студента I курса,
гр. 5102-460401Z
заочной формы обучения
по направлению подготовки 46.04.01
Абрашкина Сергея
Научный руководитель:
д.и.н., проф. Леонов М.И.
САМАРА
СОДЕРЖАНИЕ
Введение С.3
1. Александр I в современных отечественных исследованиях
2. Николай I в современных отечественных исследованиях
3. Александр II в современных отечественных исследованиях
4. Александр III в современных отечественных исследованиях
5. Николай II в современных отечественных исследованиях
Заключение С.23
Список источников и литературы
Ввдение
Завершившись незапланированным крахом Советского Союза, КПСС и самой социалистической системы, памятные события горбачёвской перестройки изменили уклад всей жизни нашей страны и дали импульс к переосмыслению многих страниц российского прошлого. Представители отечественной исторической науки и публицистики отмечали тогда, что оказались перед лицом новых условий существования вообще и осуществления своей профессиональной деятельности в частности.
КиберЛенинка: https://cyberleninka.ru/article/n/izuchenie-lichnosti-i-gosudarstvennoy-deyatelnosti-imperatora-nikolaya-ii-v-sovremennoy-otechestvennoy-istoriografii-realnost-i
Одной из особенностей истории внутренней политики монархического государства является ее персонификация. История Российской империи не стала исключением. Свойственная каждому царствованию модель управления определяется исследователями как «политика такого-то императора» и под этим определением входит в научную литературу. Однако не всегда это означает, что речь идет о именно личности самодержца, которая зачастую представляется весьма схематично, лишь с течением времени вырисовываются отдельные детали, создавая целостный образ. В настоящей статье предпринята попытка проследить эволюцию конструирования образа императора в историческом знании. Хронологические рамки выбраны не случайно: это время активного развития экономической и политической жизни, когда российское общество увлек бурный поток модернизации. Особенности характера и деяния российских монархов конца XIX — начала XX в. имели большое значение для судеб России, поскольку в это время с особой остротой встала проблема включения страны в процесс кардинальных изменений всех сфер жизни общества.
Александр первый
Первая четверть XIX века наиболее сложный, насыщенный противоречиями и своеобразным драматизмом период в истории нашего государства. В центре интереса при изучении этой эпохи, безусловно, встает фигура императора Александра I. Его личность привлекала внимание многих историков, делавших особый акцент на изучение политической деятельности императора.
В последнее двадцатилетие опубликованы обобщающие работы А. Н. Сахарова6, А. Н. Архангельского7, С. В. Мироненко8, в которых за Александром I неизменно признается ведущая роль в политическом процессе эпохи. Архангельский, в публицистичной форме подводя итоги внутренней политики первой четверти XIX в., пишет, что «Александр I ускользал от страшного для себя признания: реформы, ради которых он принял царство…, будут отторгнуты Россией не потому, что она в принципе нереформируема, а потому что они сшиты не по ее мерке». 6. Сахаров А. Н. Александр I. М., 1998. 7. Архангельский А. Н. Александр I. М., 2000. 8. Мироненко С. В. Александр I и декабристы: Россия в первой четверти XIX в. М., 2017. © https://history.jes.su/s207987840001922-3-1
Изменение политической ситуации в стране, снятие идеологических запретов, развитие историографической мысли привели к эволюции взглядов на мотивы и содержание внешней политики Александра I и его правительства, что выразилось в отходе от рассмотрения либерализма и консерватизма внешней политики российского императора через призму узкоклассовых оценок к многостороннему и объективному анализу.
В конце 1980-х-начале 1990-х годов историки вернулись к изучению и анализу внешней политики Александра I, уделяя большее внимание исследованию его личности (А.Н. Архангельский, А.Н. Сахаров, В.Г. Сироткин, Н.А. Троицкий). Интерес представляет работа О.В. Соколова, рассматривающего отечественную внешнюю политику в 1799-1805 гг., (не самый ее «популярный» и победоносный период). Появились исследования дипломатической истории эпохи (В.М. Безотосный, О.В. Орлик, Н.А. Троицкий), региональной истории дипломатических отношений эпохи 1812 г.: взаимоотношения России и стран Скандинавии 1807-1815 гг. (В.В. Рогинский), русско-английские отношения накануне и в период войны 1812 г. (А.А. Орлов), а также проблемы европейского мира и согласия в эпоху до и после Наполеоновских войн (В.В. Дегоев).
На новом этапе более полно стал учитываться опыт и дореволюционной, и советской историографии. Так, к теме сопоставления Александра I и Наполеона, рассмотренной в свое время еще А.К. Дживелеговым, вернулись В.Г. Сироткин и Н.А. Троицкий. Несмотря на тот факт, что преобладающий массив новой исторической литературы на этом этапе посвящен, как и в дореволюционное и советское время, теме Отечественной войны 1812 года, значительное внимание продолжает уделяться дипломатической истории 1812 года, участию России в антинаполеоновских коалициях, Священному союзу и эпохе конгрессов. В основном российские историки отошли от односторонней идеологизированной трактовки истории дипломатии александровской эпохи с позиции «агрессивная» — «миролюбивая». В отечественной историографии возобладала теория национально-государственных интересов в международных отношениях.
Автором диссертации выделяются три группы авторов и характеризуются три направления внутри постсоветской историографии:
1) историки, начавшие заниматься внешней политикой Александра Павловича в советское время и оставшиеся принципиально на тех же позициях (Н.И. Павленко, В.Г. Сироткин, Н.А. Троицкий), для которых характерно то, что при всех различиях в своих трактовках и попытках обновления интерпретации внешней политики Александра I они во многом сохранили марксистский метод и прежнюю позицию;
2) ученые, исследовавшие внешнюю политику Александра Павловича в советское время и изменившие к настоящему времени свои трактовки по ряду ключевых вопросов (В.А. Георгиев, О.В. Орлик); для представителей этой группы характерны пересмотр своих собственных оценок и выработка новых в условиях отхода науки от марксистской методологии и прежних трактовок;
3) авторы, становление научных взглядов и выход работ которых приходится на постсоветское время (А.Н. Архангельский, А.Ю. Бахтурина, В.М. Безотосный, В.Я. Гросул, В.В. Дегоев, Д.В. Нечипоренко, А.А. Орлов, О.В. Соколов, А.Н. Сытин, А.Н. Сахаров); эти ученые попытались сделать анализ внешней политики Александра I с учетом всего историографического наследия – дореволюционной, советской и зарубежной историографии.
На первом этапе изучения большой императорской фамилии царствования Александра I в постсоветской историографии (1990-е гг.) изменения в государственном строе, так же как ив 1917 г., повлекли за собой перестройку исторической науки. Фамилия изучалась в двух направлениях. Первое представляли историки-марксисты H.A. Троицкий, В.А. Федоров, Ю.А. Сорокин, продолжившие изучать социально-экономическую проблематику истории России XIX в. и вмешательство членов императорской фамилии в политику. В вопросе о престолонаследии H.A. Троицкий считал, что Александр I хотел отречься от трона в 1820-е годы, а великий князь Николай не знал, что объявлен его преемником. В.А. Федоров писал, что морганатическая женитьба великого князя Константина полностью лишала его прав на наследование трона, поэтому никакой борьбы между ним и младшим братом в 1825 г. не было. Новизной в исследовании H.A. Троицкого было возвращение к рассмотрению вопроса взаимоотношений Александра I и его супруги Елизаветы Алексеевны. Автор отметил их сложность.
Представители другого направления в исторической науке, приблизились к комплексному изучению истории большой императорской фамилии царствования Александра I. После долгого перерыва, они вернулись к рассмотрению личностей императриц Марии Федоровны, Елизаветы Алексеевны, Екатерины Павловны и их взаимоотношений с Александром I. В государственно-политической деятельности императорской фамилии А.Н. Сахаров, H.Я. Эйдельман, C.B. Мироненко продолжили изучать борьбу за власть. А.Н. Сахаров и М.М. Сафонов считали, что дворцовые группировки, во главе с членами фамилии Александра I, оказывали влияние на политику. А.Н. Сахаров выделил «русскую партию» императрицы Марии Федоровны, а М.М. Сафонов назвал ее «немецкой партией». Историки считали, что эта группировка оказывала влияние при заключении Тильзитского мира с Наполеоном в 1812 г. и в междуцарствии 1825 г. Рассматривая вопрос о престолонаследии, авторы считали, что Александр I имел желание отречься (А.Н. Сахаров). М.М. Сафонов и В.А. Калинин разделяли точку радикальных и советских историков, что междуцарствие было борьбой за престол не только между Николаем Павловичем и Константином Павловичем, но и императрицей-матерью Марией Федоровной. Знаменательным было возвращение постсоветских авторов к употреблению понятия «императорская фамилия».
На втором этапе изучения большой императорской фамилии царствования Александра I в постсоветской историографии (2000-е гг.) главный акцент авторы сделали на изучение их личностей, общественной деятельности и истории повседневности. Биографическая линия продолжилась благодаря исследованиям и статьям Е.М. Собко, О.В. Эйдельман, Д.И. Исмаил-Заде. Авторы создали полные исторические портреты императриц Марии Федоровны, Елизаветы Алексеевны и великой княгини Екатерины Павловны. Возродился интерес к источниковой базе по истории императорской фамилии. Историки вернулись к изучению законодательных источников и законопроектов, которые составил великий князь Павел Петрович до восшествияна престол и положил их в основу «Учреждения об императорской фамилии» 1797 г. (В.А. Томсинов). Историки обнаружили и проанализировали, считавшиеся утерянными, дневниковые записи императрицы Елизаветы Алексеевны (О.В. Эйдельман) и привлекли иконографические источники, сравнивая их с записями современников (Ю.В. Шаровская). П.В. Власов считал, что императрица Елизавета Алексеевна внесла определенный вклад в благотворительность, а великая княгиня Екатерина Павловна в организацию народных ополчений в 1812 г. Ю.А. Кузьмин рассмотрел императорскую фамилию как отдельное сообщество, выделив основные аспекты ее деятельности.
Таким образом, в диссертационном исследовании был представлен один из вариантов историографическогоизучения большой императорской фамилии царствования Александра I.
Николай первый
Николаевская эпоха – предмет нескончаемых споров политиков, ученых, публицистов. Одни называют её «мрачной и зловещей», другие «замечательными десятилетиями» «созвучия народа и власти». Обилие противоречивых точек зрения делает предмет загадочным, интересным для изучения. В литературе, изданной уже при жизни императора, проявились и апологетика, и разоблачительство, и попытки объективного освещения его деятельности.
А.Ф. Поташев, доктор исторических наук, профессор кафедры гуманитарных и социальноэкономических дисциплин Ростовского института защиты предпринимателя, тел. 8(863)2625216, E-mail: af-potashev@yandex.ru Историография царствования Николая I
Советские историки морализировали на тему взяточничества, прекратили объективное изучение личности и деяний Николая I, увешали его оскорбительными ярлыками: «император-палач», «самодержавный трус», «тупой и ограниченный ум», «грубая фельдфебельская физиономия с глазами навыкате», «самодовольная посредственность с кругозором ротного командира» (в некоторых изданиях – «...взводного командира» со ссылкой на Ф.Энгельса), «инквизитор, провокатор, шпион и палач», «ярый консерваторкрепостник». В словах Н.Я. Эйдельмана – «тридцатилетняя контрреволюция» – воплотилось долго преобладавшее в советской историографии разоблачительство, сводившее всю деятельность Николая I лишь к подавлению революционной тенденции. В наши дни такой подход признан односторонним [19].
В 1990-е гг. реанимированы не только либеральные, но и прозападные подходы к изучению николаевской эпохи, появилось разоблачение «болезней русского общества», «архаики российских традиций». Большое внимание уделено развитию общественной мысли, формированию «в чужеродной среде николаевского царствования» самосознания интеллигенции, «многолетнего типа русского европейца», «поборников всестороннего приобщения России к благам европейской цивилизации». Глядя на историю сквозь призму проблемы «Россия и Запад», авторы считали ущербным «стремление правительства совместить выгоды европейской цивилизованности с реалиями дворянской и самодержавной России». Поэтому даже «смелые социально-политические эксперименты» на окраинах страны, доходившие до утверждения личной свободы крестьян в Молдавии и Валахии, и реформирование государственной деревни, по мнению авторов, вели «к утяжелению чиновничьего бремени над крестьянством». Историки демонстрировали негативное отношение к «казенному попечительству», противопоставляли «бюрократической опеке» гражданские свободы, писали о разочаровании николаевского реформатора П.Д. Киселева «долгим и бесплодным опытом сочинения проектов робких реформ» [27]. В то же время другие историки увидели в «самом самодержавии» Николая I рычаг реформирования страны, «окончательное осознание... необходимости изменения основ социально-экономического строя», натолкнувшееся на «косное общественное мнение помещиков-крепостников» «в условиях массового неприятия дворянством любых шагов в данном направлении» [28].
Современные историки по-новому осмысливают всю эпоху правления Николая I. 8 декабря 2011 г. в Институте Российской истории РАН защищена докторская диссертация И.В. Ружицкой «Законодательная деятельность в царствование императора Николая I». Важными представляются выводы автора о том, что проводившиеся при Николае I мероприятия стали подготовительным этапом реформ Александра II, сформировали их концепцию, создали теоретическую и законодательную базу. Практически одновременно в г. Майкопе опубликовано интересное исследование Ф.Х. Шебзуховой о развитии законодательства по крестьянскому вопросу во второй четверти XIX в. «в направлении некоторого ослабления личной зависимости крестьян от помещиков и усиления правительственной опеки над деревней», которое «создало прецедент возможности отмены крепостного права» [37]. Исследователи выходят на новый уровень понимания самодержавной, имперской модернизации России, а также места николаевского царствования в этом процессе. Свою роль в процессе переосмысления всей николаевской эпохи играет специальное исследование [38] достижений русской исторической мысли и зарубежной историографии. Николай I предстает «первым после Ивана Грозного русским царем, поддержавшим четкую и позитивную формулировку государственной идеологии, которая выделяла Россию из западноевропейских стран и определяла символы, обращенные к населению», «конструктивным государственным деятелем», заложившим «основу «регулярного» государства. Ее создание проложило дорогу реформам Александра II» [39]. До сих пор публикации не дают цельной картины, освещают правление Николая I фрагментарно, не определяют место этого загадочного тридцатилетия в историческом процессе. Основной проблемой историографии является изучение царствования Николая I как закономерной стадии перехода от конституционных проектов начала века к великим реформам 60-70-х гг., поиска урегулирования конфликта между самодержавием и обществом, верховной властью и бюрократией, придания реформаторским мечтаниям Александровской эпохи реального действенного потенциала.
В современной историографии внутренней политики эпохи Николая I наблюдается разброс мнений. Часть историков следует традициям советской историографии, в этом контексте исторический прогресс связывается в первую очередь с отменой крепостного права, политическими реформами и, в меньшей степени, с привнесением капиталистических начал в экономику. Во многом со схожими выводами выступили С. В. Мироненко5 и Т. А. Капустина6. Так, основная концепция Т. А. Капустиной состоит в том, что николаевское правление явно разделяется на два этапа: если до 1840 г. правительству удалось провести ряд успешных реформ, укрепивших административный аппарат, Россия достигла значительных достижений на международной арене, то с начала 1840-х гг. попытки реформ прекращаются, и с этого времени начинается стремительное отставание от Европы, прежде всего, в области промышленного развития и военного строительства, допускаются грубые внешнеполитические просчеты, что и приводит к Крымской катастрофе. 5. Мироненко С. В. Николай I // Российские самодержцы. 1801—1917. М., 1993. 6. Капустина Т. А. Николай I // Вопросы истории. 1993. № 11—12. С. 27—49. 8 Другая часть исследователей делает акцент на своеобразии внутренней политики правительства второй четверти XIX в., которая являлась последовательной попыткой проведения в жизнь консервативной политики7. Так, М. М. Шевченко обращает внимание на то, что николаевская политическая система труднее для понимания современного человека, чем время либеральных преобразований Александра II, и предлагает смотреть на николаевское время как на эпоху медленного поступательного развития, длительному продолжению которого в рамках прежней политической системы мешал один «динамичный элемент», а именно: превращение «образовательного ценза в фактор, начинавший воздействовать в целом на формирование правящего отбора Империи. Это был своего рода вызов времени…, который должен был с неизбежностью повлечь за собой либо эволюцию николаевской системы в направлении чего-то качественно иного, либо возникновение и развитие серьезного общественно-политического конфликта»8. Ряд исследователей предлагают взгляд, при котором Николаевское царствование является преддверием и подготовкой к реформаторской эпохе, временем, когда были выработаны основные подходы к реформированию общества и создан кадр для проведения реформ. Так, по мнению И. В. Ружицкой, это переходный период, когда традиционный тип власти постепенно трансформируется в рациональный. На смену власти, освященной традицией и религиозными нормами, приходит власть, опирающаяся на систему общих правил и норм, установленных с известной «разумной» целью9. © бибиков https://history.jes.su/s207987840001921-2-1
В первой половине 1990-х гг. историческая наука в России развивалась под влиянием коренных перемен, происходивших в стране. В этот период отечественные историки стали проявлять интерес к изучению жизни и государственной деятельности императора Николая I. Большой вклад в изучение личности и правления Николая I внёс С. В. Мироненко. В монографии «Страницы тайной истории самодержавия» (1990) историк освещает отношение императора к крестьянскому вопросу. Говоря о стремлении монарха решить давно назревшую проблему, С. В. Мироненко отмечает «двойственность и неопределённость» его позиции. [16, с. 170]. В 1993 г. для сборника «Российские самодержцы» С. В. Мироненко написал очерк «Николай I». Учёный положительно оценивает личность императора, объясняя вынужденную консервативность монарха переходным характером эпохи, и с отрицательной стороны рассматривает бюрократизацию государственного аппарата, подчёркивая развал всей системы управления после поражения России в Крымской войне [15, с. 91–158]. В 1993 г. для журнала «Вопросы истории» историк-архивист Т. А. Капустина написала статью «Николай I» [11, с. 27–49]. Исследователь приходит к выводу, что в решении крестьянского вопроса Николай I «не мог проявить неуступчивости по отношению к дворянству вопреки своим собственным взглядам» [11, с. 37]. Автор положительно оценивает внутреннюю политику императора в первой половине его царствования, отмечая изменения в области народного просвещения, культуры и искусства. Отрицательную точку зрения в отношении Николая I имеет А. П. Корелин. В книге «Российские самодержцы (1801–1917)» (1993) автор пишет о деспотичности и жестокости монарха [13]. По мнению исследователя, Николай I санкционировал создание тайного комитета, «занимавшегося проблемой отмены крепостного права» [13, с. 8]. Историк считает, что император уделял большое внимание кодификации законов, но удерживался от серьёзных преобразований в области крепостного права, испытывая страх перед заговорами. Главной мыслью А. П. Корелина стала идея о том, что Николай I «едва не задушил страну» [13, с. 9]. Оппонентами правления Николая I выступают И. А. Заичкин и И. Н. Почкаев. В совместной работе «Русская история. От Екатерины Великой до Александра II» (1994) исследователи, оценивая 30-летнее царствование монарха, отмечают застой и полицейский произвол, кризис крепостнической системы и отсталость России, которую обнажила Крымская война [9, с. 574–733]. С середины 1990-х гг. изучением жизни и политики Николая I занимается Л. В. Выскочков. В статье «Император Николай I глазами современников» (1995) учёный отмечает, что одностороннее представление о Николае I «прочно вошло в отечественную историографию» [3, с. 182]. Характерной особенностью императора, считает историк, было «определённое раздвоение личности»: роль добродушного отца и любящего мужа в семье и роль самодержца [3, с. 189]. Оценивая правление монарха положительно, исследователь подчёркивает, что «политика Николая I способствовала развитию промышленности, транспорта, торговли» [3, с. 193]. В статье «Император Николай I за обеденным столом» (1996) Л. В. Выскочков исследовал сферу «бытового поведения» императора [4, с. 414–415]. Изучением николаевской эпохи с 1996 г. занимается А. Н. Цамутали. В главе «Апогей самодержавия. Николай I» коллективной монографии «Власть и реформы. От самодержавной к советской России» (1996) автор рассматривает аспекты самодержавной политики императора. Исследователь подчёркивает, что Николай I считал себя самодержцем, власть которого никем не ограничена. Одним из главных намерений монарха, по мнению учёного, было подчинение своей воли высших должностных лиц. Историк считает, что Николай I стремился «держать под собственным контролем всё», а главными принципами его политики были «незыблемость самодержавия и православия» [22, с. 464–471]. В главе «Попытки реформ на фоне тридцатилетнего застоя. Крымская катастрофа» А. Н. Цамутали анализирует реформаторские и преобразовательные проекты императора, находя схожесть позиций верховной власти и общественности в социальных преобразованиях [24, с. 255–282]. В целом, учёный оценивает личность и правление Николая I с отрицательной стороны. Положительную характеристику Николаю I даёт историк Л. Г. Захарова в книге «Романовы. Исторические портреты» (1997). Но исследователь отмечает, что «политика европейского жандарма», которую пытался проводить император, не принесла России успехов и «к концу царствования Николая она оказалась в изоляции на международной арене» [10, с. 241]. Рассматривая причины неудачного решения крестьянского вопроса, Л. Г. Захарова высказала мнение о том, что Николай I не решался нарушить существующий строй, т. к. опасался общественных движений и революций [10, с. 200–245]. В 1998 г. выходит шестой выпуск альманаха «Философский век» со статьями и материалами конференции «Наука и просвещение в николаевское время (к 275-летию Академии наук и 200-летию со дня рождения Николая I)», которая проходила 18–19 декабря 1996 г. в Санкт-Петербургском Научном центре РАН. Историки Л. В. Выскочков, М. М. Шевченко, В. А. Шишкин акцентировали внимание на перспективе серьёзного изучения эпохи Николая I, свободного от отрицания всего положительного, что делалось в государстве в этот период [26, с. 19–21]. Исследователь М. М. Шевченко в своём докладе «Николай I и ведомство народного просвещения» отметил положительное влияние императора на правительственную политику в области народного просвещения и печати, его особенное отношение к министру просвещения С. С. Уварову [25, с. 100–116]. Л. В. Выскочков в статье «Дневники и воспоминания о Николае I как исторический источник» подчеркнул важность анализа записей лиц, непосредственно контактировавших с Николаем I, т. к. «в мемуарах содержится конкретная информация, связанная с особенностями его взглядов и проявления характера» [5, с. 293]. В 1999 г. выходит книга Н. А. Троицкого «Россия в XIX веке». В разделе «Николаевская Россия» автор рассмотрел личность и государственную деятельность Николая I, называя его «жандармом Европы, главой Священного союза монархов против народа» [21, с. 101–118]. Анализируя внутренние реформы императора, А. Н. Троицкий подчеркнул, что кодификация законов не изменила сущности самодержавно-крепостнического государства, а создание различных комитетов привело к росту бюрократии, взяточничеству и казнокрадству. Исследователь отрицательно оценил правление Николая I, отметив эти годы как «апогей самодержавия» [21, с. 103]. Таким образом, публикации первой половины 1990-х гг. не дают полной картины о личности и деятельности Николая I. Правление императора историки этого периода оценивают по-разному: традиционных взглядов придерживается Т. А. Капустина, крайне отрицательных – А. П. Корелин, И. А. Заичкин, И. Н. Почкаев, исследователь С. В. Мироненко выделяет в правлении монарха как положительные, так и отрицательные стороны. Переломными стали 1993–1996 годы, когда появились биографические очерки о Николае I. Историки обратили внимание на необходимость серьёзного изучения личности и государственной деятельности монарха (Л. В. Выскочков, М. М. Шевченко, В. А. Шишкин). В конце 1990-х гг. в историографии произошло переосмысление эпохи правления императора Николая I. Многие исследователи стали положительно оценивать личность императора и его политику (Л. В. Выскочков, Л. Г. Захарова). Отдельные авторы в 1990-е гг. по-прежнему называют царствование Николая I «апогеем самодержавия» (А. Н. Цамутали, Н. А. Троицкий).
Оценка, которую В.Г. дает Николаю I, расходится с традиционным представле- нием об этом императоре только как о приверженце палочной дисциплины, воен- ной службы и ужесточения режима. Историк подметила другие черты его натуры: «Николай I был человеком ярким, определенным, во всё вносившим личный эле- мент, не выпускавшим ничего из своих рук, стремившимся управлять единолично и придававшим этому личностному элементу очень большое значение». В.Г. под- черкнула, что Николай I «понимал свою абсолютную власть буквально»24 — как обязанность вникать во все дела, ничего не упуская из виду. Так же он относился и к постоянно возникающим вопросам о разрешении передвижения своим под- данным, «исправно реагируя как на повседневно возникающие текущие вопросы, так и на повторяющиеся ситуации» изданием новых законов25. чернуха
Через всю монографию красной нитью проходит тема реформаторского по- тенциала самодержавной власти. Если во второй четверти XIX в. у самодер- жавия «как формы государственного устройства» еще были «временные и ор- ганизационные резервы», то к концу столетия они оказались исчерпанными. Уже Николаю I пришлось «постоянно сталкиваться» с тем, что «устои само- державия» «размываются». По мнению В.Г., этим отчасти можно объяснить его «поспешное отступление перед аргументами о несвоевременности и опасности каких-либо уступок в деле отмены крепостного права». Историк обращает вни- мание читателя на тот факт, что император «безусловно, обдумывал» и даже «пытался сделать некоторые подготовительные шаги» под «давлением стихий- но происходивших изменений»26. Ограниченность реформаторского потен- циала самодержавия проявилась в эпоху Великих реформ, когда «оно смогло провести лишь часть явно необходимых преобразований» (среди которых была и паспортная реформа)27. «Упущенной возможностью мирной модернизации» В.Г. назвала события, связанные с отказом от проекта М. Т. Лорис-Меликова в апреле 1881 г. и ознаменовавшие поворот в российской внутренней полити- ке. «Воцарение Александра III оборвало наметившуюся тенденцию движения к правовому государству. Он унаследовал власть, когда законодательная ее ветвь была подготовлена к реформированию, но еще не затронута преобразо- ванием, а вся полнота хорошо налаженной административной ветви полностью сохранялась»28
Александр два
Правление Александра II оказало огромное влияние на последующее развитие России, которое было бы невозможно без отмены крепостного права и демократических реформ в стране. Именно эти преобразования во многом способствовали переходу страны на капиталистические отношения.
В современной историографии начинается переоценка деятельности Александра II. Необходимо отметить тот факт, что советские историки, акцентировали своё внимание на крестьянской реформе, в тот время как представители современной историографии главное внимание уделяли либеральным реформам, которые послужили модернизации политической структуры государства.
Яркий представитель современной историографии Н.А. Троицкий, в своем труде писал о том, что реформы 60-70-х годов, способствовали преобразованию всех сфер жизни Российского государства [10, c. 327]. Кроме того он утверждал что отмена крепостного права послужила переходу России на путь капиталистического развития. В то же время автор отмечал, что каждая из реформ сохранила пережитки феодального строя, и это отразилось на её прогрессивности.
Интересное мнение выразил в своей работе либеральный историк И.Н. Ионов [2, c. 46]. По его мнению реформы продемонстрировали, что достичь действительных перемен в государстве можно и традиционным путем «сверху». В. Красильщиков считает, что либеральные реформы оказали влияние на рождение современных органов самоуправления, а также способствовали развитию всех сфер жизни Российского государства [5, c. 72].
Образ же Александра II, создававшийся советской историографией, — если здесь вообще можно говорить об образе, — напоминает негатив с либеральных работ: добрую волю у царя отняли безоговорочно и заменили её заячьим испугом за своё царское положение: четкости же не прибавилось.
Определенные перемены в оценке Александра II стали происходить лишь в конце 1970-х — начале 1980-х годов. Нельзя сказать, что отношение советских историков, марксистов по неизбежности, к Александру II и прочим самодержцам принципиально изменилось к лучшему. Но благодаря серьезной, целенаправленной работе П.А. Зайончковского и егопоследователей, а также историков ленинградской школы по введению в научный оборот массы новых источников, благодаря максимально добросовестному их использованию весь процесс подготовки и проведения в жизнь реформ 1860-х годов стал значительно яснее, детализированней. Неизбежно все больше выяснялась реальная роль в этом великом деле и самого Александра II, и его ближайших сотрудников{5}.
И все-таки здесь, как правило, речь шла о фрагментах, эпизодах — сколько-нибудь цельного образа царя в советской историографии создано не было — да, очевидно, и немогло быть создано. При жестко постулированном марксистско-ленинском подходе к истории царь оказывался либо вроде как и не нужен, поскольку совершал лишь то, к чему неизбежно вёл общий ход исторического процесса, либо, ещё чаще, вреден, так как мешал совершиться тому, к чему неизбежно вёл общий ход исторического процесса… Лишь в последние годы стали появляться сборники материалов, отдельные статьи и очерки,посвященные непосредственно Александру II{6}. Царю-реформатору, наконец, начинают воздавать должное; хотя — в полном соответствии с тем плюрализмом мнений, по поводукоторого весьма справедливо выражает свою радость Л.М. Ляшенко — в современныхизданиях встречаются иногда и оценки, на мой взгляд, весьма удивительные{7}. В общем,победу здесь праздновать пока не приходится. [20]
ожалуй, впервые в нашей литературе мы видим попытку — и попытку очень серьезную — дать живой, полнокровный образ царя-реформатора, разобраться в его характере, мировоззрении, побудительных мотивах его действий, преодолевая при этом уже устоявшиеся и, как правило, злостные стереотипы, опровергая ходульные, чисто внешние оценки.
И в этом отношении первая часть книги, посвященная именно «частной» жизни Александра, — если у самодержца вообще может быть частная жизнь — представляется мне наиболее значимой. Можно спорить с отдельными соображениями автора, не соглашатьсяс некоторыми его выводами, но «царский образ» задан, он живет на страницах книги. И этонесомненная и серьезная удача автора.
Александр три
Новый импульс изучению внутренней политики Российской империи второй половины XIX в. дала революция 1917 г., открывшая архивы различных ведомств. Историки получили возможность исследовать документы государственные и личные, в том числе членов царской семьи. Воспользовался этой возможностью и Н. Н. Фирсов (1864–1934), выпускник, а позднее профессор Казанского университета, в 1929–1931 гг. возглавлявший Музей пролетарской революции, располагавшийся в Зимнем дворце (преемником этого музея является Музей политической истории в Санкт-Петербурге). По дневникам Александра III Н. Н. Фирсов предпринял опыт характеристики монарха10. Он воссоздал картину воспитания и образования, семейную жизнь и государственную деятельность. Несмотря на тенденциозность, обусловленную эпохой, в статьях Фирсова сквозь негативное отношение к личности монарха проступают верно схваченные черты его образа. Личность Александра III в реконструкции Н. Н. Фирсова значительно проигрывала образу его отца. В глаза историку бросились орфографические ошибки в дневниках
6 Татищев С. С. Император Александр III. Его жизнь и царствование. (Рукопись). РГИА. Ф. 878. Оп. I. Д. 4. 7 Татищев С. С. Александр II. Его жизнь и царствование. — М., 2010. — С. 6. 8 Корнилов А. А. Курс истории России XIX века. — М., 2004. — С. 731–781. 9 Военная энциклопедия. Т. 1. — М., 1911. — С. 276–282. 10 Фирсов Н. Н. Александр III. Личная характеристика частью по его неизданным дневникам // Былое. 1925. № 1. С. 85–108.
наследника престола, а затем императора. Во многом это объяснялось небрежностью в воспитании великого князя, которого поздно начали готовить к будущей деятельности. Н. Н. Фирсов сделал вывод о невежестве монарха, который «на всю жизнь остался полуграмотным человеком». Историк утрировал консерватизм Александра III, сведя его к формуле «тащить и не пущать», однако верно уловил «архаичное» отношение императора к неограниченной царской власти, стремление поддерживать незыблемость ее основ. Дневники Александра III дали историку множество деталей частной жизни, которые Н. Н. Фирсов также стремился использовать для создания отрицательного образа. Приписывая монарху узость мышления, Фирсов отмечал, что «семейные интересы были одним из самых существенных, которыми жил Александр Александрович, будучи наследником российского престола». Семейные радости, связанные с рождением детей, Фирсов противопоставлял тяжелой внутриполитической ситуации в стране, по его мнению, в такой сложный период глава государства не имел права сосредотачиваться на семейной жизни. Здесь исследователь верно подметил тягу Александра III к частной жизни, но сделал из этого факта несправедливый по отношению к монарху вывод. Смысл дневниковых записей императора, которыми наполнены статьи Фирсова, искажается благодаря комментариям историка. Так складывался образ недалекого человека, от воли которого зависела судьба государства. Эту тенденцию унаследовала советская историография. Выдающийся представитель советской исторической науки, П. А. Зайончковский, посвятил личности Александра III отдельную главу монографии по истории внутренней политики конца XIX столетия11. В ней фигура императора представлялась традиционно для отечественной историографии середины XX в. Историк подчеркивал «тупость», «упрямство», «примитивизм ума» Александра III. При этом Зайончковский не отказывал монарху в здравом смысле, которым тот «руководствовался иногда» «в делах внешней политики». Историк остановился на деталях частной жизни монарха, уделяя место его читательским интересам, правда, представляя их такими же примитивными, как и ум императора. Однако П. А. Зайончковски