ЖАН ПОЛЬ МАРАТ
(1743–1793)
С сентября 1789 г. он стал выпускать в Париже газету «Друг народа», где, подписываясь одноименным псевдонимом, вел поиски потенциальных врагов революции, призывал к насилию и террору. На посту депутата конвента Марат снискал известность как пламенный оратор.
Марату принадлежит большая заслуга в развитии теории печати.
Итоги. Первые газеты Германии (сухой язык, авторская позиция почти не проявляется, то есть индифферентность газет). Иоган Мейер – один из первых издателей Европы (Гамбург). Немецкие газеты долго остаются информационно-коммерческими (до прихода К. Маркса и Ф. Энгельса). Позже развивается газета В Англии. «Баллады новостей» – предшественники английских газет», «Английский Меркурий». В 17 веке в Англии появляется периодика. В 60-е годы – «Оксфордская газета» (переводилась на французский язык). Первая ежедневная газета в Англии (Лондон 1702). Французская журналистика отличается содержательностью. Конард (журналистский фольклор) – неповторимое национальное явление французской журналистики. Конард – самостоятельная форма публицистики, растет тираж. Выходит в свет «Французский Меркурий» (1611), который является орудием Кардинала Ришелье. «Ла Газетт» Теофраста Ренодо. Ренодо – первый французский просветитель и основатель французской журналистики.
Печать в Англии
В последние годы царствования Елизаветы и в царствование Иакова I в Англии распространены были летучие листки или афиши, носившие название «Новостей» – «News». В этих листках сообщались разные известия, преимущественно заимствованные из голландских газет. Задолго до появления первых печатных листков «Новостей» в английском обществе были распространены рукописные собрания новостей. Существовала целая профессия людей, занимавшихся собиранием новостей в разных местах и затем составлением бюллетеней, в которых заключались сообщения о событиях дня, слухах и т.п. Бюллетени эти рассылались за известную плату. Многие сановники, министры и богатые купцы держали у себя на жаловании таких собирателей новостей, которые и составляли для них рукописную газету.
К числу таких собирателей новостей принадлежал Натаниель Беттер.
Беттер, начав издавать свой листок новостей, «Weekly News», выходивший еженедельно, не пользовался таким могущественным покровительством, как, например, Ренодо во Франции, а поэтому его газета едва прозябала. Он давал новости, сообщая одни только голые факты и не позволяя себе никаких комментариев, дабы не навлечь на себя гнев сильных мира.
Одним из многих благих последствий падения «Звездной палаты», в феврале 1641 г., было некоторое освобождение печати. Цензура хотя и не была фактически уничтожена, но действие ее было приостановлено, и в течение двух-трех лет типографщики и авторы почти не подвергались никакому контролю. Это не замедлило отразиться на развитии печати. Появилась масса книг всякого рода, но особенно много памфлетов, касавшихся всевозможных вопросов дня. Сам Долгий парламент подал, так сказать, пример оживлению печати и введению гласности, начав печатать правильные отчеты о своих заседаниях «Duirnal occurences in Parliament». Печатание этих отчетов не прекращалось вплоть до реставрации Стюартов. В Лондоне и провинциях стали возникать газеты (в 1643 г. – 20 газет), и впервые в них заговорили о политике, печатая отчеты о парламентских заседаниях. Наконец смелость дошла до того, что стали уже помещаться известия о внутренних делах с комментариями. Во время гражданской войны расплодилось особенно много памфлетов, в которых политические противники яростно нападали друг на друга. Разумеется, нападки, которым подвергался Долгий парламент со стороны своих противников, не понравились ему, и он решил опять ограничить свободу печати, подвергнув ее предварительной цензуре. В 1643 г. парламент усилил цензуру и увеличил взыскания за нарушения закона о печати. По постановлениям этого закона «ни одна книга, брошюра или листок не могли быть преданы тиснению, пока не будут предварительно просмотрены и одобрены назначенными для этого людьми или, по крайней мере, одним из таковых».
Против этого закона восстал Мильтон в своем знаменитом памфлете «Areopagitica».
Однако страстная и убежденная речь Мильтона не произвела должного действия. Свобода печати по-прежнему казалась страшилищем, и правительство видело в ней зло, с которым надо бороться всеми средствами. Распоряжение парламента, стесняющее свободу печати, оставалось в силе около полстолетия, подвергаясь то изменениям, то добавлениям, и служило не малой помехой развитию журналистики в Англии. Но, как предсказывал Мильтон в своей «Areopagitica», все эти меры оказывались совершенно бессильными помешать распространению разного рода не разрешенных парламентскою властью изданий, нападки которых на эту власть сделались еще яростнее и резче прежнего. Журналистика дозволенная сгибалась под тяготевшею над нею мощною дланью, а недозволенная развивалась пышнее, черпая новые силы в борьбе. Впрочем, требования времени были в данном случае лучшею защитою журналистов. Парламент и королевская власть находились в открытой вражде друг с другом и поэтому невольно с обеих сторон стали искать поддержки в общественном мнении, обе партии стали вести войну при помощи перьев. За этот промежуток времени, вплоть до реставрации Стюартов[4], народилось в Англии около 200 периодических изданий, впрочем, так же быстро исчезавших, как и нарождавшихся.
В 1655 г. был издан приказ, по которому никто не имел права ничего печатать или издавать без разрешения секретаря государственного совета, и журналистика попала в строгие руки. Во времена протекторства благосклонностью правительства пользовались только два журнала – «Mercurius Politicus» Нэдгема и «Public Intelligencer», считавшиеся официальными органами. В последнем сообщались главные события, происходившие внутри государства, в Англии, Шотландии и Ирландии, а также и важнейшие политические события в различных частях Европы. Эту газету также издавал Нэдгем, только выходила она по четвергам, тогда как «Mercurius Politicus» выходил по понедельникам.
Одновременно с «Mercurius Politicus» имел успех в Англии «Mercurius Rusticus» – газета сатирическая и шуточная, издававшаяся наполовину в стихах. Но самым серьезным соперником Нэдгема на почве журналистики был Джон Биркенгэд, оксфордский профессор, приверженец роялистов, блестящий придворный, осыпавший насмешками парламентскую партию. Биркенгэд издавал «Mercurius Aulicus», в чем ему помогал известный талантливый проповедник Петр Гейлин.
Несмотря на стеснения, журналы все-таки приобретали все большее значение и силу в обществе, но они все еще походили на памфлеты. Период борьбы королевской власти с парламентом был для журналистики очень полезен. Обе партии вели между собою ожесточенную полемику при помощи печати. Журнал был не предметом торговли, а политическим орудием, и в нем участвовали настоящие писатели и образованные люди. Наконец, на страницах газет стали появляться объявления. Первое объявление появилось в 1649 г. в газете «Impartial Intelligencer».
У Нэдгема скоро была отнята его газета «Mercurius Politicus» и передана его старинному сопернику в ранние периоды гражданской войны, Джону Биркенгэду, который был назначен цензором.
Как ни скудны были газеты, которым было дозволено существовать в первые годы царствования Карла II, но властям они все-таки казались слишком содержательными и вольнодумными, поэтому Биркенгэд был вскоре заменен в должности цензора другим, гораздо более строгим.
Рожер Лестранж, заступивший место Биркенгэда, был известен, как ярый роялист, приверженец Карла I.
В течение всего периода властвования Лестранжа над печатью журналисты и типографщики подвергались самым жестоким преследованиям, хотя, впрочем, ни один не подвергался такой страшной казни, какая была произведена над Твином «для примера». Но кнут, виселица, позорный столб, каторжные работы и т.п. были обычными способами наказания для нарушителей закона о печати. Время управления Лестранжа может быть названо «временем террора» для английской журналистики.
С воцарением Вильгельма Оранского для журналистики наступили лучшие времена. Революция 1688 г. поставила, по выражению Маколея, правительство под контроль печати. Газеты распространялись, значение их поднялось, и правительство уже не имело достаточно сил, чтобы стеснить их свободу. Две могущественные партии стали сражаться при помощи гласности. С 1688 по 1692 г., т.е. в четыре года, возникли 26 новых журналов, тогда как в течение 26 лет реставрации, с 1661 по 1688 г., было основано всего 70 журналов, да и те просуществовали не долго. Все политические партии стали основывать свои органы, но хотя закон, требовавший для журналов предварительного разрешения власти, и продолжал существовать, Вильгельм III не решался им пользоваться. Однако, когда в 1693 г. истек срок закона о цензуре, закон этот был возобновлен, хотя и не без оппозиции, которая как ни была слаба, но все-таки служила доказательством, что в общественное мнение стало проникать, хотя и не совсем еще ясное, представление о том, что гражданская свобода и свобода совести находятся в тесной связи со свободою слова. Закон о цензуре был возобновлен еще только на два года, но за это время цензура успела возбудить против себя большинство. Многие из вигов пришли к убеждению, что цензура составляет зло, от которого следовало отделаться, и действительно, через два года цензура навсегда исчезла с политической сцены Англии. В феврале 1695 г. палата общин решила почти единогласно не возобновлять закона о цензуре.
Тотчас же после отмены цензуры возникло несколько новых газет. Однако, с уничтожением цензуры, печать все-таки не от всех стеснений избавилась. Парламент не дозволял газетам печатать прения палат или даже политические корреспонденции. Журналисты подвергались строгим взысканиям, если осмеливались печатать отчеты о заседании палаты и особенно если они называли по имени ораторов. Поэтому-то, несмотря на возникновение довольно большого числа газет, все-таки им было трудно конкурировать с политическими корреспонденциями. Некоторые из газет придумали вследствие этого выходить двумя листками, один – печатный, другой – чистый. Этот последний предназначался для письма, и таким образом газета отправлялась вместе с письмом. Газеты с таким удобным приспособлением стоили два пенса (около 8 коп.). Самой распространенной газетой этого рода в те времена была «Dawk's Hews letter». Издатель ее, Дайер, однако, не избег преследований.
Парламент, хотя и не желал (или не мог) восстановить прежнюю тиранию, тем не менее, стремился наложить узду на печать и особенно настаивал на своей неприкосновенности для печати, не дозволял не только критиковать свои поступки, но даже просто сообщать о них в печати. Редакторы подвергались аресту и штрафам.
Несмотря, однако, на враждебное отношение парламента к журналистике, она все же продолжала развиваться, и царствование королевы Анны можно считать началом настоящих политических газет.
В 1702 г. появилась первая ежедневная газета «Daily courant». Правда, газета эта была очень скромного вида, печаталась лишь на одной стороне в двух столбцах и содержала лишь переводные статьи да внешние известия без всяких комментариев. Издатель ее Маллет объявил в первом номере своим читателям, что он уменьшил объем своей газеты наполовину затем, чтобы предохранить публику, по крайней мере, хоть от половины того бесстыдства, которым отличались обыкновенные газеты. Что же касается того, что он сообщает внешние известия без всяких комментариев, то делает он это потому, что считает такие комментарии совершенно лишними, полагая, что каждый обладает достаточным умом, чтобы сделать их самому.
Маллет преследовал, главным образом, цели удешевления издания, но все же не мог продержаться долго и через полтора месяца уступил свою газету типографщику Самюэлю Боклею, который расширил ее, стал печатать на двух страницах и помещал не одни только внешние известия, а и внутренние, и иногда критические статьи. Газета в таком виде существовала более 30 лет и затем слилась с другой газетой «Daily Gazettes».
В Лондоне выходило 18 политических газет, и как прежде в названиях газет преобладало слово «Mercurius», так теперь большинство газет называлось «Post»: «Postboy», «Flying Post», «English Post», «Postman» и т.д.
Вообще журналисты того времени находились в постоянной опасности и не раз даже платились жизнью за то, что осмеливались упомянуть в своей статье о ком-нибудь из сильных мира сего, которые без церемонии, в таких случаях, посылали наемных убийц к провинившемуся писателю. Но всеобщее движение умов, вызванное политической борьбой, помогло журналистике сбросить свою сдержанность и робость и открыто заговорить о государственных и общественных делах. Первый пример правильной полемики по поводу государственных дел был подан Даниелем Дефоэ, но, к сожалению, Дефоэ, выступивший на арену политической журналистики вполне честным борцом за правду, в конце концов сделался продажным журналистом и стал служить партии, которая находилась в силе. Но все же заслуги Дефоэ в начале его писательской деятельности были настолько велики, что их не могло смыть его позднейшее предательство. Дефоэ начал издавать свой журнал «Revue», находясь в Ньюгетской тюрьме, где он искупил свой памфлет: «Способ всего скорее покончить с диссидентами», за который ему пришлось также простоять у позорного столба. «Revue» выходил раз в неделю отдельными номерами, составленными по весьма широкому плану: реформа нравов, обсуждение государственных мероприятий, статьи против пьянства, игры, дуэли, распущенность общества и театра, политические вопросы – все это входило в программу журнала Дефоэ. Журнал просуществовал девять лет, пока Дефоэ снова не попал в Ньюгет. С появлением этого журнала собственно и начинается политическая роль печати в Англии.
Большим влиянием и распространением пользовался журнал «Tatter» (болтун), основанный Стилем, прибегнувшим к хитрости для того, чтобы обеспечить успех своего журнала, – он заимствовал псевдоним у Свифта (Isaac Bickerstaff), под которым последний издал свои три юмористические брошюры, имевшие огромный успех. Свифт тоже сначала принимал участие в газете Стиля, но затем, соблазненный выгодными обещаниями, примкнул к ториям и стал, вместе с Болингброком, издавать политическую газету «Examiner». Стиль также, поощренный успехом своего журнала «Tatter», основал ежедневную газету «Spectator», в скором времени получившую всемирную известность. Успех этой газеты с самого начала превзошел даже смелые ожидания Стиля.
Палата общин, ставившая Стюартам в упрек их преследования печати, сама, в свою очередь, восстала против гласности. Малейший намек на парламентские прения, появлявшийся в печати, всякое обсуждение речей и неодобрение парламентских мероприятий вменялось в преступление, наказуемое штрафами, тюремным заключением и позорным столбом.
В 1712 г. придумали, наконец, «наидействительнейший» способ стеснить журналистику – это обложить тяжелою пошлиною все журналы и брошюры. Палата вотировала штемпельный сбор со всех журналов в пол-листа и в один лист и с объявлений.
Действительно, эта мера сразу отразилась неблагоприятно на журналистике. Мелкие газеты тотчас же прекратили свое существование, и Аддисон охарактеризовал этот период «падением газет». Но затем придумали способ обходить закон. Некоторые газеты стали выходить в формате, представляющем нечто среднее между целым листом и пол-листом, и на этом основании отказывались платить штемпельный сбор, опираясь на то, что ведь в законе ничего не упоминается о журнале именно такого формата. Число таких газет, избавлявшихся хитростью от уплаты штемпельного сбора, так возросло, что парламент счел нужным сделать добавление к прежней редакции закона и присоединить еще налог на объявления и на бумагу. Это уже действительно нанесло тяжелый удар журналистике. Многие журналы тотчас же прекратили свое существование, другие должны были повысить цену и тем лишились части своих клиентов; некоторые слились вместе. Существование журналов сделалось непрочным вследствие фискальных тягостей. Мало-помалу газеты заменились листками, в которых печатались разные известия; политические же и литературные журналы уменьшились в объеме, стали выходить еженедельно и даже ежемесячно. Некоторые из них стали помещать карикатуры и превратились в сборники, называвшиеся «Magazine».
Первым журналом, начавшим печатать правильные отчеты о заседаниях, был «Gentleman's Magazine»(Эдуард Кейв), выходивший раз в месяц. Вначале эти отчеты были очень скудны. Обыкновенно приводилось резюме речей двух-трех главных ораторов, о других не упоминалось вовсе. Отчеты печатались в безличной форме, во избежание называть по имени ораторов, что считалось оскорблением парламентских привилегий. Вместо имен ставились лишь заглавные буквы и т.д., и хотя все это было очень прозрачно, но, тем не менее, форма была все-таки соблюдена. Разумеется, такие отчеты оставляли желать многого и тем более лишались значения, что появлялись слишком поздно. Издатель «Gentleman's Magazine», чтобы помочь делу, пустил в ход разные средства, и ему удалось придумать остроумный способ обойти парламентские строгости. Прежде всего, он добился, – вероятно, посредством подкупа, – того, что двое его друзей получили доступ в парламент, где, притаившись в укромном уголке, они записывали все, что видели и слышали в парламенте. Затем в ближайшей гостинице они читали свои записи, и затем уже эти записи поступали к Гуттри, который составлял из них правильные отчеты. Но для того, чтобы оградить себя от возможных неприятностей, издатель «Gentleman's Magazine» предпосылал своим отчетам примечание, в котором говорилось, что все, что печатается в журнале о парламентских прениях, относится к царству лилипутов. Вряд ли кого-нибудь могла обмануть эта уловка издателя, но, так или иначе, она действительно служила ему защитою от парламентского гнева, – до того англичане придерживаются формы! Под прикрытием царства лилипутов издатель мог уже более или менее безнаказанно помещать свои отчеты.
В 1788 г. была основана газета «Times», до сих пор еще занимающая выдающееся место в английской журналистике. «Times» вначале назывался «Daily Universal Register». Издатель этой газеты Джон Вальтер, прадед теперешнего издателя, основал в 1785 г. «Daily Universal Register», но через три года нашел это название неудобным и переименовал свою газету в «Times». Это переименование принесло счастье газете, и она сразу приобрела большой круг читателей. В программе, напечатанной еще в «Daily Universal Register», издатель изложил свои планы и, указывая на то, что все газеты, выходящие в Лондоне, имеют в виду лишь свой специальный круг читателей и приспособляются к его вкусам, объявил, что он стремится сделать свою газету такою, чтобы она была похожа на «уставленный яствами стол, на котором каждый мог бы найти, чем удовлетворить требования своего вкуса».
В то время как «Times» и другие молодые газеты пробивали себе дорогу к известности, старейшие представители английской журналистики постепенно сходили со сцены. В числе этих последних знаменитостей, отживавших свой век, находился и «Public Advertiser», прославившийся сотрудничеством Юниуса. «Public Advertiser» прекратил свое существование в 1704 г. Место его до некоторой степени занял «Morning Advertiser», выдвинувший на сцену новый род журналистики – промышленный, который в настоящее время имеет также большое значение в Англии. Это был орган торговцев съестными припасами и поэтому, главным образом, занимался вопросами торговли и только такими политическими и социальными вопросами, которые интересовали его клиентов. «Morning Advertiser» был основан на кооперативных началах обществом торговцев и имел довольно большой успех. По примеру его были основаны и другие торговые органы, но они имели не такое большое распространение, как «Morning Advertiser».
Война с Францией, имевшая для Англии такие вредные последствия как в финансовом, так и в политическом и социальном отношениях, принесла пользу только журналистике, которая сделала большие успехи, несмотря на то, что ей не мало пришлось вынести за это время. Еще раньше, чем во Франции вспыхнула революция, причины, вызвавшие ее, оказали свое действие на английское общественное мнение. Руссо, Вольтер и другие пионеры французской революции имели последователей и в Англии, и хотя возникшие в английском обществе «ереси» – как называли социалистские и республиканские воззрения противники этих воззрений – выражались, главным образом, в памфлетах, поэмах и речах на митингах и различных демократических собраниях, но они находили все-таки отголосок и в периодической печати.
Печать в Германии
В течение последних десятилетий XVIII века назревали постепенно совершенно новые течения и стремления. Зародившись первоначально во Франции, новые взгляды на государство, свободу, право, общественную жизнь вообще, нашли и в Германии такой восторженный отклик, что вскоре вся ее духовная жизнь всецело была охвачена французскими идеями. Господствовавшие до тех пор чисто литературные интересы были отодвинуты на задний план, и на арене появился целый ряд периодических изданий, в которых все более и более сказывалась политическая тенденция. Переходом от прежних литературных журналов к новым политическим послужил основанный Виландом «Deutscher Mercur». Он начал выходить в Веймаре в 1773 году и сделался любимым журналом тогдашнего образованного общества благодаря тому, что, кроме лучших произведений самого Виланда, в нем печатались также статьи и на разные политические темы. В этих политических статьях новый журнал с энтузиазмом становился на сторону французской революции, а в критике внутренних отношений шел так далеко, что требовал присоединения Пруссии к французской республике на правах филиальной державы. Журнал Виланда продержался до 1810 года.
Наряду с довольно многочисленными и разносторонними журналами того времени существовало лишь немного политических газет, не отличавшихся к тому же выдающимися качествами. В течение всего XVIII века немецкая политическая пресса, в общем, находилась под очень тяжелым гнетом. Немецкие правительства строго следили за тем, чтобы из печати не выходило ни одного сколько-нибудь откровенного слова, и газеты более, чем всякие иные публикации, чувствовали на себе неумолимую строгость цензурного режима. Поэтому-то в XVIII веке не возникло в Германии ни одной крупной газеты, ни одна газета не возвысилась до более широкой точки зрения и не вышла за узкие рамки простой передачи известий. Не многим лучше обстояло дело и в самой Пруссии, хотя со вступлением на престол Фридриха II наступил известный подъем политической жизни и патриотических интересов. Сам Фридрих выражал даже желание, чтобы в его государстве был предоставлен печати больший простор и чтобы специально «берлинским газетчикам» дана была «неограниченная свобода», так как «газеты, чтобы быть интересными, не должны быть женированы». Но уже через несколько лет «великий» король нашел, что с прессой лучше не женироваться, и, возвратившись к цензурной системе, стал так ее теснить, что газеты потеряли всякое значение.
Условия политической и экономической жизни Германии в последние десятилетия XVIII века становились все невыносимее. Многочисленные мелкие государственные территории, особенно в западной части, тормозили сколько-нибудь свободное развитие промышленных и торговых сношений. Таможенные заставы и бесконечные пошлины душили всякую предприимчивость. Повсюду царил полный застой. Понятно поэтому, что на Францию, с ее более свободными взглядами на жизнь и людей, стали смотреть, как на спасительницу, и никто ни одним звуком не протестовал, когда в 1795 и 1797 годах весь немецкий левый берег Рейна отошел к французам.
И газеты того времени ждали от вторжения французов начала новой эры. У них не было, правда, той свободы печати, которая была провозглашена французской республикой; но улучшенные французами условия почтовых сообщений облегчили и распространение прессы, а оживление интереса к мировым событиям повело к увеличению числа читателей и подписчиков на немецкие газеты. Издания, совершенно было прекратившиеся, снова возобновились и не только в оккупированных французами областях, но и в прочих частях Германии. К тому времени относится, между прочим, и основание существующей по сие время «Allgemeine Zeitung» известным издателем Котта. В редакторы этой газеты приглашался Коттой Фридрих Шиллер, но, за отказом поэта, редакция была поручена другим выдающимся публицистам того времени: сначала – Поссельту, потом Губеру и Штегману.
В 1809 году Наполеон декретировал: «Не разрешается употреблять в газетах резкие формы выражения и незаслуженные нападки на общественных и частных лиц».
При таких условиях во всей прессе не могла не воцариться полная мерзость запустения. Все газеты, в том числе и «Allgemeine Zeitung», должны были замалчивать политические события и вместо того заполнили свои столбцы отчетами о придворных торжествах, ранговых отличиях или авантюрах госпожи Бланшар.
С восшествием на прусский престол в 1840 году «короля-романтика» Фридриха-Вильгельма IV все ждали начала либеральной эры, все надеялись, что он выполнит наконец обещание своего отца на счет конституции, что он дарует столь вожделенную свободу печати.
Но Фридрих-Вильгельм IV, вместо дарования свободы печати, вошел сперва в соглашение с Меттернихом на счет возобновления Карлсбадских постановлений, изгнал из прусских пределов лучший журнал того времени «Гальские ежегодники» Арнольде Руге, наложил свою руку на академическую свободу в лице доцента Бруно Бауера и даже университетских профессоров продолжал держать под цензурным присмотром, так как по внушению придворной клики именно в них видел главных носителей преступного радикализма. Тем временем новый министр юстиции Савиньи усердно работал над проектом соединения свободы печати с цензурой, чтобы хоть сколько-нибудь удовлетворить крылатые надежды населения. В январе 1842 года была опубликована цензурная инструкция, в которой король решительно осуждал несправедливые стеснения писательской деятельности, признавал все значение и потребность смелой и приличной публицистики и предписывал цензорам надлежащее соблюдение цензурного эдикта от 1819 года.
В феврале 1842 года Арнольд Руге писал Марксу: «Дорогой друг! Одновременно с вашей критикой цензуры вступила в действие и прусская цензура над нашими «Ежегодниками». В течение восьми дней цензор вытравляет наши «дурные тенденции». Вы можете себе представить, как получилось. Ваша статья стала теперь совершенно невозможной. Все, что пахнет Бауером, Фейербахом и мною, решительно отклоняется. Я имею целый букет милых и пикантных вещей, предназначенный дать изрядную нахлобучку и цензуре, и спрашиваю вас, согласны ли вы, чтобы я вашу статью с прочими недозволенными работами напечатал в Швейцарии под названием Anecdota philosophica».
«Анекдоты» тотчас после их появления были запрещены немецкой цензурой. Около того же времени были закрыты и «Ежегодники». Тогда же была приостановлена и лучшая газета начала 40-х годов «Neue Rheinische Zeitung», в которой писали Герман Беккер, Фридрих Энгельс, Ф. Лассаль, Фрейлиграт, Бюргер и многие другие и в которой ее редактор (в 1842 и 1843 годах) Карл Маркс поместил также серию критических статей по поводу дебатов о свободе печати в рейнском ландтаге.
Парижская катастрофа, происшедшая 24 февраля 1846 года (Речь идет о событиях 23–24 февраля 1848 года, когда запрет банкета сторонников реформы избирательного права вызвал уличные бои между парижанами, требовавшими провозглашения республики, и армией, брошенной властями на подавление волнений), оглушающим образом подействовала на немецкие правительства, воспламенив в то же время все немецкое общество и народ. Со всех сторон и концов Германии внезапно обрушился целый град самых категорических требований на головы ошеломленных властей.
1848 год в Германии, собственно говоря, принес окончательное решение как вопроса о борьбе между абсолютистским и конституционным режимом, так равно и тесно связанного с этим вопроса о борьбе между цензурой и свободой печати. Свобода печати, будучи первоначально одним из первых требований, стала теперь одной из первых гарантий, которую напуганные правительства предоставляли своим подданным. Уже 3 марта 1848 года Союзный Сейм предоставлял на усмотрение отдельных правительств учреждение цензуры и введение свободы печати под условием лишь известных гарантий против ее злоупотреблений. Тогда-то в числе этих гарантий был, между прочим, введен и институт ответственности редакторов периодических изданий.
Пятидесятые годы принесли, однако, с собой еще раз некоторые реакционные течения, нашедшие себе главное выражение в союзном постановлении от 6 июня 1854 года касательно предупреждения злоупотреблений свободой печати. Цензура же с тех пор осталась навсегда упраздненной в Германии. Уж слишком она была ненавистна народу, чтобы даже самая лютая реакция подумала о ее возобновлении. К тому же она именно в 1848 году оказалась бессильной задержать естественный ход событий. Непоколебимым результатом этих событий и было убеждение, проникшее и в правящие сферы, что Германия находится в процессе формирования новых общественных отношений, для решения которого необходимо активное участие населения, а следовательно, и известная свобода и независимость в выражении общественного мнения.
Печать во Франции
Создать первую национальную французскую газету было суждено королевскому медику Теофрасту Ренодо. Первый номер "La Gazette" увидел свет 30 мая 1631г. С легкой руки Теофраста Ронодо слово "газета" вошло во многие европейские языки. "La Gazette" выходила раз в неделю на 4 страницах. Тематика — торговля, война, придворная хроника, дипломатические известия.
Французская Революция покончила с наследием старого режима, стала началом ряда политич. движений в разн. странах. Ее подготовили и Англ. бурж. революция 17в, и американская война за независимость 18в. Историю революции начининают писать люди, принимавшие в ней непосредственное участие. Горячее дыхание эпохи – в газетах, журналах, книгах. Происходит становление политич. печати и зарождение прессы в совр. понимании этого слова.
». Важность печати была понята всеми полит. партиями. Почти все выдающ. деятели ФРАНЦУЗСКАЯ БУРЖУАЗНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ редактировали газеты.: Мирабо, Демулен, Робеспьер, Марешаль, Марат, Бабёф и др. Лит-ры XIXв братья Гонкуры писали, что «журналистика вышла из недр революции во всеоружии и, едва родившись, стала ареной великих сражений».
Уже во втор. пол. 18в. Во Фр. наблюд. оживление периодич.печати. Газеты продавались на улице, имелись в большинстве кафе (1800 кафе), в лавках набережных ит.д. Число выходящих брошюр б.огромно. И 1789г для жур-ки - начало новой эры, колыбель политич. печати. Роль книг кончилась. Пришла очередь газет.
1789 год можно таким образом считать действительной колыбелью французской периодической политической печати. Правда, и в дореволюционную эпоху существовала во Франции, главным образом в столице, периодическая печать. Так известно, что первый периодический орган, «La Gazette», стал выходить в свет еще 1 мая 1631 г.; редактором его был известный Теофраст Ренодо. За этим первым органом, в котором сотрудничали сам Людовик XIII и всемогущий Ришелье (найденные недавно рукописи Людовика XIII показывают даже, что Теофраст Ренодо часто бесцеремонно сокращал и исправлял статьи и корреспонденции своего высокопоставленного сотрудника), – за этим первым органом последовало много других, которые были настолько прибыльными предприятиями, что правительство облагало их налогом, иногда превышавшим даже 100000 ливров, в пользу угодных ему «gens de lettres». Но газеты в дореволюционную эпоху имели обыкновенно очень ограниченный круг абонентов (иногда они принадлежали какому-нибудь феодалу и только для него и для его семьи и составлялись), которых они и осведомляли о всяких новостях и сплетнях из светской и придворной жизни и которым рассказывали более или менее пикантные анекдоты из театрального и литературного мира. И только начиная с 1789 г. газета превращается в трибуну, с которой публицисты всех партий говорили все более и более расширяющемуся кругу читателей о текущих общественных и политических вопросах.
Духовенство, в общем, высказалось против всякой свободы печати и требовало сохранения предварительной цензуры в том виде, в каком она существовала при старом режиме. Дворянство же и третье сословие решительно требовали свободы печати, высказываясь в то же время, в виде гарантии, за то, чтобы авторы и содержатели типографий подписывали выпускаемые ими произведения и были лично ответственны за них перед судом. Огромное большинство наказов этих двух сословий высказывается в том смысле, «что полная свобода, данная печати, может только принести двойную выгоду – просвещение для граждан и постоянную деятельную критику для министров, действия которых были бы достойны порицания».
Некоторые журналисты пытались было фактически осуществить пожелания третьего сословия и дворянства в области свободы печати еще до того, как собрались Генеральные штаты, но цензура, уже в предсмертной агонии, подавила эти попытки. Так было, например, с проектировавшейся ежедневной газетой «Le Patriote français». Но как только Генеральные штаты собрались, волна общественного мнения сразу, почти не встретив сопротивления, смыла много устаревших учреждений, в том числе и предварительную цензуру, и свобода печати была осуществлена почти без борьбы. Так, уже 4 мая 1780 г. Мирабо стал выпускать газету под названием «Les Etats Généraux», первые номера которой разошлись в количестве свыше 12000 экз. (что для тогдашнего времени было почти невероятным тиражом) и в которой знаменитый трибун открыто нападал на министров.
Свободная политическая печать фактически существовала.
Оставалось санкционировать эту свободу законодательным порядком. И это было сделано в знаменитой «Декларации прав человека и гражданина», 11-я статья которой, принятая Национальным собранием 24 августа 1780 г., гласит: «Свободное выражение мысли и мнений является одним из наиболее ценных прав человека. Каждый гражданин вправе, следовательно, свободно говорить, писать и печатать, ответствуя за злоупотребление этой свободой в определенных законами случаях».
Но эта статья «Декларации» представляла собой пока только голый принцип. Подобно всей «Декларации», она формулировала «естественное» право «человека» и «гражданина» вообще. А между тем свобода печати есть учреждение общественное, и, как таковое, оно должно быть организовано. Мало торжественно объявить, что каждый гражданин имеет право свободно говорить, писать и печатать свои мнения, «ответствуя за злоупотребление этой свободой в определенных законами случаях». Нужно точно регулировать пользование этим провозглашенным правом, нужно точно определить границы права и злоупотребления.
Революционный период вообще и – особенно – революционный период первой половины 90-х годов XVIII столетия во Франции был крайне неблагоприятен для организации всякого права вообще – и права «свободно говорить, писать и печатать свои мнения» в особенности. Революции предстояло перестроить все общественно-политическое здание Франции, перестроить без всякого, предварительно выработанного, плана. Это был, в сущности, ряд революций, ряд острых столкновений общественных сил, столкновений, осложнявшихся массой внутренних и внешних затруднений. Где тут было заботиться о правильной организации свободы печати.
В первые два года революции свобода печати была безграничная. Дело доходило до того, что крайние элементы обоих лагерей, сторонники старого режима, с одной стороны, и ультрареволюционеры – с другой, открыто призывали в своих органах к насилию, убийствам, насильственному распущению представительного учреждения и т.п.
Но внутренние и внешние затруднения все более усложнялись, борьба обострялась, новому обществу приходилось отстаивать самое пра