Ералы Оспанұлы
Журнал «World Discovery Kazakhstan» продолжает рассказ о военной стратегии воинственных кочевников. Как мы уже говорили, их стратегия и тактика ведения сражений зачастую были далеки от совершенства, но, благодаря умению использовать все преимущества своего образа жизни, кочевникам удавалось достигать самых невероятных результатов на полях сражений. В предыдущем номере речь шла о скифах. Сегодня мы предлагаем вашему вниманию описания, оставленные пером истории, о хунну и гуннах.
ХУННУ И ГУННЫ
С момента появления на исторической арене хуннов начинается невиданный взлет военного могущества кочевников, когда, в сущности, небольшой по численности народ, благодаря умелому использованию своих ограниченных людских ресурсов, сумел заставить одно из крупнейших государств древности, с его огромным населением и неизмеримым потенциалом, считаться с собой. Причем кочевники не придумали ничего нового в военной стратегии, а просто перераспределили акценты на преимущества своей конницы и дистанционного боя. Для этого они предпочли отказаться от пехоты и тяжеловооруженных конников. Теперь их обновленная тактика заключалась в молниеносных набегах маленькими отрядами, которые беспрестанно рыскали по всем пограничным районам в поисках легкой наживы. Это в свою очередь заставляло китайцев тратить огромные средства на строительство крепостей вдоль границы и содержание там гарнизонов для защиты жителей приграничной полосы. Дело дошло даже до строительства Великой стены. Правда, польза от пограничных гарнизонов была ничтожной, потому что хунну вовсе не стремились воевать, а, минуя их, углублялись во внутренние районы Китая, да и стена оказалось не такой уж и непроходимой.
Все это, в конце концов, вынудило правителей Поднебесной Империи искать мира с беспокойными соседями. Нередки были случаи, когда императоры для прекращения набегов хуннов отдавали китайских принцесс замуж за шаньюев, тем самым признавая их «братьями», что фактически означало равенство Хунну и Китая как самостоятельных, независимых империй. Примечательно, что за такой мир китайцам еще приходилось щедро приплачивать хуннам. Но обо всем по порядку.
Если сравнивать военные формирования скифов и хунну, то последние заметно уступают первым и внешне мало напоминают грозную силу. Во-первых, как уже было отмечено выше, у хуннов уже не было тяжеловооруженной конницы – катафрактариев. Они также отказались от использования дротиков, длинных копей, чеканов и мечей, которые обычно незаменимы в ближнем бою. Нет, они не исчезли из арсенала хунна, просто роль их стала вспомогательной.
Основным же оружием легковооруженного хуннского всадника стал лук, который еще при скифах заявил о себе в полный голос как действительно грозное оружие. Хунны для них придумали полые костяные стрелы-свистунки, которые производили устрашающий психологический эффект на неприятеля. Каждый воин имел при себе по «четыре выпуска стрел», причем один такой «выпуск» состоял из 12 стрел.
О большом количестве стрел у хуннов свидетельствует тот факт, что один из окруженных китайских корпусов, отступая в течение нескольких недель, отстреливался стрелами самих же кочевников. Но надо признать, что при всем этом хуннский легковооруженный всадник был не способен выдержать рукопашной схватки ни с пехотинцем, ни с тяжеловооруженным всадником, а только превосходил их своей мобильностью. Поэтому тактика хуннов стала состоять из бесконечного изматывания противника, которого они постоянно тревожили, держась неподалеку. Этим они стремились добиться полного утомления врага, такого, что оружие само выпадало из рук неприятеля, и он уже не мог думать о каком-либо сопротивлении. Достигнув желаемого, хуннский всадник просто бросал аркан и, связав ратника, уводил его в плен.
Интересен случай, который имел место под городом Пинчэном, где хуннам удалось окружить авангард китайского войска, который численно заметно превосходил их самих. Умело заманив китайцев и оторвав от обозов, хунны вынудили их голодать, а непривычный для жителей юга холод вскоре полностью деморализовал противника. Однако, несмотря на это, хунны так и не отважились на атаку. И дело тут не в чрезмерной осторожности кочевников, просто рукопашная схватка хуннам была не нужна. В конце концов к китайцам подоспела подмога и они смогли спастись, что, кстати, не особо расстроило отступивших в степь хуннов.
Одним словом, будучи нестойкими в бою, хунны восполняли этот недостаток искусным маневрированием, что обеспечивалось заводными конями, коих было всегда предостаточно у каждого кочевника. Кстати, раз уж речь зашла о лошадях, то источники сообщают, что «конница у хуннов на западной стороне имела белых, на восточной – серых, на северной – вороных, на южной – рыжих лошадей». Это лишний раз свидетельствует об очень высокой организованности хуннской державы. Считается, что введение десятичного принципа организации войск также принадлежит им.
Нужно особо отметить, что хуннам удалось довести до совершенства еще одно удачное изобретение своих предшественников – притворное отступление. «При превосходящих силах неприятеля они притворяются побежденными и, отступая, заманивают преследующее их войско неприятеля, чтобы охватить его…». Заманив же, окружают самонадеянного противника и берутся за свои дальнобойные луки. Но если враг решительно переходил в наступление, то хуннские всадники моментально рассыпались «подобно стае птиц» или «разбитой черепице», после чего снова собирались в заранее условленном месте и заново вступали в бой. При этом «бегство не поставляют в стыд себе». Иначе говоря, отогнать их было легко, разбить – трудно, а уничтожить – практически невозможно.
Ярким примером этого может служить поход 166 года (до нашей эры – прим. Е.О.), когда Лаошань-шаньюй во главе 140-тысячной конницы вторгся в Северо-Западный Китай и, «захватив великое множество народа, скота и имущества», сжег летний дворец самого императора. Причем конные разъезды хуннов буквально шныряли в сорока верстах от столицы. Император поспешно объявил мобилизацию и собрал тысячу колесниц, десятки тысяч единиц конницы и три вспомогательных корпуса, но пока его войска готовились к наступлению, хунны ушли со всей добычей, не потеряв ни одного человека.
При всех этих успехах нужно отметить, что хунны не умели брать приступом крепости и довольно часто, окружая их, вскоре снимали осаду. Расчет здесь был скорее на психологию, в надежде, что среди обороняющихся возникнет паника или разлад, возможное предательство или подкуп кого-то, после чего осажденные сдадутся на милость победителю. Однажды хуннам, окружившим крепость, даже удалось захватить в плен предводителя китайских войск, вышедшего ночью на поиски воды, и тем самым полностью деморализовать вражеские части, но последовавшая затем осада ни к чему не привела.
Правда, нередки были и такие случаи, когда хуннам удавалось склонить недовольных командиров гарнизонов на свою сторону, потому что своих ратников император Китая набирал из числа крестьян и преступников, которые не хотели воевать и вообще считали, что «жить у хуннов весело». Но если хуннам удавалось захватить какую-нибудь крепость, то они стремились разрушить ее до основания. Описаны случаи, когда после удачного набега хунны на обратном пути непременно разрушали все брошенные китайцами крепости и сторожевые башни.
Сохранилось редкое свидетельство и о необычной находчивости кочевников. Как-то раз ночью они вырыли ров перед войском китайцев и, обогнув их с тыла, произвели стремительное нападение. Результатом ночного рейда был полный разгром армии противника и пленение прославленного генерала Ли Гуан-ли. Имеются также сведения об использовании хуннами «лодок из лошадиных кож» и составлении при шаньюе Би «карты хуннских земель», которые были доставлены китайскому императору.
Китайцы долгое время не могли покончить с опустошительными набегами своих беспокойных северных соседей. Иногда императорам приходилось даже терпеть настоящие унижения. Например, спустя четыре года после упомянутого выше похода Лаошань-шаньюя, император Вэнь-ди обратился к нему с просьбой о заключении мира. Шаньюй в ответ прислал ему посла с невысоким чином, что само по себе выражало небрежение. Посол хуннов привез в подарок китайскому императору лишь двух лошадей, но, несмотря на это, Вэнь-ди счел за благо не обижаться, принял дар и заключил мир. Для Китая такой мир был тяжелым и позорным. Хунну и Китай снова признавались двумя равными государствами, причем император «из сочувствия» к холодному климату в стране своего соседа обязывался ежегодно отправлять к хуннскому шаньюю «известное количество проса и белого риса, парчи, шелка, хлопчатки и разных других вещей». Так обычно китайцы завуалированно платили дань кочевникам.
Но все эти головокружительные успехи хуннов носили скорее временный характер, хотя инициатива то и дело переходила из рук в руки, в зависимости от того, какие правители находились у власти на тот момент. Хуннам, благодаря тому, что они, в отличие от скифских разрозненных племен, представляли высокоорганизованную военную державу, где каждый кочевник являлся воином, долгое время удавалось диктовать свои условия китайцам. Китайцы же, наоборот, жили в постоянно раздираемых внутренними раздорами провинциях, население коих зачастую влачило нищенское существование из-за непомерных налогов. Когда же в Китае устанавливался мир и наступал период стабильности, гениальные китайские полководцы находили способы сведения на нет преимущества военной тактики кочевников. Но прежде, чем приступить к описанию их новой тактики ведения войны с хуннами, хочется привести небольшой отрывок из советов одного такого способного военного писателя-китайца: «…расстраивайте все, что есть хорошего у неприятеля, вовлекайте их вельмож и влиятельных людей в поступки постыдные, недостойные сана, и потом, при надобности, обнаруживайте их. Заводите тайные связи с самыми порочными людьми ваших врагов, делайте помехи их правительству, посевайте везде раздор, возбуждайте ропот между их подчиненными, возмущайте младших против старших; старайтесь, чтобы войска ваших неприятелей имели недостаток в продовольствии и одежде; вводите музыку, смягчающую нравы; для окончательного развращения их посылайте в их лагерь распутных женщин. Будьте щедры на предложения, подарки, ласки; обманывайте, если нужно; для узнания всего, что делается у неприятеля, не щадите денег; чем больше вы издержите, тем более извлечете пользы; это – деньги, отданные вами за большие проценты; имейте везде шпионов…».
Кто умеет пользоваться этими средствами и сеять раздор между врагами, тот, по мнению этого древнего военного стратега, воистину достоин повелевать и есть сокровище императора, и нет без этого иной лучшей опоры для государства. Из прочитанного следует, что в стратегии и тактике ведения войн китайцы не всегда полагались на силу своего оружия, и судьбы будущих сражений зачастую решали не на поле брани. Так, китайские принцессы, выданные замуж за степняков, поголовно являлись шпионами и часто своими умелыми интригами оказывали неоценимую услугу соотечественникам. Не дремали и китайские послы, которых сопровождало немалое количество слуг-лазутчиков. Один такой лазутчик, выдававший себя за контрабандиста, сумел войти в доверие к самому шаньюю и уговорил его напасть на свой родной город. Шаньюй, соблазнившись богатствами, поверил ему и выступил в поход во главе с десятками тысяч всадников. Этого и ждали китайские полководцы. Триста тысяч своих солдат, готовых к бою, они искусно спрятали в окрестностях города и дожидались того момента, когда хунны вступят в город, чтобы тут же, окружив их, поголовно истребить.
Хунны, как обычно, двигались форсированным маршем, используя заводных коней, чтобы не дать опомниться противнику. Вскоре им попалось брошенное пастухами большое стадо скота. Шаньюй знал, что никто из китайцев не способен обогнать беспрестанно скачущих хуннов, и это насторожило его. А вскоре его воинам, случайно удалось захватить в плен китайского командира – юйшы. От страха тот взобрался на дозорную башню, но, когда за ним полез хунн с копьем, предпочел смерти плен. Воины приволокли его как первую добычу в дар своему правителю, и тогда юйшы поведал ему о засаде. Шаньюй немедленно скомандовал отступление и, выйдя за границу, сказал: «Я обязан своим спасением Небу, оно послало мне этого юйшы». В благодарность за это он освободил своего единственного пленника, но, зная, что на родине тому грозит смерть, оставил его при себе и даже присвоил ему титул «Небесного князя».
Вообще, для хуннов характерны такие благородные жесты. Так, когда один из талантливейших полководцев по имени Ли Лин после ожесточенных боев, в которых погибло немало хуннских воинов, был захвачен в плен, то шаньюй Цзюйдихеу не стал его убивать, а наградил за храбрость титулом «чжуки-князя» и даже женил на своей дочери, после чего тот получил в управление область, населенную племенем хагасов.
Хунны умели не только ценить доблесть своих врагов, но также прощать своих же соплеменников, которые перебежали на сторону врага. Одного такого князя уже другой шаньюй хуннов, не только пощадил, но и женил на своей сестре, после чего долгие годы советовался с ним по всем вопросам, связанным с Китаем. В частности, по совету этого новоявленного вельможи правитель хуннов переместил свою ставку вглубь страны, чтобы китайцы не могли застигнуть его врасплох. А последнее стало возможным благодаря как раз новой военной тактике китайцев, которая, в конце концов, и помогла им одержать окончательную победу над хуннами. Интересно, что тактику эту изобрел не воевода, а лично император У-ди, вступивший на престол в 140 г. до н.э. Придя к власти, он не осмелился сразу порвать очередной унизительный мирный договор, признававший Хунну и Китай равными империями, хотя соглашение явно ущемляло интересы его страны. Наоборот, У-ди даже подтвердил договор о свободной торговле на границе, несмотря на ее очевидную убыточность. Зато, пользуясь долгосрочным миром, император получил возможность спокойно готовиться к большой войне.
Новая тактика ведения войны, введенная У-ди, заключалась в создании конных легковооруженных отрядов, снабженных провиантом. Им надлежало перенести войну на территорию врага, в хуннские степи. И хотя такие отряды не годились для обороны и не спасали страну от ответных набегов, придумать что-либо лучшее было невозможно. Наоборот, новых воинов обучали всему, что умели хунны, вплоть до умения стрелять с седла, и носили они одеяния, в частности шаровары, наподобие кочевников.
Первый же форсированный бросок новых китайских частей на западные кочевья хуннов привел к небывалому успеху – в плен попали более 15 тысяч человек, в том числе десять низших князей, а сам чжуки-князь чудом спасся бегством. И хотя после этого успехи китайцев еще какое-то время перемежались с ощутимыми поражениями, чаша весов постепенно начала склоняться на сторону прозорливого У-ди. Он, переняв тактику своего врага, просто сумел клином вышибить клин. Так наступил закат очередного всплеска военного могущества кочевников.
Правда, спустя несколько веков, уже Европа испытала на себе сокрушительную мощь народа хунну, часть которого, покинув границы Поднебесной империи, под уже новым именем гунны, предводительствуемая «бичом божьим» Аттилой, огнем и мечом пронеслась по ее процветающим городам. Но это уже были другие воины, и от исконной тактики хуннов мало что осталось. Хотя современники успели отметить, что они «ловки в стрельбе из лука» и вместе с тем «не годятся для пешего сражения. Зато они словно приросли к своим коням… в бой они бросаются, построившись клином, и издают при этом завывающий крик. Легкие и подвижные, они вдруг нарочно рассеиваются и, не выстраивая боевой линии, нападают то там, то здесь, производя страшное убийство».
Продолжалось это недолго, и вскоре у гуннов уже имелись осадные орудия вместе с метательными машинами. Они научились ловко строить мосты, и большим бревном, висящим свободно на брусьях и имевшим металлический наконечник, со знанием дела крошили ворота неприступных римских крепостей. Но заслуги в том самих гуннов было немного, да и способы ведения войны претерпели большие изменения, став совсем не характерными для истинных кочевников. А произошло все это благодаря тому, что гуннам удалось подчинить себе племена готов, бургундов, франков, герулов, ругов, тюрингов, гепидов, острогов и других.
Вот как описывает Иордан битву гуннов на реке Недава: «В ней можно было видеть и гота, сражающегося копьями, и гепида, безумствующего мечом, и руга, переламывающего дротики в его ране, и свева, отважно действующего дубинкой, а гунна – стрелой, и алана… с тяжелым, а герула – с легким оружием…». Кто-то из них служил гуннам из страха, другие являлись добровольными союзниками, но никто из них не был прежде кочевником, привыкшим воевать в седле. Просто все они, в силу сложившихся обстоятельств, решили примкнуть к потомкам хуннов, которые «отличаются страшным и чудовищным видом… Кочуя по горам и лесам, они с колыбели приучаются переносить холод, голод и жажду… У них никто не занимается землепашеством и никогда не касается сохи… Их можно назвать самыми яростными воителями… Это подвижной и неукротимый народ» (Аммиан Марцеллин).
Конечно, ударной силой гуннов по-прежнему оставалась маневренная конница, но она, в отличие от хуннской, уже действовала согласно правилам другой стратегии и тактики ведения войн. Вообще, самих гуннов можно сравнить с ярким, быстро промелькнувшим метеором. Причина этого, возможно, в том, что они, в отличие от хуннов, променяли родную степь на чужбину, где не нашлось места ни им самим, ни их резвым коням…
Также хочется упомянуть о главной особенности завоевательных войн, которые велись вождями хуннов с Китаем. Однажды знаменитому правителю хуннов Модэ, который и основал державу Хунну, предоставилась великолепная возможность обрушить на истощенный и обессиленный смутами Китай все свои грозные войска, но он отчего-то не сделал этого. Причиной отказа было отнюдь не его миролюбие. Просто правитель кочевников решил прислушаться к мудрому совету своей яньчжи – супруги шаньюя. А она сказала Модэ: «…ныне ты, обретя земли Хань (правящая династия Китая – прим. Е.О.), не сможешь жить в них…». То есть женщина напомнила ему о сути военно-политической доктрины первых хуннов – заставить Китай считаться с собой, и даром получать то, в чем они постоянно нуждались, ведя кочевой образ жизни. Эта своеобразная доктрина стала позже характерной и для тех, кто пришел на смену хуннам – сначала для тюрков, а после них уже для монголов, о воинском искусстве которых речь пойдет в следующих публикациях.