Проехав все моря и континенты,
Пускай этнограф в книгу занесет,
Что есть такая нация - студенты,
Веселый и особенный народ!
Понять и изучить их очень сложно.
Ну что, к примеру, скажете, когда
Все то, что прочим людям невозможно,
Студенту - наплевать и ерунда!
Вот сколько в силах человек не спать?
Ну день, ну два... и кончено! Ломается!
Студент же может сессию сдавать,
Не спать неделю, шахмат не бросать
Да плюс еще влюбиться ухитряется.
А сколько спать способен человек?
Ну, пусть проспит он сутки на боку,
Потом, взглянув из-под опухших век,
Вздохнет и скажет:- Больше не могу!
А вот студента, если нет зачета,
В субботу положите на кровать,
И он проспит до следующей субботы,
А встав, еще и упрекнет кого-то:
- Ну что за черти! Не дали поспать!
А сколько может человек не есть?
Ну день, ну два... и тело ослабело...
И вот уже ни встать ему, ни сесть,
И он не вспомнит, сколько шестью шесть,
А вот студент - совсем другое дело.
Коли случилось "на мели" остаться,
Студент не поникает головой.
Он будет храбро воздухом питаться
И плюс водопроводною водой!
Что был хвостатым в прошлом человек -
Научный факт, а вовсе не поверье.
Но, хвост давно оставя на деревьях,
Живет он на земле за веком век.
И, гордо брея кожу на щеках,
Он пращура ни в чем не повторяет.
А вот студент, он и с хвостом бывает,
И даже есть при двух и трех хвостах!..
Да, он живет задиристо и сложно,
Почти не унывая никогда.
И то, что прочим людям невозможно,
Студенту - наплевать и ерунда!
И, споря о стихах, о красоте,
Живет судьбой особенной своею.
Вот в горе лишь страдает, как и все,
А может, даже чуточку острее...
Так пусть же, обойдя все континенты,
Сухарь этнограф в труд свой занесет.
Что есть такая нация - студенты,
Живой и замечательный народ!
Ведущий: Впрочем, не забывайте, мы – студенты-медики. А это совсем иное дело, совершенно особые люди.
Ведущая: И именно о таких особых студентах еще в 1909 году написал Саша Черный. Поприветствуем -
Профиль тоньше камеи,
Глаза как спелые сливы,
Шея белее лилеи
И стан как у леди Годивы.
Деву с душою бездонной,
Как первая скрипка оркестра,
Недаром прозвали мадонной
Медички шестого семестра.
Пришёл к мадонне филолог,
Фаддей Симеонович Смяткин.
Рассказ мой будет недолог:
Филолог влюбился по пятки.
Влюбился жестоко и сразу
В глаза её, губы и уши,
Цедил за фразою фразу,
Томился, как рыба на суше.
Хотелось быть её чашкой,
Братом её или тёткой,
Её эмалевой пряжкой
И даже зубной её щеткой!..
"Устали, Варвара Петровна?
О, как дрожат ваши ручки!" -
Шепнул филолог любовно,
А в сердце вонзились колючки.
"Устала. Вскрывала студента:
Труп был жирный и дряблый.
Холод... Сталь инструмента.
Руки, конечно, иззябли.
Потом у Калинкина моста
Смотрела своих венеричек.
Устала: их было до ста.
Что с вами? Вы ищете спичек?
Спички лежат на окошке.
Ну, вот. Вернулась обратно,
Вынула почки у кошки
И зашила её аккуратно.
Затем мне с подругой достались
Препараты гнилой пуповины.
Потом... был скучный анализ:
Выделенье в моче мочевины...
Ах, я! Прошу извиненья:
Я роль хозяйки забыла -
Коллега! Возьмите варенья, -
Сама сегодня варила".
Фаддей Симеонович Смяткин
Сказал беззвучно: "Спасибо!"
А в горле ком кисло-сладкий
Бился, как в неводе рыба.
Не хотелось быть её чашкой,
Ни братом её и ни тёткой,
Ни её эмалевой пряжкой,
Ни зубной её щеткой!
Ведущий: Да уж, студенты-медики – особый народ. Мы – будущие врачи. Кто-то из нас пришел в медицину сразу после школы, овеянный романтикой медицины.
Ведущая: А кто-то уже и попробовал себя в профессии, работал медсестрой, фельдшером, в отделениях – и в самых тяжелых отделениях реанимации, онкологии, - работал и на «скорой», служил благороднейшему из всех искусств – медицине.
Ведущий: И совсем скоро, вот-вот настанет тот день, когда отпразднуем мы шестидесятилетие нашего родного университета. 60 лет здесь, в родном Луганске, обучают врачей. 60 лет здесь звучит девиз врача Noli nocere – не навреди. 60 лет здесь учат самому главному – человечности.
Ведущая: Поприветствуем - Э. Асадов Ошибка
К нему приезжали три очень солидных врача.
Одна все твердила о грыже и хирургии,
Другой, молоточком по телу стуча,
Рецепт прописал и, прощаясь, промолвил ворча
О том, что тут явно запущена пневмония.
А третий нашел, что банальнейший грипп у него,
Что вирус есть вирус. Все просто и все повседневно.
Плечо же болит, вероятней всего, оттого,
Что чистил машину и гвозди вколачивал в стену.
И только четвертый, мальчишка, почти практикант,
На пятые сутки со "Скорой" примчавшийся в полночь,
Мгновенно поставил диагноз: обширный инфаркт,
Внесли кардиограф. Все точно: обширный инфаркт.
Уколы, подушки... Да поздно нагрянула помощь...
На пятые сутки диагноз... И вот его нет!
А если бы раньше? А если б все вовремя ведать?
А было ему только сорок каких-нибудь лет,
И сколько бы смог он еще и увидеть и сделать!
Ошибка в диагнозе? Как? Отчего? Почему?!
В ответ я предвижу смущенье, с обидой улыбки:
- Но врач - человек! Так неужто, простите, ему
Нельзя совершить, как и всякому в мире, ошибки?!
Не надо, друзья, ну к чему тут риторика фраз?
Ведь честное слово, недобрая это дорога!
Минер ошибается в жизни один только раз,
А сколько же врач? Или все тут уж проще намного?!
Причины? Да будь их хоть сотни, мудреных мудрей,
А все же решенье тут очень, наверно, простое:
Минер за ошибку расплатится жизнью своей,
А врач, ошибаясь, расплатится жизнью чужою.
Не видишь решенья? Возьми и признайся: - Не знаю! -
Талмуды достань иль с другими вопрос обсуди.
Не зря ж в Гиппократовой клятве есть фраза такая:
"Берясь за леченье, не сделай беды. Не вреди!"
Как быть? А вот так: нам не нужно бумаг и подножья
Порой для престижа. Тут главное - ум и сердца,
Учить надо тех, в ком действительно искорка божья,
Кто трудится страстно и будет гореть до конца!
Чтоб к звездам открытий взмыть крыльям
бесстрашно звенящим,
Пускай без статистик и шумных парадных речей
Дипломы вручаются только врачам настоящим
И в жизнь выпускают одних прирожденных врачей!
Идите же дальше! Сражайтесь упрямо и гибко.
Пусть счастьем здоровья от вашего веет труда!
Да здравствует жизнь! А слова "роковая ошибка"
Пусть будут забыты уверенно и навсегда!
Ведущий: И вновь, позвольте сердечно поприветствовать вас на нашем скромном вечере! Мы рады видеть, насколько искренне ваше благородное намерение и стремление стать врачом. Вы выбрали нелегкую долю. Непросто стать врачом: вам приходится работать над собой, учиться и учить, и заучивать, и сдавать тесты, и учить, учить, учить… Приходится жертвовать выходными, отказываться от праздников – и все ради вашей прекрасной самоотверженной цели. И нет другого пути: чтобы стать врачом нужно только учиться и учить. Быть врачом – это великая честь и громадная ответственность: судьбу человека и человечества врач держит в своих руках. Вы принимаете на себя эту ответственность, вы закладываете основы вашей карьеры. Ваш выбор определяет не только вашу судьбу, но и судьбы всех ваших будущих пациентов. Помните, как говорят: “Cogito, ergo sum”.
Ведущий: Позвольте представить вашему вниманию старую, старую сказку о шуте Гонелле и герцоге Лоренцо Медичи по прозванию Великолепный.
Ведущий: Давным-давно в великой и могущественной Флоренции жил-был герцог Лоренцо Медичи по прозванию Великолепный, и был у него шут, по имени Гонелла. Герцог любил собирать за ужином богатых и знатных жителей Флоренции. В этот вечер, как всегда, говорили обо всем и ни о чем.
Судья: Больше всего в нашем славном городе суконщиков.
Забияка: Вздор, вздор и еще раз вздор. Во Флоренции больше всего оружейников.
Модница: Ах, нет, ну что вы говорите!
Модница: больше всего во Флоренции золотых дел мастеров. Чтобы достать вот это кольцо, я объехала сто двадцать восемь ювелиров.
Герцог: А ты что скажешь, Гонелла?
Шут: А я скажу,что во Флоренции больше всего докторов.
Герцог: Да ты что! В списках горожан Флоренции только три медика: мой придворный лекарь Антонио Амброджо и ещё два для всяких прочих.
Шут: Ай-ай-ай! Как мало знают правители о своих подданных! Если мессер Амброджо день и ночь печётся о вашем здоровье, которое и без того не так уж плохо, вам кажется, что остальные флорентийцы здоровёшеньки. Между тем они только и делают, что болеют и лечатся, болеют и лечатся. А кто их лечит? Говорю вам, Лоренцо, что во Флоренции каждый десятый - лекарь!
Продолжает читать текст ведущий, пока он читает, актеры тихо расходятся, синхронно с текстом, появляется шут с перевязанной щекой.
Ведущий: долго спорили богатые и знатные жители Флоренции. В конце концов герцог велел Гонелле доказать свои слова. Разошлись знатные гости. На следующее утро Гонелла обвязал щёку толстым шерстяным платком и вышел из дворца.
Купец: Что с тобой, Гонелла?
Шут: Ох, мои зубы! Перец, расплавленное олово, пылающий огонь - вот что у меня во рту.
Купец: Я тебе посоветую верное средство. В ночь под Новый год ты должен поймать на перекрёстке четырёх улиц чёрного кота и вырвать у него из хвоста три волосинки. Эти волосинки сожги и понюхай пепел. Зубную боль как рукой снимет!
Шут: Благодарю вас, мессер Лючано! Жаль, что Новый год мы отпраздновали две недели назад. Но если мои зубы доболят до нового Нового года, я последую вашему совету.
Шут: Ах, святой отец, прошу вас,помогите!
Шут: грех произносить вслух бранные слова, но из-за этих проклятых зубов я всю ночь не спал.
Настоятель: Хорошо, что ты встретил меня. Я знаю верное средство. Пойди домой и согрей красного вина. Набери полный рот и читай про себя молитву. Кончишь молитву, проглоти вино. Потом снова набери в рот вина и опять помолись...
Шут: И много надо проглотить... я хотел сказать, прочесть молитв?
Настоятель: Да чем больше, тем лучше.
Шут: (записывает) Ваш совет мне нравится. Я очень люблю красное вино. Пойду молиться.
Герцог: Мой бедный Гонелла! У тебя болят зубы?
Шут: Ужасно, ваше величество. Я даже хотел попросить у вас разрешения обратиться к вашему придворному врачу мессеру Антонио Амброджо.
Герцог: Зачем тебе Амброджо? Я понимаю в таких делах больше, чем он, я тебя вылечу. Возьми листья шалфея, завари их покрепче и делай горячие припарки. Хорошо бы ещё настоять ромашку и полоскать рот. Неплохо помогает нагретый песок в холщовом мешочке. Полезно также...
(герцог подхватывает шатающегося шута под руку и медленно уводит со сцены, так, чтобы последние слова прозвучали уже из-за кулисы и продолжил дальше ведущий)
Ведущий: Герцог надавал столько советов, что у Гонеллы, начали подкашиваться ноги. Вот так доказал бедный глупый шут Гонелла, что больше всего во Флоренции врачей, что больше всего на свете люди любят давать советы. И сегодня, спустя 600 лет так часто все вокруг считают себя врачами.
Ведущий: Да, каждый готов бесплатно раздавать советы, и особенно по медицине.В течение веков обучаться медицине могли не все, эти знания были сакральными, и покровительствовал медицине древний бог Асклепий, которому поклонялись тысячелетиями, и о котором помним сейчас. Не всегда широкое распространение знаний о медицине приносило пользу. И не всегда новые знания добывались путем, который можно назвать путем человека, а не монстра. Но и сегодня перед врачом встают такие проблемы, которые не всегда может разрешить даже опытный и умный врач, что уж говорить о неуче и невежде!
Ведущий: Позвольте представить вашему вниманию то, что случается, когда неуч ставит диагноз (сценка из Джерома К. Джерома)
Сценка: стол, за столом сидит и пишет врач, в белом халате, высоком колпаке, (на столе горой истории болезней, какие-нибудь словари, анатомические атласы, на углу стола стоит длинная слуховая трубка, возможно, кости или скелет на заднем плане, ширма – что найдем. Перед столом – еще один стул).
Слышен топот, шум, желательно, чтобы пациент (одетый в костюм-тройку, что-нибудь темное, английское, в руках трость или длинный зонтик и портфель, на голове - шляпа) бежал из зала, махал руками, поднимался по лестнице (если есть человек со способностями, возможно, делал вид, что собирается залезть на сцену прямо из зала??? или, наоборот, очень спокойно и степенно, по-английски выдержанно поднимается из зала на сцену – это зависит от способностей актера)
Раздается стук, к врачу в кабинет врывается/степенно заходит пациент, задыхается, срывает шляпу/ пациент степенно кланяется вежливо снимает шляпу.
Пациент: Добрый вечер, Чарли, приятель… мой старый добрый друг.
Врач: Привет, Джером. Ну, чем ты заболел? Что с тобой?
Пациент: (присаживается за стол перед врачом и начинает копаться в портфеле, доставая оттуда бумаги с текстом роли) Дружище, не буду отнимать у тебя время рассказами о том, чем я заболел. Жизнь коротка, и ты можешь отойти в иной мир, прежде чем я окончу свою повесть. Лучше я расскажу тебе, чем я не заболел: у меня нет родильной горячки. Я не смогу тебе объяснить, почему у меня нет родильной горячки, но это факт. Все остальное у меня есть.
Врач: О чем это ты?
Пациент: Позволь мне достать мои записи. Это совершенно уникальный случай, и я не хотел бы упустить ничего важного.
Вчера мы с Джорджем и Гаррисом ужинали. Мы все чувствовали себя неважно. Гаррис сказал, что у него порой бывают такие приступы головокружения, что он сам не понимает, что делает; и потом Джордж сказал, что иногда у НЕГО бывают такие приступы головокружения, что ОН не понимает, что делает. Что же до меня, то у меня была сенная лихорадка, и, кроме того, не в порядке печень. Я точно знал, что у меня пошаливает именно печень, потому что накануне читал рекламу новейшего патентованного средства от печени.
Ты знаешь, удивительная вещь – я заметил, стоит мне прочесть какое-нибудь объявление о лекарстве, да просмотреть список симптомов, как тут же выясняется, что я страдаю этим заболеванием, да еще и в самой злокачественной форме.
Ну вот, зашел я в библиотеку Британского музея, взял справочник и нашел там все, что мне было нужно, а потом от нечего делать начал перелистывать книгу, просматривая то, что там сказано о разных других болезнях. Потому что у меня были все, все симптомы всех болезней.
Несколько минут я сидел, как громом пораженный, потом с безразличием отчаяния принялся. Я добрался до холеры, и установил, что у меня холера, что она мучает меня уже несколько месяцев, а я об этом и не подозревал. Я перешел к пляске святого Витта и выяснил, как и следовало ожидать, что ею я тоже страдаю; тут я заинтересовался этим медицинским феноменом и решил разобраться в нем досконально. Прочитал об анемии – и убедился, что она у меня есть и что обострение должно наступить недели через две. Брайтовой болезнью, как я с облегчением установил, я страдал лишь в легкой форме, и, будь у меня она одна, я мог бы надеяться прожить еще несколько лет. Воспаление легких оказалось у меня с серьезными осложнениями, а грудная жаба была, судя по всему, врожденной.
Вначале я даже обиделся: в этом было что-то оскорбительное. С чего это вдруг у меня нет родильной горячки? С чего это вдруг я ею обойден? Однако спустя несколько минут моя ненасытность была побеждена более достойными чувствами. Я понял, что у меня есть все другие болезни, какие только знает медицина.
Я задумался. Я думал о том, какой интересный клинический случай я представляю собою, каким кладом я был бы для медицинского факультета. Студентам незачем было бы практиковаться в клиниках и участвовать во врачебных обходах, если бы у них были. Я сам – целая клиника. Им нужно только совершить обход вокруг меня я сразу же отправляться за дипломами.
(здесь пациент начинает демонстрировать, как именно он проверял симптомы, искал пульс, высовывал язык, чтобы осмотреть его и т.п. Врач сдерживает смех)
Тут мне стало любопытно, сколько я еще протяну. Я решил устроить себе врачебный осмотр. Я пощупал свой пульс. Сначала никакого пульса не было. Вдруг он появился. Я вынул часы и стал считать. Вышло сто сорок семь ударов в минуту. Я стал искать у себя сердце. Я его не нашел. Оно перестало биться. Поразмыслив, я пришел к заключению, что оно все-таки находится на своем месте и, видимо, бьется, только мне его не отыскать. Я постукал себя спереди, начиная от того места, которое я называю талией, до шеи, потом прошелся по обоим бокам с заходом на спину. Я не нашел ничего особенного. Я попробовал осмотреть свой язык. Я высунул язык как можно дальше и стал разглядывать его одним глазом, зажмурив другой. Мне удалось увидеть только самый кончик, и я преуспел лишь в одном: утвердился в мысли, что у меня скарлатина.
Я вступил в этот читальный зал счастливым, здоровым человеком. Я выполз оттуда жалкой развалиной.
Именно поэтому я пришел сюда. Ты мой старый приятель… я имею в виду, что ты мой добрый верный друг, когда мне почудится, что я нездоров, ты щупаешь у меня пульс, смотришь на мой язык, разговариваешь со мной о погоде – и все это бесплатно; я подумал, что теперь моя очередь оказать тебе услугу. «Главное для врача – практика», – решил я. Вот ты ее и получишь. В моем лице ты получишь такую практику, какой не получить от тысячи семисот каких-нибудь заурядных пациентов, у которых не наберется и двух болезней на брата. Итак, я пришел прямо к тебе.
(врач поднимается из-за стола, подходит к пациенту сзади, пряча лицо, поправляя очки и т.п., прикладывает слуховую трубку к спине пациента, потом хватает его за руку, вздергивает на ноги, хлопает по плечу, потом садится за стол и выписывает рецепт, свернув, подает его пациенту и очень быстро уходит, почти убегает. Пациент кладет рецепт в портфель, пожимает плечами, раскланивается перед пустым столом, спускается с одной стороны кулисы, проходит по залу ко второй стороне и поднимается по лестнице с другой стороны. Раздается звонок колокольчика, и на сцену из второй кулисы выходят пациент и аптекарь – пожилой, сгорбленный, в очках и с какой-нибудь мензуркой в руках. Пациент подает рецепт, аптекарь внимательно читает и качает головой.)
Пациент: Вот, сэр,прошу вас. Мой рецепт, нельзя ли получить побыстрей.
Аптекарь: Я не держу такого.
Пациент: Вы аптекарь?
Аптекарь: Я аптекарь. Будь я сочетанием продуктовой лавки с семейным пансионом, я мог бы вам помочь. Но я только аптекарь.
(аптекарь читает рецепт вслух, громко и неторопливо, потом возвращает его пациенту)
Бифштекс ……… 0,5 кг
Пиво ………… не более 2 бутылок (принимать каждые 6 часов)
Прогулка десятикилометровая … 1 (принимать по утрам)
Постель ……… 1 (принимать вечером, ровно в 11 часов)
И брось забивать себе голову вещами, в которых ничего не смыслишь.
(Пациент роняет портфель, зонтик/трость, шляпу, стоит с удивленным выражением лица. Ведущий читает дальше, пациент медленно отходит назад, за кулису.)
Ведущий: Джером последовал этим предписаниям, что привело к счастливому (во всяком случае, для него) исходу: его жизнь была спасена, и он до сих пор жив.
Ведущий: Вот видите, как просто кажется ставить диагнозы и давать советы.
Ведущий: но так непросто стать настоящим врачом!
Лекарь. Зовут меня Чжао, прозывают Шарлатаном. Живу в первом переулке, у храма второго отрока, у моста трех поворотов, у четвертого колодца. Врачую, лечу, тем и живу. Сам о своих достоинствах не расскажу, лучше стихи прочту:
Я – всем известный Чжао-врачеватель,
Талантов медицинских обладатель.
И у меня больных – невпроворот:
С утра так и толпятся у ворот!
Неведомы мне снадобья и травы,
Лекарств не отличаю от отравы.
Недужих я по-своему лечу –
При них в бубенчик весело бренчу;
Наукою пренебрегая грубо,
Больному заговариваю зубы
И – серебро раздобываю ловко…
Стяну больную голову веревкой,
Прижгу глаза настойкою полынной,
В ушах иглою ковыряю длинной;
На боли в сердце сетовать начнешь –
Уверенно берусь за острый нож.
Чем кончится болезнь – гадать не надо.
Моя забота – за труды награда.
Беда нередко в тот приходит дом,
Где практикуюсь в ремесле своем.
Ведущий.
Он, подвиги свершая, не забудет,
Что чрево ублажить необходимо.
Целителей пути, как и блаженных,
Воистину же неисповедимы!
После столь исчерпывающих рекомендаций Симынь повел лекаря к больной, где добрых десять минут лекарь щупал пульс и осматривал больную как можно внимательней, помня об обещанной Симынем щедрой благодарности.
Лекарь. Не беспокойтесь, почтеннейший сударь! Если госпожа понимает, что я лекарь, стало быть не умрет. Что ж, сударь, и пульс и цвет лица говорят о том, что вашу уважаемую супругу не то знобит, не то лихорадит. Это бывает как перед болезнью, так и во время нее.
Симынь. Ее вовсе не лихорадит! Нет ли необходимости еще раз проверить пульс, доктор?
Лекарь. Нет, сударь. Возможно, сударыня съела лишнего. От этого и страдает.
Симынь. Да она крошки в рот не брала уже четыре дня!
Лекарь. Тогда, значит, желтуха ее одолела.
Симынь. Да нет же.
Лекарь. Нет? Отчего же лицо пожелтело? Понос мучает, а?
Симынь. Нет у нее никакого поноса.
Лекарь. Так значит в ногах ломота.
Симынь. И не болят у нее ноги, и не встает она уже несколько дней.
Лекарь. Уши, значит воспалились, и желчь черная преобладает в теле!
Симынь. Вовсе и не болят у нее уши, и разлития желчи совсем нет!
Лекарь. Что же это за болезнь такая? Ума не приложу. (задумался надолго). А, знаю, знаю! Это у нее бубон! Он вызывает расстройство аппетита.
Симынь. Да откуда же у женщины бубон? А насчет аппетита вы близки к истине.
Лекарь. Будда милостивый! Наконец-то я попал в точку! Теперь можете не волноваться. Я пропишу чудодейственное средство и все пройдет. Слушайте же, что за средство:
Безвременник, кровохлебку, зверобой
С бузиною стереть и беленой;
Из крапивы, сонной одури простой
Приготовить с волчьей ягодой настой;
Заманиху, хрен, желтушник серый взять,
С луком, с медом, с миндалем перемешать,
Хмель добавить, подмешать мышьяк и мак,
Принимать по целой чашке натощак.
Симынь. Таким зельем недолго и отравить больную!
Лекарь. Отрава во рту горечь оставляет, а из тела хворь изгоняет. Чем мучиться, лучше уж отмучиться!
Симынь. Гоните его вон отсюда! Дайте ему два цяня серебра, и пусть идет своей дорогой!
Чтец: Просьба по возвращении из Салерно (желательно натянуть какой-нибудь балахон, накинуть кусок ткани как плащ, или какую-нибудь верхнюю одежду, слишком большую, так, чтобы чтец замотался в нее…)
Здравствуйте! Слово привета
вам от бродяги-поэта.
Все вы слыхали, наверно,
про знаменитый Салерно.
С давних времен и поныне
учатся там медицине
у величайших ученых,
чтоб исцелять обреченных...
"Как бы мне, Господи Боже,
медиком сделаться тоже?"
И приступил я к ученью,
новому рад увлеченью...
Но оказалось: наука
горше, чем смертная мука,
и захандрил я безмерно
в том знаменитом Салерно.
Смыться решил я оттуда,
но одолела простуда
так, что четыре недели
я провалялся в постели
и, поглощая микстуру,
славил свою профессуру.
"Бедный вы наш сочинитель, -
молвил мне главный целитель, -
я говорю вам без шуток:
жить вам не более суток!"
Я до того огорчился,
что через день излечился,
взял свой мешок и - айда! -
тотчас же прибыл сюда.
Гляньте, друзья, на поэта:
стал я подобьем скелета,
плащ мой изношен до дыр,
не в чем явиться в трактир,
ибо в проклятом Салерно
есть небольшая таверна,
где промотал я до нитки
всю свою кладь и пожитки.
С голоду я изнываю,
к щедрости вашей взываю,
о подаянье моля
Господа и короля.
Не оскудеет рука
та, что спасет бедняка!
Бог да продлит твои годы!
Я ж сочиню тебе оды,
гимны сложу в твою честь:
очень уж хочется есть.
Ведущий: Этому студенту уже никогда не стать врачом!
Ведущий: Однако среди нас множество настоящих студентов, которые в недалеком будущем станут великолепными диагностами, опытными хирургами, терпеливыми педиатрами – станут настоящими врачами!Главное, чтобы они не забывали учиться… и преуспели в этом, в отличие от бедного рыцаря.
Сценка «Бедный рыцарь» - по мере возможности, чтец-автор, рыцарь и дама. Чтец-автор стоит в стороне, читает с листа, рыцарь (по мере возможности сопровождает комическим представлением, демонстрирует грамоты за победы, чеки за покупки и т.п., строит глазки даме, которая стоит вполоборота, всем видом выражает надменность)
Бедный рыцарь
Ведущий:
Рыцарь забыл своих папу и маму,
Рыцарь влюбился в прекрасную даму,
Рыцарь не спит, и не ест, и не пьет —
Только одни серенады поет.
Бедный влюбленный в теченье недели
Выдержал сорок четыре дуэли,
Семьдесят восемь призов заслужил,
Семьдесят две серенады сложил.
Рыцарь, надев боевые доспехи,
Шлет своей даме цветы и орехи,
Яблочный джем, пастилу, мармелад
В тщетной надежде на ласковый взгляд...
Позднею ночью в окошко к прелестнице
Рыцарь полез по веревочной лестнице
И говорит, освещенный луной:
Рыцарь:
— Станьте навеки моею женой!
Но, к сожаленью, высокая дева
Вся затряслась от высокого гнева.
Дама:
— Ах вы, бездельник! Имейте в виду:
Замуж за неуча я не пойду!
Вы на турнирах сражаетесь бойко,
Только у вас по грамматике — двойка!
По географии двойка у вас!
Двойка по чтению!.. Прочь с моих глаз!
По арифметике что?.. — Единица. —
— Как же вы смеете, сударь, жениться?!
Дайте сюда ваш противный дневник...
Ведущий:
Рыцарь в тоске головою поник...
С этого черного, страшного часа
В классную комнату нашего класса,
Лишь детвора удаляется прочь,
Призрак является каждую ночь.
Спрятав лицо под железною маской,
Долго по карте он водит указкой
И произносит при этом слова:
Рыцарь:
«Штутгарт... Ливорно... Севилья... Москва...»
Ведущий:
Голову призрак на панцирь склоняет,
Ходит по классу и громко склоняет
Так, что отчетливо слышно везде:
Рыцарь:
«Дерево, дерева, дереву, де...»
Он от доски оторваться не может,
Он вычитает, он делит, он множит
И под конец удивляется сам:
Десять раз десять равняется стам!
Ведущий: А теперь посмотрим, так ли уж сильно отличается изучение медицины в разные времена или в разных странах? И так ли уж разителен контраст между средневековым вагантом и современным студентом?
Во французской стороне
На чужой планете
Предстоит учиться мне
В университете.
До чего тоскую я-
Не сказать словами.
Плачьте, милые друзья
Горькими слезами.
На прощание пожмём
Мы друг другу руки,
И покинет отчий дом
Мученик науки.
Вот стою, держу весло,
Через миг отчалю.
Сердце бедное свело
Скорбью и печалью.
Тихо плещется вода,
Голубая лента.
Вспоминайте иногда
Вашего студента.
Много зим и много лет
Прожили мы вместе,
Сохранив святой обет
Верности и чести.
Ну, так будьте же всегда
Живы и здоровы.
Верю, день придёт, когда
Свидимся мы снова.
Всех вас вместе соберу,
Если на чужбине
Я случайно не помру
От своей латыни,
Если не сведут с ума
Римляне и греки,
Сочинившие тома
Для библиотеки,
Если те профессора.
Что студентов учат,
Горемыку-школяра
Насмерть не замучат.
Если насмерть не упьюсь
На хмельной пирушке –
Обязательно вернусь
К вам, друзья-подружки.
Ведущий: Поприветствуем - читает стихотворение Эдуарда Асадова Белые и чёрные халаты
Если б все профессии на свете
Вдруг сложить горою на планете,
То, наверно, у ее вершины
Вспыхнуло бы слово: "Медицина".
Ибо чуть не с каменного века
Не было почетнее судьбы,
Чем сражаться в пламени борьбы
За спасенье жизни человека.
Все отдать, чтоб побороть недуг!
Цель - свята. Но святость этой мысли
Требует предельно чистых рук
И в прямом и в переносном смысле.
Потому-то много лет назад
В верности призванию и чести
В светлый час с учениками вместе
Поклялся великий Гиппократ.
И теперь торжественно и свято,
Честными сердцами горячи,
Той же гордой клятвой Гиппократа
На служенье людям, как солдаты,
Присягают новые врачи.
Сколько ж, сколько на землей моей
Было их - достойнейших и честных;
Знаменитых и совсем безвестных
Не щадивших сердца для людей!
И когда б не руки докторов
Там, в дыму, в неходком лазарете,
Не было б, наверное, на свете
Ни меня и ни моих стихов...
Только если в благородном деле
Вдруг расчетец вынырнет подчас,
Это худо, ну почти как грязь
Или язва на здоровом теле.
Взятка всюду мелочно-гадка,
А в работе трепетной и чистой
Кажется мне лапою когтистой
Подношенье взявшая рука.
Нет, не гонорар или зарплату,
Что за труд положены везде,
А вторую, "тайную" оплату,
Вроде жатвы на чужой беде.
И когда преподношеньям скорбным
Чей-то алчный радуется взгляд,
Вижу я, как делается черным
Белый накрахмаленный халат.
Черным-черным, как печная сажа.
И халатов тех не заменить.
Не отчистить щетками и даже
Ни в каких химчистках не отмыть;
И нельзя, чтоб люди не сказали:
- Врач не смеет делаться рвачом.
Вы ж высокий путь себе избрали,
Вы же клятву светлую давали!
Иль теперь все это ни при чем?!
Если ж да, то, значит, есть причина
Всем таким вот хлестануть сплеча:
- Ну-ка прочь из нашей медицины,
Ибо в ней воистину стерильны
И халат, и звание врача!
Ведущий: Асадов писал:
Врачи бывали разными всегда:
Один пред трудной хворостью смирялся,
Другой же не сдавался никогда
И шел вперед. И бился и сражался!
Чтоб был и впрямь прекраснейшим ваш труд,
За все, что можно, яростно цепляйтесь,
За каждый шанс и каждый вздох сражайтесь
И даже после смерти семь минут!
Сколько сил и отваги нужно, чтобы, презрев опасность, выполнять свой долг на войне? Сколько мужества нужно, чтобы видеть не глазами – а сердцем? Не сломаться, не отказаться от жизни, не прикрываться слепотой, - а работать над своими стихами, над собой? Впрочем, разве мало героев в нашей стране?
Ведущая: Разве утрачена связь времен? Разве забыли мы подвиг тех, кому обязаны жизнью? Сколько их, совсем юных и взрослых, рассудительных, седых встало на защиту жизни? Мир так хрупок – и в 1941 году, и в 2014 году на защиту его встали люди. читает стихотворение Юлии Друниной «Я связная»
Я порою себя ощущаю связной
Между теми, кто жив
И кто отнят войной.
И хотя пятилетки бегут
Торопясь,
Все тесней эта связь,
Все прочней эта связь.
Я -- связная.
Пусть грохот сражения стих:
Донесеньем из боя
Остался мой стих --
Из котлов окружений,
Пропастей поражений
И с великих плацдармов
Победных сражений.
Я -- связная.
Бреду в партизанском лесу,
От живых
Донесенье погибшим несу:
"Нет, ничто не забыто,
Нет, никто не забыт,
Даже тот,
Кто в безвестной могиле лежит".
Ведущая: Юлия Друнина – может быть, многим из вас еще не знакомо это имя.
Ведущий: Друнина Юлия Владимировна родилась в Москве в учительской семье, 10 мая 1924 года. Отец — учитель истории, мать — школьный библиотекарь. Детство прошло в центре Москвы, училась в московской школе № 131, где работал отец. Любила читать и не сомневалась, что будет литератором. В 11 лет начала писать стихи. Когда началась Отечественная война, семнадцатилетняя Юлия Друнина вместе с семьёй была эвакуирована в Заводоуковск, где записывается в добровольную санитарную дружину при РОККе. Санинструктором прошла войну. Была контужена и 21 ноября 1944 года признана негодной к несению военной службы и демобилизована. Опыт войны лёг в основу её творчества.
Ведущая: Юлия Друнина Солдатские будни. Читает
Только что пришла с передовой
Мокрая, замерзшая и злая,
А в землянке нету никого,
И, конечно, печка затухает.
Так устала - руки не поднять,
Не до дров, - согреюсь под шинелью.
Прилегла, но слышу, что опять
По окопам нашим бьют шрапнелью.
Из землянки выбегаю в ночь,
А навстречу мне рванулось пламя.
Мне навстречу - те, кому помочь
Я должна спокойными руками.
И за то, что снова до утра
Смерь ползти со мною будет рядом,
Мимоходом: "Молодец, сестра!" -
Крикнут мне товарищи в награду.
Да еще сияющий комбат
Руки мне протянет после боя:
- Старшина, родная! Как я рад,
Что опять осталась ты живою!
Ведущая: Юная, семнадцатилетняя девушка, почти девочка. Ровесница многих из нас. Санинструктор. Не врач, но та, кто спасал жизни. Та, которая исполняла клятву Гиппократа. Тогда, больше 70 лет назад, она сказала «Должна».
Юлия Друнина «Ты должна» читает
Побледнев,
Стиснув зубы до хруста,
От родного окопа
Одна
Ты должна оторваться,
И бруствер
Проскочить под обстрелом
Должна.
Ты должна.
Хоть вернешься едва ли,
Хоть "Не смей!"
Повторяет комбат.
Даже танки
(Они же из стали!)
В трех шагах от окопа
Горят.
Ты должна.
Ведь нельзя притворяться
Перед собой,
Что не слышишь в ночи,
Как почти безнадежно
"Сестрица!"
Кто-то там,
Под обстрелом, кричит...
Ведущая: читает стихотворение Юлии Друниной Запас прочности
До сих пор не совсем понимаю,
Как же я, и худа, и мала,
Сквозь пожары к победному Маю
В кирзачах стопудовых дошла.
И откуда взялось столько силы
Даже в самых слабейших из нас?..
Что гадать!-- Был и есть у России
Вечной прочности вечный запас.
Ведущая: каждый день, каждую минуту мы, в своей повседневности, в своей такой простой и привычной работе, отвечаем за тех, кто погиб ради нас. Подвиг их не будет забыт… никогда.
Ведущий: каждый день, каждую минуту мы, в своей повседневности, в своей такой простой и привычной работе, отвечаем за тех, чьи жизни мы, врачи, будем держать в своих руках.