Федеральную резервную систему следует упразднить, потому что ее деятельность аморальна, неэффективна, противоречит Конституции, губительна для экономики и опасна для свободы. Деструктивная природа этого института – удобный инструмент деспотичного правительства.
Ничего хорошего от ФРС ждать не стоит. Это самый крупный сборщик налогов. Снижение стоимости доллара путем увеличения денежной массы есть самый коварный налог, который более всего ударяет по бедным и среднему классу. Кредитно-денежная политика Федеральной резервной системы довела нас до того печального состояния, в котором мы находимся сейчас, – до экономического хаоса. Хотя доллар пока еще сохраняет свое существование, международная финансовая система, построенная за последние тридцать восемь лет, уже сломлена рыночными силами. Фиатный долларовый стандарт, пришедший на смену Бреттон-Вудской системе в 1971 году, клонится к закату. В этом смысл экономического кризиса, который мы сейчас переживаем.
Та же инфляционная политика, которая привела нас к краху, не поможет восстановить систему или вернуться к Бреттон-Вудской модели образца 1944 года. Их время ушло. Такая политика способна сделать лишь одно – уничтожить доллар.
К сожалению, все меры Конгресса и ФРС, принятые после взрыва жилищного пузыря, который подавал сигнал о конце существующей монетарной эпохи, подготовили почву для долларового кризиса. Это очень плохо, поскольку отказ от доллара создаст – главным образом из страха и по причине отсутствия альтернативных идей – еще больший кризис, чем крах международной финансовой системы.
Многочисленные факты свидетельствуют о том, что вина лежит на ФРС и ее следует ликвидировать. Однако до сих пор Конгресс лишь расширял полномочия этого главнейшего органа централизованной плановой экономики. В «Манифесте Коммунистической партии» Карла Маркса пятым шагом на пути к построению коммунизма названа «централизация кредита в руках государства посредством национального банка с государственным капиталом и с исключительной монополией». Это не значит, что каждый сторонник сильных центральных банков является коммунистом. Это значит, что если кто-то склонен к авторитарному управлению, центральный банк будет его важнейшим инструментом.
Система центрального банка по своей природе прямо противоположна товарной денежной системе. Золотой стандарт не требует управления. Если бы центральный банк появился в эпоху золотого стандарта, ему пришлось бы обойти или устранить ограничения, которые накладывает золотой стандарт на всех желающих расширить власть правительства. В системе золотого стандарта со стороны государства требуется лишь одно – исполнять законы о мошенничестве и контракты.
Инфляция и девальвация валют существовали и раньше. До появления современных центральных банков правительство, монарх или тиран, обладающие монопольной властью над денежной системой, могли по своему усмотрению снизить стоимость валюты, руководствуясь какими-то скрытыми мотивами – зачастую для финансирования войн и расширения империи.
Ирония в том, что процесс обесценивания денег, который помогает строить государство, зачастую и разрушает его, погружая страну в экономический кризис.
Со времен Константина I на протяжении шести веков Византийская империя, в которой господствовал золотой стандарт, была процветающей державой и играла важнейшую роль в международной торговле. Византия не только верила в честные деньги, но и всячески поддерживала свободную торговлю и отвергала принципы меркантилизма. Золотая монета, безант, использовалась в странах Средиземноморья и была известна во всем мире. На протяжении 600 лет безант сохранял свою стоимость, что сдерживало инфляцию, пока экономика процветала. В 1071 году Никифор III Вотаниат уменьшил содержание золота в монете, которая на тот момент являлась самой ходовой в мире. Война с турками стала поводом для девальвации. Византия проиграла в битве с турками и утратила свою валюту. Воцарившийся финансовый хаос привел к падению империи. Историки утверждают, что гибель Византии стала следствием «финансовой трагедии».
Хотя современные мировые элиты могущественны, богаты и контролируют центральные банки, рано или поздно они столкнутся с теми же проблемами, что Византийская империя почти тысячу лет назад. Возможно, банковские элиты планируют с помощью глобализации и выпуска новых фиатных денег усилить контроль над торговлей и финансами, но им не по силам будет преодолеть фундаментальные законы экономики.
Долговечность золотых денег в очередной раз подтвердилась в декабре 2008 года. Археологи обнаружили почти 300 золотых монет, датируемых 600-м годом. Эти монеты выпустил император Византии. Их стоимость нисколько не уменьшилась за 1400 лет и даже возросла.
Можно представить, сколько будут стоить банкноты Федеральной резервной системы, если их найдут в каком-нибудь укрытии через сто, пятьдесят лет или даже через год. Общество не в состоянии построить прочную и процветающую экономическую систему без денег, реальная стоимость которых сохраняется в веках.
Чтобы четко разобраться в том, почему ФРС необходимо ликвидировать, нужно понимать, что без обеспеченных товаром денег общество не может быть по-настоящему свободным. А это во многом аргумент в пользу золотого стандарта и против системы центрального банка.
Не нужно диктовать, какой товар должен использоваться в качестве денег в свободном обществе, – история показывает, что чаще всего эту роль играют золото и серебро.
Вот уже более шести тысяч лет люди используют золото в торговле и для обмена. В V веке до н. э. у египтян роль денег играли золотые бруски с именем фараона. Чеканить монеты первыми стали лидийцы приблизительно в 750 году до н. э.
Выбор золота вполне естествен в силу определенных его качеств. Его вовсе не назначало на роль денег какое-то правительство. Просто людям требовался легко узнаваемый и транспортабельный металл, обладающий внутренней стоимостью. Считается, что деньги должны служить средством сбережения, легко делиться на более мелкие части без утраты ценности, представлять собой нечто редкое и желанное. Их самая главная функция – быть средством обмена для облегчения торговли. Большинство отдает себе отчет в том, что цены на все товары неустойчивы и что свободный рынок достаточно эффективно регулирует эти колебания. Некоторые ошибочно полагают, что стоимость золота неизменна, что приводит к твердым ценам на товары и услуги. Поскольку запасы золота ограниченны, в отличие от возможностей правительства печатать бумажные деньги, оно действительно обеспечивает гораздо более стабильные цены. Но стоимость золота и серебра, так же как и банкнот Федеральной системы, зависит от их предложения и соотношения с другими товарами. Вот почему система биметаллизма, которой свойственно фиксированное стоимостное соотношение между золотом и серебром, продемонстрировала свою неудовлетворительность на ранних этапах нашей истории.
В древности деньги были созданы для того, чтобы облегчить торговлю и избавиться от громоздких бартерных операций. Современная международная торговля настолько комплексна, что без денег ее существование невозможно; бартер работает только в примитивных экономиках. Однако иногда современные экономики становятся примитивнее, и бартер возвращается – так обычно происходит после войн и в ходе финансовых кризисов. Если мы не проявим должной осторожности, это произойдет и с нами.
Важность денег очевидна, и хотя стоимость золота может колебаться, его использование практично и целесообразно в силу его редкости и эффективности в торговле.
Денежная расчетная единица является первой необходимой составляющей экономической операции, вторую, разумеется, представляют товары и/или услуги. Можно утверждать, что понимать природу денег критически важно, поскольку каждая операция зависит от восприятия их текущей и ожидаемой в будущем ценности. Решение экономических проблем – сложнейшая задача для общества, которое вынуждено использовать неподдающиеся анализу бумажные деньги, способные обесцениться в мгновение ока по прихоти органов кредитно-денежного регулирования, обладающих монополией на выпуск денег.
Какой бы устоявшейся ни казалась современная экономическая система и как бы долго она ни сохранялась, чем дольше резервной валютой служат непредсказуемые фиатные деньги, а не такие независимые от правительств расчетные единицы, как золото, тем более хрупкой становится система. Поскольку власти могут безнаказанно мошенничать на протяжении десятилетий, диспропорции продолжат расти и в конечном счете приведут систему к краху. Чем более определима расчетная денежная единица, тем более гладко и долго функционирует экономика. Бумажные деньги, политики и центральные банки никогда не выдерживают проверки временем.
ФРС, согласно Закону о Федеральной резервной системе 1913 года, учреждалась «ради обеспечения эластичной валюты, переучета коммерческих векселей, установления более эффективного надзора за банковской деятельностью Соединенных Штатов и прочих задач». А теперь посмотрите, к чему она привела нас через 95 лет: никакой стабильности и многочисленные кризисы исторических масштабов.
Эластичная валюта! Меня всегда поражало это понятие. По-моему, эластичными в этом случае следует назвать полномочия правительства и банковских властей увеличивать денежную массу для достижения собственных целей. Они рисуют деньги, в то время как ФРС выступает в качестве последнего кредитора в критической ситуации, чтобы защитить своих сотрудников и депонентов. Но ведь это вовсе не главная задача эластичной валюты.
Золото эластично в хорошем смысле. Оно обладает гибкостью и эффективно взаимодействует со всеми факторами, которые влияют на стоимость товаров, услуг и денег. Оно приспосабливается к рыночным силам. Предложение денег, никем не регулируемое, всегда адекватно. Оно выравнивает диспропорции платежного баланса намного лучше, чем фиатные деньги.
Бернанке и Гринспен всегда соглашались со мной в том, что диспропорции и дефицит платежного баланса, с которыми мы столкнулись, являются серьезной проблемой. Однако они никогда не сознаются в том, что это прямое отражение недостатков фиатного долларового стандарта. Они ни за что не согласятся с тем, что подобных проблем не возникло бы в системе золотого стандарта.
Но золото функционирует как валюта, то есть его можно «растянуть», когда цены падают вследствие повышения производительности. Покупательная способность золота возрастает и «растягивается» для обеспечения большего числа транзакций. Существуют опасения по поводу недостаточного количества золота. Об этом беспокоиться не стоит. Бумажные деньги эластичны в том смысле, что их массу можно увеличить и покрыть безнадежные долги, но тут возникает эффект бумеранга: «растягивание» денежной массы оборачивается и инфляцией, и дефляцией.
Очень важно правильно воспринимать деньги. Деньги не тождественны богатству; золото само по себе богатством не является. Некоторые полагают, что увеличение объема бумажных денег дает богатство, однако оно лишь уменьшает ценность денег в обращении. Автоматически удвоить количество золота в обращении было бы намного интереснее, чем объем бумажных денег, но это не заменит производительности и не улучшит торговлю. Если производительность не увеличивается, даже удвоение объема золота в обращении просто привело бы к росту цен в золотой валюте.
На одном из слушаний у нас с Гринспеном состоялся ожесточенный спор по поводу определения понятия сбережений. Я счел плохим знаком тот факт, что мы перестали делать сбережения и начали вместо этого брать кредиты и тратить (и очень часто заимствования выбирались только по причине роста стоимости недвижимости в результате инфляции). Гринспен же заявил, что возросшая стоимость жилья и представляет собой «сбережения». Я совершенно с ним не согласился и сказал, что он путает долги со сбережениями. Он же считал вполне нормальным то, что людям приходится брать кредиты для покупки домов, стоимость которых растет.
Если бы недвижимость оплачивалась из сбережений и не было бы искусственно раздутых цен, не возник бы и жилищный пузырь. В такой ситуации каждый мог бы откладывать 20–30 % своих доходов на приобретение жилья, а стоимость жилья колебалась бы вместе с экономикой по разным причинам, но эти изменения не привели бы к созданию жилищного пузыря, которому суждено было лопнуть.
Стоимость дома во время подъема – это не состояние. Конечно, если кому-то повезет продать жилье в нужный момент по максимальной стоимости, он станет богаче, но национальное богатство от этого не увеличится. Этот процесс не создает нового богатства, он просто позволяет продавцу получить прибыль в результате быстрой сделки. Некоторым действительно удалось нажиться на растущих ценах, но когда подъем заканчивается, гораздо больше людей страдает от последствий падения цен. Ничто из этого не заменяет настоящих сбережений. Для накоплений нужно жить по средствам и не тратить все свои доходы. Проблема американцев, безусловно, заключается в том, что мы как нация растратили свои заработки и набрали кредитов, чтобы удовлетворить свой зверский потребительский аппетит.
Моральный аспект
Моральный аргумент против ФРС имело бы смысл приводить в нравственном обществе. Когда-то я уже отмечал, что самыми слабыми доводами в палате представителей являются отсылки к нравственности и Конституции. Ситуация не изменилась и по сей день.
В обществе по-настоящему нравственном вряд ли возникла бы необходимость в письменной конституции. Законами, которые служили бы гарантией обеспеченных денег и ненужности центрального банка для управления ими, были бы честность и ее естественные следствия – недопущение никакого обмана и привычка держать слово. Контракты бы защищались, а не подрывались правительством.
Если задуматься о ситуации с деньгами, легко можно прийти к выводу, что те, кто руководит увеличением денежной массы и наживается на этом, ничуть не лучше фальшивомонетчиков. Однако весь процесс организован так, что складывается впечатление, будто бы они служат интересам общества и просто управляют валютой.
Сегодня мы говорим о том, что Федеральная резервная система печатает деньги. Но все гораздо сложнее. Самые грандиозные махинации сейчас совершаются с помощью компьютера, а не печатного станка. Мы позволяем ФРС все дальше расширять свой монопольный контроль над деньгами, кредитами и процентными ставками. Закон разрешает этому крайне засекреченному частному банку формировать кредиты и распределять их по собственному усмотрению.
Председатель Федеральной резервной системы может с вопиющей наглостью заявлять на общественных слушаниях, что он не намерен рассказывать, куда идут новые кредиты и кто извлекает из них выгоду. Когда мы его однажды об этом спросили, он просто ответил, что это не наше дело и раскрывать такую информацию, по его мнению, непродуктивно.
Деятельность ФРС совершенно неэтична и безнравственна. Да и Конгресс вносит свою лепту, допуская такую ситуацию и не осуществляя никакого серьезного контроля. Безнравственность заключается не только в совершении порочных действий, но и в бездействии.
Члены Конгресса, сознательно поддерживающие эту мошенническую систему ради собственных интересов, поступают безнравственно. Финансирование безответственных трат с помощью ФРС и новых долгов приносит политикам сиюминутные политические выгоды.
Однако Конгресс есть отражение нашего общества. Если бы эта проблема рассматривалась как нравственная и от людей бы требовалось соблюдать моральные устои, нам бы удалось вырваться из порочного круга. Но общество поддерживает эту систему, поскольку все рассчитывают на то, что правительство предоставит им льготы, которых в иных условиях и быть не могло. Распределение богатства имеет свои пределы, когда единственными инструментами политиков являются налоги и займы. Чтобы оно было безграничным, без печатного станка не обойтись. В основе взаимодействия граждан, политиков и фальшивомонетчиков из ФРС лежит аморальность – мошенничество, обман и невежественность. Как сказал французский епископ XIV века Николай Орезмский: «Я полагаю, что главная и конечная причина, побуждающая государя претендовать на право изменять монетную систему, – это выгода или польза, которую он может из этого извлечь; иначе все эти столь многочисленные и масштабные действия бессмысленны… Кроме того, для того чтобы государь получал доход, необходимо, чтобы общество несло убытки»[71].
В зависимости от обстоятельств этот процесс может продолжаться сколь угодно долго, но он всегда заканчивается. И как все аморальные поступки, заканчивается болезненно и печально. Но сложность в том, что многие безнравственные действия, в том числе обесценивание денег центральным банком, способны удовлетворять подавляющее большинство людей, притом довольно долго.
В хорошие и прибыльные времена никто особенно не жаждет прекращать игру и не беспокоится о моральной стороне вопроса. ФРС поощряет безответственное накопление личных долгов. Люди живут не по средствам благодаря экспансионистской кредитно-денежной политике. Они приносят в жертву свое будущее во имя настоящего. Они пренебрегают необходимостью делать сбережения, чтобы потреблять больше и больше. В этом отношении ФРС является самым главным подстрекателем потребительства и проводником философии «жить сегодняшним днем». Это приводит к ужасному перекосу в нашей культуре – сиюминутные суждения у нас превалируют над долгосрочным планированием.
Однако любая игра заканчивается, и за сиюминутные блага приходится платить. Семьи рушатся, браки распадаются. Люди больше не могут свободно менять место жительства и работу. Они становятся рабами больших долгов по кредитным картам и ссудам на учебу, автомобили и дома. Подобной кабалы до появления ФРС не было. Она просто не может быть частью свободного общества и существовать в системе обеспеченных денег. В таком обществе мы бы жили по средствам, поскольку именно это поощряла бы наша банковская система.
Моральная сторона денег имеет прямое отношение к морали в политике. Правительство, обладающее широкими полномочиями, порождает коррупцию. Если правительству нечего продавать, взяточничество бесполезно. Но даже в нынешних обстоятельствах обладай наши выборные и невыборные должностные лица твердыми моральными принципами, взяткодатели бы попросту теряли время. Большинство же из них с готовностью получает легкие деньги, оправдываясь тем, что это необходимо для дела во имя интересов избирателей.
Торговля голосами во благо избирателей давно уже стала общепринятой практикой. Быть «командным игроком» необходимо для того, чтобы получить выгодное назначение в какой-либо комитет, что открывает широчайшие возможности для получения денег, поскольку голоса членов комитетов стоят еще дороже, чем голоса членов палаты представителей.
Участие в предвыборных съездах партий, на которых устраняются разногласия между Сенатом и палатой представителей, особенно выгодно для тех, кто делает пожертвования и тем самым покупает право оказывать влияние на политиков. Пожертвования на предвыборные кампании, особенно председателей комитетов, которые даже не участвуют в предвыборной гонке, – вот как у нас делаются дела. Тут действует принцип услуга за услугу, и это вполне законно. Вопрос, насколько это нравственно, никого не волнует.
Барак Обама за свою президентскую кампанию собрал более 750 миллионов долларов, чем побил все рекорды. Его считали выходцем из народа, который забоится о бедных и о тех, кто лишен гражданских прав. Именно он однажды пообещал, что ограничит свои расходы, осваивая бюджетные средства. В его кампании приняли участие Уолл-стрит, банки, военно-промышленный комплекс. Как только стало ясно – а это произошло практически сразу, – что этот раскрученный СМИ кандидат имеет прекрасные шансы, сразу же посыпались взятки – и деньги потекли рекой. Спад в экономике никак не отразился на процессе покупки влияния на президента. Собственно говоря, финансирование избирательной кампании Обамы стало рекордным потому, что доля правительства в ВВП стремительно расширяется и по прогнозам в ближайшие годы продолжит расти. Больше «вещей» выставляется на аукцион.
На фоне всех спасательных операций и национализации иметь доступ к власть предержащим стало еще важнее. Процесс идет сам по себе. Точно так же, как расширяется инфляционный пузырь, растет политическая пирамида и увеличивается роль правительства.
Попросту говоря, мы живем в морально разложившейся системе. Политики не должны поддаваться соблазну участвовать в этих процессах. Объяснять это тем, что так поступают другие, что так все устроено, недопустимо. Но, к сожалению, успешные политики всегда ведут закулисную игру.
Мало кто понимает и осуждает аморальность перераспределения богатства силами правительства. То объяснение, что оно просто хочет помочь беспомощным и создать экономически «честное и справедливое» общество, просто несостоятельно.
Когда политики раздают бонусы или угрожают их лишением, если им не будет предоставлено что-либо взамен, вполне естественной реакцией для каждого, кому становится об этом известно, является гнев. Однако почему-то меньшее негодование вызывает тот факт, что эти блага украдены у экономически продуктивных членов общества. Передел богатств, защищаемый законом, – это намного более постыдный факт, о котором редко вспоминают.
Величайшая безнравственность заключается в том, что наше правительство потворствует силовому переделу собственности. Осуждаются только те, кого на воровстве поймали за руку. При желании любой может увидеть, как богатства переходят от одной группы к другой через систему налогов. Однако нас приучили к тому, что те, кто таким образом занимается переделом собственности, не совершают ничего предосудительного, а даже, напротив, делают благое дело – заботятся о тех, кому не повезло, и восстанавливают справедливость в системе. Нам говорят, что без этой системы мы бы столкнулись с непреодолимыми и незаслуженными экономическими проблемами. Разумеется, понимание того, что только свобода позволяет обеспечивать потребности подавляющего большинства людей, полностью опровергает это заявление.
В процессе обесценивания денег путем увеличения денежной массы богатство переходит от среднего класса к элите, что несправедливо и опасно. Этот процесс основан на обмане и равносилен фальшивомонетничеству. Он совершается путем всевозможных хитростей и уловок, которые простому человеку обычно сложно распознать. Ведь нас приучили верить в то, что легкие кредиты, монетизация долга, кредиты в поддержку – это признаки хорошей экономической политики, действия, продиктованные нравственными соображениями. Трагедия осознается лишь тогда, когда мошенническая система денежной инфляции доказывает свою нежизнеспособность и приближается к концу. Именно этим объясняются наши сегодняшние страдания.
В наших спорах кейнсианцы чаще всего высказывают опасение, что обеспеченные деньги приведут к утрате «преимуществ» инфляции. Влиятельные круги и крупные предприниматели очень в ней заинтересованы. Нравственные принципы в денежной политике их не волнуют, они и слышать о них не хотят. Те, кто якобы поддерживает рынки и выступает за ограничения полномочий правительства, громко заявляют, что сейчас не время для идеологов, одержимых принципами свободного рынка, обеспеченных денег и сбалансированных бюджетов. Теперь, утверждают они, пришла пора принимать меры по спасению нестабильной экономики.
Те, кто осуждает убежденных сторонников идеологии свободного рынка, не осознают того, что сами являются пленниками другой, глубоко порочной идеологии. Авторитарный подход к спасению бизнеса и защите людей прикрывается такими принципами, как прагматизм, упорство, щедрость, честность, способность идти на компромиссы, забота о будущем и стремление к надежности и безопасности. Те, кто избирает его, не стесняются заявлять о том, что принесение в жертву некоторых свобод для достижения этих целей морально оправданно и необходимо.
Сторонники централизованного планирования экономики редко задумываются о том, что порочная практика государственного вмешательства в действительности и привела к кризису, и они никогда не признают, что дальнейшее вмешательство лишь усугубляет и без того плачевную ситуацию. Некоторые даже воспринимают нынешний хаос как доказательство своего давнего убеждения в том, что авторитарная форма правления является идеальной. Другие из страха перед будущим и по причине непонимания того, как мы оказались в такой ситуации, отодвигают на задний план такие свои цели, как ограничение полномочий правительства и борьба за свободные рынки.
Те, кто ждет от правительства поддержки, обвиняют своих оппонентов в упрямом эгоизме идеологов. Конечно, если они рассчитывают на спасение за счет налогоплательщиков, им не остается ничего, как верить в то, что они имеют на это заслуженное право в полном соответствии с философией свободного рынка.
Вопрос не в том, кто является идеологом, а в том, кто какую идеологию поддерживает. Практически невозможно не разделять совершенно никакой идеологии. Ярлык идеологов вешается на тех, чью идеологию, основанную на принципах нравственности, хотят представить жестокой и безразличной. В таком контексте действительно аморальная философия, проповедующая государственное вмешательство, выглядит в высшей степени добродетельной. Она всегда формулируется в терминах заботы о тех, кто потерпел неудачу, и никогда не говорится, что на самом деле это помощь тем, кто долгое время нечестным образом извлекал выгоду из экономической системы, которая стимулируется искусственно посредством увеличения денежной массы, от чего растут лишь зарплаты руководителей определенных отраслей и некоторых сотрудников.
Все очень просто: не существует более аморальной кредитно-денежной системы, чем наша, основанная на монополии банков, которые вольны втайне заниматься фальшивомонетничеством без всякого контроля. Их никто не контролирует, и никто не может защитить от них людей. Тем, кто хорошо информирован, достаточно морального аргумента против ФРС, чтобы незамедлительно захотеть от нее избавиться. Даже в Библии говорится о том, что изменение качества денег – это безнравственный акт. В Ветхом Завете предписано соблюдать правила весов и мер: «Не делайте неправды в суде, в мере, в весе и в измерении: да будут у вас весы верные, гири верные, ефа верная и гин верный» (Левит 19:35–36), «Мерзость пред Господом – неодинаковые гири, и неверные весы – не добро» (Притчи 20:23). Одна из заповедей гласит: «Не кради» (Исход 20:15)[72].
В Библии роль денег отводится драгоценному металлу, и не раз говорится о том, что система мер и весов должна быть честной. В словах Иисуса даже содержится зародыш теории циклов деловой активности австрийской школы экономики – он как будто говорит о проблеме неразумного инвестирования: «Ибо кто из вас, желая построить башню, не сядет прежде и не вычислит издержек, имеет ли он, что нужно для совершения ее, дабы, когда положит основание и не возможет совершить, все видящие не стали смеяться над ним» (Ев. от Луки 14:28–29).
Хотя некоторые утверждают, что сребролюбие есть корень зла, другие говорят, что на всем протяжении человеческой истории главным источником пороков была нечестность в отношении денег.
Айн Рэнд, защищая честные деньги, полностью отрицала бумажные. Ее размышления о «стандартах объективности» денег почти библейские по своему духу. Честные деньги, считала она, необходимы для процветающего общества. В монологе Франциско из романа «Атлант расправил плечи» она предупреждала, что система бумажных денег однажды потерпит крах. Рэнд утверждала: если вы хотите узнать, когда общество исчезнет, «следите за деньгами». «Когда бы разрушители ни появились среди людей, они начинают с разрушения денег, потому что деньги – защита людей и база их нравственного существования. Разрушители завладевают золотом, оставляя его хозяевам кипы обесцененных бумаг». Бумажные деньги для нее были «закладной распиской за несуществующие ценности»[73].
Ни одна из великих религий не защищает правительства, производящие махинации с деньгами. Все учат выполнять свои обещания и обязательства и уважать личность и имущество других людей. Центральные банки и в особенности наша Федеральная резервная система намеренно попирают принцип, который проповедовали практически все религиозные лидеры и учителя нравственности. Именно «любовь» власть имущих к управлению деньгами является корнем величайшего в мире зла.
Отсутствие четких представлений о морали в политике, экономике и денежной системе соблазняет многих из тех, кто на словах является или являлся в прошлом сторонником свободного рынка, договариваться о партнерстве с правительством.
Помню, в 1976 году, в начале моей избирательной кампании в Конгресс, на дополнительных выборах я впервые получил шанс победить. В те времена я был настоящим наивным неофитом. Но обстоятельства сложились так, что деловые круги Хьюстона всерьез рассчитывали на мою победу. Сам по себе этот факт был примечателен, поскольку тогда из техасской делегации в двадцать четыре человека только трое были республиканцами. Место в Конгрессе от двадцать второго округа республиканцы никогда не занимали. Кроме того, еще слышны были отголоски Уотергейтского скандала, что также осложняло положение республиканцев.
Поскольку имелись основания верить в мою победу, решено было устроить встречу с представителями деловых кругов Хьюстона. В то время 70 % района составлял округ Харрис, а остальная доля приходилась на округ Бразориа, в котором я жил.
Мне во всех подробностях запомнился разговор с Джорджем Р. Брауном из компании Brown & Root, которая потом была преобразована в KBR (Halliburton). Мой собеседник был демократом и известным политическим союзником Линдона Бейнса Джонсона. Вдвоем они ввели в политическую практику такое новшество, как фандрайзинг, и получили возможность влиять на тех конгрессменов, которых они поддерживали финансово в ходе предвыборной кампании. Браун поддержал меня вдвойне. Он выступал против профессиональных союзов, к которым причислял себя мой оппонент Боб Гаммаж. Brown & Root хорошо знали в округе. Вероятность победы у меня с ним существенно возрастала, поскольку я неожиданно попал во второй тур дополнительных выборов.
Встреча прошла очень душевно, и какую-то сумму удалось собрать – хотя и не очень большую. Я произнес краткую речь в защиту свободного рынка – тогда мои позиции были столь же определенными, сколь и сейчас. Господин Браун в нашем прощальном разговоре настойчиво увещевал меня: «Помните: чтобы экономическая система сохраняла свою работоспособность, бизнес и правительство должны сотрудничать». Он настойчиво подчеркивал необходимость сотрудничества. Я почувствовал раздражение и быстро выскочил за дверь.
После выборов, которые я выиграл, руководитель моей избирательной кампании устроил еще одно мероприятие по сбору средств с теми же отцами города. Было объявлено, что встреча проводится с целью «покрыть долги кампании», поблагодарить всех за поддержку и выразить им свое почтение. В действительности долгов у кампании не было, поскольку я уже тогда руководствовался жестким правилом: никогда не заканчивать кампанию с долгами. Если вы проигрываете на выборах, долги кампании становятся вашими. Господин Браун появился и на этой встрече, и я, уходя, услышал, как он спрашивает: «Ну, какова моя доля, что я должен?» Для меня, да и, пожалуй, для него это прозвучало так, словно бы он инвестировал в меня и теперь должен заплатить взнос, как любой другой хороший «капиталист». Когда я вступил в должность и обнародовал свои взгляды, про господина Брауна я больше не слышал.
Идея сотрудничества бизнеса и правительства вовсе не нова, и даже когда ее озвучил господин Браун, вряд ли она казалась ужасающей. Уверен, он считал такую систему вполне нормальной и даже полагал, что обогащение его компании является побочным следствием этой философии, а не главной целью партнерства. Американское правительство заключает соглашения по всему миру не просто потому, что Линдон Бейнс Джонсон и господин Браун закадычные приятели. Это повсеместная практика. За годы я много раз слышал, как бизнесмены превозносят правительство, говоря, что власти и деловые круги должны сотрудничать. Подобное партнерство развивается на всех уровнях – городском, районном, федеральном и международном (ООН, Всемирный банк, МВФ и международные банки развития). Все это делается во имя капитализма и финансируется коррумпированной и самодовольной Федеральной резервной системой с ее печатным станком. Жилищно-строительные компании, дорожные подрядчики, строители мостов и многие другие – все поддерживают правительственные проекты.
Печально то, что во взятках, коррупции и финансовом кризисе, который наступает в итоге, как правило, обвиняют свободный рынок. Подобные проблемы становятся оправданием для дальнейшего увеличения денежной массы и расширения полномочий правительства, что подрывает свободный рынок и всегда служит чьим-то конкретным интересам. Отсутствие морального компаса в нашей предпринимательской культуре и смутное понимание сущности экономики подготовили почву для национализации американской системы свободного предпринимательства. Она уже на пороге.
С каждым годом, особенно начиная с 1930-х, рыночная экономика сокращается, вытесняемая экономикой, управляемой и финансируемой правительством. Мало кто за это переживает, поскольку с кредитами у нас все было хорошо, а доллар казался очень крепкой валютой; наша экономика процветала, пока рос дефицит.
Теперь все изменилось. Утрата нравственного принципа, который защищал свободные рынки и обеспеченные деньги, совершенно разрушила основу нашей экономической системы. Спад в экономике и потеря нравственного фундамента подготовили почву для национализации, которая происходит сейчас. Разве руководители автомобильной промышленности приходят в Вашингтон требовать свободы – свободы нанимать подрядные компании, свободы переоборудовать производство по своему усмотрению, свободы выбирать, какие автомобили производить, свободы от плановиков, контролирующих из центра каждый их шаг, свободы получать и сохранять прибыль, свободы терпеть неудачу? Разве они требуют обеспеченных денег, которые исправили бы дисбаланс в международной торговле? Нет, они приходят в Вашингтон требовать, чтобы ни в чем не повинные американцы помогали им и защищали систему, которая не заслуживает покровительства. Они требуют от правительства не гарантировать исполнения обязательств по договорам, а переписывать их. Он просят поглотить их, национализировать, заключить партнерство, чтобы подчиниться «автомобильному царю» и пожертвовать каждой оставшейся крохой самоуважения.
Много кто виновен в том, что мы оказались в такой ситуации: ФРС, Конгресс, правления компаний, суды и всевозможные вымогатели. Но самое большее презрение вызывают гиганты промышленности, неспособные защитить свободные рынки. Они с готовностью становятся младшими партнерами правительства, веря в то, что ничем не жертвуют и впереди их ждут безоблачные дни. Они полагают, что снова станут богатыми, будут пожинать плоды своего труда и пользоваться всеми привилегиями свободы – если только их сейчас спасут. Ни о каком фашизме у них и мысли не возникает. Они считают, что в эпоху рыночного спада вполне разумно рассчитывать на некоторую помощь от правительства, и благосклонно называют ее чрезвычайным кредитом, который помогает пережить трудные времена. Но их эгоистичность, расчетливость, жадность, а также искаженное представление о взаимоотношениях биз