Холод пробирает до костей. Кажется, зима решила наверстать за все годы существования человека на этой планете. Опять накладываю согревающее, зная, что минут через десять придется обновлять. К дому еще недолго. Успею.
Гостиная встречает теплом и смешанным запахом ромашки с лавандой. И еще полыни. Родной запах. Твой.
Переодевшись в домашнее, иду на кухню готовить ужин. Усмехаюсь, вспоминая, что еще три года назад меня за уши притянуть к плите было невозможно. Но оказалось, что когда твой любимый мужчина голоден: силы, время и даже желание появляются стоять два часа возле кухонного стола не приседая ни на минуту. И мимолётом брошенное «Спасибо. Было вкусно» заставляет забыть, что с шести утра на ногах, нервы в Министерстве перетрепали основательно, с ленча во рту ни крошки. Радуюсь, смущаюсь. И спрашиваю, не хочет ли добавки. Вот такая женская логика.
Приготовив еду, спускаюсь в лабораторию позвать тебя к столу. Стоишь над котлом, хмуришься. И … материшься. Никак не привыкну к тебе домашнему. Где мантия «чернее ночи»? Где сюртук и его 150 пуговиц? Темные брюки, синяя рубашка с закатанными по локоть рукавами. Простецкий рабочий фартук. И связанные сзади в хвост волосы. Кажется, лет десять скинул.
Решаюсь все-таки обратить на себя внимание.
- Северус, пошли кушать. Все готово.
Бросаешь взгляд на меня, потом на часы. Скидываешь ненужную тряпку и консервируешь зелье. Неровный свет помещения вырисовывает на твоем лице причудливые тени.
Не понимаю, почему не подходишь, а все так же стоишь возле стола? Хмуришься.
От такого взгляда мне нехорошо сделалось.
Оперевшись о двери, спрашиваю:
- Что-то случилось?
- Ты где была?
- На работе.
- Не ври.
Вот так просто. Ни тебе ссор, битья посуды, угроз о разводе. Просто тихое «не ври» заставляет покраснеть и застучать сердце в разы сильнее.
- Гермиона, ты знаешь, кто я сейчас, и знаешь, кем я был в прошлом. Ты действительно думала, что я не узнаю, что ты уже третий месяц подряд берешь каждого 15 числа отгул? Куда ходишь? Или целесообразнее спросить к кому?
В бешенстве подлетаешь ко мне, положив руки на двери по обе стороны от моего лица. Злишься. Вижу. Чувствую. Ноздри раздуваются, зрачки расширены. Кажется, что-то будет.
- Северус, не кипятись. Я сейчас все объясню.
Пытаясь хоть как-то успокоить, глажу руками его плечи.
Схватив их, стискиваешь. Два моих запястья в одной твоей ладони. Другой рукой хватаешь подбородок.
Больно.
- Ты помнишь, что я тебе сказал, когда мы поженились? – пытливо смотришь в глаза. – Отвечай!
- Что я принадлежу тебе, - еле слышно выдыхаю.
- Громче!
- Что я твоя!
- Правильно, девочка. А теперь скажи на кой черт ты ходишь налево?
Молчу, пытаясь проглотить в горле ком и сморгнуть непрошеные слезы.
- Герми, я жду ответа.
- Ты не так все понял. Северус, прошу, выслушай меня.
- Молчать! У тебя было три месяца времени все мне рассказать. А теперь ты послушаешь меня.
Рука с подбородка переходит на горло, чуть сдавливая его.
- Запомни раз и навсегда. Ты – моя. Целиком и полностью. Твое тело – мое. Душа. Даже твои мысли – мои. И я тебя никогда, слышишь, никогда не отпущу! Пусть даже ты и полюбишь другого. Даже если смерть захочет тебя отобрать – я тебя не отдам. А знаешь почему? Потому что ты – моя!
С каждым словом, звуком ты приближаешься ко мне. И последнее «моя» я ощущаю уже на губах. Притиснув всем телом, целуешь. Бешено, больно, заставляя подчиниться. И я подчиняюсь. Как будто у меня есть выбор. Или когда-то был.
|
|
|
|
Разомкнув губы, чувствую, как твой язык просто врывается в меня. Кусаешь, всасываешь. Каждый поцелуй, как клеймо. Чтобы знала свое место. Чтобы не смела перечить. И поняла, что других нет и не будет. Только ты. Всегда только ты.
Прерываешь это сумасшествие. Хватая меня за руку, тянешь наверх – в спальню. Еле успеваю за тобой. Промелькнула мысль, что останутся синяки. Промелькнула и пропала. Понимаю, что естественной реакцией на твое поведение было бы зареветь и биться в истерике, что меня хотят изнасиловать. Но у меня шок. И чисто блядский интерес «а что же дальше?».
Прижав к стене, больно хватаешь за волосы, заставляя открыть шею. Вновь прижавшись всем телом ко мне, кусаешь жилку, что так отчаянно бьется. И тут же зализываешь след своей ярости. Дышишь беспорядочно, так же, как и я. Открываю глаза и вижу твой взгляд. Полный жажды, похоти и отчаяния. И последнего очень много. С примесью страха. Смотришь на меня своими невозможными глазами и я понимаю. Понимаю, что ты в безысходности. Ты, как зверь, загнанный в клетку.
Хочешь почувствовать, что все под контролем. Что я еще твоя.
И я понимаю, что тебе это нужно. Здесь. Сейчас. Понимаю, что хочешь ты не заняться любовью. Или даже сексом. А поиметь меня. Трахнуть. Как доказательство твоих слов и моей клятвы у алтаря.
И снова целуешь так, что колени подгибаются. Я даже не успеваю тебе отвечать. Переносишь свои губы на шею, ключицы. Чувствую новый укус и стону.
Никогда не думала, что это так возбуждает. Рычишь, услышав, что мои стоны с каждым твоим касанием все громче и громче. Переворачиваешь меня спиной к себе и стискиваешь грудь с такой силой, что стону уже от боли. И за это получаю очередной укус в шею.
|
|
Нагибаешь меня к себе так, чтобы ощутила насколько ты возбужден. И ты даже не представляешь, как я надеюсь, что помилования не будет. Потому что я уже на пределе. Задрав мою юбку, ты тоже это понимаешь. Сразу два пальца в меня. Толчками все глубже и сильнее. Северус, если ты сейчас остановишься – я тебя убью. Изнасилую и убью. Чувствую, как пальцы выскальзывают из меня и в протест этому, мычу.
Слыша в ответ твое отчаянное «сука».
«Вжик» ширинки. Твоя рука на моей талии. И толчок.
- Северус!..
Никогда не привыкну к твоим размерам. Боль и блаженство перемешалось. Толчок. Да! Еще толчок. Еще. Еще…
И с каждым движением, с каждым вздохом впечатываешь меня в стену еще сильнее.
- Моя! Слышишь… Моя.
Толчок. Еще сильнее. Еще глубже.
Кажется, я сейчас сознание от удовольствия потеряю.
И в шквале своего оргазма слышу:
- Никому не позволю…
С последним движением кусаешь мое плечо и кончаешь.
С минуту так и стоим: я, привалившись на стену, а ты - на меня. Постепенно, с каждой секундой, истома от полученного удовольствия проходит и приходится возвращаться в реальный мир. К проблемам.
Пытаясь поправить одежду, друг на друга не смотрим и садимся на кровать, до которой мы так и не добрались. Я все же осмеливаюсь перевести на мужа взгляд, пытаясь понять, какое у него сейчас настроение. И опять это отчаяние. Только уже без жажды и похоти. Взгляд, полный печали, устремлен на стену напротив.
Устало откидываешься на кровать и закрываешь лицо руками. Даже не знаю, что предпринять. Ведь ничего не понимаю.
И еле слышу тихое:
- Прости. Если сможешь. – Отводишь руки и смотришь в потолок. – Но я тебя все равно не отпущу. Никогда.
И переводишь эту черную бездну на меня.
- А я и не ухожу.
Смотрю на тебя чуть улыбаясь. Эх, Северус, горячий ты мужчина. Такого как ты еще поискать надо. Да и любовь никуда не выбросишь из сценария. Куда я без тебя?
Ловлю на себе взгляд, полный непонимания.
- Тогда куда ты пропадаешь. Ответь мне, прошу.
- В больницу. У меня запись.
Сразу подрываешься и смотришь с тревогой. А вот и злость примешалась.
- Гермиона, твою мать! Сразу мне нельзя было сказать?! Что случилось? Чем болеешь? Насколько серьезно? Почему не сказала? И советую отвечать по существу, иначе, клянусь Мэрлином, я тебя прибью.
- Я не болею.
- Так… Гермиона… Не доводи до греха. Что целители говорят?
- А я в маггловскую больницу хожу.
- Гермиона Снейп!
А вот если я уже Гермиона Снейп, то пора изъясняться. Иначе действительно прибьет.
- В маггловскую пошла, чтобы репортеры не узнали.
- Не узнали чего? – и такой пытливый взгляд. Аж спрятаться захотелось.
- Я беременна.
Увидев на любимом лице шок, сразу продолжаю:
- А тебе не говорила, чтобы точно быть уверенной. Двойня. Вот.
Переводишь свой немигающий взгляд на живот и встряхиваешь головой, словно чего-то недопоняв.
- А как?.. Мы же…
- Помнишь День Всех Святых?
Киваешь.
Хорошо. Контакт установлен.
- Ну и вот. – Прикладываю руки на живот.
Прячешь лицо в ладонях, приземляясь на колени передо мной.
А когда я уже имею возможность встретиться с твоими глазами, то вижу такой взгляд, за который любая женщина умрет.
Взгляд, полный обожания.
А вот теперь ты меня точно уже никуда не отпустишь.
Точнее нас.
Да и не надо, скажу я тебе.
Конец.