Идею духовного преображения в годы революции индивидуального “я” и, как говорил сам Белый, “Я” коллектива души народа, души человечества”1.
Раскрывая идейную связь поэмы “Христос воскрес” с предшествующей поэзией Белого, Т. Хмельницкая справедливо отмечала: “Для Белого Христос тема не новая. Еще в “Золоте в лазури” в цикле 1903 года “Вечный зов”, всплывает образ распятого Христа, <...> отождествленного с лирическим “я” поэта. Весь раздел “Багряница в терниях” развивает этот смысл. И дальше, в “Пепле”, тема миссии и “второго пришествия” сплетается у Белого с темой пророка, причем образ этот двойственен, противоречив, он и провидец и безумец.
В поэме, - продолжает исследовательница, - образ Христа – уже не субъективный символ личного сознания поэта. Он объективируется, расширяется на большие события, происходящие в мире”.
Тема преображения человека и мира, общее для русской поэзии революционной эпохи 1917 – 1921 годов раскрывается в поэме Белого не в социальном плане, а в плане духовно – нравственном. В самой сюжетно – композиционной структуре произведения, основанной на перенесении евангельской легенды в современную действительность, поэт стремился подчеркнуть значимость и активность духовно – нравственного преображения современной действительности.
После поэмы “Христос воскрес” Белый довольно долгое время не обращался к стихам. Только в июне 1921 года он начал писать поэму воспоминание “Первое свидание”, а еще через год создает свой последний сборник стихов “После разлуки”.
И поэма, и особенно сборник стихов для Белого стали выражением так называемого “лирического отступления”. В поэме “Первое свидание” “отступление” в прошлое дополнялось и углублялось “отступлением” в лирику, в личные переживания юношеской поры, в тему любви, причем любовь здесь в духе Белого воспринималась широко: не только как любовь к женщине во плоти, которой в поэме является Надежда Львовна Зарина, но и как любовь к идее, в данном случае к учению Вл. Соловьева с его идеей вечной женственности:
|
|
Вдруг!..
Весь – мурашки и мороз!
Между ресницами - стрекозы!
В озонных жилах – пламя роз!
В носу – весенние мимозы!
Она пройдет – озарена:
Огней зарней, неопалимей…
Надежда Львовна Зарина
Ее не имя, а – “во-имя!..”
Браслеты – трепетный восторг -
Бросают трепетные слезы;
Во взорах – горний Сведенборг;
Колье – алмазные морозы;
Серьга – забрежжившая жизнь;
Вуаль провеявшая – трепет;
Кисей вуалевая брызнь
И юбка палевая – лепет;
А тайный розовый огонь,
Перебегая по ланитам
В ресниц прищуренную сонь,
Их опаливший меланитом, -
Блеснет, как северная даль,
В сквозные, веерные речи…
Летит вуалевая шаль
На бледнопалевые плечи.
И я, как гиблый гибеллин,
У гвельфов ног, - без слов, без цели:
Ее потешный палладин
Она – Мадонна Рафаэля!
Характерной особенностью “лирического отступления” в поэзии начала 20-х годов был романтический протест против “прозы” начавшегося периода НЭПа. В поэме “Первое свидание” в прямом смысле такого протеста нет, он здесь выражен по-другому, как верность романтическим соловьевским идеалам юношеских лет и как неприятие бескрылой и бездуховной обывательщины:
Благонамеренные люди,
Благоразумью отданы:
|
|
Не им, не им вздыхать о чуде,
Не им – святые ерунды…
О, не летающие! К твери
Не поднимающие глаз!
Вы – переломанные жерди:
Жалею вас – жалею вас!
Обывательская бездуховность и безыдеальность вызывали у поэта только жалость, но не чувство безысходности: для себя он находил духовное прибежище и веру в жизнь в воспоминаниях о романтических идеалах молодости, которые хотя и не привели к такому широкому и духовно-нравственному преображению человечеству, о котором мечталось когда-то, но все-таки оказали свое воздействие хотя бы на судьбу самого поэта и тем самым не лишали его надежды на возвращение действенности, духовных идеалов и будущего.
Сложным, извилистым путем прошел по жизни Андрей Белый, он же Борис Бугаев, сын профессора математики и один из самых одаренных и самых оригинальных русских людей.
В непрестанности поисков, в постоянном напряжении творческой мысли, в глубине и грандиозности замыслов, в невиданной в русской литературе силе ощущения своего “я” как ценности объективного мира, в одержимости захватившей его идеей, в творческих взлетах и провалах, наконец, в необычности стилистической манеры, которая давала ему возможность подниматься до редкой высоты символико-типологического обобщения – во всем этом и проявила себя гениальная одаренность этого человека. Не столько и не всегда в конечных результатах творческих исканий, сколько в тех путях, которыми он к ним пришел и в которых отразились искания самой эпохи.
Такие люди появляются только в бурные, переходные периоды, когда возрождаются какие-то забытые ценности, а “старые” идеи начинают жить новой жизнью.
|
|
Отторгнутость и разобщенность, эта характерная для ХХ-го века черта, была впервые так наглядно и остро изображена Андреем Белым. Лично и глубоко переживая людскую разобщенность, страдая от нее, Белый пытается преодолеть ее на уровне той высокой идеи всечеловеческого братства, которая заняла огромное место в его сознании и творчестве и 1910-х и 1920-х годов.
Поэтому – то романы Белого столь специфичны: это столько же романы в собственном смысле слова, сколько закодированная лирическая исповедь автора, выговариваемая судорожно, спешно, подчас сумбурно, с взлетами пророческой мысли, но и с провалами и недоговоренностями, художественное целое которой легко распадается на слабо связанные между собой части.
Не писатель тут владеет миром и словом об этом мире, а мир владеет им. Наглядно эта особенность творческой манеры Белого дала о себе знать уже в “Пепле” и “Урне”, затем в двух его главных романах. “Невидимый Град” потому, видимо, так сильно овладел сознанием Белого, что здесь он увидел возможность возвыситься над действительностью, ввести в текст произведения элементы учительства, овладеть словом о мире и самим миро, включить свое слово в единство развиваемой художественно – этической концепции. Ему уже тогда показалось, что, ограничив сферу творчества изображением человеческого “я”, взятого в процессе его саморазвития, он обретет почву под ногами, сохранит себя художником и творцом.
Но и этого не произошло. Идея “Невидимого Града” долго владела сознанием Белого, но никакой реализации не получила и он стал просто переделывать или повторять себя прежнего, лишь модернизируя, приспосабливая к новым условиям то, что им было уже сказано.
Андрей Белый ярче, глубже, наглядней других своих современников выразил именно эту сторону культурной и литературной жизни своего времени – превращение самого писателя, прежде всего как личности, в важнейший факт литературного быта. Как явление он и вошел в сознание не только своих современников, но и последующих поколений читателей. Тот “заряд гениальности”, которой он носил в себе, был частично реализован им художественном творчестве, частично сохранился как неотъемлемая особенность личности. “В застывшей позе полета” увидела Белого на одной из фотографий Марина Цветаева. В том действительно хаотическом мире, в котором протекала жизнь и сформировалось сознание А. Белого, была вместе с тем одна черта, одна доминанта, которую можно выразить словом “устремлённость”. Она – то и роднит его с тем временем, в которое он жил и которое также было устремлено в будущее.
Литература.
1. Белый А. Проблемы творчества. М., 1988.
2. Долгополов Л. Андрей Белый: Личность и творчество. Л., 1978.
3. Орлов В. Поэт и город. Л., 1980.
4. Соколов А. Декаденские течения. Символизм. Младосимволизм. М., 1984.
5. Белый А. Символизм как миропонимание. М., 1994.
6. Ломтев С.В. Проза русских символистов. М., 1994.
7. Наше наследие. М., 1990, №7
8. Мясников А. Андрей Белый и его роман “Петербург”. М., 1987.
9. Шагинян М. Человек и время. М., 1989.
10. Зайцев Б. Воспоминания. М. – Л., 1992.
11. Федор Степун. Воспоминания о серебряном веке. М., 1993.
12. Белый А. Арабески. М., 1911.
13. Шкловский В. Жили - были. М., 1964.
14. Белый А. Стихотворения и поэмы. М.-Л., 1966.
15. Белый А. Символизм. М.,1905
[1] Белый А. На рубеже двух столетий. М. – Л. 1930 С.27.
1 Белый А. На рубеже двух столетий. М. – Л., 1930. С. 134
1 Бугаева К. Н. Воспоминания о белом. Berkley. 1981. С. 62.
1 Гладков А. Поздние вечера. Воспоминания, статьи, заметки. М. 1986. С. 279.
1 Б. Зайцев. Воспоминания. М.-Л. С.125-127
1 Фёдор Степун: Воспоминания о серебряном веке. М. 1993. С. 199
1 Белый А. Арабески. М., 1911. С. 397
2 Белый А. Символизм. М., 1910. С. 29
3 Шкловский В. Жили-были. М., 1964. С. 147
1 Кузмин М. Статьи об искусстве. М. 1923. С. 164
1 Белый А. Между двух революций. Л. 1934. С. 362
1 А. Белый. Стихотворения и поэмы. М. – Л. 1966. С. 557