Муниципальное общеобразовательное учреждение
«Средняя – общеобразовательная школа №3»
Работа по литературе.
Выполнила ученица 9 г класса
Бужина Любовь Алексеевна
Руководитель: Хисматуллина
Марина Анатольевна
Г. Лангепас 2006год.
Содержание:
1. Введение……………………………………………………………стр3-4.
2. Образ ночи в творчестве Ф.И.Тютчева…………………………..стр5-9.
3. Анализ стихотворения «Тени сизые смесились…»……………...стр10-11.
4. Отчего нам ночь страшна?...............................................................стр11-14.
5. Заключение…………………………………………………………стр15.
6. Библиография…………………………………………………………..стр16.
Введение.
Поэзия – это музыка, волнующая душу, наполняющая ее безграничной любовью ко всему: к человеку, к природе, к Родине, к животным…
Сам язык поэзии настраивает на глубокое понимание и внутреннее осмысление происходящего вокруг. Поэзия проникает в самые тайные уголки души.
Стихотворения Тютчева очень коротки, но между тем ни к одному из них нечего добавить каждое слово метко, полновесно. Оттенки в его произведениях, как писал Некрасов, «расположены с таким искусством, что в целом обрисовывают предмет как нельзя лучше». Полностью подтверждает слова Некрасова тютчевское «Утро в горах».
Лазурь небесная смеется,
Ночной омытая грозой,
И между гор росисто вьется
Долина светлой полосой…
Тютчев воспринимал мир как древний хаос, как первозданную стихию. А все видимое сущее – лишь временное порождение этого хаоса. С этим связанно обращение поэта к «ночной тьме». Именно ночью, когда человек остается один на один перед вечным миром, он остро чувствует себя на краю бездны и особенно напряженно переживает трагедию своего существования. Поэт использует прием аллитерации:
|
|
Сумрак тихий, сумрак сонный,
Лейся в глубь моей души…
О чем ты воешь, ветр ночной?
О чем так сетуешь бездумно?
Тютчева особенно привлекали переходные, промежуточные моменты жизни природы. В стихотворении «Осенний вечер» - картина вечерних сумерек, в стихотворении «Люблю грозу в начале мая» - весенний первый гром. Из стихотворений, в которых Тютчев пытается постичь переходные состоянии, можно выделить стихотворение «Тени сизые смелись…» Поэт здесь воспевает сумрак. Наступает вечер и именно в этот момент душа человека роднится с душой природы, сливается с ней.
Все во мне, и я во всем!
Для Тютчева очень важен миг приобщения поэт показал попытку «слиться с беспредельным». И именно сумрак помогает осуществить эту попытку, в сумраках наступает миг приобщения человека к вечности
Сумрак тихий, сумрак сонный,
С миром дремлющим смешай!
В данной работе будет рассмотрено творчество Ф.И.Тютчева. Особое внимание будет уделено образу ночи в творчестве этого великого поэта. Также будет сделан анализ стихотворения Ф.И.Тютчева «Тени сизые смесились… » Главная задача данной работы рассмотреть Тютчева как «певца ночи».
Глава 1. Образ ночи в творчестве Тютчева.
Именно о Ф.И. Тютчеве сложилось представление как о самой ночной душе русской поэзии. «...он никогда не забывает, – пишет С. Соловьев, – что весь этот светлый, дневной облик живой природы, который он так умеет чувствовать и изображать, есть пока лишь «златотканый покров», расцвеченная и позолоченная вершина, а не основа мироздания». Ночь – это центральный символ поэзии Ф.И. Тютчева, сосредоточивающий в себе разъединенные уровни бытия, мира и человека.
|
|
Ночь в творчестве Тютчева восходит к античной греческой традиции. Она дочь Хаоса, породившая День и Эфир. По отношению ко дню она – материя первичная, источник всего сущего, реальность некоего первоначального единства противоположных начал: света и тьмы, неба и земли, «видимого» и «невидимого», материального и нематериального. Ночь, восходя к античной традиции, не являет собою исключительно античное мифологическое ее понимание, но предстает в индивидуально-тютчевском стилевом преломлении. Вот один из примеров:
Святая ночь на небосклон взошла,
И день отрадный, день любезный,
Как золотой покров она свила,
Покров, накинутый над бездной.
И как виденье, внешний мир ушел...
И человек, как сирота бездомный,
Стоит теперь и немощен и гол,
Лицом к лицу пред пропастию темной.
На самого себя покинут он –
Упразднен ум и мысль осиротела –
В душе своей, как в бездне, погружен,
И нет извне опоры, ни предела...
И чудится давно минувшим сном
Ему теперь все светлое, живое...
И в чуждом, неразгаданном, ночном
Он узнает наследье родовое.
Основа мироздания, хаос шевелящийся страшны человеку тем, что он ночью «бездомный», «немощен», «гол», у него «упразднен ум», «мысль осиротела»... Атрибуты внешнего мира иллюзорны и неистинны. Человек беззащитен перед лицом хаоса, перед тем, что таится в его душе. Мелочи вещного мира не спасут человека перед лицом стихии. Ночь открывает ему истинное лицо мироздания, созерцая страшный шевелящийся хаос, он обнаруживает последний внутри себя. Хаос, основа мироздания – в душе человека, в его сознании.
|
|
Такая логика рассуждения подчеркнута и звуковым, и ритмическим акцентированием. На звуковом уровне резкий перебой в общем звучании создают звонкие в строчке:
В душе своей, как в бездне, погружен, –
Строка максимально насыщена звонкими звуками (их 14 (в д в й й в б з д н г р ж н), глухих в ней всего 5 (ш с к к п)). Наибольшую смысловую нагрузку несет слово «бездна». Оно постулирует родственность якобы внешнего хаотического ночного начала и внутреннего человеческого подсознательного, родственность и даже в глубине своей единство и полное отождествление. Две последние строки:
И в чуждом, неразгаданном, ночном
Он узнает наследье родовое. –
акцентированы одновременно и на ритмическом и на звуковом уровнях. Они, безусловно, усиливают напряженность композиционного завершения, перекликаясь со строкой:
В душе своей, как в бездне, погружен, –
И общей звонкостью и повторами звуковых комплексов слова «бездна» (особенно «на»).
В предпоследней – 13 (ж д м н р з г д н н м н м) звонким звукам противостоят всего 3 (ф ч ч) глухих. В последней 12 звонких (н з н й н л д й р д в й) и 2 глухих (т с). Чрезвычайная концентрация звонких на фоне сведенных к минимуму глухих достаточно резко акцентируют две последние строчки стихотворения. На ритмическом уровне эта пара строк выбивается из строфы, написанной пятистопным ямбом, – только в двух последних строках 3 ударения в строке на фоне четырехударных строк (с пропуском одного ударения). Они образуют вокруг себя смысловое напряжение: человеку родственен хаос, он – прародитель, первооснова мира и человека, который жаждет соединения с родственным началом в гармоничное целое, но и страшится слиться с беспредельным.
Темная основа мироздания, истинное его лицо, ночь лишь открывает человеку возможность видеть, слышать, чувствовать высшую реальность. Ночь в поэтическом мире Тютчева – это выход в высшую субстанциональную реальность, и вместе с тем – совершенно реальная ночь и сама эта высшая субстанциональная реальность. Рассмотрим еще одно стихотворение Ф.И. Тютчева:
Лениво дышит полдень мглистый,
Лениво катится река,
И в тверди пламенной и чистой
Лениво тают облака.
И всю природу, как туман,
Дремота жаркая oбъeмлeт,
И сам теперь великий Пан
В пещере нимф покойно дремлет.
Прежде всего, обращает на себя внимание бросающаяся в глаза внешняя «ленивость» поэтического мира стихотворения. Наречие «лениво» интенсивно подчеркнуто: употреблено трижды в первой строфе стихотворения. Вместе с тем даже само троекратное повторение этого наречия развертывает в воображении предельно динамичную, отнюдь не «ленивую» картину. Сквозь внешнюю «ленивость» проявляется колоссальная внутренняя напряженность, ритмико-интонационная динамика.
Художественный мир стихотворения переполнен движениями и внутренне противоречив.
Так, в первой строфе наречие «лениво» встречается три раза, соотносится с предикативными центрами «дышит полдень», «катится река», и «тают облака». А во второй эта часть речи употреблена только однажды – это наречие «покойно». Оно соотносится с предикативным центром «Пан дремлет». Здесь очень сильно противоречие: за Паном – шевелящийся хаос, наводящий панический ужас. В дремоте панического ужаса очевидна динамика космического масштаба.
С одной стороны, «Полдень мглистый» – это конкретная природа, это облака, река, туман, которые совершенно конкретно чувственны. С другой стороны (во второй строфе) природа – это «пещера нимф» и дремлющий Пан. «Полдень мглистый» оборачивается «великим Паном», «полдень мглистый» и есть сам «великий Пан». Оборачиваемость эта сочетается с несводимостью целого ни на одно, ни на другое. Диалектическое единство существования «полдня мглистого» и «великого Пана» в несводимости к одному конкретному смыслу и представляет собой символическую реальность. «Полдень мглистый» сам по себе – это противоречивый сгусток смыслов, очень мощно энергетически заряженный, где играют и оборачиваются друг другом хаос, темная и истинная основа мироздания, и покой, покрывающий этот страшный кишащий хаос, и делающий последний благовидным. Как и дремлющий Пан в своей основе невозможное соединение, но, тем не менее, осуществленное в поэтическом тексте, сгусток противоречий, накапливающий вокруг себя массу смыслов.
В последних двух строчках:
И сам теперь великий Пан
В пещере нимф покойно дремлет.
сконцентрирован смысловой центр стихотворения: противоречивое единство невероятной динамики хаоса и покоя, одно в другом – динамика в покое, и покой в движении мироздания.
Выделенность «полдня мглистого» и «великого Пана» подтверждается и на ритмическом уровне. Во всем стихотворении эти строки выбиваются из общего ритмического строя:
Лениво дышит полдень мглистый
и
И сам теперь великий Пан
В пещере нимф покойно дремлет.
Эти строки являются единственными полноударными.
«Полдень мглистый» как смысловой центр стихотворения предельно акцентирован на звуковом уровне: концентрация звонких и сонорных звуков, их в первой строфе больше, чем во второй. Во второй же строфе единственная строка, где глухие преобладают над звонкими (6–7) – это:
И сам теперь великий Пан.
Звуковая выделенность «великого Пана» усиливается тем, что эта строчка следует за строкой:
Дремота жаркая объемлет, –
которая максимально насыщена звонкими – 10 против 3 глухих.
Полдень мглистый и дремлющий Пан – энергетически мощный сгусток противоречий, заряжающий и стягивающий смыслы вокруг себя. Это смысловой центр стихотворения. Этот сгусток содержит колоссальную энергетику, потенциально способную развернуться в символическую реальность со всей ей присущей полнотой бытия.
Оборачивающиеся друг другом «Полдень мглистый» и «великий Пан» как напряженное поле смыслопорождения обнаруживают свою причастность и внутреннюю связь с центральным тютчевским символом – символической реальностью ночи. Хаос как истинное лицо мироздания открывается человеку в полноте своей силы только ночью. Кишащий и бушующий разлад между ночью и днем, хаосом и космосом, миром и человеком поэт чрезвычайно остро ощущает, он чувствует космических масштабов страх человека, утратившего первоначальную гармонию, первоначальное единство с тем миром, который теперь ему кажется враждебным и угрожающим. И поэт может об этом лишь писать, создавая смыслопорождающую реальность связей разъединенных частей мира: они оказываются в общении друг c другом в художественной реальности поэтического произведения. Своим творчеством поэт решает проблему трагической дисгармонии – он может восстанавливать утраченную гармонию, или, по крайней мере, прояснять дисгармонию в свете гармонической мысли и идеала.
Глава 2. Анализ стихотворения «Тени сизые смесились…»
Тени сизые смесились,
Цвет поблекнул, звук уснул –
Жизнь, движенье разрешились
В сумрак зыбкий, в дальний гул…
Мотылька полет незримый
Слышен в воздухе ночном…
Час тоски невыразимой!..
Всё во мне, и я во всем!..
Сумрак тихий, сумрак сонный,
Лейся в глубь моей души,
Тихий, томный, благовонный,
Все залей и утиши.
Чувства – мглой самозабвенья
Переполни через край!..
Дай вкусить уничтоженья,
С миром дремлющим смешай!
<1836>
Одним из шедевров характеризуемой лирики является стихотворение «Тени сизые смесились…». Первоначально оно называлось «Сумерки». Этот ранний заголовок подчеркивает, что в начале произведение мыслилось как пейзажная зарисовка особой, переходной поры суток, где поэт пытается уловить почти неразличимое.
Композиция стихотворения – две строфы – традиционная для Тютчева. Первая строфа – картина наступающей ночи, вторая – страстный монолог-обращение лирического героя к «сумраку».
Изображаемое время суток – сумерки (уже не вечер, но еще и не ночь) не случайно выбрано поэтом: его неизменно волнуют именно промежуточные состояния в жизни природы и человека.
В первой строфе картина сумерек, наступающей ночи лана через восприятие лирического героя. Уловлена сама эта зыбкая грань перехода, когда окружающий мир растворяется в темноте, исчезает из зрительного восприятия человека:
Тени сизые смесились,
Цвет поблекнул…
Сизый – самый смешанный цвет: «черный с просинью и белесоватым, голубоватым отливом, серо-синий с голубой игрою» (В.Даль). Смысловая острота эпитета усиленна внутри-строчным созвучием: «сизые смесились». В одном только этом эпитете – сизый – как в зерне, содержится всё стихотворение с его темой космического смешения, слияние всего со всем.
…звук уснул –
Жизнь, движенье разрешились
В сумрак зыбкий, в дальний гул…
Звук, неизменный спутник движения, жизни, уснул. В мире так тихо, что «мотылька полет незримый слышен в воздухе ночном».
Слова «жизнь» и «сумрак» находятся в сильной позиции начала строки, они как бы противопоставлены. Но только «как бы», потому что сумрак зыбкий – жизнь не замерла, а лишь затаилась, задремала, ушла куда-то в глубину («дальний угол»).
Сумрак, тени, тишина – это условие, в которых пробуждаются скрытые душевные силы человека. Его мысли сливаются с «дальним гулом», на смену исчезнувшему, растворившемуся миру приходит иная реальность. Человек остается один на один со всем миром, вбирает его в себя и сам сливается с ним: «Все во мне, и я во всем». Однако странным образом эта причастность к «жизни божеско-всемирной» не вызывает ликования, а определяется как «час тоски не выразимой». В чем же причина этой тоски?
Вся вторая строфа – страстная мольба, нарастающий призыв, обращенный к «сумраку» (в данном случае синониму природы, жизни): лейся, залей, переполни через край и, наконец, смешай.
«Единственная, более энергичное чувство, которое я испытываю, – это невозможность уйти от самого себя» (из письма Тютчева жене) Во второй строфе лирический герой отказывается от собственного «я», что присутствовало в конце первой строфы («Все во мне, и я во всем»). Его страстное стремление – раствориться в окружающем мире, слиться с ним, стереть грань меж «я» и «не-я»:
Дай вкусить уничтоженья,
С миром дремлющим смешай!
Композиционное кольцо стихотворения замыкается: совместились первое и последнее строки, глаголы смесились и смешай. Слиться с миром природы, раствориться в нем – для человека это редкая возможность «уйти от самого себя». Однако противоречие сознательно-индивидуального («я») и бесзознательно-стихийного («жизнь») остается для Тютчева не разрешимым. (Точнее, проблема эта решалась многократно и по-разному.)