Максимилиан Волошин - крупный поэт, выдающийся искусствовед, незаурядный художник, талантливый переводчик. Полная его фамилия - Кириенко-Волошин. По отцу - он из старого казачьего рода. Получил разностороннее образование. Долго жил во Франции, преимущественно в Париже.
Его стихотворения и статьи по вопросам искусства печатались в журналах "Золотое руно", "Аполлон" и других. Очерки Волошина о художниках и о живописи вообще - все еще полностью не собраны в отдельную книгу, а ведь Волошин - блестящий и своеобразный критик предреволюционного искусства. (Часть эссе Максимилиана Волошина была выпущена в Берлине отдельным изданием, ставшем библиографической редкостью.) Он высказывал оригинальные взгляды на творчество Сурикова, Нестерова, Богаевского и ряда других русских художников. Не все эти очерки опубликованы - его старая рабо- та о Сурикове была напечатана в журнале "Радуга" уже после смерти Сталина. Высказывания Волошина о творчестве недооцененного и умершего в опале художника Павла Филонова - если полученная нами информация соответствует действительности - все еще не напечатаны.
Волошин, как поэт и искусствовед, был человеком двух культур: французской и русской, причем исконно русской. В его поэзии улавливается влияние Верхарна и французских Парнасцев, но в то же время все это, идущее от Запада, породнено с русским фольклором, с древнерусской поэзией, со словами и ритмикой знаменных распевов.
Октябрьская революция застигла Максимилиана Волошина в Крыму, в Коктебеле, где у него был свой дом. Андрей Седых в своей книге "Далекое, близкое" рассказывает, что когда в Крыму были белые, Волошин заступался за красных, использовал все свое влияние для того, чтобы защитить арестованных, смягчить их участь. Белые, зная Волошина как деятеля русской культуры, в некоторых случаях шли ему навстречу. Когда же в Крым пришли красные, то Волошин стал защитником преследуемых белых, ходатаем за них. Этого Волошину не простили: он был взят под подозрение.
Волошин напечатал свой первый сборник стихотворений в 1910-ом году. В революционные и пореволюционные годы он встал во весь рост как значительный поэт. Во всяком случае, творчество его - новое явление в русской пореволюционной поэзии. "Демоны глухонемые" были впервые напечатаны в 1919 году в Харькове. В 1923 году они были переизданы в Берлине. В том же году в Берлине были напечатаны "Стихи о терроре". Волошина мало знают, потому что в Советском Союзе далеко не со всех его стихотворений снят запрет. Сам Волошин говорил о себе, что ему был суждено при жизни "стать не книгой, а тетрадкой".
Да, это верно. Но зато какой тетрадкой! Такой, которую переписывали от руки, перепечатывали на машинках, размножали на гектографах. То была подпольная поэзия, но такого высокого качества, перед которой бледнеют стихи тех, кого печатали в Советском Союзе. Чем же дорога новым поколениям поэзия Волошина?
Тем, что стихи его написаны кровью сердца, и тем, что они содержат страшную правду о революции и революционном терроре. Тот, кто вчитывался в стихи Максимилиана Волошина, поймет, почувствует, что апологетическим одам поэтов, прославляющих революцию, он противопоставил апокалипсическое видение мира, взорванного революцией. Волошин - поэт революционных катастроф и социальных потрясений. Вряд ли русская пореволюционная поэзия знает другого мастера, который бы так почувствовал трагедию и апокалиптичность русской революции и принял близко к сердцу страдание и горе, которое она несет отдельным людям, России, всему человечеству.
Волошин, как мало кто, обладал даром превращать исконно и характерно русское во всечеловеческое.
Для Волошина характерно неопифагорейское отношение к истории, причем сам этот неопифагореизм, по всей вероятности, объясняется влиянием Михаила Нострадамуса - великого поэта, врача и ученого XVI века, которого Волошин ценил. Для Волошина, как и для Нострадамуса, история повторяется, вернее, не повторяется, а развивается по спирали, или же подобна мерному ходу волн, постепенно увеличивающих свою силу.
Тот, кто хочет понять подход Волошина к русской истории должен знать, что это - именно нео-пифагорейский подход. После этого ясно, почему Волошин говорит, что "Великий Петр был первый большевик", как ясно и то, почему поэт находит, что в Октябрьской революции воскресли три российских мятежника: Гришка Отрепьев, Стенька Разин и Емелька Пугачев.
Для Волошина, как и для выдающегося русского религиозного мыслителя Алексеева-Аскольдова, душа русского народа это - свято-зверь. Русский человек - это человек крайностей: он или святой или злой дух. В революции злой дух и полонил Россию. Но изображая ожесточенный бой белых и красных, Максимилиан Волошин молился и за тех и за других. Он молится за то, чтобы в русское народное сердце, после посещения его злым духом, вернулась былая святость.
Этот небольшой сборник выходит уже вторым изданием, пересмотренным, исправленным и дополненным. Первое издание вышло в 1946-ом году в Германии. Это переиздание тем более своевременно, что в Советском Союзе стихотворения Максимилиана Волошина не переиздаются, несмотря на его частичную реабилитацию как поэта и искусствоведа.
Мы надеемся, что этот сборник стихов Волошина до некоторой степени заполнит пробел и привлечет внимание читателя.
Вячеслав Завалишин
АНГЕЛ ВРЕМЕН
В. Л. Рюминой
Держа в руке живой и влажный шар,
Клубящийся и дышащий, как пар,
Лоснящийся здесь зеленью, там костью,
Струящийся, как жидкий хризолит,
Он говорил, указывая тростью:
Пойми земли меняющийся вид,
Материков живые сочетанья,
Их органы, их формы, их названья
Водами Океана рождены.
И вот она - подобная кораллу.
Приросшая к Кавказу и к Уралу,
Земля морей и полуостровов,
Здесь вздутая, там сдавленная узко,
В парче лесов и в панцире хребтов
Жемчужница огромного моллюска,
Атлантикой рожденная из пен, -
Опаснейшая из морских сирен.
Страстей ея горючие сплетенья
Мерцают звездами на токах вод, -
Извилистых и сложных, как растенья.
Она водами дышет и живет.
Ее провидели в лучистой сфере
Блудницею, сидящею на звере,
На водах многих с чашею в руке
И девушкой, лежащей на быке.
Полярным льдам уста ея открыты,
У пояса, среди сапфирных влаг,
Как пчельный рой у чресел Афродиты
Раскинул острова Архипелаг.
Сюда ведут страстных желаний тропы,
Здесь матерние органы Европы,
Здесь, жгучие дрожанья затая, -
В глубоких влуминах укрытая стихия,
Чувствилище и похотник ея, -
Безумила народы Византия.
И здесь, как муж, поя л ее Ислам:
Воль Азии вершитель и предстатель -
Сквозь Бычий Ход Махмут завоеватель
Проник к ея заветным берегам.
И начала и понесла во чреве
Русь - третий Рим - слепой и страстный пло;
Да зачатое в пламени и гневе
Собой восток и запад сопряжет!
Но роковым охвачен нетерпеньем,
Все исказил неистовый Хирург,
Что кесаревым вылущил сеченьем
Незрелый плод Славянства - Петербург.
Пойми великое предназначенье
Славянством затаенного огня.
В нем брезжит солнце завтрашнего дня.
И крест его - всемирное с л уженье.
Двойным путем ведет его судьба -
Она и в имени его двуглава:
Пусть SCLAVUS - раб, но Славия есть слава:
Победный нимб над головой раба!
В тисках войны сейчас еще томится
Все, что живет, и все, что будет жить,
Как солнца бег нельзя предотвратить, -
Зачатое не может не родиться.
В крушеньях царств, в самосожженьях зла
Душа народов ширилась и крепла.
России нет - она себя сожгла,
Но Славия воссветится из пепла!
20 мая 1918 г.
Ангел мщенья
АНГЕЛ МЩЕНЬЯ
(1906 г.)
Народу Русскому: Я скорбный Ангел Мщенья!
Я в раны черные - в распаханную новь
Кидаю семена. Прошли века терпенья.
И голос мой - набат. Хоругвь моя - как кровь.
На буйных очагах народного витийства,
Как призраки, взрощу багряные цветы.
Я в сердце девушки вложу восторг убийства
И в душу детскую - кровавые мечты.
И дух возлюбит смерть, возлюбит крови а л ость.
грезы счастия слезами затоплю.
Из сердца женщины святую выну жалость
И тусклой яростью ей очи ослеплю,
О камни мостовых, которых лишь однажды
Коснулась кровь! я ведаю ваш счет.
Я камни закляну заклятьем вечной жажды,
И кровь за кровь без меры потечет.
Скажи восставшему: Я злую едкость стали
Придам в твоих руках картонному мечу!
На стогнах городов, где женщин истязали,
Я "знаки Рыб" на стенах начерчу.
Я синим пламенем пройду в душе народа.
Я красным пламенем пройду по городам.
Устами каждого воскликну я "свобода"!,
Но разный смысл для каждого придам.
Я напишу: "Завет мой - Справедливость!"
И враг прочтет: "Пощады больше нет"...
Убийству я придам манящую красивость.
И в душу мстителя вопьется страстный бред.
Меч справедливости - карающий и мстящий -
Отдам во власть толпе. И он в руках слепца
Сверкнет стремительный, как молния разящий -
Им сын заколет мать, им дочь убьет отца.
Я каждому скажу: "Тебе ключи надежды.
Один ты видишь свет. Для прочих он потух".
И будет он рыдать, и в горе рвать одежды,
И звать других... Но каждый будет глух.
Не сеятель сберет колючий колос сева.
Принявший меч погибнет от меча.
Кто раз испил хмельной отравы гнева,
Тот станет палачем иль жертвой палача.
1906 г. Париж
РОССИЯ
(1915 г.)
Враждующих скорбный гений
Братским вяжем узлом,
И зло в тесноте сражений
Побеждается горшим злом.
Взвивается стяг победный...
Что в том, Россия, тебе? -
Пребудь смиренной и бедной -
Верной своей судьбе.
Люблю тебя побежденной,
Поруганной и в пыли,
Таинственно осветленной
Всей красотой земли
Люблю тебя в лике рабьем,
Когда в тишине полей
Причитаешь голосом бабьим
Над трупами сыновей.
Как сердце никнет и блещет,
Когда, связав по ногам,
На отмашь хозяин хлещет
Тебя по кротким глазам.
Сильна ты нездешней мерой,
Нездешней страстью чиста,
Неутоленной верой
Твои запеклись уста.
Дай слов за тебя молиться,
Понять твое бытие,
Твоей тоске причаститься,
Сгореть во имя твое.
17 августа 1915 г. Биарриц
МИР
С Россией кончено... На последях
Ее мы прогалдели, проболтали,
Пролузгали, пропили, проплевали,
Замызгали на грязных площадях,
Распродали на улицах: не надо ль
Кому земли, республик, да свобод,
Гражданских прав? И родину народ
Сам выволок на гноище, как падаль.
О, Господи, разверни, расточи,
Пошли на нас огнь, язвы и бичи.
Германцев с запада, Монгол с востока,
Отдай нас в рабство вновь и навсегда,
Чтоб искупить смиренно и глубоко
Иудин грех до Страшного Суда!
23 ноября 1917 г. Коктебель
ИЗ БЕЗДНЫ
А. А. Новинскому
Полночные вздулись воды,
И ярость взметенных толп
Шатает имперский столп
И древние рушит своды.
Ни выхода, ни огня...
Времен исполнилась мера.
Отчего же такая вера
Переполняет меня?
Для разума нет исхода.
Но дух ему вопреки
И в бездне чует ростки
Неведомого всхода.
Пусть бесы земных разрух
Клубятся смерчем огромным -
Ах, в самом косном и темном
Пленен мировой дух!
Бичами страстей гонимы -
Распятые серафимы
Заточены в плоть:
Их жалит горящим жалом,
Торопит гореть Господь.
Я вижу в большом и малом
Водовороты комет...
Из бездны - со дня паденья
Благославляю цветенье
Твое - всестрастной свет!
14 января 1918 г.
РУСЬ ГЛУХОНЕМАЯ
Был к Иисусу приведен
Родными отрок бесноватый:
Со скрежетом и в пене он
Валялся корчами объятый.
- "Изыди, дух глухонемой!" -
Сказал Господь. И демон злой
Сотряс его и с криком вышел -
И отрок понимал и слышал.
Был спор учеников о том,
Что не был им тот бес покорен,
А Он сказал: "Сей род упорен:
Молитвой только и постом
Его природа одолима".
Не тем же ль духом одержима
Ты, Русь глухонемая! Бес,
Украв твой разум и свободу,
Тебя кидает в огонь и воду,
О камни бьет и гонит в лес.
И вот взываем мы: Прийди...
А избранный вдали от битв
Кует постами меч молитв
И скоро скажет: - "Бес, изыди!".
6 января 1918 г.
РОДИНА
"Каждый побрел в свою сторону
И никто не спасет тебя".
(Слова Исайи, открывшиеся, в ночь на 1918 г.)
И каждый прочь побрел вздыхая,
К твоим призывам глух и нем,
И ты лежишь в крови, нагая,
Изранена, изнемогая,
И не защищена никем.
Еще томит, не покидая,
Сквозь жаркий бред и сон - твоя
Мечта в страданьях изжитая
И неосуществленная...
Еще безумит хмель свободы
Твои взметенные народы
И не окончена борьба, -
Но ты уж знаешь в просветленьи,
Что правда Славии - в смиреньи,
В непротивлении раба;
Что искус дан тебе суровый:
Благословить свои оковы,
В темнице простираясь ниц,
И части восприять Христовой
От грешников и от блудниц;
Что, как молитвенные дымы,
Темны и неисповедимы
Твои последние пути,
Что не допустят с них сойти
Сторожевые Херувимы!
30 мая 1918 г.
Стихи о терроре
СЕВЕРОВОСТОК
| "Да будет благословен приход твой - Бич Бога, которому я служу, и не мне останавливать тебя". (Слова архиепископа Труаского, обращенные к Атилле) |
Расплясались разгулялись бесы
По России вдоль и поперек, -
Рвет и крутит снежные завесы
Выстуженный Северовосток.
Ветер обнаженных плоскогорий,
Ветер тундр, полесий и поморий,
Черный ветер ледяных равнин,
Ветер смут, побоищ и погромов,
Медных зорь, багровых океанов,
Красных туч и пламенных годин.
Этот ветер был нам верным другом
На распутье всех лихих дорог -
Сотни лет мы шли навстречу вьюгам
С юга вдаль на северовосток.
Войте, вейте, снежные стихии,
Заметая древние гроба.
В этом ветре - вся судьба России -
Страшная безумная судьба.
В этом ветре - гнев веков свинцовых,
Русь Малют, Иванов, Годуновых -
Хищников, опричников, стрельцов,
Свежевателей живого мяса -
Чертогона, вихря, свистопляса -
Быль царей и явь большевиков.
Что менялось? Знаки и возглавья?
Тот же ураган на всех путях:
В комиссарах - дух самодержавья,
Взрывы Революции - в царях.
Вздеть на виску, выбить из подклетья,
И швырнуть вперед через столетья
Вопреки законам естества -
Тот же хмель и та же трын-трава.
Ныне-ль, даве-ль? - все одно и то же:
Волчьи морды, машкеры и рожи,
Спертый дух и одичалый мозг,
Сыск и кухня Тайных Канцелярий,
Пьяный гик осатанелых тварей
Жгучий свист шпицрутенов и розг,
Дикий сон военных поселений,
Фаланстер, парадов и равнений,
Павлов, Аракчеевых Петров,
Жутких Гатчин, страшных Петербургов,
Замыслы неистовых хирургов,
И размах заплечных мастеров,
Сотни лет тупых и зверских пыток,
И еще не весь развернут свиток,
И не замкнут список палачей:
Бред разведок, ужас чрезвычаек -
Ни Москва, ни Астрахань, ни Яик
Не видали времени горчей.
Бей в лицо и режь нам грудь ножами,
Жги войной, усобьем, мятежами -
Сотни лет навстречу всем ветрам
Мы идем по ледяным пустыням -
Не дойдем... и в снежной вьюге сгинем,
Иль найдем поруганный наш храм -
Нам-ли весить замысел Господний?
Все поймем, все вынесем любя -
Жгучий ветр полярной Преисподней
Божий Бич - приветствую тебя!
1920 г. Перед приходом советской власти в Крым. Коктебель.
ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА
Одни возстали из подполий,
Из ссылок, фабрик, рудников,
Отравленные темной волей
И горьким дымом городов.
Другие из рядов военных,
Дворянских разоренных гнезд,
Где проводили на погост
Отцов и братьев убиенных.
В одних доселе не потух
Хмель незапамятных пожаров,
И жив разбойный древний дух
Зарудских, Стенек, Кудеяров.
В других, лишенных всех корней,
Тлетворный дух столицы Невской,
Толстой и Чехов, Достоевский -
Надрыв и смута наших дней.
Одни возносят на плакатах
Свой бред о буржуазном зле,
О светлых пролетариатах,
Мещанском рае на земле.
В других - весь цвет и гниль империй,
Все золото, весь тлен идей,
Прах всех богов и фетишей,
Научных вер и суеверий.
Одни идут освобождать
Москву и вновь ковать стихию,
Другие, разнуздав стихию,
Хотят весь мир пересоздать.
В тех и в других война вдохнула
Гнев, жадность, мрачный хмель разгула,
А вслед героям и вождям
Крадется хищник стаей жадной
Размыкать и продать врагам,
Сгноить ея пшеницы груды,
Ея бесчестить небеса,
Пожрать богатство, сжечь леса
И высосать моря и руды.
И не смолкает грохот битв,
Средь золотых великолепий
Конями вытоптаннных жнитв,
И здесь и там между рядами
Звучит один и тот же глас:
"Кто не за нас - тот против нас
Нет безразличных, правда - с нами".
А я стою один меж ними
В ревущем пламени и дыме
И всеми силами своими
Молюсь за тех и за других.
1920 г. При Врангеле. Коктебель