Затем придет коронованный голубой самец. Он оживит камни. Если он оживит камни, появится волк. Золотой человек держит волка на цепи, которая ведет к его сердцу. Если золотой человек приведет волка, то женщина, которая правит во льдах, падет. Если она падет, истинный пророк умрет вместе с ней, но черный дракон поднимется из льда. Вот что привиделось мне, но лишь дважды.
Семь раз являлось мне, что голубой самец падет, разбрызгивая алую кровь. Камень не оживает, и женщина становится королевой льдов. Истинный пророк становится куклой, павшей на листья в глубоком лесу. Мох покрывает его, и он забыт.
Сайкорн, Белый из рода Поргендин, запись 472.
Когда улетела птица, я осталась сидеть на своем матрасе, чувствуя головокружение и слабость. На какое-то время мне пришлось прилечь. Я закрыла глаза. Не думаю, что спала. Как я могла уснуть? Но когда я снова пришла в себя, другие заключенные тихо перешептывались друг с другом.
- Это был Любимый? Я думал, что он умер.
- Как сильно болеет Капра?
- Что сделает Прилкоп? Они накажут его?
И позже:
- Никто не принесет нам еды сегодня?
- Никто не придет зажечь лампу?
- Стража, стража! Где наша еда?
Все вопросы остались без ответа.
Вечерний свет, проникший через стену моей камеры, постепенно исчез. Я выглянула через дырки в стенах. Над стенами замка я смогла увидеть маленький кусочек ночного неба. Прохладный воздух струился в темноте. Я сидела на матрасе и ждала. Я попыталась найти перо, которое поймала, но оно исчезло. И вороны были черными. Почему мне снилось алое перо и серебряный клюв? И красный дракон. Это не имело смысла.
Какое-то время я думала о вороне. Это казалось случайностью. Она прилетела, она говорила о Пере, она сказала, что он не смог прийти. И потом улетела.
Летит красный дракон.
Мне это приснилось?
Волк-Отец? Почему ты заставил меня сказать: «Выход это вход»?
Чтобы сказать им, что нас можно найти.
Он был едва слышен в моих мыслях.
Сказать кому? Перу?
Нет. Твоему отцу. Если Шут рядом, то твой отец тоже недалеко. Я могу дотянуться до него, но его стены сильны.
Мой отец? Ты уверен? Я могу опустить свои стены.
Нет! Не делай этого!
Я начала дрожать. Это вообще возможно? После всех этих месяцев, после того, как он оттолкнул меня?
Он пришел, чтобы найти меня? Ты уверен? Ты уверен, что мой отец рядом?
Его ответ был слабым.
Нет.
Его присутствие таяло, как мои надежды.
Я стала осторожно думать о том, что знала в точности.
Я знала, что Любимый действительно приходил. Это случилось в реальности. Если он пришел, чтобы спасти меня, это было плохим решением. Он сделал только хуже. Они забьют его плетьми до смерти, и Прилкопа тоже. И у нас не будет еды, потому что он убил стража, что о нас заботится, а Феллоуди даже не подумает назначить кого-то еще. Мне было интересно, умерла ли Капра. Мне было интересно, смогли ли Коултри и Винделиар убедить Феллоуди, что меня нужно убить. Я думала, что Капра, скорее всего, выступит против них, чтобы сохранить мне жизнь. Но если она умерла или тяжело ранена, они могут прийти за мной.
Прилкоп уже умер? Он сказал, что они медленно убьют его. Убьют ли они его медленно? Я подумала, что, скорее всего, да, и эта мысль меня напугала. Я вскочила с колотящимся сердцем, зажав руками рот. Потом я заставила себя сесть на место. Не сейчас. Еще не время.
Я попыталась привести мысли в порядок. Ворона была настоящей, потому что Волк-Отец заставил меня с ним говорить.
Волк-Отец был настоящим.
Я отбросила все эти размышления. Что я знаю абсолютно точно? Коултри и Винделиар хотели убить меня. Если они сумеют убедить Феллоуди, то они это сделают.
Тогда остается только мой путь. Тот путь, о котором Прилкоп сказал, что, может, это не лучший вариант.
Но для меня он был единственным. Моей определенностью. Я не могла зависеть от говорящей вороны или заманчивой надежды, что мой отец может быть рядом. Я. Я могла рассчитывать только на себя. Я была единственным, что у меня было, и путь, который я мельком увидела, внезапно оказался моим истинным Путем.
Я почувствовала сожаление от того, как прошла моя жизнь. Я знала, что теперь все кончено. Я никогда не буду сидеть за кухонным столом в Ивовом Лесу и смотреть, как мука с водой становятся хлебом. Никогда больше не стащу у отца свитков, никогда с ним не поспорю. Я никогда не буду сидеть в своем укромном местечке с кошкой, которая мне не принадлежит. Эта часть моей жизни была очень короткой. Если бы я знала, как она хороша, я бы больше наслаждалась ей. Но Прилкоп ошибся. У меня не было выбора. Двалия решила все за меня, когда украла меня и привела сюда. И выбора все еще нет.
Глупо, но я очень хотела сказать ему, почему он был неправ. Снова поговорить с ним. Но, наверное, он уже мертв. Я прошептала вслух: «Ты был неправ, Прилкоп. Проблема не в том, что мы забываем прошлое. Беда в том, что мы помним его слишком хорошо. Дети вспоминают беды, которые враги причинили их дедам, и винят их внучек. Дети не рождаются с воспоминаниями о том, кто оскорбил их мать, или обхитрил их дедушку, или украл их землю. Эта ненависть завещана им, привита им, вложена в них. Если бы взрослые не рассказывали своим детям о ненависти, передающейся из поколения в поколение, может быть, было бы лучше. Может быть, Шесть Герцогств не стали бы ненавидеть Калсиду. Поплыли бы Красные Корабли в Шесть Герцогств, если бы Внешние Острова не помнили, что мы сделали с их дедами?»
Я прислушалась к тишине, которая была мне ответом.
Уже миновала середина ночи, и дело шло к утру. Пришло время моему плану стать реальностью. Время обратить мир на мой лучший Путь.
Я нашла небольшую дырку в матрасе и достала из нее свой нож и четыре связанных ключа. Я разделила ключи. Было неудобно сквозь решетки вставлять каждый из них в правильную скважину и поворачивать в нужном порядке. Хорошо, что нужно использовать только два из них, и все-таки было сложно понять, какие именно. Очень осторожно и тихо я повернула каждый ключ в замке и сдвинула металлический засов. Я открыла зарешеченную дверь как раз настолько, чтобы протиснуть голову. В открытом коридоре никого не было.
Я аккуратно затворила за собой дверь. Потребовалось некоторое время, чтобы закрыть замки всеми четырьмя ключами. Сделано.
За долгое время на корабле с Винделиаром я научилась не думать. И теперь, когда я тихо двигалась по коридору мимо камер, мой разум был настолько пуст, насколько это возможно. Я смотрела только на обычные вещи. Плитка на полу. Дверь. Ручка двери. Не заперто. Тише, тише. Я наступила во что-то. Ох. Кровь стражника. Иду дальше. Ступеньки. Будущее, к которому я приближалась, становилось все больше, яснее и ярче. С каждым шагом, который я делала, росла моя уверенность. Но я отбросила ее и сделала свой Путь маленьким и личным. Я вспомнила аромат свечи моей матери. Я подумала о своем отце, который писал каждую ночь, а потом почти каждый раз сжигал написанное.
Я мягко спустилась по ступеням. Один пролет, потом еще один, пошире, все ближе к уровню с манускриптами и библиотеками. Я медленно продвинулась вдоль стены и выглянула из-за угла. Широкие коридоры освещались с помощью больших пылающих банок с маслом. Нет! Не это воспоминание. Вместо этого я подумала об аромате лесного масла, о том, как сладко оно пахло, когда горело. В коридорах не было ни души. Я тихо двигалась вдоль стен. Я не поднимала взгляда на портреты в рамах и пейзажи. Я достигла двери первой комнаты. Я вошла, опасаясь, кто-нибудь все еще работает, но внутри было тихо и темно. Лампы здесь были потушены на ночь. Я подождала, пока мои глаза привыкнут к полумраку. Большие окна вдоль задней стены впускали в комнату свет луны и звезд. Этого должно быть достаточно, чтобы я не потеряла направления.
У меня был план с четкой последовательностью действий. Я ходила между полок и стеллажей, вытянув руки. Я сбрасывала свитки, бумаги и книги на пол. Я покрыла ими пол, двигаясь по саду заготовленных впрок снов, словно пчелка на лугу, полном цветов, источающих нектар. Старые треснутые свитки и свежие листы бумаги, телячья кожа и кожаные книги. Все они падали на пол, пока я не создала путь падших снов через лабиринт стеллажей и полок.
Мне пришлось забраться на стул, чтобы дотянуться до толстой плошки с маслом на шкафу. Лампа была тяжелой, и я разлил немного масла, пока доставала ее. Аромат леса. Я думала о богатой земле и мысленно обращалась к воспоминаниям о своей матери. «Если ты выпалываешь сорняки, ты должна делать это тщательно. Ты должна вытащить его весь, вместе с его длинным корнем. Иначе он снова прорастет. Он будет сильнее, чем прежде, и придется приложить гораздо больше усилий, чтобы снова избавиться от него. Или кому-то придется сделать это вместо тебя».
Лампа была тяжелой. Я поставила ее на пол, наклонила, как чайник, и масло потянулось тонкой извилистой линией, пока я тащила ее через ряды стеллажей с книгами. Я увлажняла свой путь падших снов. Когда масло закончилось, я снова прошлась по комнате, сбрасывая свитки и книги с полок, позволяя им тоже напитаться маслом. Я увидела еще один шкаф с масляной лампой. Я снова воспользовалась стулом и проделала то же самое. Полки были из отличного дерева, и мне было приятно видеть, что масло затекает под них. Третья лампа с маслом пропитала все то, что осталось нетронутым, и я посчитала, что на этом моя работа в этой комнате завершена.
Я думала о саде своей матери, пока частично несла, а частично везла за собой стул в главный зал. О жимолость, как хорошо я помню твой аромат. Я взяла половину свечи своей матери. Я помнила ее, когда она была чистым, наполненным, гладким янтарем пчелиного воска. Теперь он был сломан и помят, воск, забитый грязью и нитками от одежды. Но он будет гореть.
В коридоре полки с лампами были выше. Я едва дотянулась до огня своей свечой. Я зажгла ее, укрыла пламя в ладонях и вернулась в комнату с манускриптами. Я мысленно попрощалась с друзьями, когда позволила воску капать на пол. Я закрепила свечу, чтобы она горела лежа и никуда не укатилась. Довольно скоро пламя достигнет масла. Я должна торопиться.
Что ты делаешь?
Винделиар был смущен и неловко попытался дотянуться до моих мыслей. Я коснулась его, словно ничего не боясь. Я позволила своим мыслям стать мягче, как будто я спала.
Сад моей матери. Жимолость, такая ароматная под палящим летним солнцем. Совсем рядом сосновый лес, и так сладко дышать.
Я глубоко, медленно вздохнула и представила, как повернулась на тонком соломенном матрасе в моей камере. Я позволила своим мыслям переполниться сонливостью, позволяя ему ощутить свое сознание.
Теперь он был не в камере, а в удобной комнате. Комната Феллоуди. Он попробовал прекрасный бренди, но ему не понравилось. Его раны были вылечены и перевязаны. Его язык все еще ощущал сладость и богатство пищи. Его живот был плотно набит. Но впереди было что-то еще. Он нервничал, предвкушая.
Страх заполнил мой живот, как холодная вода. Я знала это чувство. Я знала, чего он ждет. Но я поверила, что все прошло.
Я была невнимательна.
Это не так! Капра скрыла от нас четыре бутылки! Но она больше не может их прятать. И когда они будут у меня, я сожгу твой маленький рассудок своей магией. Ты будешь делать все, что я тебе прикажу! Я буду так силен, что никто не сможет мне перечить! Я прикажу тебе умереть, как ты приказала Двалии! Нет, не так. По-другому. Я смогу сделать гораздо лучше! Ты умрешь предателем! Черви будут жрать тебя, пока у тебя не вытекут глаза, и ты будешь умолять меня убить тебя!
Он практически выкрикнул это, не заботясь, разбудит ли это меня. Я резко подняла свои стены, и его хвастовство и угрозы стали биться в них. О, как он меня ненавидел! Как он ненавидел всех! Все ранили его, все предали его, но скоро свершится его месть. Скоро!
Коултри! Коултри, услышь меня! Эта мерзавка сбежала из камеры! Обыщите сады и дома. Она думает, что умна, но я чувствую аромат цветов, я точно это знаю! Быстрее! Она должна умереть, как предатель! Поймайте ее и убейте ее!
Винделиар, я с целителем, а Капра в своей башне. Она дала мне змеиное зелье. Я принесу его тебе.
Да, отлично, прекрасно! Но стражи должны найти ее. Скажи им, что она сбежала и я это знаю! Начните с садов, но разыщите ее, разыщите Пчелку. Она опаснее, чем ты можешь себе представить!
Я стояла, не двигаясь. Я выставила стены и сделала их сильнее и толще. Если Винделиар выпил зелье, смогу ли я противостоять ему? Этого я не знала.
Мое время стремительно ускользало. Мне нужно было сделать еще так много.
Я стремительно добежала по коридору к следующей двери, за которой, как я знала, была библиотека со свитками. Я вошла в комнату так же осторожно, как и в первую, но она тоже была пустынна и темна. Я снова прошла вдоль полок и устелила свой путь манускриптами. В этот раз я была умнее и не стала мучиться, сбрасывая тяжелые книги с их мест. Они сгорят, когда пламя доберется до них. Я накидала целую кучу свитков и бумаг под тяжелый деревянный стол, который стоял на толстом ковре. Я снова подвинула стул, чтобы добраться до мерцающей лампы. Я позволила аромату масла заполнить мой разум, пока, оставляя тонкий след, бродила вокруг каждой горы свитков. Комната была большой. Надо было сначала прийти сюда. Вторая лампа оказалась тяжелее. Я поливала маслом столы и стулья, стараясь не попасть на свою одежду. Но чаша была тяжелой, и совсем избежать этого мне не удалось.
Винделиар теперь был предупрежден. Я подумала о своем тонком маленьком матрасе в камере. Я подумала о соломе, которая его наполняла, и как она хрустела подо мной. Я заполнила свой разум запахом соломы и пыли. Сломанная соломинка ткнула меня через грубую ткань. Я позволила этим ощущениям достигнуть его. Они пришлись ему по душе, и я позволила ему почувствовать их в полной мере. Я услышала, как где-то вдалеке Коултри требует, чтобы больше стражей отправилось искать меня в камерах на крыше. Я ускользнула из его мыслей.
С третьей лампой было тяжело справиться. Я пошатнулась, снимая ее, и она опрокинулась на мои руки. Масло пропитало мою одежду и сделало руки скользкими. Было сложно ухватить ее покрепче и еще труднее – думать о жимолости и сосновых ветках в костре, пока я тащила эту лампу через всю комнату. Как и прежде, я пошла по своим следам, разливая горючее по свиткам, и книгам, и бумагам с полок. Они стремительно его впитывали. Я видела, как чернила темнели и совсем исчезали, растворяясь.
Винделиар дико завопил у моих стен. Мне не понравилось торжество в его крике, но я не осмелилась даже подумать об этом. Выход – это вход. Я не хотела сосредотачиваться на этом вопле. Я думала только о жимолости и о длинных корнях сорняков. О том, что нужно уничтожить их, иначе это повторится снова. Я собираю листья в кулак и вытаскиваю из-под земли желтый длинный корень.
Мои руки скользили по дверной щеколде, и было сложно удержать тяжелый деревянный стул, который я тащила в зал. Одеревеневшие ноги не слушались. С этим ничего нельзя было поделать. Я вскарабкалась на стул. Эта половина свечи была короче, и мне пришлось встать на цыпочки, чтобы ее потрепанный фитиль дотянулся до пламени. Я стояла, изо всех сил вытянув руку, дожидаясь, пока, наконец, пламя не переместится от лампы к моей свече.
Они найдут тебя. Они идут за тобой! Ты умрешь как предатель! Я выжег это в их умах, как я сжег Коултри! Они не остановятся, пока не найдут тебя!
Ты опоздал.
Мне не следовало думать такое, но каким сладким было удовлетворение. Я показала ему огонь, позволила ему ощутить аромат жимолости, которую мы выращивали с мамой. А потом я оттолкнула его изо всех сил.
Я поскользнулась, слезая со стула. Моя свеча упала и покатилась. Я бросилась за ней, и пламя подпрыгнуло, захватывая мою масляную руку. Ему это не вполне удалось. На моих босых ногах тоже было масло, и я приложила все усилия, чтобы открыть дверь во вторую комнату. На этот раз я не оставила свою свечу. Я прошла в глубину комнаты и села на корточки, чтобы поджечь бумагу. Которая была под столом. Я прошла мимо четырех полок и снова подожгла бумагу. Когда я подошла к третьей груде бумаг, то удивилась, как легко она загорелась, и как быстро пламя начало распространяться по масляному следу, который я создала. Я побежала к двери, уворачиваясь от всепожирающего огня. У дверей я обернулась.
- До свидания, мама, - тихо сказала я и поставила свою последнюю свечу на свиток.
Пламя взвилось, облизывая деревянные стойки, мчась по узким дорожкам между ними. Оно было таким высоким и горячим, что свитки на второй, третьей и даже четвертой полке сразу занялись и стали коричневыми и сухими. Я подняла глаза и увидела клубы дыма, которые ползали по потолку, как облака, как водоплавающие змеи, подталкиваемые приливом.
Какое-то время я стояла спиной к двери, наблюдая, ощущая дым, чувствуя жар. Горящие кусочки бумаги носились вокруг меня на волнах жара. Они были повсюду и легко, как ручные птицы, добрались до верхних полок, принося туда горящие угольки.
Мне пришлось постараться, чтобы открыть дверь. Когда у меня это получилось, воздух хлынул через нее, и пламя взревело. Я выскочила из комнаты, опасаясь, что может загореться масло на моих руках и одежде. Свеча в первой комнате выполнила свою задачу. Двери, ведущие в нее, дрожали, как будто огонь хотел выбраться через них. Тонкие струйки дыма просачивались наружу с каждым таким ударом. Это было похоже на дыхание пса в холодный зимний день.
Я остановилась, чувствуя себя в совершенном равновесии. Этот момент был идеальным. Я была там, где родилась, и цель, для которой я родилась, осуществлялась. Как только я двинусь, будущее снова изменится. Но в этот совершенный момент я исполнила свой долг. Возможно, я буду жить. Я хотела жить, но только если мой путь продолжит уводить меня от Служителей. Если жизнь значит, что меня поймают и убьют как предателя, что мне придется смотреть в лицо.
Винделиар… нет. Я знала, что они имеют в виду, говоря о смерти предателя. Я видела бедного гонца, из глаз которого текла кровь, потому что изнутри его ели паразиты. Если выбирать между смертью и муками, я выберу смерть. Мое сердце забилось сильнее от этой мысли, и с каждым его стуком я понимала, что принимаю решение. Двигаться или не двигаться. Вбежать обратно в комнату и позволить огню охватить меня. Эта смерть все равно будет быстрее той, на которую меня обрекут Служители. Плакать или не плакать. Бежать налево или направо. Убежать в свою камеру и запереться внутри, спрятаться в садах. Я могла выбрать что угодно, и любое будущее могло начаться с моего решения.
Мое пламя было горячим. Я чувствовала запах обугленных деревянных дверей и видела, как они темнеют. В коридоре было даже жарче. Какой урон я успела нанести?
Стулья, которые я вытащила в коридор, все еще ждали под полками для ламп, где я зажигала свои свечи. Две свечи, которые я принесла издалека, которые дала мне моя мама, чтобы истребить зло этого мира, до самых корней. Но я бы могла сделать больше, подумала я. Нет времени, чтобы останавливаться или размышлять. Я вскарабкалась на ближайший стул.
Подставка под лампу была большой и тяжелой. И немного теплой наощупь. На моих рубашке и штанах все еще было масло. Одно прикосновение огня - и я буду танцевать и кричать, как Симфи.
Сделай это. Только будь осторожна. А потом беги.
Слова Волка-Отца были шепотом. Они заставили меня осознать, как беспечна я была со своими стенами. Я ощутила на языке вкус зелья во рту Винделиара.
Не думай о нем. Стены.
Я смогла дотянуться до лампы только одной рукой, стоя на цыпочках. Я толкнула ее. Ничего.
Толкни снова.
Я услышала, как глиняная основа лампы раскалывается на деревянной подставке. Я снова толкнула. Она не двигалась. Я почувствовала волну головокружения и опустила взгляд, чтобы посмотреть на коридор. Все было как в тумане. Я скорее упала, чем спрыгнула со стула.
Мой огонь гудел за дверьми. Они ритмично дергались. Дерево почернело. Скоро пламя их одолеет. Я подумала, смогу ли поднять стул и бросить его так, чтобы попасть в лампу. Из верхней части первой двери показался язык пламени, оставив коричневую полоску на деревянной обшивке.
Я отошла подальше, приблизилась к другой двери и открыла ее. Меня охватили трепет и разочарование. Еще больше свитков. Больше книг и статей. Больше снов, которые можно использовать. Я не позволю этому случиться.
У тебя нет времени!
- Вот почему я здесь. Это будущее, которое я должна создать. Это мое время, и у меня ровно столько времени, сколько нужно. Путь, который я выбираю, начинается здесь! Я должна это сделать! - все эти слова я громко произнесла вслух.
Теперь я перестала быть осторожной. Я стряхнула с полок книги и свитки. Внутри библиотеки я нашла лампу. Кто-то забыл ее на столе. Она была наполовину полна. Я разлила ее на бумагу. Я нашла еще одну лампу на полке и с грохотом стряхнула ее на пол.
Масло забрызгало гобелен и сторону большой полки с бумагой. Хорошо. Все хорошо. Теперь мне просто нужно пламя. Я швырнула бумаги и вытащила их в зал.
Дым и туман. Я закашлялась. У меня вдруг закружилась голова.
Беги. Сейчас! Ты должна выбраться.
Волк-Отец вломился через мои стены, и от него было не избавиться. Я услышала грохот, и пламя зарычало еще громче. Ну конечно. Были еще лампы в комнатах. Они и будут подпитывать пламя. Я уронила бумаги, которые держала в руках. Внезапно я снова захотела жить. Я захотела еще один шанс, чтобы сбежать и жить. Я скатилась по лестнице вниз. Оглянулась. Тонкая пелена дыма медленно вздымалась у окрашенного потолка. Панель над первой дверью была охвачена огнем.
Внезапно двери второй комнаты распахнулись. Пламя вырвалось наружу. Лампа с маслом возле комнаты со свитками подпрыгнула и упала. Масло побежало по стене и полу, и пламя, вырвавшись из-за треснувшей двери, заплясало на нем. Огонь ласкал и гладил панели стен.
Огненный шторм заставил меня закашляться, стена жара обрушилась на меня. Я упала на пол, сильно ударившись. Локтями, коленями и подбородком. Я прикусила язык. Я ахнула от острой боли, задохнулась и вытерла слезы. Я собралась и встала. И снова рухнула вниз. Надо мной было парящее одеяло из жара и дыма. Я лежала на полу, не в силах вздохнуть.
Ползи. Доберись до лестницы. Ты должна выйти наружу.
Я повиновалась.