И.А. Богданова
Петроград. 1920.
3-1. В Сергиево за ёлкой. Осмотр места, где наступали белые. Кучи гильз. Рваные шинели. Развалины совета. Расстрелянные дома. Штык у колодца. Кровать. Рассказ товарища Пылаева. Ёлки.
4-1. Призыв на войну 1886, 1887, 1888 и 1901 годов.
13-3. Говорят, что ген. Брусилов получает какое-то большое предложение в Кр. Армии.
Так телеграфно записывал в своём дневнике хронику своей жизни мой дедушка Николай Александрович Никитин, сын потомственного артиллериста, генерал-майора Александра Владимировича Никитина и графини Юлии Михайловны Остророг.
В 1920 году ему было всего 16 лет, и он не предполагал, что его пером водила сама История Петрограда.
19-3. В городе неспокойно: говорят, что Троцкого избили, а Зиновьев «поправел».
Самым влиятельным лицом в Петрограде начала 20х годов был председатель Петросовета Григорий Евсеевич Зиновьев. По воспоминаниям современников это был толстый, женоподобный человек с бритым и дряблым лицом.
«Пламенный революционер» жил в апартаментах самого роскошного отеля города - «Астории», ездил на царском автомобиле, и само собой, являлся живым объектом для иронии и пересудов горожан.
Петроград. Лето 1921г.
26-6. Ходили на Крестовский остров разбирать на дрова баржу, но ничего не вышло. «Греми же мощное «ура» раздавалось у лазарета.
27-6. Поехали на Лахту пилить дрова
28-6, 29-6, 30-6, 1-7. Работали в Ольгино на пилке, валке леса. Комары.
Кронштадтские мятежники.
2-6 (7). Уехали в Питер. Шли пешком. Часовой у Разлива.
26-8. В городе аресты и вообще неспокойно.
21 год был очень тяжёлым для городских жителей: острая нехватка продовольствия, дров, аресты, казни и, конечно, Кронштадтский мятеж.
Самой насущной проблемой горожан в то время была заготовка дров, они представляли не меньшую ценность, чем хлеб, ведь в большинстве домов было печное отопление. Все городские дворы были превращены в сплошные дровяные склады, а одной из самых больших удач было выловить в Неве доску или даже целое бревно.
К Кронштадтскому восстанию петроградцы относились с прохладцей: революционных матросов в городе не любили, с ними связывались самые жестокие моменты захвата власти и самые кровавые расправы над офицерами. В начале переворота Петроград потряс садизм, с которым матросы расправились с пленными юнкерами: перед расстрелом юношам выкалывали глаза.
Матросов в Петрограде презрительно называли «клёшники».
О мятеже Николай Александрович написал в альбоме своей подруги такое стихотворение:
В память восстания Кронштадских «cloch»ников.
Пустые слухи град волнуют.
Орудья с грохотом палят.
То «красные» опять штурмуют
Восставший против них Кронштадт.
Уже сменился день морозный
Тревожной ночью. Вдалеке
Во тьме гремят орудья грозно,
Их гул несётся по реке.
И слыша этот гул орудий
В домах, сойдясь со всех сторон,
Между собой толкуют люди:
Потерпит кто в бою урон.
Ночная пала тьма на город.
Метёт метель. По площадям
И на углах, под снег и холод
Стоят команды тут и там.
Летом того же года в дедовой тетради появится стихотворение «Прощание со «Всеобщим Военным Обучением».
Всевобуч был новшеством Советской власти, и через него должны были пройти все совершеннолетние мужчины страны. Я предполагаю, как забавно было моему деду, бывшему кадету, сыну, внуку и правнуку русских генералов, привыкшему к армейской дисциплине и знающему службу, наблюдать за этим действом.
Прощай, наш «полк территориальный»,
Расстаться мне пришлось с тобой.
Прощай, «приёмы» в зале бальной
И шапка с красною звездой,
В час допризывных подготовок
Пехотный марш вперёд-назад
И «Сухомлиновских» винтовок
У грязной стенки ровный ряд.
Прощай же, коммунист наш ротный,
Прощай, Альт-Шиллер, комиссар.
Хоть был ты комиссар пехотный,
Но одевался как гусар:
Фуражка, мятая фасонно,
Револьвер, «сбруя» для красы,
Рейтузы, шпоры с пошлым звоном
И талия как у осы.
Прощай, Богданченко наш бравый
(То не простая похвальба),
И громкий крик: «Взвод, стройся вправо!»,
«По кавалерии пальба!»…
Прощай, Друян, Гладков, Шульгинский,
Стожаров, Крутов, Шевардин,
Андреев, Мурашов, Гроднинский,
Петровский, Бушлер и Кузьмин
И цвет «шпаны» всей Петроградской…
Хоть вам винтовки не к лицу,
Но, право, будто по-солдатски
Вы «фронт ломали» на плацу.
В эти же дни 1921 года Николай подал документы в Высшую Инженерную школу.
Петроград. 1921г.
20-8. Ездил в институт. 30 авг. экзамен.
6-9. Экзаменировался по математике. Тиме. Профессора. Сдал.
10-9. Экзамен по физике. Сдал.
Школа располагалась в самом таинственном месте Петрограда - Инженерном замке, том самом, в котором император Павел I прожил всего сорок дней и был убит.
Через несколько лет, когда Николай Александрович будет руководить работами по прокладке трамвайных путей вблизи Инженерного замка, он воочию убедится, что слухи о тайнах дворца имеют под собой основание: рабочие не один раз наткнутся на многочисленные подземные ходы.
А в 20 е годы замок был превращён в типичное для первых лет революции учебное заведение. Вот, как курсант Никитин описывает его обстановку своей будущей жене:
Вот, Нина, вам стихотворенье.
Уж шесть часов. Сажусь писать.
Передо мной, для вдохновенья,
По артиллерии тетрадь.
Вокруг знакомая картина:
Столы, кровати под чехлом,
Штыков зловещая щетина
И тьма ночная за окном.
Шинелей ряд, у стен винтовки,
Будённый, Ленин на стене.
Вот описанье обстановки,
Дающей вдохновенье мне.
По артиллерии работа
Наводит злобу и тоску….
Но ничего: зато в субботу
Я вас увижу в отпуску.
Увижу Олю, Баронцова,
Увижу «волжский пароход»,
Спою «Гей, нуте хлопци» снова
И отдохну от всех забот.
Ах чёрт! Простите! Замечтался!
Вам ничего не пожелал.
Но не успеть: уже раздался
На репетицию сигнал.
Зима 1921-22.
1921.
17-10. Пекли картошку. Голодающие.
20-10. Холод. Переход в 20 комнату. Прибытие голодающих.
23-10.. Делали концерт. Шеркези принёс консервов.
24-10. 1-й снег.
26-10. Белые из Эстонии.
29-10. Поместили в 10-м пакгаузе. Вывозили их ночью.
1-11. Тиф.
2-11. В институте с 20дек. по 1марта прерваны занятия, т.к. нет дров.
9-11. Снежные заносы – трамваи стоят
15-11. Шёл из института домой пешком с пудом картошки. Заболел тифом.
Тиф.
Даже из этих скупых строк, можно видеть, насколько тяжела была жизнь простых обывателей в холодном, голодном и тифозном Петрограде.
Весной жизнь стала понемногу налаживаться.
Весна - лето 1922 г.
26-3. В Мариинке (Мариинском театре оперы и балета. - И.Б.) бенефис Вилль. «Фея кукол», «Щелкунчик».
Эльза Ивановна Вилль была одной из тех солисток Императорского театра, которые в трудные для балета послереволюционные годы помогли сохранить и классический репертуар, и академическую традицию.
15-4. Напечатана в газетах статья моряка из Балтфлота антисемитская в высшей степени.
4-5. Трамвай стоит 60 000 р.
Провожал Люсю. Она приглашала в Филармонию.
17-5. Слухи об открытии гробов в крепости. (Петропавловской крепости. - И.Б.)
12-6. Ходил в Петропавловскую крепость. Нов. надписи: «Сотник добровольческой армии Лыков посажен сюда большевиками». «Здесь сидели тов. Дезертиры Гдовского уезда». «Краса и гордость России к-р Пуришкевич посажен сюда без следствия большевиками за то, что когда-то и где-то учились».
«Здесь сидел курсант Петроградской Военной Школы. – Прощайте, меня освобождают». В нижние помещения граждан не пускают.
В Петропавловском соборе, на территории крепости, находится великокняжеская усыпальница, и совершенно естественно, что город, уже познакомившийся с коммунистическим беспределом, будоражили слухи о вскрытии царских могил.
К 1917 году в Петропавловском соборе на стенах, колоннах и у могил находилось более тысячи венков. Практически на каждой могиле и около нее стояли иконы и лампады. На надгробиях Петра I, Александра I, Николая I и Александра II лежали золотые, серебряные и бронзовые медали, выбитые по случаю различных юбилейных дат. В сентябре - октябре 1917 года по распоряжению Временного правительства все иконы и лампады, золотые, серебряные и бронзовые медали с могил, золотые, серебряные и фарфоровые венки были сняты, уложены в ящики и отправлены в Москву. Дальнейшая судьба вывезенных соборных ценностей неизвестна.
14 мая 1919 года по распоряжению коменданта Петропавловской крепости собор и Усыпальница были закрыты и опечатаны. 21 апреля 1922 года было произведено изъятие остатков церковных ценностей.
20-6. Устроился рабочим в ПЕПО. Жалование 1,5 лимона в месяц.
19-8. Хочу уходить из института на военную службу в сапёры.
21-8. Ездил на дровяниках (Грузовой трамвай - И.Б.), но здорово высаживают. В институте новобранцы.
22-8. Были на Исаакии. (На куполе Исаакиевского собора. - И.Б.) Пошли в Эрмитаж, но было закрыто.
В середине 20 х годов в Петроград, пришла ещё одна беда: город захлестнула волна бандитизма.
«Наряд городской шпаны явно подражал матросской форме: широкие брюки-клёш, куртки, наподобие матросских бушлатов, фуражки-капитанки. Зимой шпана носила круглые шапки-«финки», развязанные тесёмки которых свисали как ленточки бескозырки».
«Вечером они выходят. Шапка-финка надвинута до бровей, открытая волосатая грудь, как пудрой присыпана снегом, в углу мокрых распущенных губ прилипла папироса» - так в двадцатых годах писали уже не о матросах. А о питерских хулиганах» [1]
Ванька! Хряй! Даёшь в пивнуху!
Брось горбатого лепить!»…
Так жаргон и режет ухо.
Что за рожа? Что за прыть?
Шаг развинченный, но пылкий.
«Золотой» Осман «во рте»,
«Clohce», фуражка на затылке,
До желудка «декольтэ».
Ну уж ясно – по походке
И профессия видна.
И идёт-то вдоль «Обводки»
Кто? - «Канавская шпана».
Вот уж сумрак наступает.
Кое-где огни зажглись.
Всюду парочки мелькают:
Флирт и пьянство начались.
От Невы и до Канала
В душном сумраке ночей
Слышны ругань и скандалы
Разудалых трепачей.
В этом стихотворении Николай со скрупулёзной точностью отобразил малопривлекательный облик городского криминала. «Шпану» горожане именовали по месту дислокации. Была в Ленинграде и «лиговская шпана», и «пряжкинская шпана», и шпана «канавская», базирующаяся около Обводного канала, который жители иногда в сердцах называли «канавой» за беспримерную грязь и неблагоустроенность.
Петроград, зима-весна 1923.
31-1. Получил деньги: 181 000 000.
1-2. Приговор по делу (Возд. Обор.) (?). Богоявленский Царевский, Бочков, Вольнов (?) и Чепурковский 11 оправданы, 7 – в тюрьму, 4 – расстрелять Царевский, Воинавысский, Бочков и Чепурковский).
5-2. Получили работу на М.В.Р.ж.д.
14-2. Арестована шайка Лёньки Пантелеева.
Утром в петроградских газетах появилась небольшая заметка: "В ночь с 12 на 13 февраля ударной группой по борьбе с бандитизмом при губернском отделе ГПУ с участием уголовного розыска после долгих поисков пойман известный бандит, прославившийся за последнее время своими зверскими убийствами и налетами, Леонид Пантёлкин, по кличке "Ленька Пантелеев". При аресте Ленька оказал отчаянное вооруженное сопротивление, во время которого он убит".
11-3. У Ляли У. Здесь была Нина Николаевская, с которой я познакомился в прошлом году. Очень симпатичная. Провожал её домой. Она живёт на 12 роте, где поймали шайку налётчиков.
В 1928 году Николай Александрович женится на Нине Михайловне Николаевской, дочери петербургского священника, который рождественской ночью 1931 года будет расстрелян. Двумя годами позже по приговору тройки будут расстреляны младшие братья Нины Михайловны Юрий и Вадим.
17-3. В институте мне назначили плату за ученье 500 000 000. Вольке тоже.
«Волькой» Ника Никитин называл своего старшего брата Владимира Александровича Никитина, будущего генерального конструктора советских боевых надводных кораблей.
.
24-3. Арест Сергея.
25-3. Был в Ак. Худ., (Академия художеств) но ничего не узнал.
Сергей Александрович, средний из детей Никитиных, художник Государственного Эрмитажа, был выслан на Алтай и пропал без вести.
28-3. Расстрел ксензов (Буткевич). Англия отозвала своих представителей.
Расстрел в Москве польского ксёндза в ночь на католическую Страстную пятницу вызвал волнение во всей Европе.
Постановление Польского Сейма:
«Потрясающее преступление, учиненное в Москве врагами христианства над ксендзом прелатом Буткевичем, поразило весь цивилизованный мир.
Никакие дипломатические соображения не могут заглушить голоса всеобщего возмущения и порицания этого бесчеловечного насилия, которое является издевательством над элементарными принципами человеческой совести, свободы и справедливости. [2]
25-4. Возил Сергею передачу.
1-5. Колонна. Новая форма милиции.
4-5. Ловили мазуриков в подвале на Лермонтовском.
13-5. Ультиматум Англии.
«Ультиматум Керзона - меморандум правительства Великобритании, составленный министром иностранных дел Дж. Керзоном и врученный Советскому правительству 8 мая 1923.
Меморандум имел характер ультиматума; английское правительство грозило разрывом англо-советского торгового соглашения 1921г. в случае, если Советское правительство в течение 10 дней не согласится полностью и безусловно удовлетворить требования меморандума». [3]
В 1925 году учёба студента Никитина была закончена.
Впереди Николая Александровича ждала совсем короткая жизнь.
Стояла ночь. Луна златая
Плыла по небу. Поезд шёл,
Окрестность шумом оглашая.
Я на часах стоял, сжимая
Рукой ружья холодный ствол.
Столбы, деревья мчались мимо.
Сплошной огнистою чертой
Летели искры в клубе дыма
И проносились надо мной.
За туч свинцовою каймою
Казались небеса темней.
И мысли мрачною толпою
Носились в голове моей.
- Колёса гулкие, стучите,
Греми, стальной, далёкий путь!
Вперёд, вперёд меня несите,
Мне, видно, вновь не отдохнуть.
И мне ль сидеть, сложивши руки,
Ропща о жребии своём,
Когда вкруг столько слёз и муки,
И страшной нищеты кругом.
Мне что – я одинок и молод,
Не привыкать ведь мне к труду,
Мне не страшны нужда и голод,
Я с боя хлеб себе найду.
Мне резкий ветер дул навстречу,
Его я чувствовал едва
И будто чьей-то грозной речи
Я слышал грозные слова:
«Учись, трудись, не жди награды,
Будь твёрдым, честным и лихим,
Стремись вперёд, сноси преграды –
И грусть развеется как дым»…
Итак, вперёд, назло вселенной,
В гранитный хладный Петроград.
Опять я мрачный, озлоблённый
Туда являюся назад.
Опять дни новых впечатлений
И ночи, полные сомнений,
Любовь, работа и борьба…
А небо тучи грозно хмурит.
Какие ж мне готовит бури
Моя дальнейшая судьба?
Судьба отпустила Николаю Александровичу лишь 38 лет.
В апреле 1942 году он погиб от голода в блокадном Ленинграде. Его, как инженера-путейца и начальника крупного подразделения Трамвайно-технического управления, не призвали в армию, потому что без работы транспорта, жизнь в осаждённом городе была бы немыслима.
[1] Е.Игнатова, Записки о Петербурге, Амфора, СПБ, 2005
[2] www.apocalyptism.ru
[3] Публ.: Документы внешней политики СССР, [т. 6], М., 1962, с. 288—302.