Слова обрушиваются на меня, как поезд разрушения. Почему это должно быть на нашем холодильнике? Почему именно сегодня? Я переворачиваю записку и сканирую обратную сторону. Бумага свежая, чернила чистые. Она совсем не выглядит старой, и...
— Мэдисон, твой отец уже на пути домой. — Елена входит, и я быстро засовываю записку в задний карман.
— Хорошо. — Я улыбаюсь.
— Ешь. — Она указывает на мой сэндвич.
Поев, я поднимаюсь по лестнице и направляюсь в свою комнату. Я открываю дверь спальни и замираю на пороге. Все точно так же, как я оставила. Моя кровать с балдахином стоит на том же месте, сетчатые занавески по-прежнему затеняют дверь во внутренний дворик, а телевизор все так же красиво стоит на комоде у изножья кровати. Пройдя к шкафу, я снимаю несколько вешалок и бросаю их на кровать. Знаю, что мне нужно распаковать вещи и вернуться к своей жизни здесь, но у меня есть план, который нужно осуществить, и его выполнение потребует много времени и подготовки. Опустошая свою спортивную сумку в корзину для грязной одежды, я убираю волосы с лица как раз в тот момент, когда раздается глухой удар по верхней части моего белья. Нагнувшись, я провожу пальцами по потертой коже, загибая эмблему, выбитую на обложке. Наклонив голову, закусываю нижнюю губу и беру книгу, перелистывая страницы, пока иду обратно к кровати. Каким бы ни был мой план, мне нужно продолжить читать эту книгу — или дневник, или предсмертную записку. Это ключ ко всему, я просто знаю это.
Перелистывая, я ищу главу, на которой остановилась после того, как узнала о Серебряных лебедях.
9.
Серебряный лебедь.
По правде говоря, я не знаю, что мой муж сделал с моей дочерью. Он сказал, что девочки испорчены. В его гениальном плане нет места для девочек, и так будет всегда. Он говорил, что они продадут девочек, но что-то темное и сомнительное всегда щекотало мое сознание.Мой муж был лжецом, обманщиком и манипулятором. Ни одна часть его тела не являлась правдивой и не может быть искуплена.
|
|
Позже той ночью, после того как служанка привела меня в порядок, Хамфри вернулся в пещеру, сел рядом со мной и сказал:
— Девочки не могут быть рождены в нашем завете, жена. Они слабы по человеческой природе. О них нужно заботиться с самого рождения.
— Ты не Бог, Хамфри. Ты не можешь определять, кто кого вынашивает во время беременности.
— Нет, — ответил он просто. — Но я могу позаботиться об этом.
Я покачала головой, мое сердце разрывалось в клочья, и моя жизнь стала мрачной, темной, законченной.
— Ни в этой семье, ни в любой другой из первых девяти не родятся Серебряные Лебеди. Они будут уничтожены.
— Серебряные лебеди? — спросила я, отрывисто и раздраженно.
— Серебряный лебедь — это то, что в старые времена называли «запятнанным существом». Каждая девушка, которая рождается в первой девятке, — это запятнанное существо. Здесь не место для нее.
— Хамфри Хейнс! — я разозлилась, пытаясь успокоить, бешено бьющееся сердце. Наклонилась к нему, приближаясь все ближе, пока мои губы не оказались на расстоянии шепота от его щеки. — Это ты убил нашу дочь?
Он поднял свои холодные, мертвые глаза на меня и ухмыльнулся дьявольской ухмылкой, от которой у меня свело живот.
— Убил. И о каждой девушке после нее тоже позаботятся. Девочкам нет места в нашем роду.
|
|
Я медленно попятилась назад, мое сердце замерло в груди, а глаза слезились от горя.
— Я... я… — прошептала я, потеряв дар речи от того, как бессердечно Хамфри говорил о нашем ребенке. Мое сердце разрывалось пополам. — Я должна уйти. — Выбежала из комнаты и бросилась в лес, листья и ветки защищали меня от полной луны. Опустившись на колени, я позволила своим слезам пролиться, и мое горе овладело мной. Я плакала, тоскуя по своей дочери, которую никогда не узнаю.
Я делаю глубокий вдох, захлопывая книгу. Он убил ее? И всех остальных Серебряных Лебедей? Почему? Почему я все еще жива, и как все еще жива? Есть ли еще такие, как я?
Стук в дверь вырывает меня из моих бешеных мыслей.
— Войдите. — Дверь открывается, и на пороге стоит мой отец, засунув руки в карманы брюк.
— Опять думаешь о побеге? — спрашивает он, наклонив голову.
— Ты собираешься быть честным со мной? — парирую я.
Он заходит в комнату и закрывает за собой дверь. Папа выглядит все так же: молодой, подтянутый, с редкими седыми волосами по бокам головы.
— Мэдисон, я не могу ответить на все вопросы, которые ты собираешься задать.
Я медленно поднимаюсь на колени.
— Что это значит? Тебе, папа, я доверяла тебе.
— Мэди, — шепчет он, качая головой. — Этот мир... он сложный.
— Я — Серебряный Лебедь?
Его брови сходятся в беспокойстве.
— Да. — Он присаживается на мою кровать и смотрит на Книгу. — Ты много еще прочитала?
Я слежу за его взглядом и киваю.
— Немного. Они убивают девочек? Так почему я все еще жива?
Он смотрит на меня краем глаза.
— Потому что я должен был оберегать тебя, Мэдисон. Твоя мама и я, мы очень любили тебя.
|
|
— Мамина смерть, — шепчу я, — это было то, что мне сказали?
Папа смотрит на меня.
— Нет. Все гораздо сложнее, чем то, что ты знаешь.
— Что? — кричу я, спрыгивая с кровати. — Объясни.
— Мэдисон! — Голос отца гремит авторитетным тоном. — Я расскажу тебе то, что, по моему мнению, ты должна знать прямо сейчас. Все остальные вопросы подождут. Ты поняла? — Его глаза сужаются, когда он поднимается с моей кровати. Он гладит меня по щеке. — Я люблю тебя, Мэдисон, но это не то, во что ты можешь лезть. Мне нужно, чтобы ты просто оставила это мне и Королям. — Он наклоняется так, что его глаза оказываются прямо напротив моих. — Ты понимаешь, что я говорю? — Я понимаю, что говорит отец, но я ни за что не собираюсь сидеть, сложа руки и гадать. Не как в прошлый раз. Но я киваю, потому что это не то, о чем папе нужно знать или беспокоиться — прямо сейчас.
— Да. Я понимаю. — Сглатываю комок в горле. Он кивает, на его лице появляется небольшая улыбка.
— А теперь отдохни немного, чтобы утром быть готовой к школе. — Он возвращается к моей двери и распахивает ее. — О, и Мэдисон? — добавляет папа, глядя на меня через плечо. — Елена ничего не знает. Она думает, что ты сбежала на пару месяцев, чтобы быть бунтаркой. Я бы хотел, чтобы все так и оставалось.
— Конечно, — шепчу я. — Спокойной ночи, папа. — Он уходит, закрывая за собой дверь. Я иду к своему шкафу и достаю пижаму, прежде чем проскользнуть в ванную, щелкнув замком со стороны Нейта. Шагнув под каскад горячей воды, я стираю с кожи следы последних двух месяцев.
ГЛАВА 9
— И что сказал твой отец? — спрашивает Татум, слизывая апельсиновый сок с кончиков пальцев. Оказаться снова в атриуме не так странно, как я думала. Как будто Элли не существовало. Как будто все просто забыли, что она ушла, или умерла, или что бы они там ни думали. А что они знают? Я понимаю, что нас не было пару месяцев, но можно подумать, что смерть в такой маленькой школе скажется на ней гораздо сильнее.
— Он ничего особенного не сказал. Просто рассказал мне о том, что нужно держать рот на замке и не рассказывать ничего маме Нейта.
Тейт делает паузу.
— Почему? Эй. — Она наклоняется ближе, проверяя, не слышит ли ее кто-нибудь. — Что, черт возьми, происходит? Ты знаешь, что можешь доверять мне, Мэдс.
Я знаю, что могу; это не моя проблема с Татум, и никогда не была. Я доверила бы ей свою жизнь, но именно таких друзей ты хочешь защитить больше всего от зла правды. Рассказывая Татум каждую вещь об этой... жизни, я только подвергаю ее опасности.
— Я знаю, Тейт, — шепчу ей в ответ. — Ты знаешь, что если бы могла, то рассказала бы тебе все, но не могу.
— Не можешь или не хочешь? — огрызается она.
— Не хочу! — отвечаю я, откидываясь на спинку кресла. — А теперь...
— Мэдс?
Я поворачиваюсь на своем месте.
— Картер? Привет! — Улыбаюсь, вставая.
Парень притягивает меня к своей груди.
— Где ты была, девочка? — Я не пропускаю глубокий вдох, который он делает вдыхая аромат моих волос.
— О, была бунтаркой. — Я улыбаюсь, слегка отстраняясь от него.
— Ах. — Он усмехается. — Это совсем не удивительно.
— Нет, — отвечаю я, не обращая внимания на то, как все в атриуме замолчали. — Думаю, нет.
Взгляд Картера скользит по моему плечу, его улыбка слегка гаснет.
— Эй, я напишу тебе.
Я слегка поворачиваю голову, не сводя глаз с группы глазеющих, прежде чем снова посмотреть на Картера.
— Хорошо, у меня тот же номер. — Он кивает, а затем снова прижимает меня к своей груди. Я выдыхаю. — Эй, — шепчу ему в грудь. Парень замирает, и я понимаю, что он меня услышал. — Ты в порядке?
Он выдыхает так глубоко, что напряжение покидает его грудь. Отпускает меня.
— Я напишу тебе. — Его улыбка остается, но глаза слегка тускнеют, прежде чем Картер поворачивается и выходит за дверь.
Я остаюсь неподвижной, не желая поворачиваться и садиться обратно на свое место, потому что знаю, что когда это сделаю, окажусь лицом к лицу с Королями. Шепот начинается снова, все взгляды прикованы ко мне. Это как в первый день, только Элли здесь нет, чтобы разжечь костер. Выдохнув и слегка закатив глаза, я поворачиваюсь, и мой взгляд мгновенно останавливается на Бишопе. Глубоко вдыхаю, видя, как его глаза сразу же захватывают мой взгляд. Все перестает существовать, когда он находится поблизости, что, в конечном итоге, выводит меня из себя. Я ненавижу то, что не могу контролировать свое тело, когда он в комнате. Идя к мальчикам, я проглатываю все чувства, которые у меня есть.
Потянувшись к Нейту, я трогаю его за плечо.
— Могу я поговорить с тобой?
Он поворачивается ко мне лицом.
— Да, ты в порядке?
Втягиваю нижнюю губу и наклоняю голову, игнорируя взгляд Бишопа.
— Да, я думаю.
— Что случилось? — спрашивает Нейт, засовывая руки в карманы.
Я смотрю через его плечо на остальных Королей, и Нейт наклоняет голову к плечу и ухмыляется.
— Сестренка, эти ребята знают больше, чем ты можешь себе представить. Все, что ты хочешь сказать мне, ты можешь сказать при них.
— Да, — бормочу я, оглядываясь на Нейта. — Но по какой-то причине у меня проблемы с доверием.
Он медленно усмехается.
— Ну, черт, интересно, почему это так. Я говорил Бишопу, что пугать тебя в лесу было плохо...
— Нейт, — ворчит Бишоп у него за спиной. — Я разберусь с этим.
Сжимаю челюсть.
— Нет, все в порядке. Я уверена, что Нейт со мной разберется. Спасибо.
Бишоп не теряет времени, делает шаг ко мне, берет меня за руку и тащит из атриума. Шепот и болтовня прекращаются, и когда мы достигаем входа, я вырываю свою руку из его хватки.
— В чем, бл*дь, твоя проблема, Бишоп? — кричу на него, и мой голос эхом разносится по пустому коридору. Он толкает дверь кладовки и вталкивает меня в темную комнату. — Бишоп! — кричу, когда рука накрывает мой рот, и я оказываюсь прижатой к стене.
— Заткнись, Мэди. О чем ты хотела спросить?
Я убираю его руку со своего рта.
— Ты можешь включить свет?
— Нет.
Выдыхая, прислоняюсь головой к стене.
— Я хочу знать, почему никто не спрашивает об Элли.
Между нами повисает долгое молчание, пока он, наконец, не говорит:
— Все просто. Элли уехала. Что-нибудь еще?
Так он сказал, что Элли уехала, и никто не задается этим вопросом? Никто не задает вопросов Королям? Это как с Хейлс.
— Да, — усмехаюсь я, внезапно раздраженная его высокомерием. — Я хочу...
Грудью прижимает меня к стене. Открыв рот, парень прерывает меня, когда мягкие губы прижимаются к моей шее, вызывая мурашки по всему телу. Бл*дь. Мне действительно нужно взять себя в руки, когда дело касается Бишопа, иначе мой план превратится в дерьмо. Я его уложу, но не буду жаловаться, если он упадет лицом прямо между моих бедер. Пусть наслаждается, пока есть возможность.
— Бишоп, — предупреждаю я, и его рот расплывается в ухмылке на моей горячей плоти. — Бишоп, — повторяю тем же тоном. Мои глаза закатываются, дыхание становится тяжелым.
— Прежде всего, — рычит он, прижимаясь к моей коже, — ты больше не задаешь никаких вопросов. Ты следуешь нашим указаниям. — Его рука скользит по моему голому бедру и сжимает его — достаточно, чтобы оставить синяк. — Во-вторых, если ты хочешь задать кому-то вопросы, — его мятное дыхание теперь касается моих губ, — приходи сначала ко мне. — Он берет мою нижнюю губу в рот и прикусывает ее. Парень делает шаг назад, но я хватаюсь за его шею и притягиваю к своим губам. Бишоп замирает, его губы не открываются, и я подпрыгиваю и обхватываю его ногами за талию.
Шагнув вперед, он прижимает меня к стене, его рот открывается, чтобы впустить меня. Стонет, запутывая пальцы в моих волосах, а затем грубо дергает их назад.
Он смотрит мне в глаза, слабый скрип слегка приоткрытой двери освещает темную комнату достаточно, чтобы увидеть его.
— Что это было? — спрашиваю я.
— Что было? — отвечает Бишоп, и я наклоняю голову, изучая его темные нефритовые глаза, которые теперь кажутся почти черными. Как он приподнимает брови, демонстрируя свою сосредоточенность.
— Я не знаю, — бормочу, отводя взгляд. Он отпускает меня, мои ноги падают на пол. Как раз в тот момент, когда он собирается ударить по двери, я прикусываю губу. — Бишоп!
— Да? — бормочет он, поворачиваясь и оглядываясь через плечо.
— Почему тебе нравится ломать меня?
Он слегка ухмыляется, ровно настолько, чтобы я увидела ямочку на его щеке.
— Потому что мой член становится твердым, когда я снова тебя собираю.
Его ответ не удивляет меня, нисколько.
— Но, — добавляю я, делая шаг вперед, — ты никогда не собираешь меня правильно. Ты крадешь мои части, поэтому, когда ты собираешь меня воедино, я вся кривая, потрескавшаяся и все еще заметно сломанная.
Его улыбка ненадолго замирает, но не настолько, чтобы я смогла уловить за ней какой-то смысл. Он поворачивается ко мне лицом, его глаза фокусируются на моих.
— Потому что быть сломанной — это то, как ты собираешься выживать в этой жизни, Мэдисон. — Затем Бишоп поворачивается и уходит, дверь закрывается за ним. Я остаюсь в темноте, его слова повторяются в моем разуме. Что, черт возьми, он на самом деле имел в виду?
ГЛАВА 10
Закрывая дверь после долгого дня в школе, я бросаю сумку на пол.
— Сэмми?
Сэмми входит, вытирая мокрые руки о полотенце, которое висит у нее на поясе.
— Ах, Мэдисон! — Она бьет меня тыльной стороной ладони. — Где, черт возьми, ты была?
Пожав плечами, продолжаю скармливать ложь, которую мне навязал отец.
— Я исчезла. — Пройдя на кухню, открываю холодильник и начинаю выгружать все ингредиенты для жареного сыра. Сэмми входит за мной, прислонившись к дверному косяку.
— Почему? — спрашивает она, скрестив руки перед собой, как обеспокоенная мать.
— Я не знаю. — Вытащив четыре ломтика хлеба, кладу их на тарелку и достаю масло, намазывая его с обеих сторон, а затем кладу в середину немного сыра.
— С кем ты была? — спрашивает женщина тем же тоном, скептически глядя на меня.
— С Татум. Мы просто немного путешествовали. Я разозлилась на папу и не хотела возвращаться домой. Серьезно, Сэмми, я в порядке. — Нацепляю совершенно фальшивую улыбку для большего эффекта.
Сэмми отталкивается от дверного косяка, размахивая руками в воздухе.
— Estúpido jodido adolescente! (прим. сиспан. Глупый гребаный подросток!)
Перевернув свои бутерброды, поднимаю брови, глядя на ее удаляющуюся спину.
— А? Ты ругаешься на меня, Сэм? — Дразнюсь, ухмыляясь, прекрасно зная, что она меня не видит. Она все еще бормочет что-то по-испански, когда входит Нейт, а за ним Бишоп. Отлично, аппетит эта парочка, без сомнения, испортят.
— Как дела? — Нейт притягивает меня к себе и нежно целует в голову. — О, вкуснятина. — Он тянется вниз и крадет сэндвич прямо со сковороды. Я шлепаю лопаточкой по его руке, на секунду медленнее, потому что парень уже отступает и набивает рот моим восхитительным творением углеводного рая.
— Пошел ты, Риверсайд. — Я оглядываюсь через плечо и саркастически улыбаюсь Бишопу. — Хочешь второй, так как мне все равно придется сделать еще. — Я снимаю бутерброд и кладу его на тарелку. Идя обратно к среднему островку, смотрю на Бишопа, когда замечаю, что он мне не отвечает. — Аллоооо? Ты хочешь или нет?
Он не отвечает, просто смотрит.
— Ты опять так смотришь. Я думала, мы уже прошли этот этап? — Поставив тарелку на стойку, я пододвигаю ее к нему. Не обращая внимания на странное поведение Бишопа, достаю еще пару ломтиков хлеба и повторяю процесс.
— Вопрос. — Бишоп прочищает горло.
Я смотрю на него, посасывая сыр с большого пальца.
— Да?
— Не делай этого, бл*дь.
— Что не делать? — Я улыбаюсь, прикрыв рот большим пальцем.
Его челюсть сжимается.
— Если ты не хочешь, чтобы тебя замарали прямо здесь, пока Нейт в соседней комнате, я бы больше этого не делал.
— Нужна угроза получше, чем эта. — Закатываю глаза, иду обратно к плите и кладу сэндвич на сковороду. — Какой у тебя был вопрос? — Я немного оборачиваюсь через плечо и смотрю на него.
Он берет жареный сыр и откусывает кусочек.
— Что ты знаешь о своей маме?
Я делаю паузу, шаркая по кухне в поисках бумажных полотенец.
— Ааа, она была моей мамой? — отвечаю с сарказмом. — Я знала о ней все, что только можно было знать — ну, то, чем она со мной делилась. А что?
Он качает головой.
— Сейчас это не имеет значения.
Закатив глаза, заканчиваю свою еду и перекладываю на новую тарелку. Подойдя к барному стулу, опускаюсь на него и берусь есть.
— Так зачем тогда спрашивать?
Бишоп пожимает плечами, и как раз в тот момент, когда я собираюсь задать другой вопрос, входит Нейт без верха и рубашкой, засунутой за пояс джинс.
— О чем мы тут разговариваем? — Он ухмыляется, опускаясь на табурет рядом с моим.
— Ну, знаешь, о всякой ерунде. — Я громко и часто откусываю от своего сэндвича. — О! — говорю Нейту, прикрывая рот, пока не проглочу еду. — Я забыла спросить. Ты слышал что-нибудь о Тилли?
Нейт оглядывает кухню.
— Нет? С тех пор, как мы были в хижине. — Нейт тоже ничего о ней не слышал? Что-то тут не чисто. Я имею в виду, было достаточно странно, что Ридж ничего о ней не слышал, но тот факт, что Нейт не припрятал ее где-нибудь, чтобы мог поиграть с ней, когда ему заблагорассудится, заставляет напрячь мозг.
— Это странно. — Я кладу свой сэндвич на тарелку.
— Почему? — Нейт и Бишоп спрашивают одновременно. Я лезу в карман и достаю свой телефон, набирая номер Риджа.
— Потому что Ридж тоже ничего о ней не слышал, и она не возвращалась домой из хижины.
— Это было два месяца назад, — бормочет Нейт, приподнимая брови.
— Именно.
— Я подвез ее к дому, и да, она так и не написала мне ответ, так что оставил ее, — добавляет Нейт, погрузившись в размышления.
Я набираю номер Риджа и подношу телефон к уху.
— Йоу!
— Ридж?
— Да, а это кто?
— Извини, — бормочу я, понимая, что так и не написала ему свой номер. — Это Мэдисон.
— О! — Он звучит удивленно. — Привет.
— Ты слышал что-нибудь от Тилли?
— Ты не слышала? — спрашивает он приглушенным тоном. Гудки машин и легкая болтовня затихают вдали.
— Что слышала? — отвечаю, а сердце колотится в груди.
Пожалуйста, Боже, нет.
— Она числится пропавшей без вести. Никто ничего о ней не слышал, и никто не знает, где она.
— Что? — Я смотрю на Нейта, который пристально наблюдает за мной. Он выглядит обеспокоенным; вижу это по его глазам. — Мне никто ничего не сказал, потому что последние пару месяцев меня не было в стране. — Я кладу телефон и включаю громкую связь. — Ты на громкой связи, Нейт и Бишоп здесь со мной, хорошо?
— Да, хорошо, — хмыкает он, хотя его тон не кажется слишком впечатленным.
— Так ты можешь рассказать нам все, пожалуйста? — призываю я его, отодвигая свою тарелку из-за внезапно пропавшего аппетита.
— Ну, Нейт подбросил ее домой после вашей поездки. Она была здесь еще пару недель, но говорила, что больна. Я навещала ее пару раз, и ее тошнило, Тилли была бледной и просто... больной. В общем, когда видел ее в последний раз, она вела себя странно. Ей всегда нравились наши посиделки с расслаблением.
Я смотрю на Нейта, не в силах упустить такую возможность. Ухмыляясь, я говорю:
— Ты имеешь в виду ваши занятия сексом?
Нейт зло смотрит на меня, показывая мне средний палец. Я ухмыляюсь еще глубже.
— Э-э-э... — бормочет Ридж. — Да... она сказала тебе? — спрашивает в трубку.
— Да, так что случилось?
Бишоп придвигает барный стул рядом со мной, его бедро касается моего. Я слегка вздрагиваю, в очередной раз досадуя на себя за то, как сильно мое тело оживает от его близости, не говоря уже о его долбанных прикосновениях.
— Она выгнала меня из дома, а потом я больше ничего о ней не слышал. Ее отец сказал, что Тилли уехала с чемоданом и взяла его машину. Через несколько дней машину нашли на шоссе, но она была пуста, а ключи остались внутри. След простыл, и, да, опять же, никто не знает, где она. Ее карты не использовались или что-то в этом роде. Девушка просто исчезла.
У меня в горле встает ком.
— Почему она ушла? — шепчу я, сбитая с толку. Почему Тилли ушла и даже не оставила никому записку? Я не знаю, отправила ли она мне сообщение, потому что у меня не было телефона, но о чем она думала?
— Ридж, — начинаю я, мой мозг перебирает идеи. — С кем еще она общалась?
— Ни с кем. Когда это был не я, это была ты.
— Хорошо, — бормочу я. — Что мне делать?
— Мы мало что можем сделать. Я уже все перепробовал. Теперь все, что мы можем делать, это надеяться, что она просто вернется домой.
— Хорошо. Спасибо, Ридж. Если я что-нибудь узнаю, то позвоню тебе. И ты сделаешь то же самое?
— Да.
Положив трубку, я поворачиваюсь лицом к Бишопу.
— Что мне делать?
Бишоп смотрит на Нейта, и я наблюдаю, как они оба обмениваются взглядами. Меня осеняет осознание того, кто сидит передо мной.
Мое лицо выпрямляется.
— Клянусь Богом, если вы двое имеете к этому отношение, я вас убью.
— Мы не имеем к этому никакого отношения, — говорит Нейт, подходит к раковине и наполняя стакан водой. Он поворачивается к нам лицом, опираясь на стойку. — Но это чертовски странно.
— Странно, бл*дь? — Я усмехаюсь, поднимаясь на ноги. Рука Бишопа касается моего бедра, и я опускаю взгляд, затем смотрю на него, а потом снова на Нейта. — Это мягко сказано.
— Просто оставь это пока, — говорит мне Нейт, качая головой. — Она явно не хочет, чтобы ее нашли.
Мои плечи опускаются в знак поражения.
— Наверное. Но почему она не пришла ко мне, если ей нужна была помощь?
— Кто знает, почему кто-то что-то делает, Китти? — Нейт подходит ко мне и целует меня в голову. — Мне нужно отскочить.
Я поворачиваюсь и смотрю, как Нейт выходит из кухни, а потом перевожу взгляд на Бишопа.
— Ты не уходишь?
Он качает головой.
— Нет.
— Почему? — Честно говоря, мне бы не помешало немного побыть одной.
— Я просто хочу спросить тебя кое о чем.
— Кажется, ты всегда хочешь меня о чем-то спросить.
Парень встает на ноги и подходит ко мне. Его грудь прижимается к моей, прежде чем его палец поднимается и заправляет прядь волос мне за ухо.
— У тебя есть какие-нибудь воспоминания о том времени, когда ты была маленькой?
Раз.
Два.
Три.
Четыре.
Четыре.
Четыре.
— Нет, — отвечаю я, сохраняя невозмутимое выражение лица и строгую осанку.
Бишоп смотрит в мои глаза, его темно-зеленые глаза смеют выдать мои секреты.
— Нет.
Он наклоняется, склоняя голову и сужая глаза.
— Ты лжешь мне, Китти?
Лгу.
— Нет.
Он делает паузу, оставляя такт тишины между нами, прежде чем отступить назад.
— Хорошо. — Бишоп отходит и поворачивается, чтобы выйти за дверь. — Если ты солгала мне, я накажу тебя. — Затем парень уходит, как чертов торнадо, унося с собой целую кучу нетронутых старых эмоций. Эмоций, с которыми я упорно борюсь много лет подряд, чтобы похоронить. Вопрос из двенадцати слов вернул десять тысяч чувств, которые я так старательно пыталась забыть. Закрыв глаза, я медленно вдыхаю и выдыхаю.
Вдох.
Выдох.
Вдох.
Выдо…
— К черту. — Подхожу к шкафу с алкоголем и достаю бутылку Джонни Уокера. Откручиваю пробку, подношу кончик ко рту и глотаю. Крепкий виски ударяет по задней стенке моего горла, а затем опускается вниз, скрывая все чувства, затронутые Бишопом. Я смотрю на скамейку, и тут мне в голову приходит идея. Знаю, что Елена и папа уехали на неделю. Усмехаюсь, доставая телефон. Я еще не устраивала вечеринку, а поскольку Нейт устроил множество, думаю, пришло время мне поиграть в догонялки. Разблокировав телефон, я быстро смотрю на время: 7:45 вечера. Идеально. Я набираю номер Татум, и она берет трубку на втором гудке.
— Дааа?
— Тейт?
— Да, сучка. Как дела?
— Вечеринка у меня дома.
Это привлекает ее внимание.
— О? Когда?
— Ты приходи прямо сейчас. Остальные могут прийти в любое время после 10 вечера. Распространи информацию.
— Ты знаешь, я так и сделаю, — отвечает подруга.
Я так и представляю ее отсюда, ерзающую в кресле от возбуждения. Делаю глоток виски и ухмыляюсь.
— Скоро увидимся. — Положив трубку, я перебираю телефон между пальцами и слушаю, как на заднем плане громко тикают часы. Мое дыхание становится прерывистым, поэтому делаю глубокий вдох и закрываю глаза.
Это не реально. Ты здесь, старше, в своем доме. Дома. В безопасности, в тепле. Это не реально.
Раз.
Два.
Три.
Четыре.
Четыре.
Четыре.
— Почему я тебе не нравлюсь? У тебя сегодня день рождения. Ты должен быть счастлив, — прошептала я в сторону злого мальчика в песочнице.
— Потому что ты отвратительна. Потому что ты разрушаешь жизнь. Потому что я тебя, чертовски, ненавижу.
— Это плохое слово, — тихо ответила я, хотя мне так хотелось разрыдаться. Я проглотила неприятие и все равно протянула мальчику лопату.
— Мне это на хрен не нужно. Какого хрена ты думаешь, что я хочу это теперь, когда ты дотронулась до нее? Ты отвратительна. — Он поднялся на ноги, пиная песок, пока острые жала не резанули по глазам.
— Ай! — Я заплакала, не в силах бороться со слезами, которые лились по моим щекам. — Зачем ты это сделал?
— Потому что я тебя ненавижу! — прорычал злобный мальчишка, а затем устремился обратно к своей маме.
Почему он меня ненавидел? Я не сделала ничего плохого, насколько я знала. Впервые я встретила его сегодня.
— Брэнтли! — крикнула ему женщина. — Иди сюда сейчас же.
— Эй! — позвала я, вытирая песок со своего сарафана. — Тебя зовут Брэнтли?
— Заткнись, уродка.
— Мэдисон! — крикнула мама с крыльца. Она держала поднос с маленькими кексами в форме пиратов и была одета в желто-белый сарафан. Она выглядела прекрасно. Я хотела однажды стать такой же красивой, как мать. Я побежала к маме, вытирая слезы с лица. Она не обрадуется, если увидит меня плачущей, а я не хотела доставлять мальчику неприятности. Не знала почему; он был не очень хорошим мальчиком. Я должна была хотеть доставить ему неприятности.
— Брэнтли, — сказала моя мама, когда мы оба подошли к ней, наклонившись до моего уровня и продолжая балансировать подносом одной рукой. — Это Мэдисон. — Брэнтли, должно быть, был старше меня, по крайней мере, года на два. Он носил бейсболку и сердито хмурился. Не знаю почему, но он мне сразу же понравился.
— Привет! — Я улыбнулась, протягивая ему руку. Может быть, если бы я представилась, как следует, понравилась бы ему больше. Мама всегда говорила, что людям нравятся хорошие манеры. — Я Мэдисон. Это твои кексы? — Я подняла глаза на маму. — Это его кексы? Вот почему они синие и почему мне нельзя их есть? — Мама нервно посмотрела на Брэнтли и на меня.
— Мама? — снова спросила я. Она начала ерзать, что делала только когда нервничала.
— Да, дорогая. Почему бы вам с Брэнтли не пойти поиграть, пока мы с Луканом перекинемся парой слов. — Я, должно быть, была в замешательстве. Лукан? Подведя глаза к незнакомому человеку, что стоял рядом с моей мамой, я рассматривала черные брюки костюма, пока, наконец, не обнаружила ледяные голубые глаза, загорелую кожу и светлые волосы. Мужчина смотрел на меня грязным взглядом, который заставил меня прижаться к маминым ногам. Он опустился передо мной на колени.
— Ну, здравствуй. Ты, должно быть, Мэдисон.
Я кивнула, завернув руку в мамино платье с оборками и прикрыв ею рот.
— Да.
— Я Лукан.
— Привет, Лукан.
Он наклонился вперед, его глаза прищурились.
— Думаю, я буду называть тебя Сильвер.
Я втягиваю воздух. Брэнтли? Какого хрена? Помню часть того дня и сейчас. Помню его так ярко, что меня немного пугает, что я не помнила его до этого момента. Мы с Брэнтли встретились? Я была на его дне рождения? Остальная часть того дня немного размыта, но там было гораздо больше, потому что помню, как ехала домой с мамой и папой позже тем же вечером. Так что целый день остался неучтенным.
Может, я могу спросить у папы?
Хмурюсь, хватаясь за стеклянную бутылку. Теперь я никак не могу доверить отцу хоть что-то. Могу ли я доверять вообще хоть кому-нибудь? Я знаю, что могу доверять Татум, но опять же, в какой-то момент я полностью доверяла и отцу. Я бы вверила ему свою жизнь — и я верила ему неоднократно, но он все равно подвел меня.
Могу ли я кому-нибудь верить?
Могу ли я доверять себе?
Мой мозг затуманивается, как белый шум в ушах.
Что-то случилось. Что-то переключилось во мне с тех пор, как Бишоп задал этот вопрос. Это запустило темную часть моей души, которую я больше не хочу признавать.
Была ли я когда-нибудь в безопасности? Даже когда была маленькой девочкой, кажется, что взрослые, которым я доверяла, и люди, с которыми должна была быть в безопасности, подвели меня. Чувствуя себя более чем подавленной своими мыслями, я подношу ободок бутылки к губам, делая еще пару глотков, пока не перестаю ощущать жжение в горле, и все вокруг не немеет.
— Никому не верь. Никого не бойся. К черту всех, — шепчу я себе, откидывая длинные волосы с лица. Ухмыляясь, я иду к лестнице и поднимаюсь. Надеюсь, что у Татум не займет слишком много времени, чтобы добраться сюда, но опять же — могу ли я действительно верить ей?
Когда открываю дверь своей спальни, меня охватывает ощущение силы. Я никому не доверяю, а это значит, что никто не может причинить мне боль. Никто не может прикоснуться ко мне. Я неприкосновенна благодаря этому откровению. Меня нельзя обидеть снова. Я буду бороться за свой контроль и свою свободу, ради той маленькой девочки. Ради той сломанной части меня, которая жаждет этого. Хлопнув дверью спальни, делаю еще один глоток Джонни Уокера и смотрю в сторону своего шкафа.
Ухмыляясь, ставлю бутылку на комод и иду к шкафу. Включив свет, я нахожу черные узкие джинсы. Они порваны на коленях и облегают, как вторая кожа. Схватив их, я пробегаюсь пальцами по всем своим топам, выбирая самый откровенный из них. Прямой топ без бретелек, который показывает подтянутый живот. Глядя на оба предмета, у меня в голове мелькает идея. Отнеся одежду в комнату, бросаю ее на кровать и открываю ящик с нижним бельем, доставая чулки в сеточку. Да, это идеально. Несу все в ванную — и бутылку старого приятеля Джонни Уокера — закрываю сторону Нейта и свою дверь и включаю душ. Скользнув под горячую воду, беру с собой бутылку и сажусь на пол ванны. Обняв виски, я зажмуриваю глаза, когда появляются первые капли слез. Струйки воды, стекающие по моей плоти, по рукам, словно шторм, напоминают мне о прикосновениях Черной Пятницы.
Его грубые старческие руки крепко сжимают мои соски.
Его грубое бородатое лицо, скребущее по моей нежной груди.
Всхлип вырывается из меня прежде, чем успеваю его остановить, и я сердито вытираю лицо. Злюсь на то, что даже спустя столько лет он вызывает у меня слезы и боль. Поднеся бутылку обратно к губам, я делаю несколько длинных глотков, пока мне больше не хочется плакать. Затем поднимаюсь на ноги и выключаю кран, конденсат напоминает мне о моем окружении, возвращая в настоящее.
Я здесь.
Сейчас.
Дома.
В безопасности.
В безопасности? Я? Я в здравом уме, потому что никому не доверяю. Ни у кого не хватит сил подвести меня. Буду ожидать от людей худшего, чтобы избежать разочарования. Обернув полотенце вокруг тела, я быстро вытираюсь и проскальзываю в свои маленькие стринги Calvin Klein, а затем в чулки в сеточку и черные джинсы. Натягиваю пояс до самых ребер, чтобы было видно на моем плоском животе и везде, где джинсы порваны, а затем надеваю маленькую кофточку. Улыбаясь своему наряду, провожу полотенцем по волосам. Я выгляжу сексуально и чувствую себя безрассудной — ядовитая комбинация для меня.
Высушиваю волосы и наношу тяжелый макияж на глаза и ярко-красный на губы. Папа гордился бы моим внешним видом.
После споров о том, как уложить волосы, я останавливаюсь на высоком пучке, и беру свою бутылку. Обуваю кроссовки Adidas, когда дверь спальни распахивается, и входит Татум, одетая в узкую юбку и туфли на каблуках, сжимая в руке пластиковый пакет.
— Так, у меня есть Абсент и пара бочонков, — бормочет она, вбегая в мою комнату и не глядя на меня. Она ставит напитки на мою кровать и, наконец, поворачивается ко мне. Ее лицо меняется, на губах появляется небольшая улыбка. — Срань Господня, кто трахался на палке. Где моя подруга? И, пожалуйста, не приводи ее обратно.
Я закатываю глаза и беру еще один стакан.
— Она ушла.
Тейт выглядит впечатленной.
— Ну, мне нравится. Мне очень нравится этот образ. Картер внизу с Риджем запускают музыку. Надеюсь, это нормально, кстати. Я видела их обоих в городе, когда покупала алкоголь, и, вроде как, потащила их с собой. Но у меня сложилось впечатление, что ты хочешь, чтобы сегодня был аншлаг, так что не будешь против. — Она добавляет слащавую улыбку в конце.
— Конечно, я не против. — Густой бас начинает биться о стены, а алкоголь еще больше разогревает мою кровь. — Я хочу танцевать. Пойдем. — Тяну ее к двери, а она отступает.
— Подожди! — Татум снова тянется к пластиковому пакету и улыбается. — Хорошо, теперь я готова!
Мы спускаемся по лестнице, я с бутылкой виски, зажатой между пальцами, и Татум, размахивающая пластиковым пакетом. Спустившись, слышу, как Картер свистит нам вслед, на его лице озорная ухмылка.
— Черт…
— Привет! — Я улыбаюсь. Он притягивает меня к себе, чтобы обнять, и я прижимаюсь к нему, мои мышцы слегка расслабляются впервые сегодня. Наклонившись назад, парень откидывает пару прядей с моего лица и улыбается своей мальчишеской улыбкой.
Мягко прижимаясь, смотрю через его плечо на Риджа, который, похоже, почти закончил установку маленькой импровизированной диджейской кабинки в гостиной. Я указываю на двери от пола до потолка и киваю головой Татум.
— Открой двери и включи свет в джакузи и бассейне. Сегодня будет долгая ночь.
— Долгая ночь, да? — Татум виляет попкой, раздвигая двери. — Ну, пока меня трахают, мне все равно.
— Весь класс, Синклер, — бормочет Картер.
Татум отмахивается от него.
— Никогда не претендовала на шикарность, Мазерс.
Я закатываю глаза, оставляя этих двоих переругиваться между собой и направляясь к Риджу.
— Эй!
Он оглядывается через плечо, укладывая все провода и шнуры обратно в маленькие черные коробочки.
— Привет, Мэди. Надеюсь, все в порядке. Твоя подруга, — он оглядывается на Татум, — немного настойчива. В общем, она каким-то образом узнала, что я работаю диджеем в одном из клубов для несовершеннолетних в городе, так что я здесь.
Смеюсь, не удивляясь тому, что Татум знает эту информацию о Ридже. Она наверняка знает его адрес, место и дату рождения, и группу крови.
— Нет, пожалуйста, ты делаешь нам одолжение. Это была своего рода импульсивная идея.