С давних пор людей привлекал поиск достоверного знания о мире и о себе, поиск правильного способа существования. Это тем более актуально в наше время, когда происходит глобальное развенчание надоевших и потерявших доверие авторитетов. Мыслящие люди со свойственной им пытливостью нередко возвращаются к опыту прошлого и ищут там Личности и Учителей, недостаток которых так остро ощущается в современности. Скучная повседневность, неуверенность в собственных силах еще больше заставляют желать обретения особенных возможностей, раскрытия внутренних сил и более близкого знакомства со сверхъестественным.
Опыт человечества богат и предлагает множество разных путей поиска и, возможно, обретения истины. При желании можно выбрать учение на любой вкус, от тонкой духовности небесных сфер до погружения в первозданную природную естественность, от аскетики до оргии. То, что еще недавно признавалось диким “мракобесием”, нынче обретает последователей и вполне законный статус. Ссылки на Тибет, Индию, Китай, Египет или Персию, на секретные традиции древних мудрецов служат нередко подтверждением авторитетности излагаемой доктрины.
Особый интерес для российских искателей истины всегда представляли люди, способные довести до понимания и удобоваримо изложить восточные учения, желательно имеющие древнее происхождение и эзотеричность, но в то же время адаптированные к человеку западного воспитания. Одной из таких ведущих за собой людей был Георгий Иванович Гурджиев. Его неоднозначная личность, его учение и мировоззрение еще и сейчас привлекают внимание людей, стремящихся к самоосознанию и духовному росту. Каждый вправе по своему оценивать его идеи и практики, но, прежде чем это сделать, необходимо беспристрастно ознакомиться с ними. Предполагая у читателя отсутствие предубеждения, что обязательно для самостоятельно мыслящего человека, и наличие интереса к необычным явлениям, мыслям и людям, представляем данную небольшую работу. Это попытка изложить идеи, насколько возможно, обрисовать личность Георгия Ивановича Гурджиева, его основные моменты жизни и небольшой анализ его системы. Выводы и, если можно так выразиться, мораль этой сказки, оставляется за читателем.
Термин “оккультизм” чаще всего применяется по отношению к учению, школе и личности Гурджиева. Прежде чем пытаться понять все особенности таковых, необходимо осознать, что подразумевается под этим термином и насколько он правомочен к употреблению в данном контексте.
Одним из наиболее удачных определений оккультизма можно считать нижеследующее: оккультизм - целенаправленные действия, методы и процедуры, которые привлекают тайные или скрытые силы природы или космоса, не поддающиеся измерению и пониманию средствами современной науки и имеют целью получение результатов, таких, как эмпирическое познание хода событий, или изменение их по отношению к тому, какими они были бы без этого вмешательства. Субъектом оккультной деятельности является не всякий, но человек, обладающий специальными познаниями и квалификацией, необходимыми для вышеупомянутых методов, а также эта квалификация приобретается и передается образом, социально (но не общедоступно) организованным и подчиненным определенным нормам, причем ритуализированным; мы можем называть эти методы оккультными науками или оккультными искусствами.
В последнее время всё больше внимания уделяется тайным силам природы и духовного пространства, все больше сторонников завоевывает столь презираемый еще недавно идеализм. Оккультизм стал признаваться порой едва ли не единственной по-настоящему действенной наукой влияния на не поддающиеся, таинственные, но всепроникающие и всем управляющие силы. Это мнение существует едва ли не с момента возникновения человека как существа разумного, наблюдающего и способного к анализу и размышлению. Каждый, изучавший историю в школе, вспомнит древнеегипетских жрецов, средневековых алхимиков и масонов Нового времени. Личности, заинтересованные данной темой, впоследствии могли узнать о каббалистах и их методах познания и управления миром, об астрологах, читающих небесную книгу, магах, обладавших волшебным могуществом и многих других.
Общепринятая наука, как прошлых веков, так и современная, чаще всего обходит молчанием подобные темы, в лучшем случае подвергая их пренебрежительной критике, что, тем не менее, редко сказывалось на количестве верных адептов оккультизма. В некоторые периоды человеческой истории происходил резкий всплеск интереса к оккультным направлениям, что объясняется различными причинами. И, как правило, именно в эти периоды появлялись люди, оставлявшие глубокий след в умах людей. Знаменитые оккультисты прошлого умели повести за собой, воспитать учеников и оставить после себя множество вопросов, тайн и загадок. Многие выдающиеся личности с трудом подходили под приведенное выше определение, многие направляли свои способности не в самое добродетельное русло.
Что же касается Гурджиева и его принадлежности к этому направлению, то его основной целью его изысканий, экспериментов и научного интереса была человеческая природа, скрытая ее сторона и методы регулирования, гармонизации и управления ею. Человек, его скрытая суть, его возможности - всё это является едва ли не самой большой тайной для понимания, но, несмотря на это, Гурджиев не ограничивал своё познание мира этим направлением, его в не меньшей степени интересовало устройство и функционирование космоса, особенно его невыявленных, скрытых и таинственных особенностей. Так что определение Гурджиева как выдающегося оккультиста, что, разумеется, не исчерпывает многогранность его личности, вполне правомерно.
Часть первая
Вопросы без ответа
Вглядываясь в жизнь каждого выдающегося человека, некоторое внимание уделяется его детству, первым шагам жизненного пути. Согласно психологической науке, именно детские впечатления особенно важны в формировании личности. Гурджиев предусмотрительно оставил для любопытных потомков воспоминания о своем детстве и в его случае данный тезис оправдан.
Гурджиев практически нигде в своих мемуарах (за редчайшим исключением) не упоминает дат, особенно касающихся его лично. Выясняли их уже биографы и ученики. Его отец, по национальной принадлежности грек, скотовод, из-за превратностей судьбы ставший плотником, был строг и педантичен, воспитывал сыновей в спартанской суровой манере, поднимая их затемно, обливая холодной водой, приучая не бояться мышей и змей и неукоснительно наказывая за провинности и строптивость.
В то же время отец Гурджиева был одним из народных певцов на Кавказе и отчасти философствующих поэтов. Первые основы своего мировоззрения будущий мэтр оккультизма позаимствовал из философских афоризмов отца, проникнутых народной мудростью и его же глубокомысленных парадоксов. Это обстоятельство, а также то, что детство Георгия проходило в удивительно пестрой этнической и, соответственно, религиозной обстановке, вероятно, приучило смотреть на мир и воспринимать его многообразие творчески и без предубеждений. Фольклорная личность и народный герой мулла (или ходжа) Насреддин и рассказы о его словах и похождениях, вероятно, с той поры оставили впечатление в воображении Гурджиева; долгое время, о чем он впоследствии упоминал в книгах, этот персонаж служил ему образцом правильного отношения к жизни и истинной мудрости.
Знакомство со странными особенностями живущих неподалеку езидов, считавшихся дьяволопоклонниками, породило стойкий интерес к сверхъестественным явлениям или к тому, что ими казалось.
Гурджиев видел, как мальчик-езид не мог выйти за пределы нарисованного вокруг него на земле круга, как ни старался. По доброте душевной он стер часть круга, нарисованного такими же ребятишками, и выпустил юного езида. После этого случая искал у старших объяснения виденного странного явления, но старшие, как, наверное, и большинство взрослых не смогли сказать ничего внятного и убедительного. Основные версии были две: езида из круга не выпускает дьявол или же он стал жертвой самовнушения и истерии. Этот случай можно счесть если не магистральным в судьбе Гурджиева, то символическим. Интерес к тайным учениям и человеческой психологии с того момента не оставлял будущего оккультиста, определив его будущее.
Детские и отроческие забавы сменялись обучением и началом трудовой деятельности. Местным священником были сделаны попытки приобщить мальчика к православной духовности, что, по-видимому, не имело особого успеха. Школьное обучение со временем было оставлено и было решено учиться индивидуально и сдать экзамен экстерном. Насколько это решение было доведено до успешного конца, Гурджиев не упоминает. Возможно, что образование в обычном смысле этого слова не имело для него большого значения. Зато он в те годы хорошо научился ремеслу, точнее многим видам ремесел, что сослужило ему хорошую службу после, позволяя добывать средства к существованию в самых затруднительных обстоятельствах. Впрочем, он уже тогда порой стыдился своего социального положения и ценил его главным образом за доступность к многочисленным полезным знакомствам.
Его будущее виделось им самим и его семьей в виде карьеры священника или врача. Основы этих специальностей ему преподавали живущие неподалеку знакомые отца, внушая, что телесные и духовные недуги людей должно исцелять совместно. Но мало кто из юношей всерьез ставит своей целью исцеление страждущих и мечтает посвятить жизнь каждодневному кропотливому труду на пользу людей.
Гурджиева также привлекала иная сфера, сфера таинственного, необъяснимого и удивительного. Ему случилось присутствовать при спиритическом сеансе и наблюдать общение с духами посредством деревянного стола, выстукивающего буквы. Последующие скептические и насмешливые комментарии священника не смогли удовлетворить любопытство Гурджиева и опять вопросы остались без ответа. Такое же недоумение и естественный ужас у него вызвало появление в одном из кварталов близлежащего города беглого мертвеца, татарского вампира. Поверья об подобных существах бытуют у многих народов и неизменно находятся свидетели, видевшие выходца с того света. Вероятнее всего, это был один из случаев летаргии, но толком никто не разбирался, несчастному просто перерезали горло и отправили обратно на кладбище.
В своих воспоминаниях Гурджиев упоминает о том, что примерно на этот период жизни приходится и первая проба занятий магией.
Он слепил из воска фигурку одной слабоумной женщины и, смазав маслом с ее тела, прокалывал эту фигурку иглой. Гурджиев пишет, что делал это только для эксперимента и не намеревался причинить зло, и что в том месте, где он колол иглой куклу, у женщины выступала кровь. Насколько это справедливо и достоверно - неизвестно, но само упоминание об этом немаловажно для понимания этой личности.
На какое-то время Гурджиев заинтересовался одной из граней таинственного и необъяснимого, а именно православной религиозностью. Помимо прочтения книг на религиозные темы, он совершил несколько паломничеств по святым местам, общаясь с людьми и наблюдая чудесные исцеления. Несмотря на сильные впечатления, православная вера не увлекла его и оставила разочарование. Вероятно, какую-то роль сыграл и его друг армянский семинарист Погосян, отказавшийся от священичества в пользу своего увлечения техникой. Православие было решительно оставлено в стороне.
Выдающиеся личности нередко начинали с малого и Гурджиев, работая истопником на станции в Тифлисе, не оставлял своих занятий оккультизмом и поисков тайного знания. В немалой степени эти занятия состояли из чтения книг и размышлений, для чего требовалась спокойная обстановка и подходящее место. Со своим другом он удалился на развалины древней крепости, где они отчасти занялись раскопками, результатом которых стало найденное письмо самого таинственного содержания. В нем упоминалось загадочное братство Сармунг, о котором друзья уже что-то слышали и читали. Мгновенно было решено отправиться на поиски. План, разумеется, был довольно смутный, а возможностей и вовсе не было, но это не смущало друзей, готовых “пойти туда, не знаю куда и искать то, не знаю что”.
На помощь искателей, если не истины, то приключений пришла политика. Освободительное армянское движение в лице членов местного комитета предложило друзьям отправиться с секретной курьерской миссией. Предложение было принято, так как предоставляло возможность оплаченного путешествия. В целом друзья старались совместить свои поиски с миссией, иногда допуская предпочтение своих интересов, что часто сказывалось на маршруте.
Маленькое животное фаланга, ужалившее Погосяна в ногу, заставило спутников свернуть с пути и поспешно добираться до Смирны, совершенно случайно оказавшейся тем городом, куда им велено было заехать. Остановились в доме священника и передали ему письмо. Рассказывая об этом эпизоде, Гурджиев описывает удивительную историю с планом “допустынного” или “песчанного” Египта, тайно хранившегося у священника. Что, собственно, изображалось на плане, и для чего он был нужен, Гурджиев не упоминает. Однако с этого таинственного плана была секретно от хозяина снята точная копия. План дальнейшего путешествия был изменен, теперь надлежало отправиться в Египет.
Деньги армянского комитета позволяли друзьям иногда отдыхать от опасностей и трудов. В портовом кабаке случилась пьяная драка, к которой друзья примкнули, вероятно, повинуясь импульсу. Волею судьбы та компания, на чьей стороне выступили Гурджиев и Погосян, оказалась состоявшей в основном из английских матросов. С трудом придя в себя на следующий день, и с помощью жестов объяснившись с англичанами, спутники узнали, что судно отправляется как раз в Египет. Их согласились взять с собой в качестве помощников. Гурджиев сошел с корабля в Александрии, Погосян же, всерьез увлекшись корабельной механикой, предпочел остаться и впоследствии выучился в Англии на инженера.
Следующий период жизни Гурджиева состоял почти сплошь из странствий, путешествий, исследований и поисков. Почти для любого человека, особенно в молодости, нет ничего заманчивей, чем посмотреть мир, посетить экзотические страны и поискать нечто таинственное. Встреча в Египте с двумя замечательными людьми - археологом профессором Скридловым и князем Ю. Любовецким позволила Гурджиеву совершить несколько увлекательных и полных приключений путешествий. Не вдаваясь в подробности, Гурджиев писал, что ему удалось посетить в разное время глубины Азии, Африку, Индию, Тибет, Австралию и сопредельные острова. На какое-то время задавшись целью изучения ислама и поиска в его недрах тайного знания, Гурджиев проник в Мекку и Медину в компании дервишей. Но мусульманство также не дало ответа на его духовные запросы. Загадочные монастыри в Азии, которые посещал Гурджиев с товарищами, совершенно фантастическое, хотя и неудачное путешествие в пустыню Гоби, где спутники изобрели оригинальный способ преодоления пустыни, используя овец как ездовых животных, кормя их мясом пополам с песком и преодолевая песчаные бури на ходулях, все это произвело на Гурджиева огромное впечатление. Дервиши, аскеты, монахи и учителя, с которыми доводилось встречаться искателям истины, открывали им глаза на многие удивительные понятия и знакомили их с иным взглядом на мир и человека.
Единственный обладатель истинного знания
Поиск истины, как правило, затруднен потому, что, за редким исключением, искатель не представляет себе, что, собственно, он ищет. Что есть истина, как она выглядит и кто ее видел? Каждое учение, в особенности тайное, претендует на единственно верное понимание мироздания и человека. Кто-то отдает предпочтение одному из сложившихся и существующих течений, кто-то отыскивает мудрость древних, а кто-то, не удовлетворенный всем многообразием духовного опыта человечества, создает свою систему и свое учение. Но трудно или даже невозможно придумать что-либо принципиально новое, оно, как правило, оказывается составленным из фрагментов уже известного. Истина, в конечном счете, оказывается понятием субъективным и, если придирчивый искатель находит наконец то, что его убеждает и устраивает, истина найдена. На пару месяцев или на всю жизнь, в зависимости от обстоятельств.
Настал день, когда Гурджиев понял, что он знает. Медленно, но верно, жизненный опыт, глубокие размышления и анализ тайных учений Востока привели к созданию целостной картины. Осознав, что является едва ли не единственным обладателем истинного знания о мире и человеке, Гурджиев счел своим долгом заняться воспитанием учеников. Он отправляется в Москву и Петербург, сочтя столицы наиболее подходящими центрами для рождения новой эзотерической школы или, как Гурджиев назвал новое учебное заведение, института гармонического развития человека.
В то время, на рубеже двух эпох, духовным исканиям посвящали свое время многие. Неудовлетворенность собой, жизнью и миром остро чувствовалась среди интеллигентствующей публики. Появление Гурджиева, восточного человека с гипнотическим взглядом, с бесконечной самоуверенностью предлагавшего нечто необычное, было воспринято с интересом. Появились первые ученики, в основном молодые люди, согласные оплачивать свое обучение и увлеченно работавшие над собой согласно предложенным методам. Они образовывают группы, учатся общаться и работать вместе, подчиняясь жестким правилам. В основном их силами Гурджиев осуществляет постановку балета “Борьба магов”, имевшего определенный успех. Борьба черного и белого магов, аллегорически изображавшаяся на сцене, передавала борьбу двух начал, светлого и темного, олицетворенных хаоса и космоса, боровшихся друг с другом всеми возможными, но в основном магическими средствами. Эта борьба всегда была основным сюжетом многих мифов, ритуалов и мистериальных действий, известных истории.
Заметка, опубликованная в газете «Голос Москвы» 21 ноября 1914 года.
Популярный среди московских коллекционеров индус И.Г.Г. написал крайне любопытный сценарий для балета «Борьба магов». В основу сценария положена фантастическая восточная сказка с причудливыми превращениями, таинственными явлениями потустороннего мира и пр.
Больше всего в балете уделено внимания различным сторонам оккультизма, фокусам и чудесам факиров, с которыми И.Г.Г. успел близко сойтись во время своих многолетних скитаний по Востоку.
В некоторых картинах так много сложных, внезапных перемен, часть фокусов так трудна и загадочна, что при постановке их не обойтись без помощи автора.
Музыка к «Борьбе магов» еще не написана, но автор сценария собирается сам скомбинировать ее из различных восточных мотивов.
Сначала И.Г.Г. собирался поставить свой балет сам, не останавливаясь ни перед какими затратами, но теперь его друзья отговорили его от этого и рекомендуют ему представить «Борьбу магов» в репертуарную коммисию Большого театра, который, как известно, переживает затяжной «балетный» кризис.
Танцы в постановке Гурджиева и тогда и впоследствии играли важную роль в обучении и распространении учения. Они были основой необходимого развития физического тела, тренировкой для последующего полного владения им. Даже “противоестественные” движения помогали избавиться от механистичности, шаблонности движений и поз. Но, кроме этого, танец нес еще немалую смысловую нагрузку. Он был одной из практик самопознания ученика, самоосвоения и приобщения к вселенским ритмам. В балет вкладывались “особые идеи”, понятные не всем, движения воспроизводили “определенные законы” и аналогизировали мировой балет космических тел, вращающихся и движущихся по определенным правилам согласно мировой гармонии.
Работа учеников в группе, методы этой работы даже и сами по себе заслуживают внимания, так как многое из этого покажется современному человеку знакомым. Искоренение привычек, борьба со страхом, ленью и тщеславием, строгий запрет лгать учителю и полное добровольное ему подчинение, правило взаимной ответственности в группе и абсолютная доверенность были направлены на то, чтобы сделать нового человека. Если к этому добавить трудные физические упражнения и пост, а также замеченные и не отрицавшиеся самим Гурджиевым его способности к гипнозу, то становится понятно, почему находились люди согласившиеся, что “свобода - иллюзия, добровольное рабство - приобретение”. Сам учитель также говорил, что “всё дело, вся работа над собой состоит в том, чтобы выбрать влияние, которому вы желаете подвергнуться, и чтобы практически подпасть под это влияние”.
Особенно интересным и сложным было упражнение “стой!”. При этой команде учителя все ученики обязаны были замереть в той позе и за тем занятием, за которым их застала команда. Со стаканом горячего чая в руке или с сигаретой во рту или нагнувшись за упавшим предметом или вставая со стула, ученики замирали как статуи, не шевелясь и почти не дыша, пока им не разрешалось “отмереть”. Этим достигался абсолютный диктат воли над телом и его привычками. Иногда особенно ленивые студенты делали вид, что не слышали команды или, напротив, старались быть к ней готовыми каждую секунду, избегая неловких движений и вставая со стула очень быстро. Подобная лень подлежала безжалостному искоренению, как серьезное препятствие в работе. В качестве примера добросовестного выполнения этого упражнения Гурджиев рассказывал об одном учителе на востоке, чей ученик, застигнутый командой “стой!” при переправе через реку, едва не утонул, но не посмел шевельнуться без разрешения.
Полное подчинение ученика учителю известно в традициях монашеского послушания и иных, в том числе и восточных, традициях, таким путем достигалась совершенная степень свободы послушника, свободы от самого себя. Здесь, вероятно, ставилась иная цель - привести студента путем безоговорочного подчинения обратно, к самому себе, но не иллюзорному, а реальному.
Студенты в процессе обучения всё больше находили общий язык, всё лучше понимали друг друга и учителя, но, к сожалению, они сами всё больше утрачивали взаимопонимание с друзьями и родными. Пытаясь изложить окружающим свои новые убеждения и основы системы Гурджиева, студенты оказывались не в состоянии говорить обычным языком, доступным для понимания обычных людей и ответить на их конкретные вопросы. Вопросы казались им бессмысленными и не имеющими ответа, то, что волновало их друзей и казалось им важным, студенты Гурджиева не считали таковым, привыкнув смотреть на мир другими глазами.
Более устоявшиеся в своих взглядах люди не спешили принимать новую веру, хотя иные из них с любопытством выслушивали Гурджиева и обсуждали его систему. П. Д. Успенский, писатель, журналист и путешественник, обладавший мистико-поэтическим взглядом на мир, всерьез заинтересовался новым учителем. Несмотря на иронию, недоумение и трезвую оценку всех странностей обучения, он быстро стал приверженцем Гурджиева. Впоследствии он написал книгу воспоминаний о Гурджиеве “В поисках чудесного”, где подробно описывал свои с ним беседы, образ жизни, работу и размышления и ощущения. В то время Георгия Ивановича охотно принимают в обществе, и Гурджиев некоторое время не отказывается от роли салонного мэтра, демонстрируя очарованной публике “сверхъестественные явления”.
К сожалению, как бы высоко в духовном отношении не стоял человек, он вынужден подчиняться зачастую абсурдным велениям времени. Началась революция и последующая война. Подобные события никак нельзя считать способствующими духовному росту и Гурджиев принимает решение покинуть столицы и отправиться в знакомые с юности места, на Северный Кавказ. С группой наиболее верных учеников он добирается до Ессентуков. Вдалеке от наиболее тяжелых и бурных проявлений меняющегося строя, Гурджиев пытается наладить жизнь и продолжать свою деятельность, но война постепенно докатывается и в эти, доселе мирные места и вынуждает Гурджиева и его учеников искать новое убежище.
Решив совместно с учениками продолжить активные поиски истины и укрыться от социальных катаклизмов, Гурджиев предпринимает экспедицию в глубины Кавказа. Цель экспедиции, судя по воспоминаниям руководителя, заключалась в основном в изучении архаических памятников древних народов Кавказа. Насколько это им удалось, судить трудно, но путешествие выдалось нелегким. Усталые, оборваные и без копейки денег искатели истины добрались до Тифлиса. В очередной раз остро встала проблема поиска средств. Временно обосновавшись в Тифлисе, Гурджиев предпринимает попытку с разрешения местных властей открыть отделение института гармонического развития человека, подобного бывшему в Петербурге. Попутно он занимается коммерческой деятельностью по продаже ковров, привлекая к этому делу своих родственников. Все яснее приходило понимание, что в России, какой она становилась, жить и работать невозможно. Дальнейший путь лежал через Батум в Константинополь, где к тому времени собралось немалое количество русских эмигрантов.
Турецкие власти, по-видимому, приветливо отнеслись к Гурджиеву и его ученикам, разрешив набирать новичков и устраивать публичные спектакли. Цель преследовалась двоякая: развитие личностей учеников, приучение их не стесняться танцевать на публике и попутно добывание необходимых для жизни средств. Там же Гурджиев и его студенты вновь встретились с П.Д.Успенским, какое-то время вели совместную работу, иногда посещали местных дервишей, известных святой жизнью. Гурджиев вновь занялся коммерцией, он умел внушать к себе доверие, что всегда с успехом использовал. Турция в качестве постоянного места жительства и места дислокации института не подходила по многим причинам. Нужно было искать страну, где обстановка была спокойной, стабильной, а население восприимчивым к оккультным идеям.
«Гений, талант – все это чепуха…»
Гурджиев отправился в Европу. В Берлине ему удалось ненадолго обосноваться и открыть отделение института, следующим пунктом был Лондон. Путешествия по Европе, многочисленные переговоры, знакомства и проекты привели Гурджиева во Францию, которая, в конечном итоге, была избрана в качестве наиболее подходящей страны. Приятное, хотя и заброшеное, но перспективное для развития место - дворец Приэр недалеко от Фонтенбло - прекрасно подходило для института гармонического развития. Но обустройство потребовало немалых денег, к тому же незнание европейских языков усложняло переговоры. Финансовый вопрос почти всю жизнь висел над Гурджиевым подобно “дамоклову мечу”, постоянно отрывая его от основной жизненной миссии, но его изобретательный ум находил выход практически из любого затруднительного положения. Гурджиеву удалось с помощью П.Д.Успенского и учеников получить достаточную сумму и он приступил к построению материальной составляющей института.
Постепенно пополнялось число учеников, прибывавших из России, Тифлиса, Турции, а некоторые из них были привлечены рекламной компанией, проведенной уже во Франции. Убедительно и заманчиво составленный рекламный проспект был обращен к людям, стремящимся к самосовершенствованию и не боящимся трудностей. Ученики допускались к обучению только с разрешения Гурджиева, который не скрывал, что предпочитает в данном качестве видеть людей, способных заработать себе на жизнь. Эта способность говорила о силе воли и личностной стабильности индивидуума, без чего обучение теряло смысл. Впрочем, правила предусматривали прием людей всех возрастов, с четырех лет до шестидесяти.
В Приэре вскоре действительно появились дети, в том числе родные дети Гурджиева. Они воспитывались в основном на примере взрослых, живущих рядом, и вносили в атмосферу серьезной работы свежую струю жизнерадостности. Гурджиев позже уделил некоторое внимание теме воспитания детей в своей работе “Взгляды из реального мира”. Он считал, что любое воспитание детей должно начинать с самовоспитания, думать сначала о себе. Для достижения успеха и выращивания полноценной гармоничной личности важно развивать ребенка по всем направлениям, как эмоцианально и интеллектуально, так и физически. К этому, вероятно, всегда стремились и стремятся все добросовестные воспитатели, правда даже лучшие из них получают иногда неожиданные результаты. Интересно заметить, что еще тогда Гурджиев отметил важность полового воспитания детей, к чему даже наши современники еще не решились подойти всерьез. Благое намерение в общении с детьми не управлять ими, а направлять их, обычно легче высказать, нежели реализовать, но можно предположить, что Гурджиеву удавались некоторые его воспитательные намерения. Судя по воспоминаниям, детям нравился глава института, они доверяли ему и охотно помогали чем могли.
Жизнь учеников или студентов в институте была подчинена общим правилам. Простая, но сытная пища, постоянный физический труд, строгая дисциплина и углубленная работа над собой не сразу приходились по душе и зачастую вызывали у учеников непонимание подобного метода обучения и острую жалость к себе. Но безграничное доверие к учителю, понимание безусловной пользы труда и свежие психологические впечатления сглаживали неприятие и позволяли постепенно привыкнуть к новой жизни. Болезненные моменты отнюдь не считались у наиболее опытных учеников Гурджиева злом. Студенты были уверены, что придут через кратковременное страдание к освобождению и удовольствию, а разнообразные и трудные упражнения существуют не столько для результата, сколько для чувства подлинного благополучия. Лучше других подготовленных студентов Гурджиев обещал отправить в один из монастырей в Центральной Азии к своим оставленным там некогда помощникам для дальнейшего совершенствования.
Живописные воспоминания о жизни в Приэре оставил Фритц Петерс, двенадцатилетний американец, который провел там много месяцев. В его обязанности входило, помимо прочей работы, поддержание порядка в комнате учителя и приготовление кофе с коньяком, которое Гурджиев иногда имел обыкновение пить по ночам. Фритц, искренне привязавшийся к Гурджиеву, тем не менее честно описал все не слишком, может быть, привлекательные человеческие черты, которые ему довелось заметить.
Сам процесс обучения состоял из танцев, бесед и лекций. Изначально предполагалось разделение студентов на три основные группы по степени их способности и подготовленности: экзотерическую, мезотерическую и эзотерическую. Соответственно, их обучение происходило по разному. Цель обучения - “... понять точный смысл жизненного процесса всех внешних форм дышащих созданий на земле и, особенно, цель человеческой жизни в свете этого истолкования”. Опытные студенты, уже усвоившие теорию учения, занимались в основном работой над собой и совершенствовались в балете. Младшие, такие как юный Фритц, постепенно привыкали к новому взгляду на мир и на себя, избавлялись от пагубных привычек цивилизации. Одними из главных врагов учеников Гурджиева считались лень и тщеславие. С этими пороками беспощадно боролись постоянным физическим трудом и абсолютным послушанием.
Экзотерическое знание (от гр. exoterikos – внешний) – не составляющее тайны, предназначенное и для непосвященных; эзотерическое – тайное, закрытое, внутреннее; мезотерическое (по определению Гурджиева) – промежуточное.
Само по себе обучение не состояло в заучивании некоей предметной информации, ученик должен был заниматься самонаблюдением, а к эзотерическим знаниям идти дорогой символов, намеков и размышлений. Сам учитель, помимо обучения, занимался психологическими наблюдениями, как он говорил еще прежде: “... я начал наблюдать и изучать различные проявления психики этих обученных и свободно двигавшихся “подопытных кроликов”, посланных мне судьбой для моих экспериментов”.
Танцы, которым уделялось такое большое внимание, состояли из разнообразных движений, как их описывают видевшие, во многом схожих с экстатическими плясками дервишей и священными танцами Востока. Позы, жесты и движения и в особенности музыка, как уже давно известно, способны влиять на внутреннее состояние человека, гармонизировать духовную структуру. Помимо этого, балеты, поставленные под руководством Гурджиева, даже с эстетической точки зрения представляли собой живописные и интересные спектакли. Гурджиев сам нередко сочинял музыку, которую высоко оценивал его друг и ученик известный в то время композитор Гартманн. И в Петербурге, и впоследствии в Америке, такие представления производили большое впечатление, что, соответственно, вызывало у определенной части публики неподдельный интерес и к идеям Гурджиева.
Искусство само по себе, как искусство ради искусства, не вызывало уважения у Гурджиева, он не раз высказывал, что подлинное, оъективное искусство - это математика и в нем обязательно должна присутствовать тщательно просчитанная и выверенная, точно направленная сила воздействия на человека, пусть даже в ущерб эстетике. То, что обычно понимается под термином “искусство” служит как правило тому, чтобы закрепить в сознании воспринимающего человека ряда приятных или неприятных ассоциаций, более серьезные результаты достигаются случайно и редко. “Гений, талант - всё это чепуха”- писал Гурджиев. В искусстве, как и в любой другой сфере человеческой деятельности, просто нужно было работать как человек, т. е. с вниманием, пониманием, забывая обо всем, стремясь сделать лучше.
Гурджиев не обошел вниманием и театральное искусство. Он писал, что актерское творчество - не более чем воображение самого актера и зрителей. Постоянное повторение уже известного, только внешнее выражение сути роли, состоящее из определенного набора поз и почти постоянное отсутствие обновления и подлинного вживания в роль, делают театр безрезультативной тратой энергии. Актер должен стремиться к поиску нового, более старательному овладению специальными знаниями, которыми должен владеть играемый персонаж, даже его мысленными ассоциациями, влияющими на позы. Сама по себе сила воображения губительна для работы над созданием человека.
Удачливый коммерсант
Повседневная жизнь в Приэре и особенности обучения нравились не всем. Кто-то привыкал и в дальнейшем не задавался излишними вопросами, кто-то старательно копал землю и так же старательно подражал учителю, кто-то нетерпеливо ждал духовного обновления и отлынивал от работы. Иной раз кто-нибудь из учеников начинал резко возражать и нарушать дисциплину, что, как не странно, иногда поощрялось самим Гурджиевым даже финансово. Пару раз среди обитателей Приэре оказывались обыкновенные воры, обокравшие богатых студентов. Но в целом институт представлял собой достаточно единое сообщество привлеченное харизмой учителя. Сам Гурджиев был вынужден делить свое время между институтом и поездками в Париж для реализации коммерческих проектов и оказания платной психологической помощи нуждающимся.
Отчасти для улаживания финансовых проблем, отчасти для распространения своих идей, Гурджиев предпринимает поездку в Америку с группой учеников. С некоторым трудом раздобыв на это средства, он посетил Нью-Йорк и Чикаго, демонстрируя свои оккультные таланты в виде “фокусов, полуфокусов и настоящих сверхъестественных явлений”. Трюки, подобные тем, которые теперь достаточно часто показывают иллюзионисты с эстрады, представляли собой, например, нахождение спрятанного предмета человеком с завязанными глазами. Этот трюк, как известно многим, основан на натренированной способности улавливать малейшее напряжение мускулов человека, спрятавшего искомый предмет. Программа также включала в себя танцы учеников и небольшую лекцию об институте и системе Гурджиева.
Любопытные американцы, привлеченные необычным и бесплатным зрелищем, охотно посещали представления и нередко жертвовали деньги на нужды института. Гурджиева приглашали в гости, где он отвечал на вопросы, довольно откровенно высказывался по поводу своих учеников и всей систе<