Джон Патон
Миссионер среди каннибалов Южного моря
Предисловие
Обработка текста
В 1891 году первое английское издание чрезвычайно известной истории жизни миссионера среди каннибалов Джона Патона было переведено с небольшими сокращениями на немецкий язык.
Экзотическое миссионерское поле в Южном море вызвало большой интерес: смелость и стойкость живой веры Патона послужили для многих образцом и мощным толчком к желанию самим идти на миссионерские поля. Для юных читателей была подготовлена книга «Приключения», в которой переданы подлинные жизненные переживания Патона. Для детей это была первая встреча с язычниками чужих стран.
Чтобы сделать книгу «Миссионерская жизнь из первых рук» читаемой, необходимо было перевести на современный язык оригинал столетней давности. Там, где текст был слишком длинным, слова Патона коротко пересказаны. Эти пассажи – чтобы не исказить оригинал – даны как биографические дополнения.
Но характер истории жизни Патона остался автобиографическим. Это волнующее повествование о великом милосердии Бога, Который никогда не постыдит того, кто возложил все упование на Него.
Новые Гебриды
В 1772 году капитан Кук, открыватель восточного побережья Австралии, выехал из Плимута в свою вторую экспедицию в район Тихого океана.
Совсем молодой немец, Георг Форстер, отправился вместе с ним в качестве научного сотрудника. Он описал открытие Танны, одного из южных островов Новых Гебридов – так Кук назвал эту группу островов.
Форстер был в восторге от богатой фауны и флоры островов Южного моря. Он писал об этом в своих трудах, хотя и опасался, что вызовет жажду наживы его «культурных» современников. И на самом деле: с островами Меланезии было открыто одновременно и богатство этих островов: сандаловое дерево и... люди!
Когда первые миссионеры избрали Новые Гебриды полем своей работы, они тут же наткнулись на пороки тех сомнительных посланников цивилизации, которые беспощадно грабили народ и страну ради своей выгоды. Жадность многих белых стала для населения еще одним бичом вместе со всеми мерзостями каннибализма, который был выражением их извращенного религиозного культа.
В это напряженное время пришли сюда первые миссионеры, и среди них был шотландец по имени Джон Патон...
Издатели
Часть первая
МОЛОДЫЕ ГОДЫ
Глава 1
Семья
Шотландия – родина ковенантов, которые в годы Реформации отошли от католической церкви и образовали свое братство. По обычаям реформаторов они собирались для молитвы и чтения Слова Божьего, совершали Вечерю Господню. За протестантские убеждения многим пришлось заплатить своим состоянием, а некоторым – и жизнью. Наследником верных ковенантов стал Джон Гибсон Патон (он всю жизнь придавал этому большое значение!), родившийся 24 мая 1824 года на юге Шотландии в доме арендованного имения Бреад, около Думфриса, сын чулочника Джеймса Патона.
Когда Джону было 5 лет, родители переселились в Торторвод – небольшое процветающее селение. В хорошо налаженном сельском обществе жили вместе строители, крупные и мелкие арендаторы, ткачи, сапожники, бондари, резчики деревянной обуви, швеи и кузнецы, которых спасал от голода только тяжелый труд. Это были ни от кого не зависимые люди, позволяющие себе иметь собственное мнение о власти и церкви. В Торторводе родители жили сорок лет, здесь у них родилось еще восемь детей. Всего в семье было пять сыновей и шесть дочерей.
Небольшой домик, соломенную крышу которого нужно было обновлять почти каждый год, был построен из четырех пар ореховых стволов. За четыреста лет от ненастной погоды и печного дыма балки дома стали коричневыми и так затвердели, что даже гвозди в них уже нельзя было забить.
«В нашем доме было три комнаты. Одна из них служила одновременно кухней, столовой и спальней. В ней стояли две большие кровати с занавесками. Вторая комната на другом конце дома была отцовской мастерской, в которой стояло пять или шесть станков. Третья комната, находящаяся в середине дома, была маленькой. Там было место для одной кровати, маленького столика и одного стула. Узкое окошко давало очень мало света. Это было святилище дома.
Мы видели, как наш отец несколько раз в день заходил туда, обычно после завтрака, обеда и ужина. Мы слышали, как он закрывал дверь, и, хотя об этом никогда не говорилось, мы догадывались, что наш папа там молится. Иногда мы слышали серьезный и взволнованный голос молящегося, как будто наша жизнь была в опасности. Мы научились проходить мимо этой комнаты на цыпочках, чтобы не мешать отцу. Никто из чужих людей не догадывался, отчего лицо отца всегда озарялось светом счастья и приветливости. А мы знали причину этого – это была близость Божья, которую он всегда ощущал в своей жизни. Нигде больше я не мог так почувствовать близость Божью, видеть ее явное влияние на человека, как это было тогда в нашем бедном домике».
В своих мыслях сын все снова и снова будет возвращаться к сценам раннего детства и слышать эхо этих молитв. Любое сомнение исчезнет при мысли: «Отец разговаривал с Богом – почему же и я не могу это делать?»
Его мать, Жанет Жардина Рогерзон, была радостной, терпеливой и работящей женой. «Сорок три года она вела хозяйство и воспитывала одиннадцать детей в страхе Божьем. После всего пережитого я с огромным восхищением думаю о ней». Совсем молодой девушкой она пришла в дом старенького дяди, чтобы помочь ему и его жене в радости прожить последние годы жизни. Пожилых людей называли вокруг не иначе, как «старый Адам и старая Ева». Домик, в котором они жили, находился далеко от соседнего села, и девушке совсем не с кем было общаться. Зато каждый день она могла гулять в прекрасном лесу.
В этот же лес ранним утром приходил молодой чулочник. Он брал с собой книгу, как будто собирался там учиться. Однажды девушка прокралась за ним и стала внимательно слушать, как он читал и повторял незнакомые стихи. Ее любопытство перешло в уважение, когда она увидела, что молодой человек встает на колени и молится. Молодые люди не общались друг с другом: она пряталась в кустах, а он ничего не подозревал о тайной слушательнице, которая часто следила за ним.
Однажды девушка, подкравшись, повесила на ветку его широкую шотландскую шляпу, которую он снимал во время молитвы. Углубленный в молитву, молодой Джеймс ничего не заметил, а девушка в укрытии весело наблюдала, как он искал свою шляпу.
На следующий день она повторила эту игру, но испугалась, увидев, как юноша долго стоял с шляпой в руках, серьезно раздумывая о том, что здесь произошло. Молодой девушке стало стыдно, и на следующий день, когда Джеймс пришел на свое обычное место, он нашел на ветке записку: «Та, которая брала вашу шляпу, стыдится, что делала это. Она очень уважает вас и просит молиться за нее, чтобы она стала такой же хорошей христианкой, как вы».
Джеймс долго рассматривал эту записку. Он забыл о своих занятиях и думал, досадуя на свою недогадливость, кто бы мог написать эти слова. Ему и в голову не приходило, что над ним мог подшутить кто-то из людей. Он думал, что имеет дело с ангелами. Когда он поднял голову, то взгляд его упал на домик Адама и Евы, стоящий в прогалине. В это время он увидел молодую девушку, которая вышла из дома и с песней на устах и с ведром в руках торопливо направилась на дойку. Тут его озарило, что автором записки является племянница Адама и Евы. Хотя он никогда не разговаривал с ней, но со всех сторон слышал много похвал в ее адрес. В эти утренние часы он учил «Библейские сонеты» Ральфа Эрскина, которые помнил наизусть даже на смертном одре.
За Господом Джеймс последовал, когда ему было семнадцать-восемнадцать лет. Этому послужили особые переживания. Он был совершенно необычным самостоятельным молодым христианином, который сделал свой выбор только после тщательного исследования различных церквей и их учения. Своих родителей он убедил в том, что читать Библию и молиться нужно ежедневно – утром и вечером, одного воскресного собрания – недостаточно. Отец – старый солдат – охотно согласился, когда Джеймс вызвался сам руководить семейным собранием. С восемнадцати лет и до самой смерти, то есть шестьдесят лет, Джеймс сохранил привычку общения с Богом в молитве. Для него не существовало никаких причин, чтобы не иметь такого общения. Ни спешка, ни работа или торговля, ни приход друзей или гостей, ни страх и заботы, ни радости или скорби не мешали ему. Для многих людей он послужил большим благословением.
В молодости Джеймс дал слово, что если у него будут сыновья, он посвятит их Богу, если Господь захочет употребить их. (Трое из пяти его сыновей пошли этим путем!)
«Каждый из нас был очень рад, возможности сопровождать отца в церковь. Четыре мили были для нас удовольствием. В городе мы всякий раз могли увидеть что-то интересное. Некоторые благочестивые мужчины и женщины присоединялись к отцу, и мы, молодые, получали представление о том, что значит христианский разговор. Взрослые шли в церковь, надеясь на встречу с Богом, а возвращаясь домой, усердно рассуждали о Слове жизни, полученном ими».
Христианство открывалось детям в «духовной свежести и радости». Оно не было для них «сухим разговором?, но «касалось струн души» и привлекало их.
Воскресные вечера были посвящены особым семейным собраниям. Рассуждая о Слове Божьем, взрослые и дети могли получить ответы на свои вопросы, подтверждая их местами из Библии. Так в детях закладывался метод все большего и большего познания любви Бога, Который за них отдал на страдания и смерть Своего Сына.
«Позднее многие из этих вопросов и ответов получали более глубокий смысл и понимание, но никто из нас никогда не мог упрекнуть родителей и пожелать себе другого воспитания. Конечно, если бы родители были только с виду благочестивы, честны и приветливы (или еще хуже – лицемерны и лживы!), то результаты были бы совсем другие!»
Из-за маленьких детей мать не могла часто бывать на собраниях, так как нужно было очень далеко идти пешком. В воскресенье вечером отец рассказывал ей все, о чем говорилось на собрании. «Он поощрял нас помогать ему в пересказе слышанного и очень радовался, когда мы стали делать краткие записи проповедей и при возвращении дополняли его рассказ. Поощрение отца вызывало усердие в нас – пересказывать проповеди другим! Часто при этом отец приводил тот или иной подходящий жизненный пример».
Если кого-либо из детей нужно было наказать за какой-то серьезный проступок, то мы видели, как папа закрывался в своей комнатке, а мама говорила нам, что он рассказывает об этом проступке Господу. Это было чрезвычайно тяжко, «так как моя совесть принимала наказание как от самого Бога».
Будучи уже пожилым, Джеймс Патон смог заняться тем, о чем мечтал с самой молодости. Двенадцать лет он трудился там, где жил, как миссионер, служитель Евангелия, посещая дома, какие только мог. Его звали к умирающим и скорбящим, его с нетерпением ждали старые и больные и радостно приветствовали дети. «Он сиял от радости, рассказывая, какое великое множество Библий и других духовных книг он продал. Он пел псалмы больным и молился у постели умирающего».
Его жена, «маленькая Дженни», умерла в 1865 году. Через три года, на 78-м году жизни, ушел к Господу и он сам.
Глава 2
Сын – детство и юность
В Шотландии в то время были очень необычные школы, в которых дети из бедных и богатых семей вместе изучали Библию, грамматику, историю и географию. Способные мальчики из беднейших домов учились здесь латыни, математике и греческому языку, готовясь в университет. Младший брат Джона Патона, Джеймс, оставил такую школу в 14 лет, чтобы посещать университет в Глазго. В то время, когда Джон ходил в школу, ею руководил способный педагог, у которого был один недостаток: он был слишком строгим, а иногда ужасно злился, что выводило его из равновесия.
«И все же я знаю, что он был иногда добрым и мягким. Он, видно, заметил, что я не так хорошо одет, как мои товарищи. Мои успехи в учебе радовали его, поэтому он решил сделать мне сюрприз. Как-то вечером, когда мой отец горячо молился на семейном собрании, тихо отворилась и так же тихо закрылась входная дверь. Как только закончилась молитва, я подбежал к двери и у порога нашел пакет с красивым костюмом. Мама сказала, что, кто бы его ни дал, это Бог послал его мне, и я должен с благодарностью принять этот подарок из Его рук.
Когда на следующее утро я появился в школе в новой одежде, учитель сказал, что костюм мне очень идет. Я доверчиво рассказал ему, как получил его и что мне сказала мама. Он, улыбаясь, ответил: "Джон, если тебе снова что-то понадобится, скажи своему отцу, пусть он помолится об этом, и, может быть, Бог снова поможет". Прошли годы, прежде чем я узнал, что учитель приходил к нам во время молитвы отца».
И все же этот учитель был виноват в том, что Джон прежде времени оставил школу. «Однажды, когда он несправедливо наказал меня, мама уговорила меня вернуться в школу. Как только он увидел меня, то тут же бросился на меня и так жестоко избил, что от боли и ужаса я убежал домой. Позднее, когда его гнев утих, он пришел к моим родителям, просил прощения и хотел снова взять меня с собой. Но бесполезно – я не мог решиться на это. Так закончилась моя учеба в школе.
Хотя мне едва исполнилось двенадцать лет, я начал учиться профессии отца. Мы работали с шести часов утра до десяти вечера, отдыхая час в обед и по полчаса во время завтрака и ужина. В эти немногие свободные минуты я брался за учебники, особенно повторял латынь и греческий, потому что моим самым большим желанием было стать миссионером или священнослужителем».
Для будущего служения это время не было потерянным. Мальчик узнал о миссионерах, которые трудились среди диких племен, а также о том, что очень полезно «разбираться в машинах и станках и знать, как ухаживать за ними». А с другой стороны – жизнь отца для него была Божьей школой.
«Когда мы всей семьей стояли на коленях вокруг отца и он от всего сердца молился о покаянии язычников или приносил Господу личные и домашние нужды, нам казалось, что живой Спаситель стоял рядом с нами, и мы научились любить Его, как нашего личного Друга».
В результате этого в сердце Джона появилось горячее желание – нести свет Евангелия в языческую тьму.
Пример матери также оказал огромное влияние на его внутренний мир. «Наша семья, как и другие, занималась сельским хозяйством. Один год был очень неурожайным. Мы собрали совсем мало картофеля, пшеницы, овса и были в большой нужде. Папа пошел с готовым товаром в Хавик. Ему трудно было продать свои изделия, поэтому он в тот день не смог вернуться домой. Тем временем все наши запасы пищи пришли к концу. Вечером мама собрала нас и попросила, чтобы мы пошли спать без ужина. Она сказала, что обо всем рассказала Богу, просив Его помочь, и что утром Он несомненно пошлет просимое.
На следующий день рано утром перевозчик грузов из Локерби привез подарок от отца, который и не подозревал о нашем бедственном положении». Мешок картофеля, мешок муки нового урожая и круг сыра могли утолить голод большой семьи.
«Моя мать, увидев наше удивление от такого чудного ответа на молитву, собрала нас и от всего сердца благодарила Бога за Его милость, а потом сказала: "Всем сердцем любите вашего Небесного Отца. С твердой верой приносите в молитве к Нему все, в чем вы нуждаетесь, и Он даст, если это будет во благо вам и принесет славу Ему"».
Набирая практический и духовный опыт, Джон никогда не забывал о своей цели. Он понемногу откладывал деньги, полученные от отца за работу, чтобы ему хватило на шесть недель жизни в Думфрисе, где он мог посещать академию.
«Там у меня снова появилась жажда к учебе и я решил поменять профессию. Первое место работы я нашел в солдатской строительной бригаде, которая в то время проводила измерения для составления топографической карты нашего графства.
В обеденный перерыв, когда другие играли в футбол и другие игры, я углублялся в мои книги. Наш лейтенант заметил это из окна своего кабинета. Однажды он позвал меня и спросил, что я изучаю. Я рассказал ему о своем положении, о своих желаниях. Он посоветовался со своими сотрудниками и снова позвал меня. В их присутствии он предложил мне учиться за государственный счет, если я заключу договор о службе на семь лет. Я вежливо и сердечно поблагодарил его и сказал, что могу связать себя договором только на три-четыре года, но не на семь лет.
Он возбужденно спросил: "Что? Вы не хотите принять предложение, которым гордились бы даже сыновья джентльменов?"
Я сказал: "Моя жизнь принадлежит другому Господину, ради Него я не могу терять семь лет". – "Кому же вы служите?" – резко спросил он. – "Господу Иисусу Христу, и я хочу как можно быстрее проповедовать Его Евангелие".
Он сердито шагал взад и вперед по комнате, затем позвал казначея и сказал мне: "Примите мое предложение, или я сейчас же рассчитаю вас".
Я ответил: "Мне будет очень жаль, если вы это сделаете. Но если я свяжу себя на семь лет, то не достигну своей цели в жизни. Я очень благодарен вам, но не могу принять ваше доброе предложение".
Гнев лишил его способности понять мое тяжелое положение. Он немедленно отдал приказ, и я тут же получил расчет и ушел».
Оттуда Джон пошел в Локерби. Там требовались рабочие для уборки урожая, и здесь он нашел работу.
«Когда я вышел на работу в первый день, ко мне подошел фермер и приказал связать сноп. После того как я выполнил приказание, этот сильный мужчина схватил мой сноп – и он развалился.
Вместо того чтобы поругать меня, он показал мне, как нужно делать эту работу. Второй мой сноп выдержал его удар, а третий он бросил далеко в поле и, когда поднял его целым, сказал: "Так, мой мальчик! А теперь – вперед!"»
В дни, когда из-за непогоды нельзя было работать, Джон нарисовал план сада с клумбами для жены фермера. Когда план был одобрен хозяевами, он сам с удовольствием выполнил эту работу, так как с детства помогал матери ухаживать за садом. «Это время мне тоже послужило на пользу, когда пришлось в чужой земле строить миссионерские дома и сажать огороды и сады без посторонней помощи».
Перед тем как пойти на полевые работы, Джон договорился о месте работы в Глазго. Одна церковь искала молодого человека, который мог бы вести духовную работу в районе церкви: раздавать трактаты и заботиться о тех, кто не посещает собрания. При этом ему была дана возможность целый год посещать семинар, чтобы выучиться на учителя.
В определенный день Джон Патон должен был прибыть в Глазго. Первую часть пути ему нужно было пройти пешком, а дальше – ехать на поезде. Почтовая карета была недоступной роскошью для молодого человека, ищущего работу. В маленьком узелке поместились все его вещи и Библия, завернутая в носовой платок.
Провожая сына, отец прошел с ним некоторую часть пути. Молитва и впечатления этой разлуки глубоко врезались в его память: «Советы отца и его слезы, его беседа о духовных вопросах еще и сегодня свежи в моей памяти, как будто это было только вчера. Еще и сегодня на глаза наворачиваются слезы, когда я вспоминаю этот час разлуки.
Последний отрезок пути мы шли молча. Мой отец держал шляпу в руках, его длинные светлые локоны, которые позже стали белыми, падали на плечи. Его губы двигались в тихой молитве за меня, глаза были полны слез. Мы остановились на месте, где должны были расстаться. Он крепко держал мою руку, молча смотрел мне в глаза, а затем торжественно и с любовью сказал: "Сын мой, да благословит тебя Бог! Бог твоих отцов да сопроводит тебя и сохранит от всякого зла!" Не в силах больше говорить, он снова стал тихо молиться. Со слезами мы обняли друг друга и расстались. Я побежал что было силы, и когда обернулся на повороте дороги, отец все еще стоял на том месте, где я оставил его. Последний раз я помахал ему и шагнул на лесную дорогу.
Но мое сердце было переполнено, я не мог идти дальше. Я свернул с дороги, упал на траву и заплакал. Когда я встал, то залез на дерево, чтобы посмотреть, ушел отец или нет. В это мгновение я увидел, что он тоже плачет... Долго еще он стоял и смотрел в ту сторону, куда я ушел».
Сын пошел дальше с одним желанием: с Божьей помощью вести такую жизнь, чтобы никогда не бесчестить и не печалить родителей, которых Бог подарил ему. Этот час разлуки остался в памяти Джона, помогая ему держаться дальше от грехов этого мира и поощряя его в учебе.
Джон с еще одним юношей начал учиться в Глазго. Так как все студенты обогнали их в учебе, им обоим пришлось много работать с раннего утра допоздна. Не проучившись и года, из-за большой нагрузки и слабого питания они заболели. Когда Джон начал кашлять кровью, врач строго запретил ему всякие занятия, и он вынужден был вернуться домой. Это было для него тяжелым ударом и испытанием. Его товарищ уже никогда не смог поправить свое здоровье. Джон же после короткого отдыха и заботливого материнского ухода быстро поднялся на ноги и смог продолжать работать и учиться.
Окончив годичный учительский семинар, он получил место учителя в маленькой школе Гирван. После того как ему удалось скопить немного денег, он возвратился в Глазго и поступил в университет. И на этот раз его ожидали трудности.
«К сожалению, моих сбережений не хватило на весь зимний семестр. Я занял деньги одному бедному студенту, но он не смог отдать мне долг. Ничего не оставалось делать, как бросить учебу и искать работу. Я написал родителям, что оставляю Глазго, чтобы заработать деньги на учебу. Когда я со слезами на глазах перечитывал это письмо, я сказал себе, что не могу отослать его, потому что оно сильно опечалит их. Я оставил письмо лежать на столе, закрыл дверь и убежал. Попытался продать некоторые свои книги, чтобы продолжить учебу. Я стоял перед магазином и с печалью думал, сколько же мне дадут за эти книги, сознавая, что они мне самому очень нужны».
Книги в тот день не были проданы, потому что для бедного студента открылась другая дверь. «Мой Бог знал все шаги мои и направлял меня. Мой взгляд упал на объявление на окне, которое гласило: "Требуется учитель в школу, остальное можно узнать у пастора". Я быстро доехал до школы, поговорил с пастором и получил место работы. Вернувшись, я заплатил хозяйке за квартиру и порвал письмо к родителям. В тот же день я написал другое – полное упования и надежды, а на следующее утро переступил порог школы».
Пастор сразу предупредил меня о запущенности школы. Дети рабочих с фабрики и угольных шахт так сильно мешали на занятиях, что три предшественника Джона Патона оставили школу. Один стал нервнобольным, у другого тоже пострадало здоровье, третьему стало ясно, что он не сможет решить проблем этой школы. «Пастор положил мне на стол толстую палку и сказал: "Почаще используйте ее, или вы никогда не будете иметь порядка!" Я положил палку в ящик стола и сказал: "Я использую ее в крайнем случае!"»
В первую неделю было мало учеников – до восемнадцати днем и двадцать вечером. Писарь с фабрики приходил на вечерние курсы, как он говорил, чтобы научиться вести бухгалтерские книги, но больше для того, чтобы защитить меня от грубости учеников.
Во вторую неделю на вечерние занятия пришли парень с девушкой. Я скоро заметил, что они пришли только для того, чтобы мешать занятиям. Они громко разговаривали между собой, смеялись, и работать было невозможно. И чем больше я просил тишины и порядка, тем хуже вели себя эти двое, отвлекая немногих присутствующих. Наконец я приказал молодому человеку замолчать или оставить школу. Я объяснил, что добьюсь порядка чего бы мне это ни стоило. Он засмеялся и приготовился к борьбе. Я спокойно закрыл дверь, положил ключ в карман, достал палку из ящика стола и предупредил всех, чтобы вели себя спокойно. Это была настоящая борьба. Он неуверенно махал кулаками, я быстрыми движениями уклонялся от его ударов и наносил ему удар за ударом, пока он не устал и, побежденный, не сел на свое место. Я велел ему взять книгу, что он сделал неохотно, но молча.
Затем я попросил довести до сведения всех учащихся, что я приложу все старание, чтобы помочь продвинуться в учебе тем, кто действительно хочет учиться. Тем же, кто хочет только мешать, советую оставаться дома, потому что я решил во что бы то ни стало быть победителем и поддерживать порядок. Затем я заверил, что никогда не употреблю эту палку и с моей стороны будет достаточно добра и снисхождения, потому что больше хочу действовать любовью, а не страхом.
Этот молодой человек очень хорошо понимал, что поступает плохо, и только моя твердость способствовала тому, что я смог победить его, хотя физически он был намного крепче меня. Я сказал, что если он будет нормально вести себя, я буду относиться к нему так, как будто ничего не случилось. Гробовое молчание было ответом на мои слова, и все серьезно занялись своими книгами.
На следующее утро нарушили порядок двое ребят. Мои слова не действовали. Я крепко тряхнул их за воротник и поставил перед классом. Затем я потребовал от учеников самим вынести им приговор. Они решили, что эти парни виновны и подлежат суровому наказанию. Я был согласен с приговором, но сказал, что на первый раз прощаю им. Оба виновника попросили прощения и обещали быть послушными и внимательными. Они сдержали свое слово и стали моими лучшими учениками. И в вечернем классе стало тише, так как нарушители порядка не приходили в школу, потому что поняли, что я не шучу.
С тех пор в школе был порядок. Число учеников-наставников так увеличилось, что мне пришлось организовать еще один класс. Приходили женщины и девушки, чтобы научиться читать и считать. Палка была окончательно забыта».
Но и эти занятия продолжались недолго. Для многочисленной и хорошо функционирующей школы школьный комитет решил поставить более образованного учителя. Так они и сделали, не беря во внимание заслуги Джона. И ему пришлось снова отдать свое будущее в руки Божьи.
Глава 3
В городской миссии Глазго
Надежда Джона, что Бог поведет его правильным путем, не была постыжена. Еще до начала работы в школе Джон отправил письмо в городскую миссию Глазго о своем желании стать миссионером. В последний день своей работы в школе Джон получил письмо из миссии. Там уже знали о нем и о том, что заканчивается его работа в школе. Неожиданно для себя, после испытания, он получил место миссионера в бедном районе города. И теперь все пережитые трудности последних лет предстали перед Джоном совсем в другом свете – они были лучшей подготовкой для новой работы.
«В этом районе еще никогда не было миссионера, и поэтому начало обещало быть нелегким. Сразу же на следующий день я должен был начать посещения Грин-стрит и Калтона. После многих напутствий и добрых советов один сотрудник миссии в молитве Господу попросил благословения на мою работу, которая должна совершаться во имя Его и по повелению Его».
Работа в городской миссии также принесла большую пользу для будущего служения. «Вспоминая это время, я вижу, что оно очень помогло моему духовному росту. Мы учились общаться с людьми, которые нуждались в помощи, но сознавали это в очень редких случаях, поэтому было трудно найти с ними контакт. Район на самом деле был запущенным...»
Люди в этом районе, переселившись из села в беднейшую часть города, потеряли социальные корни и всякую связь с церковью. Живя в маленьких, бедных, грязных домах, многие беспробудно пили и погрязали в пороках. Здесь и хотел трудиться Джон Патон.
«Здесь были такие, которые хвалились неверием, ленивцы, алкоголики, воры. Многие потеряли всякий стыд и явно грешили. Я должен был четыре часа в день делать посещения, любым способом искать контакта с ними, наставлять их и проводить с ними молитвенные часы. В этом районе не было ни одного дома с большим помещением для проведения таких собраний. Приходилось использовать сеновал, находящийся над сараем одного торговца скотом.
После целого года тяжелой работы шесть-семь человек, которые раньше не хотели посещать церковь, стали приходить по воскресеньям на собрание. В один из будних дней столько же собиралось вечером в комнате бедной трудолюбивой женщины, муж которой очень плохо обращался с ней. Он был хорошим рабочим, но сильно пьянствовал, уносил и продавал из дома все, что мог. В приступе ярости он ужасно избивал бедную женщину за то, что она слишком мало зарабатывала, продавая уголь. Со слезами и в сердечной молитве она все переносила, стараясь свою единственную дочь воспитать в страхе Божьем.
По милости Божьей после наших собраний у этого мужчины появилось желание изменить свою жизнь. Он полностью отказался от выпивки и каждое воскресенье стал ходить с семьей в церковь. Постепенно он заинтересовался нашим трудом. Он убеждал своих друзей вступить в общество трезвенников и приводил их в свой дом, где проводились собрания. Его жена, пережив столько горя, могла теперь утешать и ободрять в скорби других людей и много помогала мне. Так с каждым днем росла моя надежда на успех».
Видимые результаты казались очень скудными, и сотрудники миссии решили перевести Патона в другой район, где жили более благополучные люди. Но он попросил еще полгода, так как был уверен, что доброе семя наконец взойдет и принесет плоды. Миссия согласилась.
«На следующем собрании я сказал присутствующим, что если нам не удастся привлечь на наше собрание больше людей, то меня переведут в другой район. Каждый из присутствующих тут же обещал привести в следующий раз еще одного. С тех пор наши собрания стали многолюднее. Интерес к собраниям возрастал, к тому же люди очень хотели, чтобы я остался с ними, и число слушателей увеличилось вскоре в два раза. Оба собрания стали слишком большими. Кроме собрания, мы стали проводить еще разбор Слова Божьего и спевки, а также час беседы с теми, кто снова решился участвовать в Вечере Господней, а также организовали "Общество трезвенников"».
Но хозяин сеновала попросил нас освободить помещение, так как сам хотел использовать его. Мужчины по собственной инициативе нашли помещение – снова сеновал и сделали снаружи лестницу, чтобы приходящим на собрание не нужно было идти через сарай.
«Об этом одобрительно рассказывали в районе, и это вызвало всеобщий интерес к нашей миссионерской работе. Но все же и это помещение было временным – пока оно снова не понадобится хозяину. Именно в это время стал продаваться комплекс домов, содержащий маленькую церковь, школу и домик пастора». Церковь, образовавшая миссию на Грин-стрит, взяла на себя эти расходы. «Эти дома были расположены в центре района, что было очень удобно, и церковь отдали для наших собраний. В других домах миссия организовала школу для бедных детей. Их обучали хорошие учителя, и женщины из церкви заботились о книгах, одежде и хорошем питании для детей».
Несколько десятилетий эти дома служили благословением для бедных жителей Глазго. «Эти добрые перемены дали мне возможность по-новому организовать всю работу. В воскресенье, в 7 часов утра, собирался самый серьезный и усердный класс на разбор Слова Божьего. Их собиралось от семидесяти до ста – самых бедных юношей и девушек. На собрания и на работу они носили одну и ту же одежду, у них не было головных уборов, многие ходили босиком. Я с радостью наблюдал, что после посещения собраний одежда у людей постепенно становилась лучше, чище и опрятней, на ногах появлялась обувь. Вскоре они уже могли посещать наше дневное собрание, а позднее не стеснялись ходить и в церковь».
У этих молодых людей появилось чувство ответственности. Со временем некоторые из них по воскресеньям в шесть часов утра ходили по домам и будили более слабых в вере, безразличных, охладевших, новичков, чтобы напомнить им о разборе Слова Божьего. Перемена жизни со временем улучшила и их материальное положение, но они все же одевали на собрание простую одежду, чтобы не возвышаться над более бедными товарищами.
Почти все вечера недели были заполнены разбором Библии, молитвенными часами, беседами о жизни христианина. Многие находили отсюда путь в церковь. Один вечер был посвящен спевке, другой – обществу трезвенников, где бывшие алкоголики свидетельствовали, читали Слово Божье, пели. Патон понял, что алкоголику может помочь только полный отказ от алкоголя. И действительно, эта «терапия» обоюдной помощи имела большой успех.
«Таким образом с помощью Божьей многие стали живыми христианами и благословением для других. Позднее восемь молодых людей посвятили себя служению в церкви, используя те небольшие знания в латыни и греческом, которые я смог им дать».
Кроме собраний и посещений, у молодого Патона появилось еще одно рабочее поле. «Пятьсот-шестьсот человек постоянно посещали вечерние собрания, и большинство из них были бедны. Но многие с Божьей помощью освободились от плохих привычек, улучшили свое материальное положение и стали переселяться в более благополучные районы города. Я посещал их и там, чтобы не дать им остыть, пока они не присоединились к церкви, вблизи которой жили. После этого я был спокоен, зная, что они находятся под надежной защитой и опекой».
Вместо четырех Джон работал по меньшей мере по восемь часов в день, хотя около десяти молодых мужчин и вдвое больше молодых женщин помогали ему, посещая больных и раздавая трактаты. Каждую семью посещали два раза в месяц. Сотрудники делились друг с другом впечатлениями и нуждами и молились о них, а особые случаи разбирали на совместных общениях. Появилась возможность облегчить положение остро нуждающихся, так как некоторые предприниматели предлагали Патону место работы для его подопечных. Во многих семьях улучшалось материальное положение, потому что они больше не тратили деньги на выпивку. «За все время работы в городской миссии, хотя и было очень тяжело, я все же продолжал учебу в университете Глазго и прослушал вместе с богословскими и медицинские лекции. Кроме одного семестра, во время которого мое здоровье сильно ухудшилось, я полных десять лет трудился, чтобы получить нужные знания. Хотя я и не получил всех знаний, к которым стремился, так как основание, заложенное в детстве, было очень слабым, все же во всех моих стараниях я имел благословение, ведь мой Господь и Учитель всегда был близок ко мне, чего порой не хватало многим способным студентам».
Глава 4
Решение
Работа на Грин-стрит приносила Джону много радости. Было очевидно, что Бог обильно благословляет ее. Но в последние годы учебы в нем все больше росло убеждение, что этот труд – только подготовка, промежуточная веха для будущей работы. До сих пор он еще никому не говорил о том, что хочет принести Евангелие тем, кто живет во тьме идолопоклонства – народам Южного моря.
Ему еще не совсем ясно было, куда зовет его Бог, но ежедневные молитвы были наполнены желанием – приобретать души для Господа на островах Южного моря. Имея перед собой такую цель, Джон посещал лекции на медицинские темы, чтобы получить необходимые знания в этой области и сдать экзамен. Но случилось так, что для миссионерской работы на Новых Гебридах (группа островов в Южном море) искали людей, которые были бы готовы помочь работающему там миссионеру Джону Инглису. После настойчивого призыва прошло два года, но никто не отозвался. Последняя отчаянная попытка найти кандидата была предпринята братским советом церкви путем жеребьевки.
«Я с живым интересом слушал обсуждения, а также наблюдал за ходом необычного поиска. Еще сегодня я вижу всю серьезность выбирающих и слышу гробовое молчание в ожидании братьев, которые ушли с записками. Когда они объявили, что Бог таким образом не хочет дать ответ, у меня на глазах появились слезы. Казалось, облако печали покрыло собрание, которое еще раз в молитве просило Бога помочь. Внутри меня все громче и громче звучал голос: "Встань и предложи себя!" Импульс к ответу: "Вот я! Пошлите меня!" – был потрясающим. Но все же я боялся принять за волю Божью свое горячее желание. Поэтому я решил несколько дней серьезно поразмышлять об этом вопросе, испытать его со всех сторон и снова и снова просить Бога, чтобы Он разрешил мне делать то, что хочет Он».
Настало время испыта