, и глаза его заблестели. – Думаете, мне легко с вами расставаться?
Бурные страсти партизан постепенно улеглись. Потекла задушевная беседа. Ковпака засыпали вопросами. Он весело отвечал, шутил…
– Смотрите, хлопцы, храните боевые традиции, громите фашистов… Держите связь с народом, – наставительно сказал в заключение Сидор Артемович. ‑ Чувствуйте, – что я всегда с вами.
Вместе с Ковпаком уезжали ветераны соединения Павловский, Панин, Матющенко, Пятышкин и другие товарищи из Сумской области. И только Петр Леонтьевич Кульбака сказал:
– Я со своими хлопцами не разлучусь до победы!
А Павловский категорически заявил:
– Сидор Артемович, дозволь мне проводить их в новый поход. А то как же они без меня?
В честь отъезжающих общество «веселых чудаков», возглавляемое Гришей Циркачом, организовало концерт…
На следующий день после отъезда Ковпака и других ветеранов Вершигора, новый начальник штаба Войцехович и заместитель по политической части Москаленко разработали приказ по воинской части 117. В нем говорилось:
«Приступая к исполнению служебных обязанностей, напоминаю, что наша часть выросла и окрепла в двухлетних многочисленных боях с немецкими захватчиками. Рейды по глубоким тылам врага под руководством героев партизан Ковпака и Руднева выковали наш коллектив в боевом духе. Комиссар Руднев и командир Ковпак оставили нам богатое наследство – это традиции части, ее боевой дух и моральный облик бойца‑партизана, которого любит народ и ненавидит, боится враг.
ПРИКАЗЫВАЮ:
1. Свято хранить боевые традиции части, ненависть к врагу, преданность Родине, боевую дружбу. Хранить военную тайну, усилить революционную бдительность»…[4]
За несколько дней до выступления в рейд из Киева приехали секретарь ЦК ЛКСМУ товарищ Косыгин и работник ЦК ЛКСМУ товарищ Щавель. Они привезли с собою Красное знамя, которое решением ЦК ВЛКСМ было присуждено комсомольской организации нашего соединения.
День вручения Красного знамени вылился в праздник. Косыгин от имени ЦК ЛКСМУ поздравил молодежь с боевыми успехами, наиболее отличившимся комсомольцам вручил ценные подарки и пожелал новых побед над гитлеровцами.
Принимая Красное знамя, помощник комиссара по комсомолу Миша Андросов сказал:
– Красное знамя – это высокая оценка боевых дел комсомольской организации и всех партизан нашего соединения… Этой высокой награде мы также обязаны нашим погибшим товарищам. Их кровь, пролитая за независимость нашей Родины, алеет в этом знамени. Будем верны славным традициям ленинского комсомола. Заверяем ЦК ВЛКСМ, что мы в будущих боях с честью пронесем комсомольское Красное знамя! Слава ленинскому комсомолу! Слава нашей Коммунистической партии!
Стройные ряды партизан отдавали честь Красному знамени, на котором вышито золотыми буквами: «Знамя ЦК ВЛКСМ лучшей комсомольской организации партизанского отряда».
А утром 5 января 1944 года партизанское соединение под командованием Вершигоры выступило в новый рейд на Сан и Вислу. В рейде мы получили постановление правительства Украины о переименовании нашего соединения в I Украинскую партизанскую дивизию имени дважды Героя Советского Союза С.А. Ковпака. Первому полку было присвоено имя Героя Советского Союза С.В. Руднева.
Ковпаковцы продолжали громить врага на Украине, в Белоруссии и Польше. Красное знамя освещало нам путь к победе и звало на новые подвиги.
Бережной Иван Иванович
ЗАПИСКИ РАЗВЕДЧИКА
Редактор И. В. Сидорова. Художник М.С. Виденский. Худож. редактор Л.И. Немченко. Техн. редактор М. И. Юнисова., Корректоры: Т. И. Пелевина. Н.И. Пилипчук. Изд. № 5074. Подп. к печати 29/IV 1962 г. МЦ 00944. Бумага 84X1081/32‑15,875 (26,035) п. л. + 12 вкл.‑1,23 п. л. = 27.92 уч.‑изд. листа. Тираж 60 000 экз. Заказ № 6028. Цена 1 р. 05 коп. Горьковское книжное издательство, г. Горький, Кремль, 2‑й корпус. Типография изд‑ва «Горьковская правда», г. Горький, ул. Фигнер, 32.
Приложение